Сто и одна сцена, оставшаяся за кадром

      Качели скрипят натужно, когда Изуна слишком сильно раскачивается на них. Десять лет — возраст, когда свободное время нужно проводить либо с семьей, либо с друзьями. С последним возникали временные трудности (все заняты… опять), а первое… ну, у нее этого и не было. Тихий скрип становился все громче. Учиха прислушивалась к нему, чтобы не подслушивать чужие разговоры — слух, из-за отсутствия острой темы для раздумий, цеплялся ко всему подряд.       Девочка в тысячный раз обводила площадку взглядом. Ничего нового: все те же дети, все те же родители, трава такая же зелёная, как и всегда в это время года, и даже пыль совершенно не изменилась. Сколько она тут не сидит, ничего не меняется! Изуна эмоционально дернула ногой — качель ускорилась, вместе с тем теряя ровную траекторию. И тут ее глаз зацепило что-то яркое и блестящее, выглядывающее из травы. Учиха приостановила качели и чуть шатающейся после долгого катания походкой направилась к находке.       Глухо каркнул на ближайшем дереве ворон. Что-то в этом сильно не понравилось Изуне. Ей вообще вороны не нравились: их слишком много, они словно преследуют ее (а может и не словно) и всегда смотрят как-то….разумно. Это напрягало.       Девочка сделала еще один шаг в сторону находки.Но ворон, кажется, также был заинтересован в том, чтобы получить потерянный кем-то предмет. Все произошло быстро. Вот она наклоняется, чтобы поднять заколку (как выяснилось при ближайшем рассмотрении), а в следующий миг под рукой мелькает что-то темное и пальцы вскользь задевают перья. Утащил, — грянуло осознание, и Изуна, растерянно окинув окружающих взглядом (никто пока пропажи не замечал), замешкалась, не зная, как поступить. Пытаться отнять блестяшку у птицы дело непростое, да и это ведь чужое. Какое ей дело?.. Но кто-то может расстроиться, — эта мысль не давала Учиха покоя.       И, наверное, это и стало второй главной причиной ее решения. Первой была скука. Изуна негодующе посмотрела на ворона. — Отдай, — жестко произнесла она, требовательно выставляя руку вперед. Ворон с секунду посверлил ее взглядом черных глаз, а потом насмешливо каркнул, взлетая на ветку. Учиха захлебнулась возмущением: в голосе птицы ей послышалась издевка. Вообще, Изуна чувствовала себя несколько глупо, разговаривая с птицами (как будто они что-то понимают!), но эта казалась слишком умной. И потом, существуют же призывы — воронов в том числе (у ее деда был такой) — может это один из них. Хотя, это, конечно, вряд ли. Призыв, ворующий блестящие вещицы… да и кто бы его призвал? Она просто ищет оправдания.       В общем, толку от ее просьбы не было, даже птица над ней посмеялась. Это Изуну только разозлило. — Отдай, кому говорю! — воскликнула она, бросаясь к дереву и резво начиная взбираться по стволу. Ворон выждал, пока она приблизится, а затем с громким карканьем, походящим на смех, перелетел на балку качелей. Краснея от неловкости (носится тут…) и гнева (…за этой гадкой птицей!), Изуна, не особо аккуратничая, сползла на землю, сдирая руки о колючую кору. Девочка бросилась к качелям — ворон перелетел на забор. Учиха к забору — он на козырек ближайшей крыши. Причины этой беготни уже отошли на второй план, осталось лишь желание догнать наконец эту птицу и… блестяшка была ей не так уж нужна. Ее просто захватил азарт.       Постепенно, их догонялки сменили локацию: ворон искал места для передышки (хотя… не то, чтобы он выглядел хоть сколько-то запыхавшимся. Зато Изуна уже чувствовала, как горят щеки, пальцы, легкие) уже не на детской площадке, а на улице. Учиха даже не заметила, как очутилась на площади перед Резиденцией Хокаге. Отметив этот факт вскользь, она просто продолжила свои попытки поймать птицу.       Пальцы, ободранные ладони — все уже горело от бесконечного лазания по всему, на что приземлится противная птаха. Руки устали, да и ноги тоже, а дыхание начало обретать прерывистость, но когда ворон сел на высокий столб, увешанный проводами (потихоньку, Коноха начинала осваивать новые технологии), Изуна без раздумий полезла за ним, прекрасно осозвая, что поймать его и на этот раз ей, скорее всего, не удастся. Шлифованное дерево скользило под запотевшими ладонями (впрочем, будь они сухими, было бы еще хуже), и взбиралась наверх Учиха гораздо медленнее, чем раньше. Но ворон, как прежде, ждал, пока она поднимется. Смотрел насмешливо на девчонку, пытавшуюся догнать крылатое существо, имея в наличии лишь ноги, руки да бесконечное упрямство, и тряс блестяшкой в клюве, дразня ее. На заколку Изуне, в самом деле, уже было почти плевать, дело чести стало делом принципа.       Дыхание стало хрипящим, лицо Учиха давно уже зарумянилось красным от бега. Наверное, ворон счел ее неопасной, раз так задержался на столбе: Изуна уж поднялась на самый верх, поровнявшись с ним, а он все сидит. Это его и сгубило. Собрав последние силы в кулак, девочка резко задрала рубашку и накинула ее на ворона, словно сеть. Когти тут же затрепыхавшейся птицы больно царапали живот, а потом она начала еще и клеваться, но Изуна чувствовала себя победительницей. Будет знать, как над ней смеяться!       Но момент триумфа был недолог: без рук, ныне занятых зажиманием рубашки, чтобы гад не улетел, держать равновесие было куда как сложнее. И, будучи занятой упоением своей победой, девочка его потеряла. Мир резко пошатнулся, и она полетела вниз. Внутри все ухало и как-то холодело, создавалось ощущение, что вниз падает только оболочка, а все внутренности тянутся вверх, к небу. Изуна так и предвкушала будущий вкус земли и крови, а также боль от удара, но… ничего не произошло. Зажмурившись, она только ощутила крепкую хватку чьих-то рук. Ее поймали.       Нос щекотало что-то мягкое и волосатое. Вроде, шерсть. Но поймавший ее человек был именно что человеком — не зверем. Глаза были плотно сомкнуты, и если по началу Учиха хотела их открыть, то потом это желание пропало. Происходящее отдавало абсурдом и какой-то нереальностью. Ощущение… какое-то непонятное внутреннее чутье улавливало нечто знакомое. А разум делал выводы: кто может быть рядом с Резиденцией Хокаге? У кого в Резиденции Хокаге (да и вообще, в Конохе) есть воротник из мягкой-мягкой шерсти?       Ответ был очевиден, — Изуна открыла глаза — обзор почти полностью перекрывал знакомый белый мех, — Нидайме, Тобирама Сенджу… — То-чан¹! — вырвалось против воли, и девочка тут же испуганно отпрянула от отца. Опять она не сдержалась… и опять приходилось врать и выкручиваться. — И Хокаге-сама!       Учиха «пораженно» расширила глаза, делая вид, что первым делом обратила внимание на То-чана, а не на… впрочем, в любом из случаев это заявление было бы верным.       Под рубашкой, больно царапая живот, дернулся ворон. Нидайме, только отойдя от ее обращения (не то, чтобы это было впервые, но, наверное, привыкнуть к этому невозможно), с нескрываемым удивлением перевел взгляд вниз, а когда из-под ворота помимо головы Изуны выглянула черная птичья головка, снова посмотрел ей в лицо. — Это ты из-за нее туда полезла? — голос Хокаге, когда тот отошел от удивления, звучал добродушно. Можно было подумать, что его забавляет сложившаяся ситуация. Изуна смущённо улыбнулась, но вовсе не потому, что ей было стыдно, что ее застали за подобными действиями. Просто… Ворону теперь хотелось сказать «спасибо», ведь это он привел ее сюда. — Да, — с огромным сожалением девочка отстранилась. Мужчина тут же опустил ее на землю. Честно, она потянула бы с этим ещё хотя бы минут пять, но ведь окружающие не поймут. И он не поймёт. — Эта вредная птица унесла кое-какую чужую вещь, а я решила ее вернуть.       Изуна скосила взгляд на ворона… и обомлела. В клюве ничего не было. Потеряла! В целом, Учиха давно уже было плевать на ту заколку, но она же только что заявила перед Нидайме, что хочет вернуть ее владельцу! А тут оказывается что? Что она ее потеряла? Взгляд панически носился по земле, по маршруту, которому следовали они с вороном. Блестяшки нигде не было. — Хотя, кажется, теперь ее придётся искать… — и щеки таки вспыхнули. Как неловко. — Может и не придётся, — улыбнулся Нидайме мягкой, почти незаметной улыбкой. От которой почему-то стало и радостно, и горько. Он улыбался так всем детям, и даже то, что она Учиха, особенной ее не делает.       Тобирама сделал шаг в сторону столба и, наклонившись, поднял что-то с земли. Изуна с неловким любопытством уставилась на его кулак, а когда Хокаге протянул ей руку с лежащей на ней блестящей заколочкой, пораженно ахнула. Нашлась!       «Спасибо» само рвалось на язык, однако девочку остановила одна внезапная, но очень чёткая мысль. Учиха. Она, Учиха, проглядела то, что потом легко нашел Сенджу. Это звучало как анекдот, но предки бы заворочались в гробах явно не для того, чтобы посмеяться. И даже то, что она полукровка, а значит не до конца Учиха, ситуации не исправляло, потому что глазастым Сенджу оказался ее отец.       Изуну, в принципе, не смутило бы произошедшее, но… но Нидайме смотрел так, словно тоже пошутил об этом в мыслях. И клановая гордость была задета. — Это все потому, что у Вас вечный шаринган активирован! — пискнула Учиха смущенно, и ещё больше залилась краской, когда Сенджу выразительно на неё посмотрел. Ну да, шаринган, как же… Вежливой всё-таки быть нужно, — напомнила себе девочка, вдруг осознав, что слова благодарности так и остались у неё в голове. — Спасибо… — Вечный шаринган? — спросил с плохо скрываемым смехом Тобирама, и глаза его на солнце сверкали скорее оранжевым, нежели красным. Не шаринганом. — Я же не Учиха. — Ну может где-нибудь в предках… и шаринган с деревянными клетками перемешался и вот так получился Моку-шаринган… — пробурчала Изуна, с каждым словом все больше осознавая, что несет полнейший бред. Учиха в предках у Сенджу из главной семьи? Деревянные клетки? Какой ещё, к биджу, Моку-шаринган?! А язык все продолжал плодить неприятности: — Как минимум по Хагоромо…то есть, Рикудо… мы с Вами точно родственники!       Точно. Родственники. Отец и дочь, например. Внутри все сжалось. Тобирама, как ей казалось, прекрасно знал об их кровной связи, но не любил о ней вспоминать, и поэтому… поэтому он должен был разозлиться. Однако Нидайме почему-то не злился и даже не морщился в раздражении. Его ее теории смешили. — По Рикудо-сеннину — может быть, — удивительно легко и совсем не зло согласился он, — ведь ваш прародитель, Индра, так же, как и прародитель Сенджу Ашура был сыном Рикудо?       Изуна активно закивала, и челка затряслась перед глазами, забавно взлетая и падая в такт движениям головы. В памяти ожило все, что она когда-либо знала по истории того времени, и девочка уже даже с колотящимся от волнения и радости сердцем приготовилась продолжить их с Нидайме дискуссию… как последний посмотрел в сторону скалы Хокаге, под которой чуть сбоку находились территории Сенджу, и вздохнул. Сердце дрогнуло и словно остановилось. И радость утихла. — Мне пора, — сказал Тобирама и перевел взгляд с ее макушки (а будь она чуть повыше, смотрел бы на шею: куда угодно, только не в глаза) на зажатую в руках маленькую золотисто-розовую заколочку. — Верни пропажу хозяйке, хорошо? — Хорошо, — говорит Изуна, натянуто улыбаясь. Он уходит… наверное, к Цунаде и Мито. К своей семье, чтобы провести с ними редкое свободное время, подискутировать на какие-нибудь нормальные темы, а не про дурацкий Моку-шаринган. К Сенджу. Он уходит к Сенджу. А она должна идти к Учиха.       Ничего я не верну, — думает девочка, рассматривая хрупкий цветок, украшающий заколку, и плотно сжимая губы. Не вернёт. Ей это нужнее.       На полке, в самой дальней от входа комнате, на стеллаже в тот день появился новый экспонат. Ещё одна вещь, связывающая ее с отцом.       Заколка с розовым цветком