***
Немецкая семья потомственных музыкантов Шваген-Вагенс переехала в Калифорнию в начале пятидесятых годов. Уже тогда, молодой двадцатитрёхлетний Лорд своего рода — Густав Шваген-Вагенс был женат на тихой и невыразительной девушке Мэри, которой отроду было всего двадцать лет, по брачному контракту их родителей и имел свою компанию по производству бильярдных шаров. Спустя три года, за промежуток которых семья Шваген-Вагенс стала являться авторитетом среди других статных семей богатого района Калифорнии, молодая жена лорда забеременела. Густав, которому с детства давали «должное» воспитание, был аморально жесток к своей супруге и часто избивал её пощёчинами за любой проступок: будь то просто перебивание в разговоре, или даже нежелание спать сегодня ночью с ним из-за плода, растущего в ней. У Густава Шваген-Вагенса были огромные планы и цели, которые он может достичь лишь с наследником. Молодой лорд таскал уже непротиворечившую Мэри по самым дорогим платным клиникам и женским центрам, чтобы узнать половую принадлежность ребёнка. Ждать этот мужчина совершенно не умел и хотел узнать желаемого чуть ли не на третьей неделе беременности. Ох, какова была его ярость, когда на пятом месяце беременности своей тихони-жены, он узнал о наследнице. В тот день, дома, поздно вечером, озверевший мужчина из-за перебора алкоголем, чуть не задушил свою молодую супругу, но вовремя остановиться его заставила мысль, которая теперь билась в его мозгу вместо ритма сердца:«Второй ребенок — юноша. Наследник. Второй ребенок — юноша. Наследник.»
. Все оставшиеся месяца, Густав не притрагивался к Мэри. И к алкоголю тоже. И вот, наконец, Леди Шваген-Вагенс родила дочь, которую мужчина назвал Лидия, что значит «девушка». Воспитанием и обучением девчонки, пока та не умеет даже ходить, занимаются няни и гувернантки. Теперь, мужчина мог перейти к своему главному плану: появление на свет мальчика. Наследника. Юноша, который будет равняться на своего великолепного Отца и видеть идеал лишь в нём. Юноша, который покорит всех своей игрой на скрипке во время вступительного экзамена в Консерваторию Музыкальных Наук имени Святого Андрэ`а. Юноша, который продолжит дело своего Отца и повысит авторитет их рода ещё выше, чем сейчас. Да-да, наследник будет идеальным, словно начерченным по линейке. Спустя семь месяцев, одним необычно солнечным утром, на завтрак с профилактического приёма в больнице пришла плачущая Мэри и еле слышным голосом доложила, что не сможет забеременеть ещё какое-то время из-за нарушения вегетативной системы и пренебрежения правилами безопасности насчёт интимных моментов во время беременности. За все эти месяцы, Густав первый раз дал жене очень сильную пощёчину и решил пригубить бокал дорогого виски. План снова пошёл по шву, что разочаровывало мужчину и одновременно давало больше желания получить его исполнение. Ждать восстановления вегетативной системы у Мэри Шваген-Вагенс пришлось целых четыре года. За это время Лидия уже научилась грамоте и письму. Через год начнется её обучение на скрипке. И вот наконец, на приёме в клинике семье Шваген-Вагенс сказали «радостную» новость о беременности жены лорда. Снова «мучительное ожидание» в пять месяцев и мужчина ведёт свою супругу на приём. С этого момента и начинается вся история…***
— Мистер и Миссис… Шв-Шваген-Вагенс, заходите. — пробормотала молодая медсестра в коридор приемной выглядывая из-за двери. Молча встав, Густав пригладил свои усы, которые выделялись своим каштановым цветом и зашёл первым. За ним робко шагнула Мэри. Мужчина остался в первой части кабинета, мрачно поглядывая в свои карманные часы. Сейчас вершится история семьи Шваген-Вагенс. Ведь совсем скоро у Лорда рода потомственных музыкантов родится наследник и будущий лорд. Женщина средних лет, более опытная медсестра, чем первая, и Леди Шваген-Вагенс прошествовали к кушетке, после чего скрылись за ширмой. Долгие десять минут молчания, какой-то надрывный шёпот в одно слово и из-за ширмы выходят уже молча плачущая Мэри и глядящая пустым взглядом в никуда медсестра. Жена лорда подозрительно скованно села через стул от него, словно стараясь отгородиться от безумного тирана. Женщина, занимающаяся медициной уже около десятка лет, прошествовала к своему столу и сделала пару записей в ежедневнике. Мужчина громко прокашлялся и встав горой над столом медперсоны, торжественно спросил: — Вы можете поздравить меня с наследни-ком? — сделав в своём обращении акцент на окончание последнего слова. — Наследни-цей, Мистер Шваген-Вагенс. У Вас снова девочка. Нарушил эту напряжённую тишину лишь надрывный плач Мэри, которая понимала, что дома она может и не открыть глаза на следующее утро. Густав же в этот момент почувствовал, как в его мозгу щёлкнула лампочка. В уме этого безумного человека родилась ве-ли-ко-леп-на-я идея. Раз наследник не родился сам, сотворим его воспитанием и дисциплиной!***
— П-пап, а почему я должна носить пиджаки и брюки, когда Лидии разрешено быть в платье? — тихо спросила девочка со светлыми короткими волосами зализанными назад и ясными голубыми глазами, обрамлёнными девичьими ресницами, сидя за столом на ужине в кругу мрачной семьи. На теле малышки был костюм состоящий из брюк, рубашки и пиджака. Казалось, это был мальчик с красивым лицом, но нет. От слов младшей дочери Мэри подавилась воздухом, отчаянно скосив взгляд на замершего Густава, и решила сказать, что уже вполне наелась, в спешке покидая столовую. Лидия презрительно фыркнула и решила перед уходом из комнаты высказать своё мнение: — В отличие от тебя, Себастья-ян, я — девушка и мне положено носить такую одежду. Ничтожество. В столовой повисла тишина. Все решили уйти подальше от сцены сломления личности. Мэри тихо рыдала в своей спальне, моля Господа, чтобы её младшая дочь выжила этой ночью. Лидия долго сидела перед зеркалом туалетного столика коря себя за трусость, вглядывалась в эти бесстыжие голубые глаза, как и у её сестры и шептала извинения той девочке, которая сегодня исчезнет в старой достойной столовой. На всё поместье в оглушающей тишине раздался шлепок и вскрик ребенка, который после был прерван грубыми словами: — Себастьян, никакой юноша не смеет так обращаться к своему Отцу! Жалкий выродок! Ты был мужчиной и будешь! И плевать, что твоё тело женское, мы это всё равно исправим. Ты просто родился дефектным червяком! Ещё подобное обвинение и я рассеку тебе руку! Пошёл в свою комнату, живо! Плачущая от несправедливости и непонимания Себастьян соскочила со стула и выбежала из огромной столовой, кажущаяся ей залом суда, где её Отец — судья, желающий лишь её падения. Проносясь мимо спальни Лидии, девочка сдержала крик души, который спросил бы, что в старшей сестре особенного, раз ей разрешено быть девочкой. После зайдя к себе, светловолосая опустилась на колени перед постелью и уткнувшись личиком в одеяло, она начала горько плакать. Впервые в жизни, Себастьян пожалел что родился девочкой.***
Спустя десять лет под крылом тирана
— Вот чёрт, вступительный экзамен уже через несколько часов.? — тихим голосом спросил у себя Себастьян, продрав глаза и посмотрев на стрелки будильника, показывающего без пяти минут семь утра. В этот раз он проснулся раньше этого злобного механизма, чему парень был немного несчастен. Всё-таки отдохнуть всегда хотелось подольше, а это получалось лишь ночью, пока все спят. С тяжким вздохом, юноша поднялся с кровати и подошёл к зеркалу, стоящему рядом со шкафом, чтобы взглянуть на себя. Короткие зализанные волосы, усталые и замученные голубые глаза, потухшие от всех издевательств под названием «Дисциплина». Расстегнув ночную рубашку, взгляд пустился по торсу, где на грудь были наложены тугие эластичные бинты, скрывающие ещё не развитую до конца женскую грудь. Застегнувшись обратно, парень услышал трель будильника и поспешил его отключить, после чего сразу в комнату зашёл высокомерный дворецкий, Рофт, и гундосым голосом, который так раздражал в душе Себастьяна, сообщил, чтобы он немедля пошевеливался спуститься в столовую на завтрак, не забыв о водных процедурах. Кратким кивком головы блондин ответил на слова мужчины и поспешил в ванную. Уже стоя перед зеркалом снова, парень вспомнил длинные волосы сестры и прикусив губу, провёл дрожащей, от недавних ударов линейкой, рукой по своим патлам еле достигающим шеи и горестно вздохнув, прошептал себе под нос: — Интересно, когда Отец умрёт, я смогу отрастить себе волосы…? Но отмахнувшись от этой мысли, парень быстро ополоснул рот и поспешил одеться, чтобы после пойти завтракать, где точно будет отвратительная овсянка. И уже сидя за столом, поедая еле пролезающую по горлу кашу, Себастьян услышал вопрос Лидии: — У тебя во сколько экзамен? — В десять, но тебе-то какая разница, Лидия? — поспешил ответить голубоглазый, отчего заслужил презирающий взгляд девушки и ответ, пропитанный желанием досадить: — А я приду и посмотрю! Затем Рофт подошёл к Густаву и показал коробку, которую вчера Себастьян не стал выносить из-за того, что была ночь. После ответа отцу, что он хотел выбросить её утром, глава семьи велел дворецкому вынести коробку самому, отчего слуга шипя произнёс парню почти на ухо, идя мимо: — Это ты мне так на моё место указал? Щенок… Себастьян чувствовал, что он хочет убить каждого жильца этого дома. Даже себя.***
— Вот же… Рука болит, Отец бесит, Рофт злится, Лидия придёт. — вдруг монолог страдальца был прерван блеском цоколя разбитой лампочки, лежащей на тротуаре. Оглядевшись, чтобы никого наблюдающего за этой сценой не было, Себастьян пинками пустил лампочку в подворотню к мусорному баку и уже хотел поднять её, как вдруг из тени появилась смуглая юношеская рука, взявшая лампу за цоколь первой и тут ушей юного скрипача коснулся немного хриплый, но глубокий голос незнакомца: — О, лопнутое светило. А жопка какая, м-м-м. — немного нервничая, блондин первый раз возразил другому человеку: — От-отдай! — А это чё, твоё? — словно грубо спросил парень из тени, взглянув на Себастьяна своими карими глазами, отчего первый даже прикусил губу от испуга, но тут, на свет вышел его ровестник, даже чуть ниже ростом и посветлев лицом, с улыбкой кинул застывшему парню лампочку в руки со словами и смешком: — Да на, нахер она мне сдалась, Хех! Еле поймав летящее сокровище пальцами за цоколь, Шваген-Вагенс ожидательно посмотрел на шатена в зелёной кожанке. Тут незнакомец сделал резкий шаг к нему и со смехом спросил: — Чё встал, как обоссался? Себастьян поспешил поправить наглеца словами, немного заикаясь: — Я-я не описался! — и пафосно разбив колбу лампочки о стену рядом находящегося здания, сунул нужный цоколь во внутренний карман пиджака, после поспешив покинуть переулок. — Ехех, да ладно, шучу! — внезапно оказавшийся рядом с Себастьяном тот шатен, старался извиниться, после шёпотом добавил: — Это я там нассал, хе-хе! Юноша немного отошёл от брезгливости на лице, но в душе удивляясь раскрепощенности парня, и даже немного восхищаясь этим, а после пошагал к Консерваторию, которая был через два здания от того переулка. Всё это время парень шёл за ним, что напрягало блондина, чем он и поспешил поделиться с незнакомцем, развернувшись лицом к лицу к парню: — Почему ты идёшь за мной?! — О, нет, я не иду за тобой. Просто мне нужно туда, куда и тебе. — спокойно и с расслабленной улыбкой, в которой, кстати, голубоглазый, не специально, заметил один отсутствующий верхний зуб, ответил шатен. Негодование буквально вылезало из усмешки и слов Себастьяна на это: — Ха, я иду на вступительный экзамен в Консерваторий! — Ну, так и я. — такой же, как и прошлый, спокойный ответ вывел блондина из равновесия. Поджав губы, он удивлённо разглядывал лицо парня перед собой, а потом словно вернув себе надменность поспешил сказать, как и его отец: — Ты?! Н-но ты не выглядишь как музыкант! Скрипач скользяще осмотрел одежду незнакомца: потрёпанная зелёная кожанка, бордовая футболка с пятном от чего-то жирного на подоле, ярко синие джинсы и серые кеды поношенные временем, словно это была его единственная обувь на все сезоны погоды. Так же, Себастьян заметил на шее парня деревянные бусы, а за спиной висел тускло-фиолетовый чехол с акустической гитарой внутри. — А почему бы музыканту не решать, как ему выглядеть? — фраза, сказанная решительным голосом полностью раздавила все идеалы отца, выстроенные в голове блондина. Застыв на месте и переваривая эти слова, юноша всё повторял их вслух, желая понять самую глубокую суть, которая и так была на поверхности. А почему бы…? А почему бы…? Похоже, этот день принесёт много новшеств в мировоззрение, построенное и вбитое в его мозг болью. Поспешив развернуться к Консерваторию, парень зашёл внутрь. Уже сев рядом с сестрой рядом, в главном зале, где оглашались имена подавших заявки на вступление, блондин на миг позволил себе выдохнуть. Вдруг последним из списка оказывается снова тот же незнакомец с переулка. Он садится словно на специально единственное свободное место, находящееся рядом с Себастьяном и здоровается с ним. Лидия негодует, на что шатен спешит ответить, как они познакомились. Тут его прерывает крик блондина, но после один из педагогов просит его начать выступление первым, как сына, на этих словах Себастьян невидимо морщится, Густава. Тот словно принимает приглашение с высоким самомнением и спешит в аудиторию.***
Огласили список лучших поступивших и Шваген-Вагенсы смотрели имя Себастьяна в нём. Тут Лидия кривит лицо в отвращении и произносит: — Ты второй. — Что? Но кто меня обошёл.? Кто этот… Хар-. Харв-.? — пытается прочесть имя блондин, но его прерывает тот парень в зелёной кожанке, растолкал их с сестрой, после победно возносит руки вверх со смехом убегает, крича: — Уху, первое место! Я принят! Теперь на лице Лидии был и шок, и раздражение. Та сразу риторически спросила брата: — Тебя обошёл этот червяк? — голубоглазый попросил её молчать, но с чего Лидия будет это делать? Вот, и она так же ответила, отчего скрипачу осталось лишь рыкнуть от досады и злости на себя за бездарность, и поспешить домой.***
Мысли же Себастьяна были далеки от результатов экзаменов. Он всё так же переваривал фразу шатена, чувствуя как в нём кипит решительность. Да, почему бы музыканту самому не решать, как ему выглядеть? И почему бы ему самому не решать, кем быть, мальчиком или девочкой? Она тоже заслуживает быть тем, кем она является, подумала Себастьян, как вдруг из-за плеча вылезает голова того парня, не на шутку пугая её, отчего та даже вскрикивает. — Хэ-эй, приве-е-ет! Наше знакомство не задалось, но может дальше будет лучше? — юноша остановился, смотря на напуганную Себастьяну. Та поспешила снова принять спокойный вид и ради продолжения диалога спросила: — Как тебе… Удалось занять первое место на экзамене? — кареглазый принялся говорить о квантисекстах и о том, что вопросы вообще были легче лёгкого. Блондинка даже завидовала ему. Ей, чтобы научиться играть на скрипке понадобилось много времени и боли. Она сжала ручку чехла скрипки и понуро произнесла: — Твои родители могут тобой гордиться… — Да нихера. Моя мать вообще против того, чтобы я занимался музыкой. Мне удалось её уговорить только на то, что если я займу первое место в консерватории, которое объявили в этом году бюджетным, то буду учиться бесплатно. Вот и… Получилось. — теперь Себастьян взглянула на этого человека с другой стороны. Кажется, с родителями ему тоже не повезло, но они хотя бы его слушают, и за личность приняли, раз дали возможность что-то решать. Внезапно, внутри груди голубоглазой проснулось желание открыться ему, этому парню из переулка, в зелёной кожанке и без одного зуба, что теперь даже казалось ей изюминкой. Никогда такого теплого ощущения не было в теле Шваген-Вагенс. Она буквально не понимала, что делает, но её губы начали двигаться, а рот говорить слова, открывая тайное этому незнакомцу: — А мой отец решил, что я с детства долж-ен быть истинным мастером скрипки, и любое моё слово «против» карается ударами. Не стал есть овсянку, «Руку, Себастьян!». Не успел придти домой по минутам, «Руку, Себастьян!». Не правильно ответил на вопросы по сольфеджио, «Руку, Себастьян!». Послышался удивлённый свист и сочувствующий взгляд. Шатен даже по-дружески похлопал её по плечу, отчего теперь то место горело огнем. — И теперь, так как я второй в списке, меня ждёт жуткая порка руки… О боже, каждый день в том доме, я провожу как в кошмаре. — от гитариста послышалось тихое «ой…», а потом и подбадривающая фраза: — Н-ну, чего ты, подумаешь, ты ведь занял Второе место, чувак! Многим даже последнее место кажется подарком судьбы! Себастьян старалась держаться из последних сил, чтобы не заплакать от несправедливости, как в детстве. Почему её отец не похож на этого парня с таким классным мировоззрением? Почему у кого-то семья как семья, а у неё ублюдок на ублюдке? Она не заслужила даже капли любви? Чем она так фальшивит? Старается угодить всем и в итоге её хотят все забить. Остановившись посреди тратуара на расстоянии дома от особняка её семьи, блондинка в костюме не выдержала и горько заплакала, прикрыв рот рукой, впиваясь ногтями в кожу щёк. Шатен шедший рядом, несколько секунд удивлённо разглядывал её, а потом подошёл и… Обнял. Начал хлопать по спине и говорить, что он может выплакаться. Что всё будет окей. Да, возможно, пока она с этим парнем, тут, на улице, всё окей, но стоит ей переступить порог дома тирана, как её снова начнут убивать. Она не хочет. Она устала. Столько лет потакать и пресмыкаться. К черту всё. Возможно, если он пригласит её в гости… Даже если этот парень будет жить в какой-то халупе, ей будет без разницы, главное чтобы не было там тирана отца. Пытаясь успокоить её, парень поспешил что-то сказать: — Слушай, а у меня вот тут Бах есть. На, послушай. Точнее, не Бах, а бабах! Хе-хе! Понял? Блондинка поправила свои короткие волосы под мальчика и приняла картонку с именем композитора с пластинкой внутри и старалась улыбнуться, пошутив: — Я играю Баха с шести лет… Тут парень взмахнул рукой и громко ответил: — Ну играешь, а что толку? Но если ты научишься слу-ушать, м, это взорвёт твой мозг. — после он снова похлопал Себастьяна по плечу и развернулся к дороге лицом, говоря и махая рукой на прощание: — Если не захочешь меня видеть, то пожелай чтобы сбила машина! Внезапно мимо него пролетел автомобиль и тот поспешил исправиться: — Ладно, лучше не желай! Фиг знает, что у тебя в голове… Блондинка тихо посмеялась, прикрыв рот картонкой с пластинкой и после пошла к дому, где вздохнула и прошептав, что будет больно, зашла внутрь с бесцветным лицом. Все жильцы дома собрались у главного входа. Лидия и мать стояли на лестнице, Рофт был около верхних ступеней, а Густав буравил её взглядом прямо у входа. — Как прошла репетиция, Сынок? — фальшивым ласковым голосом спросил глава семейства. Себастьян вытащил из-за пазухи буклет с занятым вторым местом с холодными словами: — Я в числе лучших, Отец. Старший блондин принял зелёный буклет, а после швырнул его на пол с раздражением: — Ты всего лишь Второй! — о боги, как же его слова отличаются от слов того парня в кожанке. Может… Стоит прекратить бояться сказать хоть слово? Хоть так изобьет, но теперь будет за что! — И тебя обошёл какой-то бродяга! Поверить не могу, что моего сына обошёл какой-то мусор! — расхаживая по холлу кричал Густав. Тут дворецкий поспешил поделиться «Интересной» новостью: — Я ещё видел, как он подружился с этим бродягой. Они шли вместе по одной дороге рядом. — Ну, а Лидия вообще была третьей! Разве это не хорошо, что я занял второе? — негодующе воскликнула Себастьян. Густав яростно взмахнул руками и ещё хлеще закричал: — Не смей так говорить! Она — девушка! И у неё были достойные соперники, в отличие от тебя. — ну, всё, подумала блондинка, ты меня выбесил. И так же на манер отца взмахнув руками, она закричала, отчего Рофт даже поперхнулся своим высокомерным видом и удивлённо смотрел на неё: — А разве я не твоя дочь, Отец?! Почему Лидия, будучи старшей, имеет право быть девушкой, а я нет?! Разве музыкант не имеет право сам решать, кем ему быть, парнем или девушкой?! Что плохого в том, что я родилась женщиной? Отвечай! — последнее слово разнеслось эхом по дому, принося тишину. Тяжело дышащая Себастьяна смотрела прямо на Густава, который хмуро и немного негодующе осматривал её. Дёрнув головой, мужчина в один шаг приблизился к ней и сильно схватив за руку, оттянул рукав пиджака и стал хлестать линейкой по внутренней стороне запястья, при этом светловолосая била Отца по руке и царапала его запястье, чтобы тот отпустил, не желая больше это молча терпеть. Эта дикая борьба происходила под аккомпанемент удивлённых и запуганных взглядов старших девушек семейства, а так же и дворецкого. Не выдержав последний удар, блондинка накинулась на Отца и смогла вырвать линейку у него из хватки, замахнувшись и хлестанув того по щеке, после начав бить ей по его руке, держащей её уже кровоточащее запястье, пока тот старался вытащить линейку у неё из ладошки. Через пару ударов, он с шипением отпустил руку Себастьяны и та гулко дыша, горела желанием бороться до победы. Опустив голову, она схватила эту отвратительную деревянную линейку по обоим концам руками и на глазах у всех сломала пополам, после бросив на пол и пнув её куда-то под столик с цветами у лестницы, пошла гордо наверх, преследуемая горячим взглядом ненависти от Густава. Предмет тирании сломан. Власть тирана пала перед ней. Она больше не боится. И пускай он попробует упечь её в психушку. Там даже лучше. Наконец то, она смогла побороть гнёт Отца. И плевать, что будут последствия. Она выжила сегодня. Остальное завтра. Оставшись наедине с собой в комнате, голубоглазая сняла свой костюм и переодевшись в халат, закрыла дверь, поспешив поставить пластинку с Бахом и лечь на постель. Активные басы барабанов и звук гитары возродил в ней дух воли и желание победить собственного отца, отчего девушка даже была рада в душе, что всё так сложилось. Что же, это не Бах… И это классно!