***
Оба юноши сидели в смятении и всеобщего шока от услышанного начала истории. Ди даже потерял свой привычный скептический взгляд, так как с каждым словом матери, он начинал понимать, что её поведение, эти иногда фальшивые улыбки — это травма детства, которого у неё не то что не было, она даже не могла быть собой. Например, сейчас в свои пятнадцать, старший из братьев знал, что Глэм обожает готовить и вязать им с Хэви разные вещи на зиму, чему оба несказанно рады, так как вяжет она их в любимых расцветках своих сыновей и даже делает с логотипами любимых групп. Ди, конечно, никогда не показывал женщине своей радости таким подаркам, но трепетно каждый год ждал рождество, чтобы получить ещё один чёрный свитер с логотипом его любимой рок-группы. Парень никогда и никому не признается, но он обожает, что эти кофты пахнут духами его мамы с ароматом корицы и сандала, а так же имбирным пряниками и глинтвейном. Сейчас же, блондин с веснушками пытался понять, почему его отец и мать вместе. Он был вполне близок к ответу, но… Но… Всё-таки история не была рассказана до конца. И ему хотелось послушать дальше. Поэтому, решившись прервать тишину в доме, сидя за столом с семьёй, Ди спросил: — А, что дальше-то было? Ты жила с поведением парня, твой батя был поехавшим тираном, а папа тебе дал пластинку. И это всё? Не уверен я, что он за одну встречу влюбился в тебя и похитил из дома, чтобы жить долго и счастливо вместе, причём думая, что ты парень. Ещё так много лет не рассказано… Можно… Услышать дальше? Сперва Глэм задумчиво взглянула на старшего сына, а после начала говорить, словно издалека, уже сев за стол: — Поймите, что в свои пятнадцать лет я почти два месяца настраивалась, чтобы рассказать вашему папе, что я на самом деле девушка, особенно не зная, что его любовь ко мне не зависела от моего пола. Поэтому, я считаю, вы, а в особенности ты, Ди, готовы подождать до завтрашнего вечера. Я как раз соберу свои мысли в порядок и смогу продолжить гово-… — тут мелко дрожащую, бледную и тонкую женскую ладонь, с мозолями на пальцах накрыла мужская, грубоватая, но всё равно нежно касающаяся кожи под ней, смугловатая рука с ухоженными ногтями и несколькими царапинами. Глэм перевела напряжённый взгляд на лицо своего мужа, друга и душевного товарища в одном лице, и тут же расслабилась, увидев такой родной и успокаивающий блеск карих глаз. Чес задорно улыбнулся ей, как в юности, сверкая зубами и той щербинкой в виде отсутствующего зуба и сказал, вселяя уверенность: — Ничего, Глэ, завтра я расскажу, а ты морально выдохнешь, послушаешь рок, распишешь пару гитар, договорились? — Чес всегда использовал это ласковое сокращение к имени жены, когда скрытно говорил серьезно. Блондинка ласково поцеловала шатена в уголок губ и встала со стула, с благодарным взглядом, убирая пустые чашки из-под чая и тарелки с ложками, с остатками крема от рулета. Тут Хэви наконец понял о чем они, и радостно подпрыгнул на стуле: — Так это что, типо сказка на ночь? Круть! — Хэви! Не воспринимай тяжёлое прошлое матери и отца как сказку. Не думаю, что тебе понравилось, как над твоим рассказом, что твой брелок с логотипом «Мановар» сломали какие-то гопники, смеялись. Хотя честно, видеть твою заплаканную рожу было весело. — мрачно одёрнул брата Ди и под конец усмехнулся над его надутым видом. Чес глядел на парней и удивлялся, что их характеры ни капельки не похожи ни на его, ни на Глэм-овский. Кареглазый хоть и был оптимистом, но не настолько наивным, как младший сын. Детство с пьяницей матерью, которая, конечно, изменилась через нескольких месяцев проживания блондинки с ним в трэйлере, благодаря ей, сделало своё дело, заставив его сомневаться даже в своих знакомых. Наверное, единственная личность, которой он верил безоговорочно, это была Глэм. В тот момент когда он увидел испуганную блондинку в подворотне, а в тот момент, точнее, блондина, он показался ему птенцом. Взъерошенный, сидящий в скорлупе, но желающий летать. И почему-то именно смыслом в его жизни, на тот промежуток времени, стало разбить эту скорлупу богатства и напускного отвращения к простым вещам. Затем шатен взглянул на младшего сына с рыжей шевелюрой, когда он и Ди уже вышли из кухни, направляясь наверх в спальни. Когда они с Глэм показали матери Чеса второго внука, та высказалась, что мальчишка копия её бывшего мужа. И веснушки у Ди от него. Что было довольно странно, но как передалось по наследству, так передалось. Обвинять Глэм в измене, Чес ни за что не стал бы, так как и сам понимал, что это абсурд. Блондинка с юных лет была очень привязанной пташкой к нему одному, так как он помог ей сбежать из того Ада, называемый «домом родителей». Даже с ребятами из их группы она общалась натянуто, не желая сближаться, либо сидела почти в обнимку с ним и тогда разговаривала более свободно, словно показывая, что чувствует себя рядом с Чесом в безопасности. Это очень цепляло его два десятка лет назад, да и сейчас тоже продолжает. Когда они наедине в спальне, то словно эти взрослые года улетучиваются, и они возвращаются в свои детские тонкие тела, лежат на постели, рассматривая потолок с наклеенными люминесцентные звёздочками и планетами, которые на нём остались из-за того, что здесь раньше была детская комната Ди, и болтали обо всём, что происходило сегодня. Чес, слушая любимый смех его жены, всегда не может понять, как такой бродяга, как он, заслужил такое сокровище рядом. Она выбрала его в друзья. Доверилась. Рассказала своё прошлое, осталась с ним в том настоящем, и пожелала создать общее будущее в виде пары и семьи. А он и не имел ничего против. — Чес, милый, ты снова задумался. — осторожно вытащила его из размышлений голубоглазая блондинка и вытерла руки с чёрным маникюром об полотенце. — Ого, Хех, да уж. Просто вспомнил как ты была похожа на одуванчик с той самой прической. — весело объяснил кареглазый мужчина, и тут же улыбнулся, услышав смешок Глэм. — Хм, кажется, что из-за недосыпания, и мешков под глазами, ты меня ещё и марсианином называл. Зелёный побег Чеснока, хах! — поддержав детские подколы мужа, женщина повернулась к нему с естественной усмешкой на губах. — Ммм, но ты же знаешь, что ты вся пахнешь этим Чесноком? — повернув голову через плечо и подмигнув внезапно смутившейся Глэм, шатен одержал победу в этом противостоянии и встал из-за стола, направляясь к блондинке и обнимая за талию, целует в мягкую щёку. Послышалось тихое мычание удовлетворения и тут шею бывшего солиста обнимают уверенные руки Глэм, требуя продолжения трапезы. Конечно, Чес не заставил любимую ждать и поцеловал ту в губы, поддающиеся навстречу. Что ж, они довольно соскучились по друг другу за сегодня. Можно и отдохнуть в постели. Подняв налегке блондинку на руки, Чес понёс ту в их спальню на первом этаже. Так хоть дети не услышат.***
Лёжа в объятиях друг друга после приятного секса, они смотрели в потолок и уютно молчали. Чес задумчиво выводил на плече Глэм узоры большим пальцем и перебирал её волосы, слушая, как она дышит с малой хрипцой и не мог не гордо улыбнуться. Только он мог так доводить её до сбитого дыхания. Что игрой на гитарах вдвоём, что сексом, что пением. — Чес… Ты ведь правда счастлив всему этому…? — неожиданно шёпотом спрашивает женщина, вводя супруга в состояние непонимания. Тот чуть поднимает голову с подушки, чтобы взглянуть в голубые глаза Глэм и удивлённо шепчет в ответ, даже не понимая, почему они говорят так тихо, но знал, что это очень личное, что даже стенам их дома не обязательно слышать, только их сердцам: — Что именно, Глэ? Я люблю тебя, наших детей, всё, что нас окружает, да и вообще всё. Чё ты пугаешь меня, Марсианин? — Пф-ф-ф, Чес, ну зачем ты опять это прозвище вспомнил?! — возмущаясь шёпотом, блондинка засмеялась в шею шатена, но после продолжила более спокойно: — Значит, мы дороги тебе…? Да, странные вопросы, прости. — Я не говорил, что они странные, это во-первых. А во-вторых, вы мне не дороги, а бесценны для меня, Глэ. — тихо и твердо ответил Чес супруге, после почувствовав капли чего-то мокрого на плече и поспешил подняться с ней на постели в сидячее положение, и обнял возлюбленную за плечи, прижимаясь обнаженной грудью к такой же голой груди Глэм. — Не плачь, ну, Глэм! Ты же бля знаешь, что в утешении-хуении я не мастер! Ёшкин-Картошкин! Ну, харэ, подруга. Я рядом. Не уйду. Ты же много раз это слышала, Глэмми… И я готов ещё миллион раз это повторить, «Я не уйду». — разговаривая с женой вот так, словно утешая, Чес снова вспомнил тот день, когда та так же рыдала ему в плечо. В тот миг он хотел порвать всех уродов, которые заставили её плакать. Но это был он сам, и тогда сильно хотел набить себе рожу. Да, Чес клеил самых разных девчонок из консерватории, всячески улыбался и подмигивал девчонкам, которые слушали их концерты, но чтобы прям встречаться с ними, он ни-ни. Оказывается, он был однолюб и верен лишь Глэм. Та прекрасно знала это и не беспокоилась насчёт его заигрываний с теми накрашенными куколками, все как на одно лицо. Но тогда, Глэм зарыдала прямо после концерта, когда увидела, что одна из фанаток Чеса поцеловала его в губы долгим поцелуем. А тот, после этого, всё, что сказал, это: «Вау. Круто целуешься». После этого шатен пообещал себе, что прекратит этот флирт с девушками, так как не хотел, чтобы его Глэм плакала из-за его скотского поведения. Да, возможно, так он потерял свою изюминку горячего солиста, но спокойствие и любовь блондинки для него было и будет важнее. И сейчас, блять, она плакала из-за него снова. Чес хотел выть волком и рвать себе волосы, из-за того, что что-то натворил. Вдруг голубоглазая успокоилась через пару всхлипов и подняла голову, удивив мужа улыбкой. — И я снова рыдаю от счастья, да! Блять, прости, Чес, ахах! Я снова заставила тебя волноваться. — давясь смехом и слезами, гитаристка обняла шатена и упала с ним на постель. — Ох ты ж ёбаный насос, Глэ-эм… Ты пиздец заставила меня кирпичей отложить! Не делай так, Госпади! — наигранно возмущался кареглазый, но всё равно улыбался, радуясь, что всё обошлось. Теперь они оба могли уснуть до утра. Снова эмоционально вымотанные, но счастливые. И так из года в год.