Стекляшка

— На улице, когда я была одна, меня нагнал один мальчишка, Эрнесто. Он выглядел встревоженным, даже напуганным, и сказал, что у него ко мне важный разговор. Я поверила. Не похоже было, что он забавляется. Ещё бы ты не поверила, со смутным раздражением думает Кассандра; хотя куда сильнее злит то, что эту историю она уже слышала, с этим же дурацким словечком мальчишка. Да, сейчас разговор серьёзный, Рапунцель едва ли есть резон лгать, и тем не менее… Признаться, если она соврёт касательно своей связи с демоном ради несуществующего шанса вернуть их дружбу — Кассандра не удивится. — Он рассказал, что только что залез в заброшенный домик леди Готель, и встретил там… её призрака. И тот ему передал письмо, и строго-настрого наказал отдать его лично в руки принцессе Рапунцель. Иначе его и всю его семью постигнет череда ужасных бед… о, ну вы же знаете этих призраков, верно? Она обводит взглядом остальных, неуместно улыбнувшись. Невыносимо глупо — с учётом того, что это был не призрак, и она об этом знает прекрасно. Что за нелепое кокетство. — О, так ты покажешь нам это письмо? — Кассандра недоумённо слышит, как неприязненно дрожит её голос. — Или что, тебе призрак тоже повелел никому его не показывать, иначе начнётся череда страшных бед? Рапунцель пристыженно опускает взгляд. — Ты… права, к сожалению, Кассандра. Именно так. Точнее, в письме было сказано, чтобы я по прочтении его уничтожила. Я решила, что если уж поверю всему остальному, глупо будет этому не последовать… — Остальному? Пауза длится долго-долго, и Кассандра понимает: то, что было между ними раньше, — это было ещё не напряжение. А ещё растерянно осознаёт, что не может припомнить ни одного случая, когда бы Рапунцель вот так, в открытую, публично, признавала свою вину. Много времени прошло. Вероятно, просто стёрлось из памяти; не может ведь быть, чтоб такого ни разу не было. Она сжимает крепче руку Гектора, склоняется к его плечу на миллиметр ближе. Впервые ловит себя на мысли, что, вероятно, не так и плохо, что она не может творить сейчас камни. И Рапунцель начинает говорить — тихо, глухо, явно с некоторым трудом: — Письмо было написано от лица матушки… призрака матушки… не знаю. Она писала, что наблюдает за нами тайком, и что ей очень, очень горько, что её дочери в таком разладе. Кассандра шумно выдыхает. Да. Определённо не так плохо. — И она якобы… хочет нам помочь. И если я готова принять её помощь, мне следует прийти в назначенный час в её старый домик, где она нас встретит. Нас. Возможно, это случайная оговорка, и Рапунцель не хотела этого выдавать; так или иначе, это режет слух. — А дальше… Ох, знаете, это сложно даже объяснить. Вообще всё письмо было написано в такой напыщенной, высокопарной манере. Не совсем стихи, но что-то вроде верлибра. — Мы же знаем, призраки такое любят, — не сдержавшись, ядовито роняет Кассандра. Рапунцель оставляет её реплику без ответа: — Последняя часть содержала в себе несколько… как она это назвала, подсказок. Что мне сделать, чтобы мы с Кассандрой смогли помириться. Всё было очень иносказательно. Не бойся пойти на мой зов, не бойся провалиться сквозь землю, оказавшись перед выбором — поверни направо… Кассандра чувствует, как в сердце рождается мертвенный сосущий холод, как он разливается по телу, болезненно воя, — вдобавок к противной прохладе от слабости, которой сейчас она почти не замечает. Дышать становится трудно. Она не хотела этого знать. — А в самом конце было сказано: уничтожь письмо сразу после прочтения, никому не говори о нём, приходи совершенно одна. Ну и нелепо было послушаться всего остального, но испортить отношения с призраком, нарушив этот запрет, правда? — Ты… поэтому не сказала мне о письме, когда я обо всём догадалась? — тихо спрашивает Кассандра. Она совершенно уверена, что причина была не в этом; и не знает, зачем даёт бывшей подруге шанс такого трусливого отступления. Даже сейчас улыбка трогает уголки губ Рапунцель. Возможно, это извращённая форма благодарности. — Наверное. На какое-то время виснет тишина. Глухая, оглушающая, в которой Кассандра далеко не сразу вспоминает — о том, что именно случилось в домике Готель, не все ещё знают. И очередь рассказывать, видимо, за ней. — Она мне тоже оставила письмо. Якобы в Короне ходят слухи о призраке Готель… Эта часть рассказа совершенно не откладывается в памяти — решившей, видимо, таким образом над Кассандрой смилостивиться. Всё расплывается в мутное, болючее, сосуще-ледяное пятно. Возможно, только так можно обо всём рассказать — и не прожить мысленно это снова. Она даже не вцепляется ногтями в ладонь Гектора, когда переходит к финалу. Только в свою. Другой руки. Интересно, заподозрит кто-то, что она думала оставить Рапунцель — там?.. — О, система подземелий в Короне очень обширная, — бодро произносит Вэриан, едва Кассандра завершает рассказ, и она ему чертовски благодарна. — И далеко не везде безопасная, это верно, из-за чего мы и используем её крайне ограниченно. Находясь в теле ребёнка, двигаясь осторожно, Зан Тири легко могла обследовать эту часть подземелья, оценить вероятность обвала. И решить, что она достаточно велика, если по нему будут идти две взрослые дамы со сверхсилами, да и ещё и по дороге подерутся… с кем-нибудь. Перед последними словами слышна короткая пауза, случайная или нет. Впрочем, как будто он не прав?.. — Но как в моей сумке появилось зеркало? Я не брала его, клянусь. — Точно не было в письме такой подсказки? — Кассандра! Она сжимает зубы. Чёрт. Зарывается, в самом деле. — А часто ты бродишь по Короне без охраны? — безразлично интересуется Гектор. — Так, что общаешься с глазу на глаз с уличными мальчишками или вроде того? — Ну… Случается. У меня есть охрана, но иногда я их отпускаю. Как в тот момент, когда мы говорили с Эрнесто, именно так. — Ну вот. Чудесный момент, чтобы подбросить тебе в сумку небольшой сюрприз. И надрезать заодно ремешок, чтоб ты вовремя этот сюрприз обнаружила. Нужны, конечно, навыки карманника, но они у неё есть, я уверен. Кассандра беззвучно кивает. Пожалуй, в отношении неё «навыки карманника» — это ещё чертовски мягко сказано. — А если бы я нашла этот сюрприз раньше? Он пожимает плечами: — Риск — благородное дело. Да и сумку порвать куда проще, выбираясь из подземелья, а не чинно бродя по улицам. Нет, возможно, Зан предприняла что-то ещё. Так или иначе, своего она добилась. И ответить на это нечего. Своего добилась, не поспоришь. За недолгое молчание кое-как собрав мысли, Кассандра продолжает рассказ. Запоздало говорит о том, как она стала внешне взрослее и крепче, будучи случайно задетой острием камня в грудь. Короткий рассказ о предавшем её мужчине вспоминает тоже — но, понятно, без контекста. Хотя всё равно чувствует себя неловко, и кажется, будто взгляды всех троих с той стороны стола снова изучают метки на их с Гектором коже — по поводу которых, надо признать, впрочем, никто ещё даже не отпустил ни одной реплики. Поразительная тактичность. Особенно для некоторых. Об оружии она, конечно, не говорит ничего. Вообще. Хотя не знает точно, что именно рассказал Гектор Квирину, и какую часть из этого знает Вэриан. Вероятно, им четверым здесь не следует иметь друг от друга тайн; но — в любом случае, эта история не для ушей принцессы. Совсем. Как минимум сейчас. Когда всё кончится, возможно, она расскажет. Признав, что это только её вина. — Потом… потом я ей сказала, что хочу уехать отсюда. Навсегда. Где-нибудь далеко начать новую жизнь. И она поняла, видимо, что все свои загадки пора бы засунуть поглубже, да удержать меня любой ценой. — Ты… хочешь уехать отсюда? Навсегда? Ох уж эта драма, эта горечь в глазах. — Да, — и остальная часть рассказа, про её план и случайную оговорку, про повторное путешествие в землянку — тоже расплывается в памяти. Вэриану явно не терпится что-то сказать, но он молчит, позволяя Кассандре достать уже слегка потрёпанный коричневый конверт, избирательно зачесть вслух лишь относящиеся к делу строки. А затем — он так же молча протягивает ладонь, как и тогда, когда просил амулеты; и Кассандра, вздохнув, отдаёт ему письмо — никуда не денешься. Предъявить единственную улику, доказать, что всё не ложь, — необходимо сейчас. Пускай и в горле едким комом жжётся вина; пускай то интимное, болезненно-личное, во что и так уже влезла сама и посвятила Гектора, — ей бы чертовски хотелось не чернить, не трепать дальше. Это не её тайна, и даже не её тайна; это всё — того вот парня, легендарного инженера, который и так, кажется, совсем в этой истории был не счастлив. Что Вэриан, задумчиво изучив письмо, тут же подтверждает. — Да. На самом деле, всё так и было. Он любил Зан Тири, — он произносит это очень просто, без всякого пафоса. — И что касается того, что он якобы её предал… это она предала его первой. Использовала их совместный труд, чтобы напитаться силой из мира демонов. Не слишком при этом подумав о том, насколько безопасно будет подобное для окружающих. — Это… разве предательство? — зачем-то спрашивает Кассандра. Вэриан коротко дёргает плечами. Видно, что рассуждать о морали его сейчас не тянет. — Вопрос терминологии. Не об этом речь. Суть в том, что Зан Тири была человеком, они работали вместе с Деманитусом. Просто сейчас только его биографы знают, что это довольно печальная правда, а не красивая сказка. При его жизни и сразу после смерти эта история была довольно известна, но… Потом его решили сделать национальным героем, а близкая связь с общепризнанным злом заметно портила светлый облик. Как известно, не можешь скрыть правду — сделай так, чтобы никто в неё не поверил. Кассандра вглядывается, щурясь, в знакомые будто бы голубые глаза — и узнаёт, и не узнаёт этого человека. Как же он изменился после тюрьмы; раньше в нём и близко не было этого усталого, ироничного презрения ко многому вокруг. Наверное, ему так и лучше. — Не думаю, что он сам одобрил бы такое, — совсем тихо добавляет он. — Ну да что уж теперь. И всё то время, пока Кассандра завершает рассказ, пока говорит о ритуале, о Затмении, о том, до чего они с ней договорились — то есть чертовски важные, в общем-то, говорит вещи, — всё это время в голове фоново бьётся бесполезная, дурная мысль. Рапунцель, вероятно, тоже когда-нибудь захотят сделать национальным героем — и историю страшного предательства Кассандры тоже постараются либо вымарать из её биографии, либо довести до абсурда. Пустят в народ, например, побасёнку вроде той, что была изложена в притащенной ею пасквильной книжице. Только немного с другим подтекстом. Почему бы и нет?..

***

Квирин впервые берёт слово лишь тогда, когда Кассандра полностью, вплоть до пересказа вчерашнего разговора, завершает свою речь. Его голос глухой и очень низкий; он говорит медленно, отчётливо и как-то весомо, точно чеканя фразами слух, интонационно ставя в конце каждой реплики крупную точку. — Грань между нашим миром и миром демонов на Мысе действительно очень тонка. Сила берётся именно из мира демонов, что делает место довольно тёмным. С ним следует быть настороже. — Пап, но разве это не значит, что Зан Тири будет легко отправить обратно? — В какой-то степени да, — Квирин кивает, грузно качнув подбородком. — Но я говорю о самом ритуале. Я бы не советовал проводить его на Мысе. Хотя в Короне и поблизости иного места силы нет, но это не проблема, если использовать амулеты. Кассандра невольно замирает, поначалу подспудно ощутив тревогу — и лишь секундой позже осознав, что за ритуал он имеет в виду. Квирин, кажется, понимает, что поспешил: — Кассандра? Ты намерена на самом деле избавиться от опала? Она говорит без агрессии, но дружелюбным такой ответ не назовёшь: — Мне казалось, или для нас сейчас это не главная проблема?.. Да и она будет очень рада, если я достану опал сама, заметно облегчив ей задачу. — Нет. О том, чтобы сделать это до того, как будет решён вопрос с Зан Тири, речи не идёт. Но мы могли бы успеть и то, и другое. Затмение длится достаточно. Краем глаза Кассандра смутно ловит выражение лица Рапунцель, и намеренно старается не повернуться, не рассмотреть его чётче. Кажется, той и в голову не приходило иных вариантов; и она сейчас удивлена, если не сказать больше. — И какое место ты предлагаешь для ритуала? — Более подходящее. Я расскажу позже. Ну да, разумеется. Рапунцель знать про Эдмунда не положено уж точно. — Я пока не знаю, хочу ли избавляться от опала, — сухо произносит Кассандра. — Мне нужен твой совет. Оценка моего состояния, перспектив и… прочего. Она с опаской смотрит в глаза Квирина; но тот лишь спокойно, сдержанно кивает: — Хорошо. Понял. Завтра я этим займусь. — Спасибо. Кажется, Рапунцель хочет ещё что-то сказать; и, кажется, судя по её осёкшемуся выдоху, — кое-кто её от этого резко предостерёг, стукнув под столом по щиколотке, ну или вроде того. И да, определённо, тюрьма пошла кое-кому на пользу. Повисает молчание; тема, кажется, пока что закрыта — и Кассандра едва слышно, но облегчённо выдыхает, осознав это. — Так вот, друзья, — Вэриан коротко кашляет, и она замечает перед ним на столе невесть откуда взявшуюся картонную папку. — Что касается основной проблемы, из-за которой мы тут собрались… Я навёл некоторые справки. Его пальцы, и сейчас облачённые в плотные чёрные перчатки, раскрывают папку, скользят по верхнему листу. — Затмение — событие и впрямь довольно примечательное. Многие артефакты получают особые возможности, и формально всё, предложенное Зан Тири, вполне исполнимо. При помощи устройства, именуемого Похитителем… о нём я расскажу чуть позже… что Солнечную Каплю, что Лунный Опал можно извлечь из обладателя. Также в Затмение становится гораздо легче нарушить грань между нашим миром и миром демонов. Причём в обе стороны — что призвать демона из нашего мира, что отправить туда, в тот мир… гм… всё, что плохо закреплено. Увы, это заклинание действует не слишком гибко. — Заклинание? — переспрашивает Кассандра. — Да, именно, — он деловито кивает, перелистывая страницу. — Чтобы связаться с миром демонов, нужно произнести верное заклинание. Чтобы оно сработало, нужна внушительная, разносторонняя магическая сила, и… гм… один из вариантов — это именно синергия Солнечной Капли и Лунного Опала. Но! Должен заметить, что они не обязаны находиться в одном носителе. Если Рапунцель и Кассандра прочтут в унисон заклинание, задействовав силы каждая своего артефакта, — этого будет достаточно. Уже лучше. Было бы скверно, если бы для того, чтобы отправить её назад, кому-то из них и вправду неизбежно пришлось расстаться со своим артефактом; и уж того хуже — если бы другому неизбежно пришлось вобрать в себя артефакт чужой. — Прекрасно. И что же ты предлагаешь? — негромко выдыхает Гектор. Это вот его умение абсолютно незаметно, оттенком голоса, изгибом брови, ленивым поворотом головы сообщить собеседнику, что тот — полное ничтожество, Кассандру по-прежнему восхищает; вот только сейчас кажется немного неуместным. Ну, или не немного. Но Вэриан то ли неплохо держит себя в руках, то ли просто слишком увлечён докладом, чтобы замечать подобные тонкости: — Исходя из того, что я узнал, основной мой тезис: мы должны до последнего держать в неведении Зан Тири. Делать вид, что мы только из осторожности пленили Кассандру, веря в то, что она хочет просто извлечь из себя опал во время Затмения. Что мы в принципе не в курсе о её… подруге, и несмотря на все меры безопасности, по факту благополучно даём себя провести. — Потрясающе. — Благодарю, — это весело звучащее слово выглядит почти достойным ответом на явный сарказм. — Так вот. Чтобы извлечь артефакт, вроде Опала или Капли, из носителя, нужно специальное устройство. В простонародье оно называется Похитителем. Он поднимает перед собой листок с чертежом, медленно рисует им в воздухе полукруг, давая рассмотреть всем присутствующим. Кассандра видит набросанный карандашом от руки агрегат, формой напоминающий Жало Янтаря: цилиндрический, с одной стороны закрытый, с другой — сходящийся в единое острие. — Он совсем не сложен в построении, но… занятно, что его устройство позволяет много модификаций. Далеко не все из которых заметны на первый взгляд. Думаю, Зан изначально рассчитывала на это. Незаметно поменять его так, чтобы, в лучшем случае, не Кассандра лишилась Опала, а Рапунцель — Солнечной Капли. — А в худшем? — прищурясь, колокольчиком спрашивает Рапунцель. — А в худшем — чтобы артефактов лишились мы обе, — сухо, неожиданно низко, будто голос внезапно сел, произносит Кассандра. — И она забрала их себе. И вернулась уже самостоятельно. Это ведь возможно, Вэриан? Тот поводит плечами: — Вероятно. Доказательств обратного я не встречал. Честно говоря… не думаю, что нас должно сейчас волновать, намерена ли она освободить себя сама или твоими руками. Вот чёрт. Едва ли он специально, но, кажется, большинство присутствующих смотрят на неё теперь… нехорошо. Не важно. Не для того они тут собрались, чтоб на неё хорошо смотрели. — Ладно, — кивает она. — Допустим. Иными словами, ты построишь Похититель, а потом мы позволим ей всё в нём поменять как хочется? Чтобы в решающий момент вообще его не включать, а вместо этого — прочесть заклятие, отправив её на тот свет, так? — Не совсем. Точнее, почти, но всё, к сожалению, не так просто. Чтобы отправить её на тот свет, портал нужно активировать в достаточно… гм… опасном режиме. В течение пары минут он будет всасывать… гм… всё. Вообще всё, что попадёт в его зону действия. И конкретно для портала на Мысе зона действия может оказаться слишком велика. Да и ваша с Рапунцель безопасность — здесь отдельный вопрос. Гектор ничего не говорит — просто так смотрит, ухмыляясь уголком губ, что Кассандре хочется тоже стукнуть его по щиколотке. — Так что потребуется принять некоторые… гм… защитные меры, чтобы вместе с Зан Тири в портал не унесло часть Короны, да и вас в придачу. Кое-какие идеи у меня есть, но мне нужно ещё день-два, чтобы довести их до ума, — он быстро переглядывается с отцом. — Но полагаю, над Мысом придётся отстроить что-то вроде защитного купола. В принципе, извлечение артефакта из носителя — тоже процесс небезопасный, высвобождается много энергии… так что, думаю, перед Зан Тири мы можем просто сделать вид, что хотим перестраховаться. — Сделать вид? Интересно, как? — щурится Гектор. — Едва ли на твоём куполе, из чего бы там ты ни собрался его делать, будет крупно написано, что он нужен для перестраховки. — Просто нужно, чтобы я связалась с Зан, — коротко бросает Кассандра. — До Затмения. Он поворачивается к ней, холодит циановым взглядом; это что-то слишком интимное, явно неуместное сейчас — но негласно брошенный вызов откликается щекотным азартом в кончиках пальцев. — И каким же образом? Думаешь, она хоть чему-то поверит, если незадолго до Затмения нас из страшного заточения просто выпустят погулять? — Нет. Так, конечно, она ничему не поверит, — Кассандра улыбается обманчиво безоружно. — И я не знаю пока, как это реализовать. Возможно, кто-то из ребят что-то предложит. Но… у нас с ней осталось слишком много нерешённых вопросов. И если не дать ей возможность со мной связаться, боюсь, эту возможность она возьмёт сама. Ненадолго повисает молчание. Затем Квирин медленно произносит: — Она права. Думаю, Зан Тири и без того уже предполагает, что её предали. Мы должны её разубедить. Гектор улыбается — на какое-то мгновение, только ей, так, что никто другой наверняка и не замечает. И сжимает её руку под столом, и медленно-медленно, явно издеваясь, гладит пальцем её запястье, рисуя один непрерывный зигзаг. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Не меньше шести зубцов. Кассандра незаметно сжимает зубы, прикусив изнутри тонкую кожу щеки. Опускает взгляд, вперивая его в стол, делает пару вдохов, чтобы успокоиться, и говорит нарочито бодро: — Ладно. Думаю, у нас будет ещё несколько дней, чтобы обсудить детали этой встречи. Но кое-что ещё нужно для… разубеждения. Меры сдерживания для меня. Ей никто ничего не говорит вслух, но их взгляды скользят по ней, обжигая кожу, так, что былой налёт возбуждения испаряется враз; она понимает внезапно и резко — все очень, очень ждали, когда она заговорит об этом первой, и сейчас им одновременно легко от того, что она всё же заговорила, и тяжело от того, что это всё же придётся обсуждать. Особенно Рапунцель. У той вообще тонкие губы прорисовали удивлённую букву «О», как на детских картинках. — О чём ты? — осторожно спрашивает Вэриан. Ну, ну, будто ты не понимаешь, парень. Будто не твои одетые в перчатки лапки строили проект «Жало Янтаря», будто не ты говорил мне сегодня «мва-ха-ха» из-за медовых прутьев. — Ты прекрасно знаешь, о чём я, — не сдерживается Кассандра. — Надо вести нашу линию до конца. Если уж вы не доверяете мне настолько, что посадили нас в убежище, где не работают мои способности, — то уж тем более должны позаботиться о том, чтобы я не взбрыкнула во время Затмения. Сделать что-то, чтобы я не могла творить камни. Или… могла, но не сделала этого. Заключить меня в такую же клетку, заковать в оковы… взять на прицел, — последнее она добавляет осторожно, вполголоса. — Что угодно, чтобы это ограничило меня, но при этом не помешало ритуалу, ну и открытию портала, разумеется. Кто угодно поступил бы так. Если вы ничего не предпримете, она никогда не поверит, что мы с вами не заодно. Не говоря уж о том, что вы и сами наверняка… — Мы тебе доверяем! — поспешно перебивает Рапунцель. Кассандра ядовито усмехается: — Разумеется. — Да, я думал об этом, — по счастью, тут же подхватывает Вэриан. — У меня есть кое-какие… гм… наработки, но нужно будет восстановить кое-что после одного… гм… инцидента, да и подумать, как развить эти идеи в нужном направлении. Мне потребуется несколько дней. И, думаю, кое-где твоё непосредственное участие. Дело пойдёт куда быстрее, если я смогу оценить кое-какие твои характеристики, да и наблюдать реакцию… гм… в режиме реального времени. Ну, парень явно не мастер формулировок. Даже сама Кассандра, вполне отчётливо представляя, что её ждёт, — не может не признать, что звучит это довольно… неприятно. — Если так, — сухо цедит Гектор, — я бы тоже хотел принять… непосредственное участие. Если мэтр не возражает, разумеется. На пару секунд Вэриан теряется, видимо, даже со своим новым опытом не способный с ходу придумать, как ответить на столь явно сочащуюся сарказмом фразу; и в это время Квирин кивает, произнося: — Да. Спасибо. Думаю, твои опыт и знания будут более чем полезны. Кассандра всё-таки легко пинает Гектора по щиколотке. Так… скорее, просто от бессилия, чем по какой-либо другой причине; она не против его участия, вовсе нет, но такое поведение почти что приводит её в ступор. И получает в ответ ещё один зигзаг на запястье. Ну. Допустим, заслуженно. — Так вот, — Вэриан, кашлянув ещё разок, кладёт карандаш, которым в ходе разговора делал на листе пометки. — Резюмирую. Мы как учёные, — он легко, будто такой состав и был заранее оговорен, обводит глазами Квирина и Гектора, — сейчас имеем два направления работы. Первое — купол и меры защиты от попадания в портал; второе — сдерживание Кассандры. Попутно необходимо продумать, как преподнести всё так, чтобы вызвать минимум подозрений у Зан Тири. И чуть позже, когда детали прояснятся, решить, каким образом подстроить её встречу с Кассандрой. А там — максимально достоверно объяснить причины нашего поведения, ну и… постараться понять, намерена ли она действовать по прежней схеме. Всё верно? Квирин и Кассандра молча кивают; Гектор произносит короткое «да», и приглядевшись, кажется, можно заметить, как несказанное им «как ни странно» беззвучно тает в воздухе. На лице у Рапунцель — сомнения; и нешуточные, очень… ну, насколько Кассандра способна ещё читать её мимику. Но, поколебавшись, она произносит: — Да… пожалуй. Я не смогу проводить здесь с вами всё время, но постараюсь навещать как можно чаще… — Это не проблема, — бодро откликается Вэриан. — Мы будем всегда держать тебя в курсе дела. Информировать максимально оперативно. — Спасибо, — медленно, с тем же сомнением кивает она. И бросает взгляд на Кассандру. Та, испытывая к себе вялое презрение за трусость, — делает вид, что узор на дорогом палисандровом столе ей крайне интересен, равно как и обложка папки, в которую Вэриан аккуратно складывает листы. Он же и первым поднимается с места; Кассандра чувствует, как что-то невероятно тяжёлое, холодное, колючее падает с сердца и растворяется в пустоте. Секунда ещё — и все они втроём выйдут отсюда, попрощаются, просочатся меж янтарных прутьев и исчезнут во мраке; и тогда на неё навалится наконец запихнутая подальше усталость, и… — Кассандра?.. Она вздрагивает. Повернувшись, упирается взглядом в знакомый уже серый плащ. Когда она успела обогнуть стол?.. — Можно тебя на пару слов? — Я не… Гектор, коротко пожав её пальцы, встаёт из-за стола и отходит к Квирину, тут же заводя с ним какой-то разговор полушёпотом. Вот паршивец. — Кассандра? — зелёные глаза смотрят на неё вопросительно. — Я… ладно, хорошо, пошли, — она шумно выдыхает, проводя по лицу рукой. В груди что-то грустно, тоскливо ноет, подвывая; но — для дела так, наверное, будет правильно. По меньшей мере, ей хочется так думать.