Плеть, перец и пряность

             2016 год, апрель, двадцать восьмое число, четверг       — Значит, сегодня? — покосилась Макото на Джунко.       Та широко улыбнулась и кивнула.       — Ага. Около двух часов дня, если быть точным. Это будет бомба, Мако-чан! Взрыв! — она широко всплеснула руками, показывая будущий эффект этой сенсации.       Мукуро шикнула на них обеих.       — Тихо. Директор говорит.       — Хай-хай, мамочка, я поняла… — тихо пробурчала гяру себе под нос.       Из-за особой ситуации с Камошидой директору пришлось собрать учеников в спортзале, поскольку послание и последующее исчезновение породили очень… интересные слухи. А школьники были и не против: они с особым удовольствием перешёптывались, чатились в своих телефонах и делились последними «прифронтовыми сводками».       Например, отчислят ли новенького и Сакамото — те умудрились попасть расстрельный список самого Камошиды-сенсея. Наверняка никто не знал, но слух шёл, что эта парочка угрожала ему оружием, требуя раскаяться в грехах.       Макото, со слов Джунко, знала больше: Амамия, Сакамото и Мишима попытались надавить на Чемпиона силой, не имея за спиной никаких аргументов. Камошида это оценил и пообещал, что все участники получат отчисление. Словом, они должны благодарить гяру: после обнародования компромата ни школе, ни Камошиде в жизни не отмыться от позора.       И всё же червячок сомнения грыз Макото: неужели нет другого пути для торжества Справедливости? Неужели ради того, чтобы «выжечь заразу», как это обозначила Джунко, необходимо устраивать скандал чуть ли не международного уровня?       Да, Камошида получит целиком и полностью по заслугам. Но ведь достанется всем. Всем. Гяру, хихикая, говорила о своём детище как о «Фонтане из дерьма, который обрызгает всю Японию». Президент ощущала ужас. Если она что-то и успела понять, Джунко — натура широкая. А значит… так и будет. И она, Нииджима Макото, была тем, кто непосредственно участвовал в зарождении этой бури и выпустил джинна из бутылки.       — Как вы все знаете… — произнёс Кобаякава, подойдя к кафедре. — Недавно по школе распространилась череда ужасающих слухов про Камошиду-сенсея. Группа хулиганов, которых мы разумеется найдём, вывесила те постыдные и ужасные…       Макото непроизвольно отыскала взглядом тех, кого Джунко и Мукуро полагали ответственными за пранк: Сакамото, Такамаки и Амамия. Мрачные, собранные, напряжённые. Совершенно обычные не подозрительные школьники. Которые выглядят как солдаты, прошедшие войну. Серьёзно, почему этого никто не замечает?       «А потому, Мако-чан, что люди — те ещё самовлюблённые идиоты, которые дальше своего носа и не видят!» — Макото вздохнула. Мысли этой гяру стали всё чаще всплывать в её голове. И это пугало. Президент не собиралась терять себя и становиться ещё одним филиалом Джунко.       С другой стороны, если не знать наверняка где и что искать, если считать их обычными хулиганами и нарушителями — трио почти не выделялось из толпы. Но для президента они были как бельмо на глазу… видимо, что-то ей передалось из генов справедливости отца.       —…и поэтому вам не стоит переживать, что, дорогие ученики…       Дверь в спортзал шумно распахнулась. Все учащиеся и даже учителя повернули на неё головы. На пороге стоял запыхавшийся Камошида.       Всё тот же Чемпион, каким его помнила Макото: в красных спортивных штанах и куртке, снизу белая футболка, которая едва-едва скрывала мускулистый торс, рвущийся из-под неё наружу. Толстые длинные руки, напоминающие ветви дуба, с грубой кожей и слоем пуха. И лицо — смазливое и глуповатое, точно морда обезьяны, на короткой толстой шее, где висели секундомер и свисток. Короткие волнистые волосы, блестевшие от пота…       Но что-то с ним не так, хотя внешне — обычный Чемпион. Может быть, дело в его глазах? Во взгляде без капли превосходства, во взгляде невинного ягнёнка?       — Я!.. Я во всём виноват! Это моя вина! Я!.. Я виноват! — в его голосе звучал надрыв.       Глаза Макото расширились. Её рот против воли распахнулся. Кто-то сжал ей руку; она скосила взгляд и заметила как Джунко, Джунко, закусив губы и вцепившись в конечность президента, пялилась в сторону Камошиды. Что-то пошло не по плану.       Чемпион шагнул и ударил в грудь кулаком.       — Я, мелкий, недостойный, жалкий и порочный паразит! Я применял телесные наказания для команды, издевался над учениками и разбивал их мечты, как… как стеклянные кубки!       —…Камошида-сенсей! — очухался Кобаякава у микрофона. — Что вы…       Камошида сделал ещё один шаг, бешеным взглядом водя по толпе.       — Из-за меня бесчисленное множество учеников пострадало и получило травмы, которые им не позволят стать спортсменами… но хуже всего… — на его глазах выступили слёзы. — Я… — он медленно опустился на колени. — Я трахал учениц этой школы!       По толпе прошли ахи.       — Что это… что это за дерьмо… — донеслось до ушей Макото, а её руку сжали до боли.       — Я шантажировал учениц, предлагал им повысить оценки за сексуальные услуги… и именно из-за меня… из-за меня Сузуи Шихо попыталась покончить с собой! Мне нет прощения! — в истерии он ударил кулаком об пол, продолжая хныкать и плакать. — Я… я должен искупить свою вину! Я должен… я покончу с собой!       — Камошида-сенсей, прекратите этот цирк, вы же это всё не серьёзно, да, это какая-то шутка, шутка, шутка… — директор на сцене, краснея, желтея и синея, стремительно потел. Нервно рассмеялся.       Камошида помотал головой.       — Нет! Я, я, я… я, похотливая тварь, которая во всём виновата, я, я… Я УБЬЮ СЕБЯ!       — Кто-нибудь, держите его! — гаркнул Кобаякава в микрофон. — У него… у него помешательство!       Ученики нерешительно обступили Чемпиона, который, бешено вращая головой, поднимался с колен.       — Я убью, убью, убью!.. — в припадке повторял Камошида.       Макото шумно выдохнула носом, вырвала свою руку из захвата Джунко и пошла навстречу Чемпиону.       — Президент студсовета Нииджима Макото, расступились! — голос Макото звучал сталью.       Ученики, услышав её командный голос, разлетелись как кегли и организовали коридор прямо до Камошиды. Президент, сжав кулаки, подошла вплотную к Чемпиону, который, как заевший трек в плеере, повторял своё, «Я убью, убью, убью…»       — И вы называете это раскаянием, Камошида-сенсей?       Чемпион замер, медленно повернул голову на Макото.       — Нииджима… кун…       Макото выпрямила спину.       — Вы полтора года, полтора года отравляете эту школу своей похотью, своими домогательствами, своими ошибками — и теперь думаете, что ваш суицид что-то исправит?!       Каждое слово Макото забивало в Камошиду невидимый гвоздь, так сильно он дёргался. Но она не собиралась на этом останавливаться:       — Вы сказали, что «трахали» учениц этой школы, да, Камошида-сенсей?       — Да-а… — проблеял тот.       — Нет, вы не трахали их — вы их насиловали! Насиловали как последний гондон! — и тут Макото вздрогнула, осознав, что именно покинуло её губы. «Джунко!» — прорычала она в мыслях.       По толпе студентов прошло изумление, смешанное с одобрением. Камошида закивал с заплаканным лицом.       — Да, именно так, именно так!       — И потому смерть — это слишком просто. Идите и напишите на себя заявление в полицию, Камошида-сенсей! Живите — живите и искупите свои грехи… чтоб вас! — напоследок сдержалась Макото, чтобы опять не брякнуть словечки из арсенала Джунко.       Кобаякава, белый как мел, нервно рассмеялся.       — Нииджима-кун…       Чемпион же отмер. Бешено закивал.       — Да, да, да! Я буду жить, я буду жить и искупать свои грехи! Эй! — он помотал головой. — Где здесь можно заявить на себя? Я готов это сделать прямо сейчас!       — Я думаю, все могут быть… — попытался взять ситуацию в свои руки Кобаякава.       Макото резко развернулась на пятках. Гнев, гнев, гнев… гнев, который до того мирно дремал в груди, вырвался наружу потоками лавы.       — Нет, все не могут быть свободны, директор Кобаякава!       Её крик подобно ножу прорезал толпу, на ультразвуковой скорости воткнувшись в директора, примёрзшего к месту. Макото медленно зашагала в сторону кафедры. Ученики расступались перед ней, как перед мессией. Девушка сунула руку в карман и извлекла оттуда телефон.       — Вы. Вы знали это. Знали. Знали, директор Кобаякава!       Тот, казалось, побледнел ещё больше. Пот начал скатываться по лбу директора градом.       — Что вы имеете в виду, Нииджима-кун?       Макото, чувствуя власть, чувствуя контроль над ситуацией, чувствуя месть… улыбается. Улыбается улыбкой Джунко. Джунко, которая загнала мышь в мышеловку.       — Вы от начала и до конца знали, что происходит в школе. Знали, что учениц насилуют. Знали, что парней бьют. Знали, что этот подонок… этот гондон… Камошида…       Пальцем Макото находит аудиозапись. Та самая, которую когда-то вытащила Джунко. Тот самый разговор Директора с Макото. Тот самый камень за пазухой, который пришла пора вытащить.       — И даже меня… — Макото опустила взгляд. — Даже меня вы заставили молчать!       Её палец нажал на кнопку.       — Да. И это было бы очень грустно. Пришлось бы организовать публичное прощание, опять же, началось бы полицейское расследование… это было бы так неудобно, так неудобно…       — Да вас ведь беспокоит только чёртов престиж школы!       Кобаякава, открывая и закрывая рот, только и мог выпучить глаза, уставившись на Макото. Та же, сделав телефон на полную, подняла его над своей головой как факел.       — Я молчала, директор Кобаякава, когда с его приходом все остальные команды начали распускаться одна за другой. Я молчала, молчала! Я молчала, когда начались слухи о телесных наказаниях. Я молчала! И даже. Когда пошли те… грязные. Грязные. Грязные слухи. Я молчала!       — Ну так и молчали бы дальше, Нииджима-кун, что сейчас-то вы возмущены? Никто не погиб, девушка, как вы сказали, в коме. Я не вижу никаких проблем.       Среди учеников пошли шепотки. Взгляды, очень злые взгляды медленно скрестились на Кобаякаве. Тот, криво улыбаясь, всё так же нервно хихикал.       — Я буду с вами откровенен, Нииджима-кун. Если вы ставите вопрос «Или Камошида, или я!», то я буду вынужден выбрать всё-таки Камошиду-сенсея. Вы отдайте себе отчёт: всё, что у вас есть — кучка неясных слухов и показания, как вы говорите, девушки, которая сейчас, к сожалению, в коме. И неизвестно, как и когда она очнётся.       Негодование, сквозившее промеж учеников, распалялось и превращалось в возмущение и злость.       — Вот и получается: вы без суда и следствия обвинили уважаемого человека в том, чем он не занимался. Или же у вас, Нииджима-кун, на руках есть ордер об аресте, компрометирующие фотоснимки, или, в крайнем случае, показания свидетелей?       Макото опустила телефон и подошла к сцене.       — Что вы можете сказать в своё оправдание, директор Кобаякава?       — Это незаконно! — взвизгнул он как поросёнок.       — А то, что творил Камошида-сенсей — законно?       После этого грянула буря.