Плеть, перец и пряность

             Это было обидно — пощёчина.       В тот вечер мы с Сае не разговаривали больше. Обе заперлись по своим комнатам. Что делала она — не имею представления. Я же попыталась заниматься, что у меня не особо вышло. Я не плакала — слёзы почему-то пересохли, хотя боли и отчаяния было столько, что я хотелось кричать. По итогу, сдавшись, я просто завалилась в постель.       Ало-карие глаза рассеянно смотрели в белый потолок. Темно — она выключила свет пару минут назад, потому что не могла выносить его больше. Она лежала так, в одежде — всё та же клетчатая юбка, красно-чёрная, белая блузка, термобельё (она откровенно мёрзла ранней весной). Всё тот же строгий футон, возле стены, подушка, разукрашенная забавными пандами.       Сами собой её веки слиплись — она тут же помотала головой, отгоняя сон. Но усталость брала своё, и вот опять она закрыла глаза. В это же время на письменном столе забренчал телефон — входящий вызов. Она рассеянно перевела на него взгляд и некоторое время слушала в полутрансе этот назойливый писк. Наконец нехотя поднялась, провела рукой по столу, нащупала телефон, приняла вызов, поднесла к уху.       Было холодно, особенно пол. Весной это было как-то ещё терпимо, но зимой без носков или тапок ходить совершенно невозможно. Но при этом душно. Открывать окно не хотелось именно поэтому — свежесть не стоила ледяного ветра, а у них, на высоте, это было постоянно.       — Да? — хрипло произнесла Макото, ложась обратно на футон.       — О, Мако-чан, ты чего такая убитая?       Макото прикрыла глаза.       — А ты не догадываешься?       Ей было настолько всё равно, что даже поддерживать вежливость не хотелось.       — О, подруга, смотрю, дерьмо попало на вентилятор, — протянула Джунко на том конце. — Чего случилось-то? Сестрёнка мозги поимела?       — Эношима-сан, — безнадёжно произнесла Макото. Вздохнула.       — Ну Мако-чан, да ладно тебе! Я называю вещи своими именами! Так чего вы там?       Молчание. Джунко цокнула языком.       — Мако-чан, будешь играть в молчанку, я с тобой что-нибудь сделаю. В своём стиле. Чтобы было неповадно.       — Мне всё равно.       — А, э, погоди…       Макото не смогла сдержать слабой улыбки. Прикрыла глаза.       — Мне кажется, после сегодня меня уже ничего не удивит.       — Так, постой, Макото! Отставить уныние! — в голосе Джунко прозвучал испуг. — Ты чего такая? Не, ну подумаешь, сестричка наговорила гадостей, у нас с Муку такое каждый день. Верно, тупая свинья?       Макото поморщилась.       — Эношима-сан.       — Что «Эношима» сразу! Всё сёстры срутся рано или поздно! Помиритесь ещё потом, чего раскисать-то? Вон, мы же с тобой гондона прищучили?       — И вы мне потом полвечера объясняли, как что-то пошло не плану.       Джунко шумно выдохнула и протянула:       — Ну да, ну да. Кто-то выебал его до нас, зуб даю. Но зато ты устроила даруме сладкую жизнь — он теперь не отвертится после твоих обвинений! Я, блядь, уже седьмой раз пересматриваю, всё не могу оторваться. Ты просто секс, Макото, — на том конце отчётливо прозвучали пошлые интонации.       — Эношима-сан, — на выдохе сказала Макото.       — Я просто к тому, чего ты раскисла? Надо радоваться и улыбаться! Улыбаться, я сказала, Муку! И харе меня сверлить своим хмурым ебалом! А ну улыбнулась!       Макото просто промолчала, чувствуя, как слабеет хватка на телефоне.       — Так, Макото, не спать! Цыц!       Макото вздрогнула.       — Я не сплю, Эношима-сан, — недовольно пробурчала она.       — А вообще, мы же с тобой договорились, а, Мако-чан?       — Джунко, пожалуйста.       Пауза.       — Не, Макото, что-то вы там конкретно так не поделили. Дай подумать…       Макото вздохнула. Некоторые люди просто не понимают значения слов «личное пространство». А говорить про пощёчину не хотелось. Она слишком сильно болела. Не на щеке, но в сердце.       — Джунко, пожалуйста, не надо ковыряться во мне. Мне хватило сегодня.       — Ладно, не буду.       — Э? — не сдержала Макото удивления.       — Что? — в голосе Джунко послышалось недовольство. — Ты же меня попросила, вот я и перестала. Что я, не человек, что ли?       Макото припомнила события этого дня. Её губы тронула грустная улыбка.       — Я в этом сомневаюсь иногда, Эношима-сан.       — Ты опять, Макото! Какая ж ты сучка!       — Эношима-сан, следите за языком, — прорычала Макото. — Воняет.       — Бе, отстань.       Макото отчётливо представилось, как на том конце трубки ей показали язык.       — А вообще — держись там, Мако-чан. Кстати, у тебя же недавно был день рождения, да?       — Да, было, — Макото моргнула. Села на футоне. — Подожди, Джунко, откуда ты знаешь?       — Не недооценивай мои связи, сладкая задница, — нараспев произнесла Джунко. — Короче, скоро же золотая неделя, да?       — Да, скоро.       — Так вот! Что думаешь, если мы соберёмся в каком-нибудь шикарном заведении и отметим это всё? Я угощаю, разумеется.       — Да нет, Джунко, не стоит, правда.       Макото снова улеглась.       — Что значит не стоит? Мы друзья или как, Мако-чан? — в голосе зазвучали рычащие нотки.       — Даже если я скажу «нет», вы всё равно сделаете по-своему, да? — устало произнесла Макото.       Хихиканье.       — А то ж, Мако-чан, ты меня знаешь. Короче, увидимся завтра. Не раскисай, Макото.       — Я всё ещё не давала своего согласия.       — Мако-чан, не воняй. Тебе понравится.       — У меня есть сомнения.       — Засунь их себе…       — Я поняла, не продолжайте.       Пауза.       — В общем, пошла я, у меня ещё много дел на сегодня. И да, ты в одежде-то спать не ложись, будет потом вся как из жопы.       Макото вздрогнула.       — Ч-что?       — Баиньки, Мако!       Связь прервалась. Макото посмотрела на своё тёмное отражение в экране телефона.       — Как она поняла? — пробормотала она себе под нос.       Нехотя поднялась и начала раздеваться. Спать в одежде на самом деле было неудобно.       Могу ли я доверять Джунко, подумалось мне тогда. Вернее, я размышляю об этом сейчас, постфактум. Та я, которая лежала на постели, обиженная на сестру, просто хотела, чтобы кто-нибудь ей помог, кто-нибудь её поддержал. Кто-нибудь, не важно кто, пусть он окажется хоть приспешником сатаны. Иронично, но сейчас, оглядываясь назад, назвать Джунко как-то иначе у меня просто не поворачивается язык.       Могу ли я доверять ей, мой дневник? Могу ли я доверять человеку, который манипулирует за моей спиной, врёт, если ему выгодно, играется с моими мозгами и сердцем, точно с конструктором лего? Джунко помогла моей справедливости восторжествовать, это правда. Злодеи наказаны, добро марширует по их трупам, а я, как самый настоящий герой, гордо въезжаю на коне, держа победный стяг в руках.       Но победа — это ещё не всё, мой дневник. Победа ценой сброшенной на невинный город ядерной бомбы — ужасна. Она всё ещё остаётся победой, но, глядя на своё отражение, ты невольно задумываешься: а стоило ли оно того? Может быть Сае на самом деле была права, говоря о том, что я должна была остаться в стороне и позволить ситуации решиться самой по себе? Может быть мне не стоило поддаваться на ядовитые слова Джунко и шагать прямо в расставленные силки?       Может быть. Но это — всего лишь вероятность. Тот самый conditional. Если бы я поступила иначе, было ли бы это лучше?       Я живу с тем, с чем живу, мой дневник. Я доверилась Джунко, как бы это глупо не звучало. А она, точно в насмешку, доверилась мне. Или сделала вид, что доверилась. Мне это не так важно, правда. Одно я знаю точно — она, пусть и в своей извращённой манере, попыталась меня ободрить. И я ей благодарна хотя бы за это.              2016 год, апрель, двадцать девятое число, пятница       Начинающий лысеть мужчина средних лет водил взглядом по аудитории, сжимая в пальцах мелок. По его лбу скатывалась жирная градина пота, которую, когда она наползла на губы, он сдул.       —…и поэтому в ваших же интересах, ученики, не болтать лишнее. Если полицейские спросят — только тогда и открывайте рот. Но лишний раз не мусольте эту тему. Дожили, называется, — он устало вздохнул, затем перевёл взгляд на Макото.       — Нииджима-сан, пройдите в учительскую после урока, нам нужно с вами переговорить.       Макото отвесила поклон.       — Да, Ушимару-сенсей, конечно.       — Но это просто отвратительно, чтобы такое…       По классу раздались шепотки. Один из учеников, хмыкнув, поднял руку.       — Да, Яманака-кун?       — Сенсей, а что вы думаете по поводу случившегося?       У мужчины дрогнул мускул. Его пальцы до хруста сжались на мелке.       — Что я думаю? Что я думаю?       — Да, сенсей. Вы же слышали, что говорят в сети...       Мужчина повернулся на доску.       — Яманака-кун, если ты сейчас пытаешься намекнуть, что я имел какое-то отношение к тому, чем занимался этот Камошида — я вынужден тебя разочаровать. Нет, до вчера я об этом знал не больше вашего.       Новая порция шепотков.       — Но вы ведь слышали слухи? — подняла руку ученица возле окна.       — Слухи! — мужчина шумно выдохнул. — Вот что я вам скажу. Если бы люди верили во всякие слухи, откровенную клевету, общество не смогло бы функционировать. Вы ещё скажите, что верите в то, что Каваками-сенсей работает хостесс. Дожили!       Смешки.       — Ну, сенсей, если слухи про Камошиду оказались правдой, почему и с Каваками такого быть не может?       Мужчина резко повернулся. Его лицо было алым.       — Вот что я вам скажу. Камошида-сенсей ни разу не дал усомниться мне в своей репутации — а я не первый год здесь работаю и всякое повидал. И Каваками-сенсей тоже. Если вы думаете, что я сейчас начну бить себя в грудь и сыпать признаниями, как на каком-нибудь дешёвом токшоу, — он скривил лицо, — то вы напрасно надеетесь. Даже для нас, учителей, произошедшее вчера стало шоком. И доверие, которое у нас было в коллективе… — он смолк на полуслове и нахмурился. Пробормотал: — Кстати об этом…       Его лицо приняло очень сосредоточенный вид.       — Доверие — очень важный механизм в обществе. Все наши законы, мораль, этика и многое другое держатся на доверии. Вы об этом когда-нибудь задумывались? — он поднял взгляд и заинтересованно провёл им по классу.       Ученики притихли, внимательно слушая. Казалось, можно было различить шум дороги за окном. Мужчина хмыкнул, медленно опустился на стул и отложил мел.       — Задумывались ли вы когда-нибудь о том, что, по большому счёту, всё в мире держится на доверии. Стабильность в семье — на доверии между мужчиной и женщиной. Стабильность в обществе — на доверии между государством и людьми. Если бы не было доверия, мы даже не смогли торговать и обмениваться товарами, — он усмехнулся. — Потому что деньги — это тоже элемент доверия.       — Что вы имеете в виду, сенсей?       Мужчина вынул платок и промокнул им лоб.       — Если вы не знали, то стоимость валюты обеспечивается не только её присутствием на мировой арене, как у доллара, например, но и во многом благодаря влиянию, статусу и престижу страны, которая эту валюту представляет. Помимо этого на стоимость влияют ценные бумаги, золото и многое другое, я не буду вдаваться в подробности. Важно то, что именно ваше доверие, и ничьё другое, и превращает эти монеты и бумажки, — мужчина сунул руку под кафедру и вытащил кожаный бумажник, оттуда же — купюру в тысячу йен. — Навроде этой. Или вот этой, — он продемонстрировал зелёные пять долларов. — В ценный актив, который и можно обменять на самые разные товары и услуги.       Макото моргнула. Она знала всё это и до этого, но точно никогда раньше не смотрела под таким углом. Внезапная мысль поразила её. Она даже не успела заметить, как подняла руку.       — Да, Нииджима-кун?       — То есть если бы мы не доверяли друг другу, мы бы не смогли существовать как вид, сенсей?       На лице мужчины появилась усмешка.       — Именно, Нииджима-кун. С самых доисторических времён и до нашей с вами современности, выживание человека разумного, мудрого, если взять более точный перевод, обеспечивал общественный договор между разными слоями общества, который все более-менее соблюдают. Даже преступники, если вы будете когда-нибудь изучать их, строят свою вертикаль законов и власти — обратную официальной, но в чём-то схожую. Однако к чему я, — мужчина серьёзно обвёл взглядом аудиторию.       — Общество не может существовать без доверия. И потерять это самое доверие, — он прикрыл глаза. — В чём-то это похоже на смерть. И то, что случилось вчера, ужасно даже не столько тем, что Камошида-сенсей оказался… вы знаете.       Мужчина вздохнул.       — А тем, что теперь каждый из вас, из нас, учителей, поглядывая друг на друга, будет задаваться вопросом: а что если и он тоже?       Макото, не сдержавшись, сглотнула.       — Шуджину предстоят нелёгкие времена. И нам всем надо сплотиться, чтобы доказать не только внешнему миру, но и нам самим прежде всего, что ничего подобного больше никогда не повторится. Потому что доверие, покинув наши сердца, может больше никогда туда не вернуться. Как сказал однажды Публилий Сир, но вы наверняка его не знаете и не читали.       Раздался мелодичный звук школьного звонка. Мужчина недовольно крякнул.       — Вот такие дела. Классный час окончен, все могут быть свободны.       Поднялся дежурный по классу.       — Встать! Поклон!       Макото, проделав эти нехитрые операции, начала собираться на выход. Раз уж её позвали в учительскую, не мешало бы и пройти.       Уже выходя из классной комнаты, она заметила краем глаза ворох сообщений.       От кого: Доставучая гяру       Яххо, Мако-чан! Звиняй, я тут закопалась, поэтому задержусь на один урок. Не раскисай без меня, скоро увидимся ( ͡° ͜ʖ ͡°)        Upd: И у меня для тебя шикарные новости (¬‿¬)        Upd:И да, о великая, не надо меня пороть за опоздание!        Upd: Хотя я была бы не против       Вздохнув, Макото быстро набрала ответ, пока поднималась по лестнице на второй этаж.       Я не до конца понимаю, что ты имеешь в виду, но не надо меня приплетать к своим фантазиям.       Upd: И мы всё равно обсудим твои опоздания, Джунко       Макото постучала по двери учительской.       — Да, открыто, заходите!       Девушка едва-едва не столкнулась на пороге с Каваками-сенсей.       — Нииджима-кун, доброе утро.       — Доброе, сенсей.       Макото отвесила поклон. Сенсей выглядела заспанной и уставшей, даже виднелись следы замазанных синяков под глазами. Она слабо улыбнулась и пригладила рукой свои кучерявые коричневые волосы. Её жёлтая кофта в тонкую белую полоску смотрелась мято и неряшливо.       — Ушимару-сенсей сказал, что меня хотели здесь видеть.       Каваками кивнула.       — Да, полицейские хотели с тобой поговорить. Подождёшь? Они скоро будут. Проходи пока, не стой на пороге.       Учительница сделала шаг в сторону, освобождая проход.       — Прошу извинить за вторжение, — пробормотала Макото, проходя внутрь.       Каваками прикрыла дверь.       — Может чаю, Нииджима-сан?       Макото неторопливо присела на один из стульев.       — Нет, я воздержусь.       Каваками зевнула, развернулась на пятках и прошла куда-то вглубь учительской, откуда торчал носик чайника.       Учительская не изменилась с тех пор, как её запомнила Макото — а ей часто приходилось по долгу службы бывать здесь. Всё тот же большой овальный стол, со множеством стульев, рядами папок, мониторами, карандашами, ручками, а также небольшой доской для маркеров на стене. В учительской пахло канцелярией. Этот тонкий аромат клея, скрепок, бумаги, чернил и — что удивительно — кофе.       Каваками возилась где-то возле книжных шкафов, высившихся до потолка. И вот там, в небольшой нише, и стоял дешевёнький чайник. Рядом с ним — небольшая вазочка с конфетами. Там же можно было увидеть кучу стикеров всех цветов, расклеенных в хаотичном порядке.       — Скажи честно, Нииджима-кун, как давно ты всё про всё знала? — не оборачиваясь произнесла Каваками, пока из чайника начинал валить пар.       Макото покосилась на учительницу. Поджала губы.       — Некоторое время, — произнесла она после небольшой паузы.       Каваками кивнула. Нетерпеливо перемялась с ноги на ногу.       — Нииджима-кун, а, можно тебя, чисто между нами, спросить?       — Да, Каваками-сенсей?       — Ты знаешь что-нибудь про ту статью в интернете? Просто там, пусть и без имён, упоминались некие анонимные свидетели, — её голос дрогнул. — И мы, учителя, хотели бы как-нибудь помочь пострадавшим. Если это возможно, конечно.       Когда Каваками обернулась, усталость как будто бы сошла с её лица, уступив место беспокойству, волнению и даже страху.       Каваками-сенсей боится? Но чего или вернее кого? Макото нахмурилась. Ну не её же, на самом деле? Она отвела взгляд в сторону.       — Я не имею отношения к этой статье, Каваками-сенсей. Но это правда, что некоторые из учеников анонимно… связались с газетой.       «Или даже заплатили ей деньги за это», — раздражённо подумала Макото, массируя виски. С самого раннего утра она проснулась с ноющей головной болью. И даже принятое обезболивающее не сильно-то и помогало, хотя стало полегче.       — То есть ты знаешь тех, кто имеет к этому отношение, я правильно поняла?       Макото легонько кивнула. Каваками тяжело вздохнула, сняла кипящий чайник с блина и залила кипяток в кружку. Взяла в руки, размешала, потом прошла и уселась справа от Макото. Сделала шумный глоток.       — Нииджима-кун, мне очень жаль, что вышло так, как вышло, но тебе стоило попытаться поговорить с нами, а не действовать в обход, — Каваками выдавила улыбку. — Всё-таки, это общая трагедия, а не твоя или чья-то ещё личная.       У Макото дёрнулось лицо.       — А вы бы стали меня слушать? — в её голосе прорвалась желчь. Макото подняла голову и посмотрела Каваками прямо в глаза. — Я пыталась, Каваками-сенсей. Завуч, директор, даже к сестре подошла. Но все как один утверждали, что я должна молчать, не вмешиваться и вообще быть послушной девочкой.       Каваками подняла руку.       — Я понимаю, Нииджима-кун, но всё-таки…       — Нет, это вы поймите, Каваками-сенсей. Всё то, что написано в той статье — правда до последнего слова.       Учительница отвела взгляд. В её глазах Макото увидела боль.       — Я понимаю, Нииджима-кун. Я бы тоже, будь я на твоём месте, поступила бы именно так.       Макото шумно вдохнула, выдохнула. Сжала кулаки, расслабила. Гнев немного отступил.       — Но ты не думаешь, что это был перебор? Я имею в виду тот глупый пранк с «Мы заставим тебя раскаяться и украдём твоё сердце». Странно, кстати, — она нахмурилась, — что Камошида-сенсей на самом деле раскаялся. А потом эти твои обвинения в адрес директора, пусть и справедливые. Видео, которое утекло в сеть. Статья.       Каваками прикрыла лицо ладонью.       — Из-за этого сейчас под подозрением весь преподавательский состав. Директор, разумеется, уже отстранён. Непонятно, кто придёт на его место, попечительский совет в бешенстве.       Макото кивнула.       — И ничего этого могло не быть, если бы ты просто поговорила со мной, Макото. Я думаю, вместе мы могли бы…       — А вам бы хватило смелости пойти против школы, директора и всей той паутины лжи, которой Камошида опутал Шуджин? — Макото медленно поднялась со стула. — Вам бы хватило смелости поверить — просто поверить мне, тем ученикам, которые стали жертвами?       Каваками тяжёло вздохнула. Затем подняла взгляд и серьёзно посмотрела на Макото.       — Хватило бы, Нииджима-кун. Потому что я не меньше тебя переживаю за Шуджин. Конечно, я не спорю, — Каваками сделала новый глоток. — Что это было бы далеко не так просто. Но, Нииджима-кун, послушай. Взрослые — не враги тебе, пойми. Да, у нас бывают дела, да, мы не всегда готовы слушать. Но мы не враги вам, ученикам, Макото. Не надо нас антагонизировать.       У Макото скривилось лицо.       — А мне кажется, вы только о себе и думаете.       Каваками грустно улыбнулась.       — Мне очень жаль, Нииджима-кун, если ты так считаешь.