Плеть, перец и пряность

             Она прикрыла глаза. Шум одинокого дома всегда был одинаковый — шум трассы неподалёку, случайные отголоски чужой речи, редкие звуки музыки из караоке напротив. Её постель холодная — что и неудивительно, с учётом того, что она только пришла и рухнула на кровать.       Она не помнит, но мама говорила, что в детстве она часто плакала и приходила спать к ней, под бок, и так продолжалось почти до средней школы — чёрт, насколько это унизительно, конечно! Она точно не была плаксой, нет, ни капли!..       Но сейчас, валяясь в постели, она хотела разрыдаться. Она не понимала до конца, почему. Возможно, всё дело в одиночестве — лишь оказываясь в этих холодных цветастых стенах, она по-настоящему осознаёт, что рядом с ней никого нет. Возможно, именно поэтому она пошла в модельный бизнес — чтобы хотя бы частичка других людей была с ней в такие тёмные и страшные ночи, когда ужас пускает свои когти в её разуме. Возможно, это просто крик — «Заметьте меня, обратите на меня внимание, будьте со мной… я одна».       Все эти мысли лишь сильнее душили её, и вот она уже то ли задыхалась, то ли ревела, молчаливо уткнувшись лицом в подушку. Но этот момент слабости прошёл, едва успев начаться, когда она вспомнила события этого дня. Нет, теперь она не плакала: её пальцы сжались до хруста, а внутри сама собой закипела ярость. Она села на пятую точку и протёрла лицо.       Верно, не время для слёз. Пока в мире есть уроды — навроде Камошиды, навроде этой Джунко, навроде кого-то ещё — она не может сдаваться и плакать в подушку.       Она взяла в руки телефон и открыла общий чат. На секунду её палец замер, пока она вглядывалась в иконки и сообщения.       Верно, может быть она и одна, но она не одинока. У неё есть её товарищи — те ещё два придурка, если честно. Но они…       На её лице сама собой расцвела улыбка. Да, придурки, но с ними не бывает скучно и они… её друзья. Удивительно, но за этот месяц она как-то привыкла им доверять и полагаться на них. Что они никогда-никогда не вздёрнут нос и не скажут презрительное «Полукровка!» Что они никогда не будут судить по ней из-за её сисек и миловидного личика (хотя Рюджи стоило бы впечать промеж ног пару раз за сальные шуточки). Они её друзья, да. Не такие, как Шихо, но и не меньше. Всё-таки, Шихо, она… И тут её лицо резко бросило в краску — эта чёртова Эношима, эта извращенка! Она…       Она шумно втянула воздух ноздрями и выдохнула. С этой Эношимой всё всегда было через одно место. Она… она жестокая. И эта жестокость пугающе напоминала Камошиду — человека, который знает, что он делает зло, и не остановится, как раз потому, что он прекрасно осознаёт все последствия и власть зла. Камошида упивался своим положением и беспомощностью своих жертв, загнанных в угол. И Эношима…       Что-то в её общении с бесполезной президент было неправильное. Что-то по-настоящему глубоко неправильное. И она чувствовала эту неправильность, всем сердцем. Если бы у человека был орган, который ощущал зло, то она могла бы сказать, что он у неё бил тревогу каждый раз, когда она просто стояла рядом с этой самодовольной стервой.       Она её бесила. И если раньше она не могла этому найти какое-то разумное объяснение, то теперь у неё было оправдание — у Эношимы был дворец.       Разумеется, она ни черта не понимала в этих дворцах, несмотря на все попытки Морганы им объяснить. Единственное, что она крепко уяснила — человек, у которого он есть, больной. Больной настолько, что его было бы лучше изолировать от общества. И если Эношима больна, то в чём её болезнь?       От этих вопросов неизбежно пухла голова. Она начала набирать в чате.       Panther: она больная       Skull: м-м, ты про кого?       Joker: привет, Анн, как погуляла по Шибуе?       Она закатила глаза. Одно воспоминание об этой серии унижений заставляло кровь полыхать. И Эношима, на удивление, была даже не на самой верхушке её расстрельного списка. Этот Китагава, аррр!       Panther: ужасно       Upd: про Эношиму       Upd: у неё точно есть дворец       Upd: я серьёзно!       Skull: а мы разве в этом не убедились?       Upd: в плане, эта же штука вчера пикнула на ней, да?       Она возмущённо набрала воздуха в грудь, точно бы собиралась спорить вживую.       Joker: Моргана говорит, ты имеешь в виду то, что как-то убедилась в этом?       Гнев сразу утих. Всё-таки, кому-то явно не достаёт проницательности и деликатности. И этот кто-то (не будем показывать пальцами) — один блондинистый чурбан!       Panther: спасибо, Рен       Upd: хоть у кого-то здесь мозги работают правильно       Skull: это что за намёк?!       Joker: так что именно ты выяснила?       Она закусила губу. Она, конечно, могла бы пересказать их диалог с Эношимой, но это не аргумент. Требовалось что-то очень весомое помимо «Хей, я боюсь, она доведёт нашу президент до суицида» или что-то такое.       Joker: Анн?       Panther: она убила человека       Skull:…       Upd:…       Joker: ты это сейчас серьёзно?       Skull: В СМЫСЛЕ, УБИЛА?!       Panther: она намекнула мне, что когда-то у неё была ситуация, типа как у меня тогда с Камошидой       Upd: помните, тогда, когда он встал на колени?       Joker: помиловать или казнить?       Skull: и не говори, ты была страшная до усрачки, Анн       Она закатила глаза снова. Рюджи такой Рюджи, да?       Panther: и она сказала, что когда у неё была такая же ситуация в прошлом       Upd: когда она получила возможность отомстить тому, кого она ненавидела       Upd: она сказала, что «выстрелила»       Skull: эй-эй-эй!       Upd: придержи голубей!       Joker: Моргана говорит, что коней       Skull: завали мешок, кошак!       Joker: Рюджи, а царапают меня       Skull: Рен-рен, сейчас не об этом!       Upd: то есть вы в натуре считаете, что эта деваха кого-то грохнула?!       Upd: она же наша ровесница!       Она кивнула. Вообще-то, она тоже думала о том, что это преувеличение. Эношима явно была из того типажа, которые любят прихвастнуть для красоты истории.       Joker: ты уверена, что она говорила это всерьёз?       Panther: я не знаю       Skull: я же говорю, ну не может кто-то навроде неё…       Panther: но я почувствовала, что она говорила правду       Upd: тогда, в тот самый момент       Upd: и это…       Она не хотела признаваться этом себе. Она не хотела в это верить. Она бы разбила лицо тому, кто бы хотя бы намекнул ей на это. Но она…       Эношима была жуткая. Тогда, когда говорила это. По-настоящему жуткая. Она и обычно криповая до одури, даже кринжовая, но тогда…       За каждым её словом чувствовалась правда.       Я уже нажала на курок       Joker: я тебе верю, Анн       Upd: Моргана со мной согласен и говорит, что не стоит недооценивать женскую интуицию       Skull: вы ведь это серьёзно, да?       Joker: ты сам видел, что у неё есть дворец       Skull: это-то да       Upd: но млин       Upd: убить человека, это, типа, разве не пиздец крипово?       Upd: почему она не в тюрьме?       Panther: а Камошида тоже попал в тюрьму за свои преступления?       Skull: …       Upd: ладно, твоя взяла       Panther: и меня берёт дрожь, когда я думаю о том, что она может сделать с бесполезной президент       Joker: хорошо, давайте обсудим это на днях       Upd: после того, как разберёмся с золотой медалью       И я ни капли не жалею       Она снова улыбнулась и плюхнулась спиной на кровать. Как ни странно, чувство тревоги, гложевшее её, немного отступило.       Но если мне понадобится, я нажму ещё, и ещё, и ещё       — Попробуй, если ты такая смелая, стерва, — пробурчала она сама себе под нос.              В последующем Джунко ещё много раз вспоминала этот день, говоря о том, как она облажалась и насколько дерьмово всё вышло. Но за этот короткий эпизод я познакомилась с Джунко куда ближе, чем, возможно, мы обе хотели. Почему-то мне наши отношения с ней хочется представить как детективный роман: она постоянно убегает, прячет улики, обманывает, в то время как я, несмотря ни на что, ловлю её на нестыковках и постепенно приближаюсь к центру того, чем она является на самом деле. Да, в тот момент я просто приняла произошедшее как есть. Я слишком устала, чтобы думать о том, почему Джунко сделала то или это.       Однако эпизоды с её признанием Анн и это замечание, что она хочет чего-то большего от меня, чем просто физической любви, ещё долго крутились в моей голове по дороге домой.       Утром понедельника я встретила очень сонную и злую Сае. Она выглядела так устало, что я невольно пожалела её и поинтересовалась, что у неё случилась. Она отмахнулась, и вместо этого посоветовала не забивать голову перед учёбой.       Пока я ехала в школу на метро, я услышала, как многие обсуждали недавнее происшествие — кто-то ворвался в полицейский морг и похитил оттуда тело, однако, на утро его обнаружили в целости и невредимости.       Мне стало интересно, поэтому я полезла в сеть — довольно любопытный случай, который произошёл где-то в районе полуночи. История была жуткая, поскольку этот некто (полиция не сообщила его имя), сначала покончил с собой, потом его тело пропало (очевидцы расходились во мнениях, как именно это произошло, поскольку камеры ничего не зафиксировали). И потом его утром обнаружили буквально на пороге.       История напоминала какой-то откровенный кайдан, поэтому, разумеется, привлекла внимание общественности. «Какая жуть», — подумала я тогда, ощутив ворох мурашек.       Понедельник в школе начинался как обычно. Уроки, тесты, задания — всё выглядело так, словно бы ничего и не случилось, словно бы недавно никакого происшествия с Камошидой и Кобаяковой не было. Правда, всё изменилось где-то в районе обеда, когда нас позвали в актовый зал.       Джунко как сквозь землю провалилась — никаких смсок, звонков, ничего. Учитывая, насколько она меня утомила меня в воскресенье — я даже не против. Но всё-таки, это на неё непохоже. Возможно, она опять прогуливала?..              2016 год, май, второе число, понедельник       Большой актовый зал постепенно заполнялся учениками — Макото догадывалась, что администрация готовилась сделать официальное заявление. Возможно, даже объявить нового приемника Кобаякавы. Вроде, до Макото доходили слухи о том, что утром был педсовет — возможно, теперь им огласят результаты.       Макото вошла одной из последних — просто потому, что не торопилась и шла спокойным шагом. Когда она проходила между нестройных рядов школьников, её взгляд на автомате зацепился за блондинистую макушку — два мощных пушистых хвостика.       — Эношима-сан?       Это и правда была Джунко. Она стояла где-то по самому центру, прикрытая спинами парней повыше, поэтому со сцены её было вообще не видно. Да даже сбоку — Макото просто повезло, что она смогла в этой толпе и мешанине разглядеть её. Мукуро нигде не было видно рядом, она была одна.       Подумав, Макото решила, что ничего не теряет, если встанет рядом с ней.       — Джунко? — шепнула.       Та даже не отреагировала, продолжая молча смотреть в одну точку, не моргая. Чем-то она напоминала зомби.       — Кхем, мы уже можем начинать? — донеслось со сцены.       Макото повертела головой по сторонам, затем решила, что, всё же, останется здесь. Хотя гяру выглядела… странно. Даже по её меркам.       — Эношима-сан?       Ноль реакции. Макото аккуратно дотронулась до плеча. Джунко покачнулась, затем, как дарума, вернулась в прежнее положение. В её взгляде отсутствовали какие-то намёки на разум.       — Что ж, тогда давайте начнём наше собрание. Разговорчики!       На сцене стояла Каваками-сенсей — по какой-то причине именно ей доверили организацию мероприятия. И она, в своём фирменном полосатом жёлтом свитере, лениво покрикивала на учеников, чтобы те вели себя прилично. Вообще, она не выглядела как человек, который радовался своей роли. Её лицо так и говорило «Что я тут забыла? Зачем?»       Она подошла к микрофону, постучала по нему пальцем и прокашлялась.       — Как вы знаете, несколько дней назад произошёл инцидент с Камошидой и Кобаяковой. Мы, конечно, всё ещё шокированы произошедшим не меньше вашего, поверьте…       Джунко продолжала смотреть в одну точку, даже не реагируя.       —...однако мы должны сплотиться и преодолеть эти трудности. Я надеюсь, — добавила Каваками в сторону.       Сложила руки вместе в районе пояса.       — Поэтому, я хотела бы представить вам временно исполняющего обязанности директора Ушимару-сенсея.       От Джунко донеслось громкое ровное сопение. Макото моргнула. Она… спит? Стоя? С открытыми глазами? Невольно, рот девушки сам собой открылся — эта мысль настолько поразила её, что она даже не обратила внимание на начавшиеся аплодисменты.       Впрочем, они были очень вялые, а вот волна шепотков — довольно громкой и активной.       — Ушимару?       — Серьёзно, из всех кандидатов именно его?       — Шуджину крышка, я вам говорю…       — Разговорчики!       Рявк, последовавший из микрофона, заставил всех затихнуть. Джунко вздрогнула, покачнулась, а потом её веки сомкнулись.       — Я очень польщён, что мои коллеги из всех возможных кандидатур выбрали именно меня.       Макото осторожно подняла голову и присмотрелась к сцене. Там стоял этот высокий, суховатый и уже немолодой мужчина, одетый в невзрачного вида серый костюм и строгий галстук. Очки в квадратной оправе, кажется, уже давно стали частью его образа — под глазами, если присмотреться, виднелись ямочки специально под них. Ушимару-сенсей, учитель обществознания как он есть — желчный, мрачный и довольно строгий педагог, которого, признаться откровенно, не особо любили. Макото тоже не очень жаловали в Шуджине, но неприязнь к Ушимару была совсем другого толка. Этот мужчина не любил разгильдяев, тех, кто много выпендривался, болтливых, громких, тех, кто опаздывает, словом — почти всех среднестатистических школьников, и они на его язвительные замечания отвечали тем же, но, разумеется, уже за дверями класса. Поэтому представить себе Ушимару как директора…       Многие невольно сглотнули от ужаса.       Включая Макото, хотя она была одной из немногих, кого, несмотря на всю желчь, Ушимару выделял и ставил другим в пример. Это не оззначало, что ей делали какие-то поблажки (скорее даже наоборот), но, разумеется, обожания среди класса и школы не добавило.       —…как вы знаете, за прошедшие года школа во многом потеряла свой престиж и респектабельность, за которые мы получили имя не просто «Старшая Школа Шуджин», а самая настоящая академия Шуджин!       Голос Ушимару звучал холодно и жестоко, точно бы вынося приговор — такие интонации у него появлялись, если он ловил с поличным какого-то нарушителя. И Макото настораживало, что теперь он так говорит о целой школе.       Спящая нарушительница спокойствия тем временем упёрла голову в грудь и, замерев в такой странной позе, продолжала сопеть.       — Джунко!       Макото ткнула в бок — если Ушимару их заметит, в особенности спящую Джунко, им будет крышка, притом обеим — на их счастье сопение было не так хорошо слышно, но всегда оставался шанс, что чуткое ухо опытного педагога уловит знакомые звуки. А уж с полномочиями директора…       Джунко не реагировала.       — И посмотрите теперь, к чему мы пришли. Чтобы каких-то пять лет назад можно было представить, что у нас, в Шуджине, в нашей, не побоюсь этого слова вотчине…       Кажется, Ушимару вошёл в привычную для него колею — нудную лекцию о падении нравов и общем распаде молодёжи. Макото ущипнула Джунко за бок. Ноль реакции.       — По школе ходят раскрашенные ученицы, которые позабыли приличия и даже не хотят чтить устав, по сети о нас пишут самые грязные слухи, а наше лицо школы, президент студсовета… вы сами всё видели. Верно, Нииджима-сан?       Как-то сразу так получилось, что толпа разошлась, открыв Ушимару прямой коридор на Макото. Та неловко улыбнулась и отпустила локоть Джунко. Блондинка же покачнулась и сладко прикорнула, положив голову на плечо соседке. Макото стоило нечеловеческих усилий сохранить непроницаемое выражение лица.       Ушимару, сложив руки за спиной, щурил глаза, глядя на девушек, внезапно оказавшихся в центре внимания. Его губы разошлись в ядовитой усмешке.       — Бросьте, Нииджима-сан, бросьте. Ваша подруга настолько не уважает школу, что теперь вообще спит, да?       По толпе прошлись смешки. Макото стремительно ощутила, что краснеет.       — И это вы называете студсоветом, да? Гордостью нашей школы? — Ушимару пафосно вознём руки к потолку.       Макото хотелось провалиться сквозь землю под перекрёстными взглядами всей школы. Внезапно послышался тяжёлый вздох со стороны гяру, оказавшейся в центре внимания.       — Ушимару-сенсей, чё душнить-то так на пустом месте? — раздался усталый голос Джунко.       Она медленно подняла голову и раскрыла веки. Ушимару моргнул, поправил очки и строго посмотрел на Джунко. Некоторое время между ними царило напряжённое молчание.       — Будете говорить, что это не вы сейчас спали во время общего собрания? — наконец произнёс мужчина.       Джунко потёрла глаза.       — Ушимару-сенсей, у меня просто очень болела голова, а Нииджима-сан интересовалась, беспокоилась, не стоило ли меня отвести в медпункт.       У новоиспечённого директора бровь поднялась вверх.       — Да ну?       У Макото были похожие мысли — она недоумённо покосилась на Джунко. Та улыбнулась уголком рта, перевела взгляд на директора и выпрямила спину.       — Мне кажется, в процессе я потеряла сознание. Знаете, — Джунко покачнулась (с какой-то излишней даже грацией, как показалось Макото), после чего ловко вцепилась в ближайшего соседа. — У некоторых людей такое бывает с голодухи. А вы тут сразу — разгильдяи, позорят школу. Ушимару-сенсей, вы придираетесь.       По залу прошлись смешки, которые тут же стихли, когда мужчина шикнул. Джунко же элегантно подняла руку ладонью вверх и обвела ей зал.       — А мы может не меньше вашего переживаем за судьбу Шуджина. Мы тоже хотим, чтобы он стал лучше и немного восстал из той задницы, в которой он оказался при старом директоре. Ну, сексуальное, физическое насилие, всё такое, — она поиграла бровями. — Верно говорю, Ниииджима-сан?       На лице Ушимару было видно вздувшуюся вену, но он стойко перенёс неприкрытую насмешку. Когда Джунко повернула голову на Макото, она подмигнула. Девушка готова была поклясться, что взгляд у гяру был трезв как стёклышко — то есть ровно наоборот, разумеется.       Ушимару прикрыл глаза.       — Прекратите паясничать, Эношима-сан. Лучше скажите, почему вы же вы тогда не пошли в медпункт, если всё так плохо? — повисшую в воздухе иронию не уловил бы только самый недалёкий.       Джунко улыбнулась во все зубы и стиснула Макото.       — Я посчитала, что я не могу пропустить такое эпохальное событие, как это. Ведь, в натуре, эпоха сменилась. Нииджима-сан, ты моя спасительница!       Макото еле сдержалась, чтобы не сморщить лицо и с силой не отпихнуть Джунко от себя. Ушимару молча сложил руки в замок на уровне живота.       — Король умер, да здравствует король! — гяру вскинула кулачок в воздух.       Ученики повторили за ней фразу, ухмыляясь. Мужчина покачал головой.       — Нииджима-сан?       Когда Макото достался вопросительный взгляд, она резво покивала головой, подтверждая сказанное. Кажется, она никогда ещё не чувствовала столько холодного пота на своей спине.       Ушимару скривил губы. Он не выглядел довольным, но, видимо, решил стратегически оставить этот раунд за Эношимой — вот только его взгляд очень не понравился Макото, было в нём какое-то молчаливое обещание расправы.       — Как бы то ни было…       Строй снова сошёлся, скрыв их двоих от взора сцены.       — Джунко!       А та тут же уронила голову на грудь, как ни в чём не бывало. Возмущение так и застряло в горле Макото — кажется, её соседи даже сочувственно похлопали её по плечу.       Вскоре раздались хлипкие аплодисменты, сопровождавшие поклон нового временно исполняющего обязанности директора. Как-то так само собой получилось, что где-то под конец возле Макото и Джунко возникла Мукуро — она выглядела куда свежее Джунко, но тоже как-то устало.       — Командир? — голос брюнетки звучал хрипло.       Гяру моргнула, затем медленно раскрыла мутные синие глаза. Зевнула.       — М-м? Уже все кончили?       — Так точно.       Джунко распрямила голову и потёрла лицо.       — Как они меня заебали, Муку.       — Сама виновата, сестра.       Макото сложила руки на груди, ожидая, когда на неё обратят внимание. Джунко скосила на неё взгляд и вяло улыбнулась.       — А, утречка.       — Эношима-сан, — строго произнесла Макото. — Вы понимаете, что вы…       — И тебе не хворать, Мако-чан.       Тем временем школьники начали расходиться. Возле их компании быстро возникла Каваками-сенсей. На её лице неприкрыто читалось «Как же вы меня достали…» — то есть её обычное выражение.       — Вот вы неугомонные, — пробормотала она, затем натянула улыбку: — Эношима-кун, Нииджима-кун?       Джунко лениво повернула голову и подняла бровь, даже не особо пытаясь скрывать своё отвратительное настроение. Впрочем, она тоже выдавила из себя подобие радости.       — Да, Каваками-сенсей?       — Новый директор хочет видеть вас у себя.       Макото и Джунко переглянулись. Макото попыталась взглядом передать, что она думает о кое-чьём поведении. И она не уверена, что до гяру дошло. Джунко прищурилась.       — Ему срочно?       — Немедленно. Он сказал…       Каваками сглотнула, а затем огляделась по сторонам. Наклонилась вперёд и перешла на шёпот:       — Что разговор пойдёт о твоём исключении.       Я не была уверена, дневник, что я ощутила в ту секунду. Это было какое-то очень сложное чувство — я радовалась (очень зло), что наконец-то это свершилось — Джунко позволяла себе слишком многое и рано или поздно кто-то принял бы меры. Но и в то же время, я ощутила тяжёлый ком в горле и даже страх — несмотря ни на что, мне не хотелось, чтобы её исключили. Да, она всё ещё Джунко, она отвратительная, она хулиганка, но она… она стала частью моего мира, до этого одинокого, серого и пустынного.       С Джунко было невыносимо. Но, кажется, без неё всё станет ещё невыносимей. Однако я осознала это позже — тогда я просто злилась на сцену, которую она устроила буквально на пустом месте.       Джунко не выглядела удивлённой хоть каплю, мой дневник. Я бы даже сказала, она восприняла это с какой-то отстранённой скукой, словно бы ей сто раз по дню говорили, что ей собираются исключать.       — Меня или нас, Каваками-сенсей?       Та виновато улыбнулась на этот вопрос Джунко.       — Ушимару-сенсей… Директор Ушимару не уточнил. Может быть тебе в медпункт, Эношима-кун? Ты же вроде…       Джунко прикрыла глаза.       — Да не, такие вопросы лучше решать сразу. Так кто из нас нужен?..       — Ушимару-сан говорил о тебе и Нииджиме-кун.       Джунко потянулась и зевнула.       — Ясненько. Ну, Макото, потопали. Муку, с тебя жратва.       — Эношима-сан! — девушка сдержалась, чтобы не топнуть ногой от возмущения.       Пофигизм Джунко бесил, бесил откровенно.       — Передайте директору Ушимару, что мы скоро будем, Каваками-сенсей.       Макото не успела моргнуть глазом, как след Мукуро уже и простыл — та обладала какой-то мистической способностью появляться и исчезать в воздухе, точно какой-то ниндзя. Каваками покачала головой, поджала губы, но всё-таки молча пошла на выход. Они остались практически одни в огромном зале со сценой. Макото упёрла руки в боки.       — Джунко, ты понимаешь, что ты творишь!       Та лениво потёрла глаза, смотря куда-то в сторону.       — Курнуть бы, — сплюнула.       — Джунко!       — Да погодь, Макото, не жужжи.       Она потёрла себе грудь.       — У меня была очень бессонная ночь. Я ебала такие ночи.       Макото не сводила хмурого взгляда с Джунко.       — Эношима-сан…       Гяру отмахнулась:       — Да, да, я сама виновата, не дура, надо было выспаться. Ну, бывает, бывает, Макото.       Девушка еле сдерживалась, чтобы не взорваться.       — Ты понимаешь, что тебя теперь…       Джунко устало посмотрела на Макото и поднесла той ко рту палец, заставив замереть.       — Не жужжи, окей? Это ж Ушимару, нашёл бы, к чему доебаться.       Макото резким движением убрала с губ палец Джунко (подавив в себе желание отплеваться).       — Джунко, ты понимаешь, что всё серьёзно?! А ты своими действиями, своим длинным языком…       Та кивнула и потянулась.       — Ну разумеется я понимаю, Макото. Я пиздец как понимаю.       — Тогда почему ты…       На мгновение на её лице промелькнуло раздражение — буквально на мгновение, но мне этого хватило, чтобы заметить. Она посмотрела на меня сверху-вниз, пользуясь ростом. Криво усмехнулась.       — А этого и следовало ожидать, Макото. Власть поменялась, былые договорённости уже не работают. Как это, старые деньги уже пропили, а новых ещё не занесли. Как я устала от всего этого, если бы ты только знала… — она покачала головой и потёрла виски. — Я ебала этих бюрократов, Макото.       Я замерла, не до конца понимая сказанное. Договорённости? Деньги? О чём она… что здесь происходит?       — Джунко?       Та хмыкнула.       Она ещё с полминуты вглядывалась мне в глаза, словно бы искала там что-то, что ведомо только ей. Ей лениво-сонное лицо, освещённое полуденным солнцем разительно отличалось от её обычного — всего такого идеального, сияющего и чересчур кричащего. Кажется, она даже забыла нанести макияж — или не успела, ограничившись только лёгкой подводкой губ.       И это сочетание усталой и серьёзной Джунко казалось мне более настоящим, чем её повседневное поведение. На мгновение мне показалось, что возле меня стоит не моя сверстница (хотя она младше), а эдакая маленькая копия Сае — очень серьёзная и уставшая от жизни женщина, которая просто хочет, чтобы её оставили в покое.       — Я разберусь Макото, я разберусь. Расслабься.       — Джунко! Ты!..       Она потянулась и широко зевнула, обнажив зубы.       — Не всё в этом мире решается добрым словом и парой обещаний, Макото. Тебе не понять.       В её тоне и её взгляде было намешано многое — какое-то разочарование, обречённость — она словно бы и хотела сказать, а словно бы и говорила «Ты не хочешь этого знать, Макото». И даже нотки фирменного Саевского в этом «тебе не понять, Макото». Я замерла, открыв рот — я хотела что-то сказать, возмутиться, взять её за грудки и начать трясти как грушу, но…       — Пошли, что ли, нас ждут.       Она просто развернулась и пошла на выход. Со стороны это выглядело так, словно она просто шла, но я, зная и помня её прошлые выкрутасы, могла бы сказать, что в этой походке чувствовалось что-то усталое и даже обречённое. Она просто шла, но это был шаг человека, который идёт на эшафот — я не уверена, почему у меня возникла такая аналогия. Лёгкая, без попыток кого-то соблазнить или что-то доказать, эта походка настолько же не походила на Эношиму, насколько же подходила ей. Я поспешила за ней.       Но как бы я потом не пыталась, до самого кабинета директора она хранила полное молчание.