Плеть, перец и пряность

             Закрыв глаза, я часто вижу небо       Комнату наполняют шум и крики. За окном виднеется утро — ясное небо, без облачка, с ярким-ярким солнцем. Усталая женщина с пушистыми рыжими волосами, улыбаясь, сидит в гостиной на диване, сложив руки. Возле телевизора напротив стоит искусственная ёлка, до потолка — вся наряженная игрушка, сверкающая гирляндами. Женщина прикрывает глаза и вздыхает, расслабившись на диване. Она одета по-домашнему — оранжевая полосатая кофточка и длинная джинсовая юбка. Поверх них — розовый фартук с рисунками маленьких панд — в паре мест виднеются чёрные следы. Она проводит руками по лбу назад, разглаживая длинные непослушные пряди, слипшиеся от пота.       — Это мой подарок!       — Нет, мой!       — Давайте, не деритесь, всем всего хватит.       Возле ёлки вертятся двое: крупная толстенькая девочка с рыжими волосами в изумрудно-зелёном платье, которая немного напоминает недовольного китёнка, и брюнетка — тоненькая, с веснушками и длинными чёрными прядями, одетая во всё тёмно-сиреневое. Они возятся возле детской игрушки — чёрный блестящий автомат. Рыжая держится за дуло и тянет его на себя, в то время как брюнетка вцепилась в приклад.       Женщина раздраженно морщится.       — Хватит, а то опять сломаете.       Девочки точно её не слышат.       Да, я вижу небо. Пепельно-серое небо, затянутое тучами до самого горизонта       Женщина хлопает в ладоши, заставив детей вздрогнуть.       — Хватит. Джунко, отпусти. Это подарок Муку.       Рыжая тут же кривит губы и выпускает игрушку. Недовольно косится на брюнетку. Кажется, рыженькая девочка чуть ли не плачет.       — Почему опять Муку, мам?!       — Потому что тебе, Джунко, купили вон ту большую куклу барби, о которой ты уже месяц просила, — устало произносит женщина.       — Но я хочу автомат!       Брюнетка прижимает тот к груди, точно бы это её самое большое сокровище. Рыжая всхлипывает.       — Ну мам, ну можно мне тоже автомат…       Женщина качает головой.       — Нет, Джунко, нельзя. Кто сломал игрушечную катану Мукуро на прошлой неделе?       Девочка всхлипывает, давясь слезами.       — Это была не я, это мистер Блэк!       Женщина закатывает глаза и кивает.       — Да, да, странный и непонятный дядя, который почему-то ломает игрушки Мукуро.       — Но это правда!       Брюнетка прижимает автомат плотнее к себе.       — Джунко опять врёт, — доносится от неё.       — Я не вру!       Тем временем брюнетка с гордым видом усаживается на диван к женщине. Прижимается к её боку. Женщина, улыбнувшись, приобнимает её.       — Какая ты уже взрослая, Мукуро, — гладит по голове.       Рыженькая возникает с другого бока и дёргает за него.       — Я тоже взрослая!       Следа слёз и истерики как будто и не бывало. Женщина устало косится на рыженькую.       — И ты тоже, моё маленькое чудовище.       — Я не чудовище! — возмущённо прыгает девочка на диване       — Рыжее маленькое лживое чудовище, — с самым серьёзным видом качает женщина головой.       — Рыжее маленькое лживое чудовище, — нараспев повторяет за ней брюнетка.       — Мам, она дразнится! И я не чудовище!       Рыжая девочка, кажется, опять готовится расплакаться.       Вскоре начинает идти дождь. Кап, кап, кап, кап       Лицо женщины смягчается. Она выпускает брюнетку из объятий, прижимает к себе рыженькую и ворошит волосы у неё на голове.       — Какая же ты плакса, — ласково произносит она. — Джунко, хватит. Давай, сегодня же ваш день рождения?       — Я не чудовище!.. — всхлипывает она.       — Да, да, не чудовище, успокойся… — женщина плотно прижимает её к себе.       Брюнетка выглядит недовольной, пока всё внимание уходит рыженькой. Девочки встречаются глазами. Рыжая незаметно показывает язык, пока её обнимает и гладит женщина.       Я молча откидываю голову и позволяю дождю омывать своё тело       — Какая же ты всё-таки…       — Какая?       Тут же высовывает макушку рыжая девочка. Женщина грустно улыбается.       — Особенная.       Девочка расплывается в самодовольной улыбке.       — Я — особенная!       Брюнетка продолжает буравить её взглядом.       — Особенная разрушила, — недовольно бурчит она.       — Муку, не обижай её.       — Да, Муку, не обижай меня!       Женщина щёлкает рыжую по носу.       — Ау!       — Не дразни её, Джунко.       — Она первая!       Женщина устало вздыхает.       — Ты тоже хороша.       Мне нравится это чувство воды и влаги. Я стою под дождём до тех пор, пока не промокну до нитки, пока мои волосы не прилипнут к телу тяжёлыми гроздьями       Со стороны входной двери слышны звуки хлопка.       — Папа вернулся.       — Папа! — в один голос пищат девочки и спрыгивают с дивана.       Быстрые топотки двух пар детских ножек, и вот они уже обе оказываются у порога. Женщина едва-едва поспевает за ними.       — Ты вернулся, папа!       Рыжая девочка прыгает на высокого брюнета в очках, который сидит у порога и разувается. Он поднимает голову.       — О, моя маленькая принцесса рада меня видеть?       Черноволосая девочка не отстаёт и прижимается с другого бока.       — Папа!       — Задушите меня, задушите! — смеётся он.       Внезапно на всю прихожую раздаётся громкий писк. Девочки вздрагивают и переглядываются. Женщина недовольно хмурит брови и складывает руки на груди.       — Ты всё-таки это сделал.       Мужчина виновато улыбается.       — Да ладно тебе, Мару-чан, не куксись.       Он расстёгивает пальто. Оттуда высовывается чёрная пучеглазая мордочка с ушками. Издаёт новый писк.       Мне нравится оно настолько, что я просто ложусь на землю, на грязную мокрую землю и смотрю в серые небеса, пока оттуда падают крупные градины дождя       Обе девочки распахивают рты.       — Это… котёнок? — ахает рыжая.       Мужчина кивает.       — Да, это котёнок.       — А можно я…       Он качает головой, после чего достаёт его и кладёт в руки к брюнетке.       — Нет, — внимательно смотрит в серьёзные серые глаза девочки. — Хорошо позаботься о нём, Муку-чан. Я думаю, ты справишься.       Грязь, дождь, мокрая трава — мне кажется, я часами лежу, наслаждаясь этим запретным чувством. Это свобода — быть грязной и валяться на земле. Глупая мелочная прихоть, но почему-то именно её так сильно ценишь. Помню, сестра мне много рассказывала про законы, про права, про обязанности, про то, насколько на самом деле современный мир много предоставляет тебе просто потому, что тебе повезло родиться в этом времени       Пока брюнетка выглядит удивлённой, бережно сжимая в руках пушистых чёрный комочек (котёнок, недовольно пища, успел пару раз зацепиться коготками за платье, оставив пару мелких дырочек), на лице рыжей проступает обида. Сначала это просто приоткрытый рот и широко распахнутые глаза, но постепенно на её лице появляется что-то злое. Её маленькие детские кулачки сжимаются, на глазах выступают крупные слёзы, а губы начинают дрожать.       Брюнетка, заметив реакцию сестры, гордо улыбается, прижимая котёнка к груди.       — Это мой котёнок, Джунко!       Мужчина качает головой.       — Да ладно вам, он же будет жить с нами вместе…       Рыжая набирает воздуха в грудь, прежде чем из неё вырывается:       — Я вас ненавижу!       — Джунко! — недовольно произносит женщина. — Это ещё что такое?       — Ненавижу!       Со слезами на глазах, она выбегает из прихожей, проскальзывает мимо рук женщины и бежит вверх по лестнице.       Но что значат эти свободы, эти конституционно закреплённые права, если я не могу просто взять и лечь под дождём где и когда захочу? Да, это глупая прихоть, моя маленькая глупая прихоть — но именно она и делает меня мной, она и проводит грань между моими желаниями и общества — если я когда и лягу под дождём, я сделаю это по своей воле. Не потому, что мне так кто-то сказал, не потому, что это модно, полезно, социально значимо, а просто потому, что я так хочу — и это то, что делает меня свободной в моих же глазах       — Я… что-то сделал не так? — неловко улыбается мужчина.       Женщина кладёт руку на лицо и вздыхает.       — Вот поэтому я была против животных в доме. Это же Джунко, дорогой!       — А Джунко, — брюнетка зло улыбается, — маленькое лживое рыжее чудовище!       — Мукуро, не надо так говорить о своей сестре, — женщина недовольно косится на девочку.       Та, ничего не ответив, просто гладит на руках чёрного котёнка, который, успокоившись, наконец замурчал.       — Я назову тебя Блэки!       Мужчина давит из себя улыбку.       — Хорошее имя. Я думаю, ему нравится.       Девочка кивает и баюкает животное. Постепенно в её глазах появляется огонёк исследовательского интереса..       — А это он или она?       — Вроде мальчик.       — То есть у него есть шары?       Брюнетка ловко переворачивает котёнка в руках и, под удивлённый писк животинки, раздвигает ей нижнюю пару лап. Женщина раскрывает рот.       — Муку!.. Кто тебе?..       Девочка копается рукой в шерсти.       — Джунко сказала, что у всех мальчиков есть два шарика.       Женщина молча кладёт руки на лицо. Стонет:       — Вот в кого она такая, а? Дорогой?       Тот нервно смеётся.       — Джунко… активная, да?       — Сущее проклятие, — вполголоса произносит женщина. — Муку, прекрати мучить животное, ему не нравится!       — Это вот эти штучки, мама?       Палец девочки на что-то натыкается. Котёнок замирает с мордой, полной вселенского офигевания. Даже приоткрывает пасть.       — Муку!       Животное, издав шипение, начинает активно пинаться, пытаясь вырваться из цепких детских ручек. В какой-то момент переворачивается и кусает хозяйку.       — Ау!       — Мукуро, хватит, видишь, ему неприятно! — женщина ловко выхватывает котёнка из рук девочки. — Не надо так делать, хорошо?       Брюнетка гордо задирает нос.       — Это всё Джунко!       — Да, да, а животное мучила сейчас тоже она, да?       Котёнок, обалдевший от перемещений, выпустил когти и вцепился в грудь женщины мёртвой хваткой. Он издаёт очень тоскливое и проникновенное «мяу».       — Чёрт, он меня поцарапал!       И если меня спросят, на что я готова обменять свою жизнь, свои свободы, всё своё свободное время — я бы обменяла его на это вечное умиротворение под звон никогда непрекращающегося ливня       Где-то наверху, уткнувшись носом в кровать, рыжая девочка тихо плачет, проливая слёзы на розовое покрывало.       — Ненавижу тебя, Муку… — произносит она вполголоса. — Я ненавижу вас всех…       Однако это всего лишь слабость. Роскошь, которую я не могу позволить себе в обыденности — если я хочу хоть как-то остаться в живых. Моя маленькая роковая слабость, которую я могу отпустить лишь где-то в глубинах своего чёрного сердца.       Эрика всегда говорила быть сильнее того, что пытается тебя убить и если надо — встретить смерть с улыбкой на лице, смеясь в лицо своему року. Эрика… странная она. Она как будто бы всегда знала ответы на любой вопрос, что не спроси. Почему люди ненавидят, почему они влюбляются, в чём смысл жизни, почему трава зелёная (последний вопрос её почему-то особенно бесил). Эрика…       Возможно, если я чего и хочу — так это лежать с ней под дождём вместе. Просто я и она, как тогда, в её прокуренной квартирке — снова лениво перебрасываться оскорблениями, обсуждать интересующие нас темы, даже курить — хотя сырость и курение плохо сочетаются. И в конце концов, обнявшись, любоваться одним серым небом. Но это всего лишь мои глупые мечты — Эрика ненавидела дождь, слякоть и сырость, и уж точно навряд ли бы согласилась валяться в грязи. Хотя кто её знает, это ж Эрика. Она… она всегда была свободной, свободной на том уровне, который, кажется, невозможно достичь обычным способом. Если я и завидовала ей — то это её свободе. Свободе выбирать, кого любить, кого ненавидеть, кого послать нахуй, кому протянуть руку помощи. И хотя она любила повторять, что эта свобода ей дорого обошлась…       И эта свобода — это даже больше свобода, чем моё маленькое эгоистичное желание поваляться на мокрой земле. Однако если во мне есть хотя бы маленький сгусток её крови, её идеалов — я тоже проживу мою жизнь так, как мне велит моя ярость.       А потому, пока бьётся моё сердце, пока моя ненависть разгоняет по венам чёрную кровь, пока кишки моих врагов не будут вынуты наружу — да будет дикая охота мчать по просторам этого мира.       Амен, блядь!              Макото медленно вышла из кабинета директора, ощущая всепроникающую головную боль — это было буквально бьющее набатом тошнотворное чувство, от которого даже подкашивались ноги — хотелось просто лечь, забиться в какой-то тёмный уголок и там так и затихнуть, ожидая, когда стихия утихнет. Однако даже это не мешало ей ощущать отвращение, которое вызывала сейчас Джунко — её бывшая союзница.       Когда мы вышли от Ушимару, я заметила на её лице умиротворение, что странно — только что она пережила вот эту схватку на словах, где она буквально прошла по лезвию ножа. Но как будто бы именно это и вернуло мир в её душу — и именно это меня так и злило. Я ненавижу секреты, дневник. Я ненавижу, когда меня вот так вот берут и водят за нос. Однако даже обман (к которому постепенно привыкаешь, общаясь с Джунко) не так сильно меня выбесил, как тот простой факт, что она купила Кобаякаву. Я ведь считала его чуть ли гнилью на теле Шуджина — и сотрудничество с кем-то навроде него…       — Ты довольна? — тихо произнесла Макото.       Джунко зевнула и повернула голову.       — М-м?       — Ты довольна, я спрашиваю?       Она моргнула, затем склонила голову набок.       — Ты о чём?       Её голос звучал обычно — как будто бы всего этого разговора, признания, противостояния — ничего из этого не было. Я сглотнула и оскалилась — головная боль делала меня ещё более злой и раздражительной.       — Ты довольна тем, что тебя не отчислили?       Джунко пожала плечами и потянулась на мысках.       — Ну, бывало и лучше, Макото. Я не ожидала, что этот… — она мотнула головой на дверь кабинета. — Меня так прижмёт к стенке. Я уж думала всё, ща пиздёнку выебут и порвут.       На её лице появилась улыбка.       — Во многом благодаря тебе, кстати.       Макото подняла бровь, сдерживаясь, чтобы не скривить лицо от боли.       — Ну, слушай, если бы ты меня начала защищать…       Джунко снова опасливо покосилась на дверь. Затем наклонилась вперёд и перешла на шёпот:       — Он бы ведь реально мог нас обоих выкинуть. А так он решил что мы не вместе, значит ты не на моей стороне, — улыбка стала шире. Она похлопала её по щеке. — Реально, Макото, если бы не это, мы бы были в такой жопе, ты даже не представляешь…       Я смотрела в её синие глаза, точно бы пыталась в них найти следы достойного и честного человека. Сам собой мой локоть пошёл вверх, вслед за ним и ладонь. Медленно, грациозно. Чтобы в конце выплеснуть всё моё презрение, обиду и раздражение в виде одной пощёчины.       Джунко замерла. Её глаза медленно расширились, а она, точно бы не веря, потрогала себя за место удара.       — Макото?.. — донеслось от неё.       — Для вас — Нииджима-сан, Эношима-сан.       — Макото, ты…       Она с силой отпихнула Джунко от себя. Отряхнулась.       — Я не хочу иметь ничего общего с кем-то навроде тебя.       — Ма… кото?       Макото покашляла, чувствуя тошноту.       Джунко, кажется, даже не шевелилась — с неверящим лицом она продолжала смотреть на меня, потирая щёку. Как будто бы её картина мира, идеальная и выверенная, только что дала трещину — сначала маленькую, но потом всё крупнее и крупнее. А она так и осталась в ступоре, будучи сражённой неверием.       — Взятки, да?       — А-э… да?       Макото оскалилась.       — Ну конечно, для тебя же это всё игра, конечно! Миллиона-другого не хватает вечно, да?! — кажется, она теряла контроль на громкостью голоса.       Джунко помотала головой.       — Макото, давай выясним отношения хотя бы… не здесь, ладно? — она примиряюще подняла руки и натянуто улыбнулась.       — А тебе не всё равно? — саркастично парировала та.       Джунко снова потрогала себя за щёку.       — Макото, я, конечно, готова к ёбле в любое время суток…       У той дёрнулось лицо.       —...но давай хотя бы попытаемся сделать вид, что мы две приличные девушки, ладно?       Она опять провела рукой по месту удара. Поджала губы. Видимо, у неё на языке вертелось что-то ещё, но заместо этого она мотнула головой назад, в сторону лестниц.       — Всё равно на уроки не успеем, а завтра золотая неделя. Давай!       Словами не описать, насколько мне хотелось в тот момент просто взять и послать Джунко к чёрту. А может и покрепче: обычные слова давно закончились, да и навряд ли бы она отреагировала на что-то ещё. Джунко понимала только свой язык, и я вполне была готова в том состоянии припомнить что-то из того, что она при мне говорила.       Однако ещё больше мне хотелось высказать ей прямо в лицо, что я думаю о ней, о её поведении и всём этом. И поэтому…       Джунко развернулась в сторону лестницы и, закинув руки за спину, сжимая сумочку, она лёгкой походкой пошла к ступенькам. На середине пути обернулась в полтела.       — Макото, идёшь?       Та же, сделав несколько тяжёлых вдохов, нехотя пошла за ней. Джунко кивнула, заметив это, развернулась. Вытащила телефон и быстро натыкала там сообщение, лёгким движением спрятала обратно.       Это было странное чувство — мы две шли по пустой школе. Где-то там, за стенами кипела жизнь, шли уроки, ученики скрипели ручками по тетрадям. И просто мы две — я, Нииджима Макото, и она, Эношима Джунко, идём по послеполуденной школе. В отличие от кабинета директора прохладно, зябко. Шаги Джунко тяжёлые, важные, топающие. Как будто бы она хотела просто своей походкой сказать — я иду. Я здесь.       Она продолжала улыбаться — это бесило. Хотя красная отметина на её коже, такой белой и гладкой почему-то грела мне душу — особенно то, как она периодически прикасалась к ней, точно проверяя на реальность. Хотя у Анн кожа белее, оттенком, Джунко сама по себе была довольно бледная.       Я уже догадалась, что мы шли на крышу — казалось бы, только недавно мы там выясняли отношения и говорили о том, что правильно, что нет, почему Камошида не получил по заслугам…       И почему она захотела умереть?.. Дверь почему-то оказалась закрыта. Я не удивилась, когда в руке у Джунко появился ключ — кража и разбой, да? Я не удивлюсь, если она могла открыть в этой школе всё, включая сейф в бывшем кабинете Кобаякавы.       Гяру вставила ключ, щёлкнула им и потянула дверь на себя. Обернулась.       — После тебя, Макото.       Та пожала плечами и молча прошла на крышу. Джунко медленно закрыла за собой дверь. Обернулась. Похлопала место удара.       — Знаешь, Макото, по ебалу получать такое себе.       Чувство свежего воздуха наполнило меня лёгкостью, довольно пьяной — моя головная боль стала буквально чуть-чуть полегче, хотя яркий свет солнца всё равно делал больно. Однако мне точно стало легче дышать.       Макото подошла к сетке-рабице и положила на неё руку. Вставила пальцы в колечки.       — Макото!       Джунко нехотя последовала за ней. Судя по шагам, встала где-то позади.       — Нииджима-сан для вас, Эношима-сан.       — Макото, ты опять, да?       — Не опять, Джунко.       Я резко обернулась.       Гяру почесала макушку.       — Слушай, чё ты такая злая, а? Ну, подумаешь, пришлось сиськи показать при Ушимару, как будто в первый раз…       Я ощутила в виске пульсацию. Это был как импульс — нападай. Давай, Макото, давай. Давай, что ты стоишь на месте, действуй!       Я хрипло вздохнула и облокотилась спиной на сетку — благо она меня держала, а стоять сама я сейчас едва ли могла.       — Ты дала взятку Кобаякаве?       Джунко подняла бровь. Почесала голову. Затем скинула сумочку на пол.       — Ну да, было дело.       Пульсация в голове стала сильнее. Я прикрыла глаза.       — Макото, может в медпункт? Ты это, — Джунко провела по лицу себе, — какая-то бледная.       — Я в порядке.       — Точно?       — Я, в порядке! — с силой произнесла Макото. Несколько вдохов.       — Оке, — Джунко подняла руки, — не лезу, твоя ботва. Так чё там про Кобаякаву?       Макото мрачно буравила эту дрянь взглядом.       — Джунко, я ненавидела этого человека.       На её лице не отразилось никакого понимания поначалу, однако вскоре её глаза сузились и на лицо вылезла фирменная лисья улыбка.       — Ну, я бы это не назвала ненавистью, Макото.       — Я его ненавидела, Джунко, — произнесла та с нарастающим раздражением. — Ненавидела!       — Слушай, ну подумаешь…       — Нет, Джунко! — оборвала её Макото на полуслове. — Этот человек знал и одобрял всё то, что происходило здесь, понимаешь?!       Та только закатила глаза.       — Макото, тебе напомнить, кто тебя ткнул носом в делишки этой школы? А?       Я раздражённо закусила губу.       Гяру сложила руки на груди.       — Макото, если ты помнишь, в начале этого года, — мрачно начала она, — ты была наивной школьницей, с которой учителя обращались как с домашним питомцем.       Пульсация усилилась.       — Хочешь сказать, ты не знала, что происходило в Шуджине?       — Не знала, Джунко!       Та заложила руку за спину и сделала шаг вперёд. Хмыкнула, вглядываясь Макото в лицо.       — Тогда ты тупая, чё.       Мои кулаки сжались.       — Мне хватило пары дней, чтобы пронюхать, что с местной волейбольной тимой чё-то не то, — Джунко тряхнула головой. — Пара слухов там, пара разговоров здесь, пара ссадин после тренировок.       — И ты ничего не сделала? — почти прорычала Макото.       Вздох.       — Макото, я, мать твою, благотворительный фонд, а?       Она сделала новый шаг и оказалась к ней вплотную. Опасно вплотную.       Она пользовалась преимуществом ростом и фигуры вовсю — она нависала, она была больше и шире меня. Не настолько, как мальчишки, но настолько, чтобы я прочувствовала её превосходство. Оно бесило.       Она бесила. Мне хотелось, чтобы она тоже бесилась. Чтобы она хотя бы на мгновение прочувствовала всё то отвращение, ненависть, растерянность и отчаяние, которые я ощущала в ту минуту. Мне хотелось чтобы ей было больно, больно настолько же, насколько было мне.       Я чувствовала предательство — не потому, что она на самом деле меня предала. Но потому… что она была слишком. Слишком идеальной, слишком умной, слишком вёрткой, слишком неуязвимой — я хотела поставить её на место. Потому что я хотела, чтобы меня тоже уважали. Уважали, а не смотрели с этим пренебрежительным «Да что ты знаешь о жизни, девочка».       — Нет, Джунко.       — Вот то-то и оно, Макото.       Она оскалилась и облизнулась.       — Если бы не Кобаякава — я бы не оказалась в Шуджине, знаешь ли.       Мои губы дрогнули и изогнулись в кривой усмешке.       — Конечно, вас бы не взяли никуда честным путём, да?       — Не взяли бы, — Джунко почесала грудь. — А он в определённых кругах известен как человек. Ну, был известен.       — Был.       — Да, был, как человек, который за деньги отсосёт любой хуй. Собственно, вся история, как я оказалась в Шуджине. Ничё такого.       Я чувствовала, что надо брать инициативу в разговоре в свои руки — иначе этот словесный пинг-понг будет длиться до бесконечности — Джунко уже показала, насколько она хорошо играет по этим правилам.       — Скажи, Джунко.       — А?       Она заинтересованно подняла взгляд. Я не знала, что спросить у неё в тот момент — но мне хотелось спросить что-то, что хотя бы немного пробило её улыбчивое спокойствие.       — Ты думаешь, что ты особенная, да?       Она замерла. Странно и криво, точно бы фильм, остановленный посередине сцены.       — Макото?       — Ты думаешь, ты особенная?       На её лицо наползла тень. Буквально — потому что она стояла спиной к солнцу. И фигурально — я чувствовала, что задела что-то глубоко внутри неё. Что-то, чего она не хотела бы, чтобы я трогала. Это был простой вопрос — я даже не уверена, почему и как он взбрёл мне в голову. Из всего, что могла спросить у неё, были куда важнее, интереснее и насущнее. Но почему-то именно этот невинный вопрос выбил её из колеи.       — Ма… кото? — неуверенно произнесла она. — Что?..       Эта была маленькая брешь — маленькая растерянность в её идеальной броне уверенности в себе. Но я знала, что именно в эту брешь я могу воткнуть клинок своей злости и разочарования. Кажется, я вспомнила Анн в ту секунду — и это наполнило меня ещё большей уверенностью, что неуязвимость Джунко — всего лишь иллюзия.       — Я ведь верила тебе, Джунко.       Мой голос дрогнул. Я задрала голову.       — Я думала, что мы сражаемся за одно дело.       — Так, Макото!       Я положила на неё руки.       — Я думала, что да, возможно ты плохая, ты наглая, ты…       На лице Джунко всё больше росла растерянность.       — Ха?       — Я думала, ты такая же школьница как и я. И что мы обе делаем одно дело, боремся против Камошиды.       — А мы разве не?       Я, давясь, покачала головой.       — Ты просто могла щёлкнуть пальцем и ради тебя здесь бы выкатили красную ковровую дорожку. И зачем, Джунко?       — Погоди, Макото, я вроде бы говорила…       На мои глаза выступили слёзы — я не хотела, но они сами лились из меня. Я отчаянно не хотела, но боль от предательства заставила моё тело сдаться.       — Да, говорила. А я наивно думала, что ты издеваешься. Зачем тебе я, студсовет, эта школа, Джунко?       Она моргнула несколько раз, с силой закрыла глаза.       — Зачем?       — Да. Конечно, ты ведь такая особенная, ты умнее всех, ты знаешь, как обмануть меня, Кобаякаву, Ушимару, как нас всех использовать и заставить тебе поверить. Ведь эта твоя история трогательная история — полная чущь, да, чтобы разжалобить Ушимару?       Джунко вздохнула.       — Макото, собери мысли в кулак и объясни мне, что ты от меня хочешь.       Я смотрела на неё. Она действительно не понимала, да? Она на самом деле не понимала?       — Я думала, что дружу с плохой девушкой.       Она склонила голову набок. Нахмурилась.       — Ну… да?       — Но я не думала, что дружу с чудовищем.       Мне кажется, что-то в её глазах потемнело, едва я сказала последнее слово. Я не обратила тогда внимание, но что-то в ней померкло, в её разуме.       — Тебя наплевать на меня и то, что я чувствую. Тебе наплевать на эту школу. Тебе особенно наплевать, если что-то с кем-то случится, но не с тобой.       — Макото, — донеслось от Джунко глухое.       Это звучало как предупреждение — она отчётливо дала мне понять своим голосом «Ты пересекла черту, Макото». Однако я проигнорировала её, продолжая буравить её взглядом.       — Ты просто большое эгоистичное бесстыжее лживое чудовище.       Я сама не поняла, что случилось дальше. Я ощутила себя пушинкой, которую поднял ветер — меня буквально силой рук вдавили в сетку-рабицу. Она опасно прогнулась, образуя намёк на брешь — пропасть, в которую я в любую секунду могу улететь. Я слышала скрип, я ошущала, как натягивается проволочка под моим телом, как она впивается в него. Я даже не успела ахнуть — вот я стою на земле и вот я уже точно бы парю несколько сантиметров над ней. Я ощущала на себе руки — чужие сильные руки, с ногтями, которые больно царапали кожу. Когда я опустила взгляд, я встретилась глазами с ней — с Джунко.       — Джун?.. — пропищала я.       Её голубые глаза были расширены, на них проступили красные капилляры. Это было что-то холодное — очень холодное и злое. Она подняла меня. Пусть и не сильно, пусть и вжала в сетку — но она держала меня своими холодными сильными руками.       — Эношима-сан!       Из её горла донёсся хрип. Тихий, с придыханием. Она дышала, смотря на меня. Тяжёло и часто дышала.       — Пус…       Я попыталась пнуть её. Но прежде чем я поняла, помогло мне это или нет, мир вокруг меня снова завертелся и я каким-то образом очутилась на полу — приземление выбило из меня дух, я не могла вдохнуть.       — А…       Я смотрела в небо, в голубое небо, которое вскоре закрыла собой Джунко. Она присела ко мне и прижала мои руки к полу, придавив ноги телом. Я хотела вырваться, что-то сделать, ударить её, перевернуться и оказаться сверху — но я не могла. Была ли виной тому слабость, неожиданность, её недюжинная сила, что-то ещё — но я просто лежала, придавленная её весом и не могла пошевелиться.       Она склонилась надо мной и посмотрела мне в глаза. Она молчала, только дышала, томно и тяжело.       Мне кажется, в тот момент я поняла, что чувствовала Шихо, которую зажал где-то в углу Камошида. Я не уверена, мой дневник, что она собиралась со мной сделать, и почему она так часто и тяжело дышала. Но я была уверена в одном: чем бы это ни оказалось, это проведёт грань между нашими отношениями до и после.       Ужас и страх заставили меня ещё сильнее отбиваться, дёргаться, но держали меня мёртвой хваткой.       Больше всего пугало её молчание. Она ничего не говорила и смотрела на меня, не пытаясь что-то сделать дальше. Но в том, как она себя вела, с какой меня силой держала, насколько холодными были её руки… Она словно бы стала чем-то иным. Не человеком, одержимым. Демоном, который изучающе смотрит на тебя как на кусок мяса, прикидывая, как лучше съесть.       Некоторое время ничего не происходило. Она просто дышала, сидя на мне, тяжёло, томно, долго. Точно бы она задыхалась, или ей больно и страшно — но больно и страшно было мне. Я не знала, что будет дальше. Я не понимала, как мне поступить в этой ситуации. Я…       Я испугалась её тогда.       Я не знаю, сколько мы так просидели-пролежали. Может прошла минута, может быть час. Может быть всё время мира — оно как-то странно тянулось тогда.       Наконец её дыхание успокоилось. В её холодных расчётливых глазах впервые появилось что-то ещё — какие-то намёки на человечность.       — Нет, — донеслось из её губ короткое, — нельзя.       Чтобы ей ни овладело тогда, оно покинуло её. Я почувствовала слабость — мимолётную слабость и я ей воспользовалась.       Рука Макото сжалась в кулак. В следующее мгновение он впечатался в голову Джунко.       Она то ли не ожидала, то ли не понимала, но этого хватило, чтобы она покачнулась и отпустила вторую руку. Я не помню, что я делала дальше, как я её скидывала или отбивалась, но когда когда мне вернулась память, я каким-то образом я оказалась на ногах, а Джунко — на холодном бетонном полу.       Она подняла на меня пьяный взгляд — как будто бы она потеряла сознание и оно только-только едва вернулось к ней.       — М-м…       Макото часто-часто дышала, пятясь назад. Джунко поморщилась и села на пятую точку.       — Я… опять, да? — положила руку на голову.       Я ничего не отвечала ей, просто ещё быстрее передвигаясь в сторону выхода.       — Командир?       Донеслось у Макото из-за спины. Она резко вздрогнула и обернулась — и чуть не столкнулась лицом с Мукуро.       Сестра Джунко, кажется, не имела ни малейшего представления о том, что здесь только что происходило — она растерянно смотрела то на меня, то на Джунко.       — Нииджима-сан? Сестра? — донеслось от неё.       Мукуро стояла прямо в дверном проёме, держа в руках пухлую школьную сумку и не менее надутый рюкзак.       — Я что-то пропустила?       Я напряжённо вглядывалась в неё, пытаясь поймать момент, когда можно будет выскочить наружу. Кажется, я больше ни о чём не думала тогда — я просто хотела оказаться как можно дальше от Эношимы и её сестры. То чувство беспомощности, которая я пережила…       Я не хотела пережить его снова.       — Что здесь?..       — Муку, уйди с прохода, — донеслось от Джунко.       Я удивлённо повернула на неё голову — я уже не думала, что мне позволят вот так просто сбежать и, бессознательно, я ожидала какой-то подставы. Но её не последовало. Она опустила голову и вздохнула.       Джунко выглядела странно — она, расслабившись, лежала на полу в позе звезды. Наши глаза встретились, буквально на мгновение — я поёжилась.       — Пусть идёт, Муку. Пусть идёт.       Когда Мукуро отошла с прохода, я просто побежала. Побежала так быстро, как только могла. Я не считала ступеньки, я не чувствовала направления, во мне было только одно желание.       Оказаться как можно дальше.