Плеть, перец и пряность

             Спустя годы я думаю: почему Бог допустил существование Дьявола? Почему Он, такой могущественный, не может победить творение рук своих?       — Я не уверена, Наканомура-сан. Я не настолько компетентна в вопросах религии или философии.       — Задумайтесь: если бы вы могли поймать всех преступников на свете и посадить их за решётку, разве вы бы не поступили так?       —…я думаю, да.       — Вот именно, Нииджима-сан! Если у вас есть всезнание, всесилие и возможности всего мира — разве вы не смогли бы устранить любое беззаконие просто по мановению руки?       — Возможно, и так. Но к чему вы?..       — Потому что она злая, Нииджима-сан! Она — зло! Но Бог не покарал её, позволив пострадать множеству невинных людей! Почему, Нииджима-сан?!       —…я не думаю, что вы должны задавать этот вопрос мне, Наканомура-сан. Я ведь всего лишь человек, не более. И я японка — мне не понять ваши религиозные… изыскания. Да, Акечи-кун, ты хочешь что-то сказать?       — Мне кажется, Наканомура-сан, если ками-сама до сих пор не покарал вашу Эношиму — значит, она ему зачем-то да нужна, верно?       Но если Дьявол зачем-то да нужен Богу, если с Его позволения происходит то, что происходит, включая смерти, насилие и беззаконие…       То есть ли хоть какая-то для нас, маленьких человеков, надежда в этом мире?              — Староста, пожалуйста.       — Встать! Поклон!       Она послушно поднялась и повторила сотни раз отработанный жест. Начинался урок японской иероглифики, самый нелюбимый, по её мнению, предмет. Он был банально скучный — примерно как овсяная каша, которую им подавали на завтрак. Та самая несомненно сытая и полезная субстанция, которая скорее напоминала сопли. Да и на вкус тоже. Фу!       — Сели!       — Что ж, давайте продолжим, на чём мы остановились…       В этот момент со стороны входа в класс раздался стук. Пожилая сухонькая учительница замерла, поправила очки.       — Да-да?       Дверь медленно открылась, и на пороге оказалась сестра Маргарита — худощавая, низкая и черноволосая — её можно было бы принять за подростка, если бы только не ряса и это строгое, вечно хмурое и сморщенное лицо. Обычно её появление не значило ничего хорошего — суровая, наказывающая за любую провинность, она, кажется, всем своим видом и образом жизни воплощала выражение «невеста христова» — не имеющая личной жизни и интересов, всецело посвятившая себя Богу…       Школьницы, когда требовалось сказать что-то обидное в адрес одноклассницы, вспоминали её имя. А самое страшное — да чтоб ты стала как сестра Марго, когда вырастешь!       Она не не была старой, говорили, ей порядка пятидесяти лет, может чуть меньше. Подробности того, как она пришла в церковь, неизвестны, зато вся школа знала, что у неё на спине огромная татуировка в виде силуэта чёрного дракона. Сведущие кумушки говорили, что это какая-то связь с якудза, но ведь девочек в якудза не берут?       Сестра Марго строго окинула взглядом класс, заставив всех замереть и притихнуть, включая учительницу.       — У вас будет новенькая, — наконец донеслось сухое из её сжатых тонких губ. Она обернулась. — Проходи.       Мичико тут же ухитрилась просунуться через несколько парт и ткнуть: мол, видишь, я говорила, я говорила? Она шикнула на неё, после снова повернулась в сторону двери.       Подул ветер — небольшой сквозняк. Вместе с ним внутрь вплыла она — рыжая девочка с белым бантом в волосах, одетая в чёрно-белую форму их школы. Она напоминала огонёк — маленький живой огонёк, который трепетал на ветру, покачиваясь на кончике свечи.       Шумы стихли — все, замерев на местах, просто смотрели на неё, такую необычно-красивую девочку, выглядевшую не по годам взросло. Она робко прошла к центру и замерла возле доски.       — Мне написать имя? — донеслось от неё тихое.       Учительница заулыбалась — кажется, она ей понравилась.       — Да нет, что ты, что ты! У нас так не принято!       Сестра Марго, напоследок кивнув (и, кажется, удостоив своего недовольного взгляда шебутную Мичико), наконец вышла из класса — дышать сразу стало легче, все позволили себе выдохнуть.       Девочка склонила голову набок.       — Да, не принято?       Юрико же хмурилась — она пыталась вспомнить, где она могла её видеть — новая одноклассница казалась жутко знакомой, какое-то натуральное дежа вю. Как назло, ничего не шло в голову.       Учительница улыбнулась.       — Да, не принято. Можешь просто рассказать о себе. Как тебя зовут, например, что тебе нравится, какие у тебя увлечения?       Девочка внимательно выслушала её, а затем кивнула. Повернулась на класс. Юрико нахмурилась — она не улыбалась. Эта девочка не улыбалась. Её ярко-голубые глаза не улыбались. Что-то в её взгляде было тяжёлое, как у сестры Марго. У неё создалось впечатление, что она была не очень рада. Впрочем, возможно, это из-за того, что её смутило повышенное внимание к себе — всё-таки не каждый день видишь девочку с настолько яркими рыжими волосами и голубыми глазами. Она выглядела даже большей гайдзинкой, чем Мэгги с её пушистой головой цвета соломы!       — Меня зовут Алексия Мария Фелиция.       Сразу было понятно, что это псевдоним — у всех детей в школе имелись как настоящие, японские имена, так и их крещённые аналоги — например ту же Юрико звали Лили — что очень бесило, ибо она сама до сих пор с трудом выговаривала его, предпочитая то, к которому привыкла с детства. Поэтому если новенькая не противная Мэгги, у неё наверняка было японское имя — это считалось признаком выпендрежа, если ты отказываешься от родного в пользу христианского.       — Это у неё что, три имени? — донеслось бормотание от Мичико.       Тем временем, внезапно, новенькая ухмыльнулась во все зубы.       — Но вы меня можете звать Эношима Джунко!       Юрико внутренне подобралась — кажется, она в их лагере, который не переваривает все эти крещённые имена. Заметила, как народ в классе одобрительно переглянулся.       Учительница кивнула.       — Хорошо, Джунко-чан. Тогда как мне тебя называть?       Девочка нахмурилась, задумавшись.       — Как называть?.. Да как угодно.       — Хорошо, тогда ты не против, если Джунко-чан? — учительница хихикнула. — У меня так внучку зовут.       Новенькая кивнула. А вот Мэгги, напротив, выглядела разочарованной.       — Ты знаешь, как писать своё имя? Если хочешь, я…       — Знаю.       Рыжая с самым серьёзным видом снова кивнула.       — Джун — как «щит», ко — как «ребёнок», — она поморщилась, — моя мама решила, что будет прикольно переделать это в Алексию.       По классу прошли смешки — это было в той или иной мере знакомо всем, включая Юрико.       — Так что тебе нравится, какое у тебя хобби, может быть?       Рыжая поджала губы.       — Хобби?.. А! — покивала. — Я умею шить!       Юрико присвистнула. Шить? Вау, она когда себе пыталась дырку на юбке заштопать, исколола в процессе все пальцы, пришлось по итогу доверить маме. Тут же поднялась рука.       — Да?       — А ты можешь сшить игрушку?       Новенькая пожала плечами.       — Вполне.       — А платье?       — Да?..       — А, а…       — Хватит! — учительница повысила голос, оборвав поток вопросов. — Хорошо, Джунко-чан, тебе есть, что ещё добавить?       В глазах у девочки заиграли весёлые искорки — класс понял, что сейчас что-то будет и уже приготовился, предвкушал, что же именно.       — Я люблю молиться!       Молчание пролетело по классу, словно бы оно было порывом случайного ветра. Девочки переглянулись — молиться? Юрико, ничего не понимая, моргала. Что она имела в виду?       …и она готова поклясться, что где-то точно видела и эти глаза, и эту манеру, и всё вот это!       Учительница подвоха не почуяла.       — Да? Молиться? Хорошо, тогда ты попала в правильное место! А какая у тебя любимая молитва?       Губы девочки дрогнули и разошлись в кривой полумесяц — от этого веяло чем-то зловещим.       — Я не знаю, как она называется, но мама заставляет меня читать её каждый вечер. Её это очень сильно успокаивает.       — Успокаивает? — учительница склонила голову набок.       — Да, когда я читаю эту молитву, она перестаёт кричать и бить меня.       По классу пролетел ах — даже учительница, кажется, обмерла и побелела. Юрико приоткрыла рот, собственно как и все — это… это… это ведь им не послышалось?       Девочка тем временем сложила руки вместе — как делали бы японцы, молясь богам. Она склонила голову и прикрыла глаза.       — Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится. Говорит Господу: защита моя и прибежище моё. Бог мой, на которого я уповаю.       В начале её голос звучал тихо, слегка хрипло, но по мере того, как она читала молитву, он набирал силу, становясь всё ниже и торжественнее. В этот самый момент, эта маленькая девочка, эта Эношима Джунко, с каждым слогом, каждым взрослым и торжественным слогом уподоблялась настоящей монахине — навроде сестры Марго. Класс, поражённый признанием, теперь обмер, вслушиваясь в её слова.       — Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями своими осенит тебя и под крыльями Его будешь безопасен.       — Джунко-чан, — мягко сказала учительница. — Тебе не стоит, мы…       Юрико и все остальные, затаив дыхание, слушали — смутно, но им казались эти слова знакомыми. Кажется, что-то такое было во время одной из служб?       Юрико моргнула: когда девочка сказала про перья (или крылья?), ей на мгновение что-то такое привиделось. Точно бы позади этой девочки была какая-то фигура, куда больше и выше, чем она.       — Щит и ограждение — истина Его. Не убоишься ужасов ночи, стрелы, летящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень.       В этот момент её глаза распахнулись. Она подняла голову и взгляд и кинула его на них — точно бы горящую стрелу.       — Падут возле тебя тысячи и десять тысяч одесную тебя, но к тебе они не приблизятся!       Она перешла в какое-то особое возбуждение, точно бы не читала молитву, а сейчас, на сцене, исполняла какой-то монолог — монахиня исчезла, сменившись кем-то другим. Асурой? Её голос пошёл вверх, наполнившись яростью.       — Только смотреть будешь очами своими и видеть возмездие нечестивым! Ибо ты сказал: Господь упование мое. Всевышнего избрал ты прибежищем своим; не приключится тебе зло, и язва не приблизится к дому твоему, ибо Ангелам своим заповедует о тебе охранять тебя на всех путях твоих.       Юрико раскрыла рот — она не видела рыжей девочки. Вместо неё на них всех, включая неё, смотрел ангел — красный, пылающий как огонь, и кажется, из него же он и состоял. Его взгляд пронзал не хуже калёного железа. Волосы девочки точно бы выросли до потолка и стали двумя крылами, которые в сложенном состоянии переливались рыжим пламенем.       Она сделала движение рукой — и точно ангел двинул крылом.       — На руках понесут тебя, да о камень ты не оступишься! На аспида и василиска наступишь, попирать будешь льва и дракона!       Юрико огляделась по сторонам — возможно, ей это только кажется? Но везде она натыкалась лишь на зачарованные глаза одноклассниц, так напоминавшие ей свои. Видели ли они то же, что и она, или же что-то своё?       — За то, что он возлюбил Меня, избавлю его и защищу его, ибо он познал имя Мое. Воззовёт ко Мне, и оно ему откликнется. С ним Я в скорби, избавлю его и прославлю его, долготою дней насыщу его и явлю ему спасение Мое.       Под конец, точно бы инструмент, заканчивающий партию, голос её стихал, и то видение горящего ангела огня кануло вместе с ним. Она снова сложила руки вместе и склонила голову.       — И да не введи нас в искушение, но избави нас от лукавого, — она начинает касаться лба, живота и плеч, перекрещивась. — И да будет царствие твое, и сила, и слава, и во веки веков.       Она выдыхает. Поднимает глаза.       — Амен.       Тишина, казалось, была ощутима каждым из кончиков пальцев, настолько она оглушительная — Юрико слышала собственное дыхание и биение сердца. Учительница, не находя слов, просто сидела на кресле, раскрыв рот и ловя воздух.       Новенькая же молча прошла к свободной парте.       И пока она шла, никто не пытался ничего сказать или сделать.       После этого за ней навсегда закрепилось прозвище Тенши — «Ангел»              2016 год, май, шестое число, пятница       Макото почти что не сопротивлялась, пока Джунко тащила её за собой. Ноги волокли её едва-едва, пока она, рассеяно смотря по сторонам, снова и снова прокручивала в своей голове одно и то же:       Ходят слухи, что некоторые из учеников Шуджина замешаны в обороте наркотиков       — Это ведь не может быть правдой? — пробормотала она сама себе под нос.       Джунко перестала тянуть её за руку и замедлила шаг.       — Я думала, мы уже всё решили, — донеслось от неё задумчивое.       Макото лениво подняла голову — ах, да, собрание студсовета, ну конечно. В ходе которого они единогласно поддержали инициативу о создании полицейского отряда в рамках школы под непосредственным контролем этой блондинки.       Значит вот как ты планируешь навести порядок, да, Джунко?       — Макото, ну перестань вести себя так, словно случился конец света. Я же уже сто раз сказала: у меня есть свои источники, а ещё слухи. Насколько они правда…       Та ничего не ответила. Кажется, они шли в сторону кабинета медсестры — гяру потащила её туда со словами, мол, ей и так пришлось задержать этого человека — она откуда-то добыла его номер. Впрочем, это чёртова Джунко, с ней надо удивляться, если она чего-то не знает про школу.       — Зачем я тебе нужна, Джунко?       — Э?       Она моргнула и недоумённо уставилась на неё.       — В смысле, Макото?       — Зачем нужно всё это? Зачем нужна я? Зачем нужен Шуджин? — она криво улыбнулась. — Ты прекрасно справишься и без…       Она вздрогнула, ощутив, как её голова дёрнулась. Щека отчётливо отдалась болью, которая перешла в жжение. Не веря, не до конца осознавая, что произошло, она подняла взгляд.       Чтобы встретиться с очень холодными и льдистыми синими глазами цвета моря.       — Макото, блядь.       Глаза приблизились к ней вплотную-вплотную, вместе с их владельцем — её обдало вонючим дыханием. Губы гяру разошлись в зверином оскале.       — Ты сучка или кто?       — Я…       Новый удар — на этот раз сильнее и по другой щеке — Макото ощутила его куда чётче, чем предыдущий.       — Ты, блядь, поклялась, что сделаешь из меня человека? Ты, блядь, или не ты, блядь?       Макото не знала, что ей ответить — она никакой клятвы не давала, формально. Но да — она пообещала директору.       Она вздрогнула и почти что взвизгнула, когда ощутила новый удар по щеке — её рука чуть-чуть не успела перехватить ладонь Джунко.       — Ты ж, блядь, вместе со мной, там, у этого старого пидора, дала клятву, что сделаешь школу лучше. Ты, блядь, или не ты, блядь?!       У Макото начала просыпаться злость — её бесило обращение Джунко к ней, её бесил этот язык… её бесило всё.       — Ты, блядь, меня сёдня раком поставила и отодрала в жопу при всём студсовете. Ты, блядь, или не ты, блядь?       На этот раз Макото была готова — она поймала кисть Джунко и сжала её так сильно как могла.       — Эношима-сан, следите за вашим чёртовым языком. И не распускайте ваши руки, прошу.       Джунко хмыкнула.       — Вот оно, Макото. Вот оно, что мне надо. Вот оно!       Резким движением она вмазала ей по скуле свободной рукой, кулаком.       Мир снова потемнел и сузился — только на этот раз Макото не собиралась спускать поведение гяру просто так. Её локоть отточенным движением воткнулся Джунко под солнечное сплетение, а руку, которую она так и не отпустила, она использовала как рычаг, потянув за который, она швырнула невоспитанную нахалку на пол и сама оказалась сверху.       — Кха…       Я сама не поняла почему и как, но моя рука очутилась на её шее и сжалась.       — Не смей. Никогда. Меня. Бить. Эношима, Джунко. — из моих уст вместо слов вырвалось шипение.       Она не выглядела хоть сколько-нибудь раздосадованной фактом того, что я только что вмазала ей локтем (а это, как я знаю, довольно больно) или тем, чем что я её бросила об пол. Нет, её лицо перекосило от злобы, но в глазах её было только торжество.       — Скажи, — донеслось от неё хриплое. — А почему ты так не сделала с Камошидой?       Мои рука, против воли, ослабла. У меня не было ответа. Даже более того — я сыта по горло, по глотку её постоянным напоминанием о моей слабости. И… я опять, снова не могла ей противиться.       Джунко была права. Почему я не сделала чего-то такого с Камошидой? Я ведь могла, да? Я ведь могла…       — В этой школе мно-ого дерьма, Макото.       Я молчала, шумно сглотнув слюну. Обе щёки горели так, словно их намазали перцовой мазью, особенно место последнего удара. Однако куда больнее жглась рана на сердце — в которую снова и снова пихали раскалённые иглы.       — Камошида, это так, — она хмыкнула. — Это так, цветочки. И после него тебя пугают какие-то наркотики?       — Это не какие-то наркотики!       Я сама вздрогнула от своего громкого крика, который эхом пролетел по пустым коридорам школы. Я всхлипнула.       — Это не «какие-то» наркотики, Джунко.       — М? А в чём разница?       Она приподнялась на локтях.       — Тяжёленькая ты, блин, Макото, — донеслось от неё ворчание.       Я ощутила, как по щекам потекла обжигающая влага.       — Ну конечно, это ты у нас выросла в гокудо и не видишь в этом большой проблемы, конечно!       Её лицо скривилось.       — Вот, Макото, думаешь, я не знаю, что мерить всех по себе — плохая затея, а?       Я ничего не ответила, всхлипнув. Её рука с чёрными ногтями медленно поднялась в воздух и коснулась моего лица, смахнув слёзы. Я не сопротивлялась.       — Соберись, сучка, — хмыкнула она. — Тётя Джун всё наладит.       — Тогда может ты и станешь президентом студсовета? — произнесла я, всхлипывая.       — Не могу, Макото.       — Почему же?       Джунко криво улыбнулась.       — Я ненавижу правила, протоколы и официоз. Да и, сама видела, палку я перегибаю как нехуй делать. Нет, Макото.       Я вздрогнула, ошутив её холодную руку на своей голове — она гладила меня по макушке.       — Президентом должен быть кто-то навроде тебя — у кого горит в сердце компас.       Я моргнула. Горит… компас? Я уставилась на неё, с удивлением — эта фраза звучала настолько не по-джунковски, насколько было возможно.       — Что ты так на меня смотришь, я сказала что-то не так?       Макото подумала о том, что много что. Но озвучить ей это не дали.       — Эм… я чему-то мешаю?       Она обмерла, побелела, ощутила ворох мурашек, прошедших по всему телу. Медленно повернулась на мужской голос.       — У вас всё хорошо?       Джунко высунула голову из-за Макото.       — Лучший секс в этой жизни, — произнесла низким похотливым голосом. — Девочкам не нужны мальчики для этого, сенсей.       Макото и незнакомый мужчина-шатен в очках, не сговариваясь, оба раскрыли рот. Он нервно рассмеялся и попятился назад.       — А-ха-ха, смешная шутка, да, ха-ха, смешная шутка, верно?       Джунко причмокнула губами и прищурилась.       — А мы тут, по-вашему, шутки шутим? — продолжила в той же равзратной манере. — Сенсей?..       Макото издала писк, напоминавший мышиный.       — Вы всё не так поняли, она!       — Да, простите, что помешал, неудачно, вышло, да, вам нужно найти другое место, да, другое, другое, другое…       Кажется, его смущение (растерянность) достигло такой степени, что он пятясь, перешёл на неразборчивую скороговорку.       Макото сама не поняла, как она очутилась на ногах и, по какому-то наитию, схватилась за плечи, прикрывая грудь — кажется, это был какой-то бессознательный жест.       Щёки горели — теперь не только от ударов.       — Как вы давно за нами наблюдаете, кстати, Маруки-сенсей?       Макото моргнула. Маруки? Маруки… разве психолога, к которому они шли, звали не?..       Её рот раскрылся снова. Кем её и Джунко теперь будут считать… Кажется, у неё в очередной раз заболела и закружилась голова.       Мужчина же показательно повернулся спиной.       — Я услышал крик, выскочил, а потом… потом… А вы… кто будете?..       Джунко хихикнула, наконец-то сев на попу. Потянулась и зевнула, показав зубы.       — А мы как раз к вам, Маруки-сенсей.       Нервный смех.       — Я не уверен, что смогу чем-то помочь в вопросе вашей ориентации, если про это. Я, конечно, постараюсь, но…       Макото шумно втянула воздух носом — кажется, покраснеть настолько, насколько покраснела сейчас, уже было невозможно.       — Джунко! — пискнула она, повернув на ту, собственно, голову. — Ты!.. Ты!..       — Могу, умею, практикую.       Она еле сдержалась, чтобы не вмазать коленом или ногой под дых этой наглой улыбчивой извращенке!       — Но вообще нет, мы к вам не с этим. Я — Эношима Джунко. Помните такую?       — А, так это вы мне писали касательно встречи?       — Агась, — Джунко почесала грудь и наконец оказалась на ногах. Отряхнула от пыли косу. — Можете оборачиваться, сенсей, мы тут кончили.       Макото несильно стукнула кулаком по гяру.       — Хватит! — прорычала она. — Просто хватит!       Маруки-сенсей решительно не повернулся.       — Может быть тогда в другой раз обсудим?..       Джунко хмыкнула.       — Да нет уж. Мы и так заставили вас ждать фиг знает сколько, сенсей. Ведите, давайте уже порешаем вопросики и разойдёмся.       — Да, конечно-конечно. Что ж, тогда следуйте за мной. А вы? — он наконец робко обернулся и кивнул Макото. — А вы?       Та же обиженно сопела и косилась на донельзя улыбчивую Джунко, прежде чем ответить:       — Нииджима. Макото.       — А, мятежная президент студсовета!       — И ничего не мятежная!       Макото вздрогнула, ощутив руку блондинки на своей голове.       — Ладно, ладно, расслабься уже, подумаешь…       Она извернулась и укусила Джунко за руку. У той дёрнулся глаз.       — Макото, твою дивизию…       Маруки-сенсей снова отвернулся.       — Может, всё-таки в другой раз? — с нажимом произнёс он.       Джунко щёлкнула её по носу. Она отпускать руку не планировала.       — Макото, кто кого должен воспитывать, а?       Разжала зубы и сплюнула.       — Действительно.       Пока мы шли за ним кабинету, я думала о том, что хотела провалиться со стыда под землю — грешным делом, дневник, я даже думала о том, что застань нас Маруки-сенсей за… этим самым (да, этим самым), я бы стеснялась куда меньше, чем то, что…       Ками-сама, почему с этой Джунко всё так сложно?!       И самое худшее…       Джунко изучала след зубов на своей руке. Поднесла его к носу и шумно вдохнула запах. Потом, воровато оглядевшись по сторонам, лизнула. Ещё раз. Другой.       Макото молча прикрыла глаза рукой.       Мне кажется, от меня в тот момент можно было не то что прикуривать, а зажигать костры.       Если что я и поняла в тот день — воспитывать буду не я Джунко. А она меня.       И это, наверное, самое страшное.              Маруки-сенсей был мужчиной средних лет, с короткой неряшливой стрижкой, крупными очками в квадратной оправе и в белом халате — имелось в нём что-то от такого типичного безумного учёного, как в какой-нибудь манге. То, как он по дороге к своему креслу чуть не запнулся на ровном месте, то, как он сел в него и поднял ворох пыли и ухитрился чихнуть…       Он производил впечатление полного растяпы. И этот человек должен у них быть психологом? Макото устало подумала о том, что ему бы самому обратиться к специалисту — выглядел он… неухоженно, что ли. Вот вроде и голова чистая, и костюмчик, пусть мятый, но опрятный, а то тут, то там было в нём что-то от заядлого холостяка. Макото не специалист, конечно, но она помнила что-то похожее в своём папе — ту же самую ауру одинокого мужчины, предоставленного самому себе. Сае как-то призналась, когда пришла подвыпившая после работы, что её тянет на таких вот мужичков — о них всегда хочется позаботиться. Впрочем, Сае-трезвая всё отрицала и говорила, что ей хорошо и так, в одиночестве. Макото склонна была верить первой Сае — она часто говорила откровенно и не сдерживалась, иногда даже в крепком словце.       — Я ещё не успел как следует обустроиться, — он нервно рассмеялся и почесал макушку. — Конфеток?       Джунко вдумчиво прошла внутрь и огляделась в кабинете медсестры. Её лицо было какое-то странно-вдумчивое. Маруки-сенсей тем временем покосился на Макото. И, как бы намекая, потрогал себя за правую щеку.       — У меня там большой след? — устало вздохнула Макото.       Он виновато кивнул.       — Достаточно.       Макото перевела взгляд на спину Джунко, в которой, будь её воля, она бы прожгла дырку.       Она не забыла, за чем их застал психолог. Вернее, что он подумал, за чем он их застал… Джу-у-унко!!!       — Откажусь, Маруки-сенсей. Мы здесь по другому вопросу.       Макото вздрогнула: это немного отличалось от обычной панибратской манеры блондинки. Посторонний человек бы не придал этому значения, но каким-то чутьём она поняла: Джунко чего-то (или кого-то) остерегается.       Вот только чего? Маруки-сенсея? Мужчина пожал плечами.       — Как хочешь, Эношима-кун.       — Вам знакома некто Ёшизава-сан?       Он кивнул.       — Да, это моя пациентка, — его лицо помрачнело. — Бедная девочка. А что с ней не так?       — А это вы нам расскажите, Маруки-сенсей. Мы здесь по поручению директора, мол, — она покачала головой. — Она немного не тянет свою роль звезды гимнастики.       Он стал ещё мрачнее и серьёзнее — как будто бы едва сдерживал гнев и раздражение.       — Конечно, зачем же вы ещё могли прийти от директора.       Джунко подошла к небольшой кушетке и присела на неё, поджав под себя ноги и положив руки на колени, точно приличная девочка — Макото, которая предпочла остаться у входа, ощутила, что между этими двумя словно бы началась схватка. Во всяком случае то, насколько было обманчиво-спокойным лицо Джунко, ей говорило об этом — она успела выучить, как выглядела та, когда она действительно дурачилась.       — Маруки-сенсей, прошу не понять нас неправильно: мы не меньше вашего переживаем и хотим помочь девочке.       Макото еле сдержалась, чтобы не фыркнуть: кто-то давеча как сегодня, у директора, говорил, что в гробу он видел эту Ёшизаву и её проблемы.       Маруки с интересом посмотрел на Макото.       — А вы?..       Она покачала головой — в такие моменты лучше предоставить всё Джунко. Она вмешается только если та начнёт разносить кабинет, образно (или не очень) говоря.       — Эношима-сан лично курирует это дело.       С её языка легко и непринуждённо слетела ложь.       — Я здесь как наблюдатель за Эношимой-сан — она находится на испытательном сроке.       — Испытательный срок?.. — мужчина моргнул. — Какой ещё?       Губы Джунко тронула лёгкая улыбка — кажется, её ложь ей пришлась по вкусу.       — Мы кое в чём разошлись во мнениях с администрацией школы и теперь я искупаю грехи. Долгая история.       Макото подняла бровь — Джунко могла сказать про студсовет, но вместо этого она сказала что-то другое — почти что правду. В этом был какой-то смысл?       Маруки кивнул.       — Если хочешь, мы могли бы это обсудить с тобой, Эношима-кун. Двери для моей консультации…       Улыбка Джунко угасла, точно лучи солнца, на которое наползли тучи.       — Откажусь.       — Но, вы…       — У меня есть некоторые сомнения в вашей компетенции, Маруки-сенсей.       Мужчина замер, моргнул, а после выпрямился и сложил руки в замок.       — Что ты имеешь в виду, Эношима-кун?       — Если бы вы справлялись со своей работой, мы бы сейчас с вами не общались.       — Это… обвинение?       Джунко покачала головой.       — Нет, просто мысли вслух. Знаете, я навела небольшие справки касательно этой вашей Ёшизавы.       Макото могла сказать, что Маруки-сенсей физически напрягся от её слов — в этом было что-то подозрительное. Даже преступное. Макото не могла сказать наверняка, но мужчина точно бы боялся что-то услышать. Или он боялся того, что Джунко могла знать?       — И знаете, что говорят одноклассники про неё? — гяру подалась вперёд. — Что она вконец поехавшая. Конченная, — хмыкнула и выдержала паузу. — Говорят, она сошла с ума и считает себя своей погибшей сестрой.       Макото моргнула. Это… что? Она переводила удивлённый взгляд то на Маруки, то на Джунко — последняя не посвящала её в такие подробности дела Ёшизавы, отмахнувшись, мол, на месте разберёмся.       Сенсей медленно кивнул. Он выглядел хмуро и собранно, мрачно-решительно.       — Значит, ты и это выяснила.       Джунко закатила глаза.       — Ой, не говорите так, будто это большой секрет. Я всего лишь опросила пару человек, и все как один сошлись на одном. Из чего следует лишь один простой вопрос, — Джунко по-змеиному прищурила глаза. — Или я чего-то не знаю, или вы, Маруки-сенсей, что-то не то делаете. Итак, ваш выход, прошу.       Мужчина хмыкнул и грустно улыбнулся — кажется, он немного расслабился.       — Я думаю, вы должны понимать, Эношима-сан, Нииджима-сан… — он прервал сам себя на полуслове. — Ам, то, что я скажу, это немного секрет, ладно?       — Говорите, — из уст Джунко это прозвучало как приговор.       — Видите ли, на глазах Ёшизавы-сан погибла её родная сестра — Ёшизава Касуми-чан. Как я понял, Ёшидзава-сан младшая, которая Сумире-чан, бросилась на дорогу на красный свет.       Джунко медленно кивнула, не сводя взгляда.       — Касуми и Сумире, принято.       Макото же затаила дыхание, вслушиваясь.       — Сёстры что-то не поделили, как она мне призналась. И когда младшая одумалась, осознала, что она на проезжей части и сейчас её собьёт машина… оставались доли секунды. И старшая — Касуми — бросилась наперез и в последний момент вытолкнула сестру, — он медленно стянул очки с носа и положил их на колени, уставившись куда-то в сторону. — Сумире-чан думает, что это она виновата в гибели своей сестры. Они, знаете, — грустно улыбнулся. — Они с детства росли вместе, неразлей-вода. Близняшки.       Макото сглотнула — ей стало жутко. Ей живо вспомнилась смерть её отца — а она о ней узнала погодя. А тут девушка видела всё это своими глазами… И даже косвенно была виновата… ужасно.       Джунко, впрочем, не выглядела хоть капельку растроганной или вовлечённой — она с отсутствующим видом подложила кулак под щёку.       — Прекрасно, старшенькая сдохла, младшенькая выжила.       — Эношима-сан! — возмутилась Макото.       — Нииджима-сан, — Джунко скосила на неё недовольный взгляд. — Не забывайте, зачем мы сюда пришли.       Макото нахмурилась. Блондинка ей намекала… намекала… что она имела в виду? Нет, она явно говорила ей, чтобы она не вмешивалась. Но почему?       Маруки хмыкнул.       — А вы не выглядите хотя бы секундочку…       — Растроенной? — Джунко фыркнула. — Маруки-сенсей, это всего лишь объясняет, почему её привели к вам, не более. Как мы дошли до того, что она теперь не различает реальность?       Маруки замер.       — Различает… реальность?..       Гяру криво улыбнулась.       — Знаете, есть некоторая пропасть между «Ой, я посмотрела, как умерла моя сестра» и «Хей, карамба, сестра жива и теперь мы вместе в этом теле до конца!» — сплюнула. — Или что там у неё.       Маруки покачал головой.       — Я не ожидал, что её горе и скорбь будут настолько велики, что она… замкнётся в себе.       Джунко хрюкнула.       — Не ожидал? Маруки-сенсей, вы диплом где, простите, получали?       Тот моргнул несколько раз.       — Эношима-кун?       — Я имею в виду, вы, чёрт меня возьми, психолог — вас где-то там не учили, что после большого потрясения крышка у человека может потечь? — она, словно демонстрируя, постучала себя по голове. — Или вы правда не осознаёте, что тут уже компетенция психиатрии? Вы дипломированный специалист или кто?       Маруки-сенсей поместил очки на нос и с интересом посмотрел на Джунко — точно бы на какое-то странное и экзотическое животное — так бы Макото это охарактеризовала.       — Эношима-кун, а откуда у тебя настолько специфические познания?       — М? — она склонила голову набок. — В смысле?       — Откуда ты знаешь, что случай Сумире-чан попадает под компетенцию психиатрии, а не психологии, допустим? Почему ты так уверена в этом уверена?       Макото моргнула — действительно, а откуда бы это знать Джунко? Та же никак на это не отреагировала.       — Читала много умных книжек. Знаете как, — склонила голову набок, — почитаешь одну-другую статью с википедии и уже думаешь, что можешь ставить диагноз как профи. Вы мне другое ответьте, Маруки-сенсей: для нашей больной есть хоть какая-то надежда на выздоровление? А то, знаете ли, — хмыкнула. — Вы ведь всего лишь психолог. А не лечащий психиатр.       — Для человека, который читал статьи на википедии, Эношима-кун, — хихикнул, — у тебя слишком хорошее понимание того, чего девочкам твоего возраста знать не особо полагается.       Лицо Джунко впервые за весь разговор коснулась тень. Она оскалилась.       — Маруки-сенсей, если бы вы пожили с матерью-шизофреничкой, вы бы тоже получили нужные знания в нужном объёме. А не прогуливали лекции в университете.       Макото моргнула — матерью-шизофреничкой? Джунко? Это что-то новенькое — и судя по тому, как зло блестели её глаза — это явно не та история, о которой она хотела хвастать. Если она её не придумала вот прямо здесь и сейчас, конечно.       Маруки тоже выглядел заинтересованным — на его лице на секунду промелькнуло эдакое «Ага, вот оно как».       — Что ж, я не хотел об этом распространяться, но да, Сумире-чан принимает кое-какие… препараты.       Бровь Джунко пошла вверх.       — Принимает, и они не работают?       Маруки зловеще улыбнулся.       — Если ты жила с матерью-шизофреничкой, Эношима-кун, то должна хорошо понимать, что лечение чего-то подобного не бывает мгновенным.       Некоторое время промеж них царило молчание, пока каждый не сводил друг с друга взгляда.       — Ладно, ваша взяла, Маруки-сенсей, — наконец нарушила молчание гяру. — Бедная Суми-чан на таблеточках, видит розовых слоников и не очень может в гимнастику. А нам как быть? Видите ли, — Джунко зло улыбнулась, — это всё очень и очень трогательно, но школе нужны результаты. Вот такие мы — циничные и практичные сволочи. И ваша Суми-чан очень и очень нужна Шуджину прямо здесь и сейчас. Не пускающая пузырики в комнате с мягкими стенами и розовыми пони.       Маруки рассмеялся.       — У вас очень злое чувство юмора, Эношима-сан. Это из-за вашей матери, верно?       Лицо Джунко в мгновение ока побелело и перекосилось — Макото ощутила холод в лопатках.       — Не смей. Лезть. В мою. Душу, — её голос переменился, став хриплым шипением. — Не лезь, мозгоправ.       Маруки, кажется, ни капли не испугался. В отличие от Макото — она только и могла, что обмереть, смотря на эту звериную демоническую маску, в которую сейчас обратилась Джунко.       — Дело твоё, Эношима-кун. Но я, — он по-доброму улыбнулся, — мог бы помочь тебе с твоими проблемами. Нииджима-сан не заслуживает того, чтобы ты на ней вымещала свои детские комплексы.       С Джунко произошла новая метаморфоза — на этот раз она приняла вид холодный и спокойный — у Макото возникла ассоциация с айсбергом, который всплывает из-под толщи воды. И, кажется, даже в комнате физически похолодало. Хотя, возможно, всё из-за приоткрытого окна?       Макото поняла лишь одно: Маруки-сенсей пробил броню Эношимы. Он смог за всеми её ужимками и выкрутасами разглядеть что-то… что-то, чего не видел никто другой.       И Эношиме Джунко это очень не понравилось.       Макото должна поговорить с этим человеком с глазу на глаз. Если кто-то и может ей подсказать, как сладить с Джунко — то это он.       Гяру поднялась с кушетки. Маруки же, точно потеряв интерес, отвернулся к столу.       — А что касаемо Сумире-чан — я думаю, ей очень нужны друзья и поддержка. Вполне возможно, что если кто-то, — в этот момент его взгляд скосился на Макото, — протянет ей руку, она сможет преодолеть все трудности и выздороветь.       Джунко ничего не ответила, не попрощалась, просто молча пошла на выход. Не посмотрев даже в сторону Макото, хлопнула дверью напоследок.       Маруки-сенсей покачал головой.       — Тяжёлый случай, однако, Джунко-чан, — он почесал голову. — Боюсь представить, какие демоны обитают в её рассудке.       Его взгляд снова упал на Макото, которая так и стояла, где была, ни мертва, ни жива.       — Сложно тебе с ней будет, Нииджима-кун. Она… — он пожевал губы, — ей очень больно. И я не думаю, что она сама до конца осознаёт, насколько.       — Я… догадываюсь, — наконец произнесла Макото. — У меня был… опыт.       Маруки важно покивал.       — Главное — ни в коем случае не позволяй ей себя обижать, Нииджима-кун, — его лицо снова стало серьёзным. — Она очень хочет превратить тебя в свою копию. И она будет наносить тебе те же травмы, что когда-то нанесли и ей.       Тяжёлый вздох.       — Будь я на твоём месте, я бы, честно признаюсь, просто сбежал.       Макото моргнула.       — Сбежали?       Кивок.       — Некоторые люди, навроде неё. Они, м… — снова вздох. — Они почти неизлечимы. Их психика слишком повреждена, чтобы быть восстановленной. Хотел бы я иметь силу, знаешь, как у бога, — его мечтательный взгляд уставился куда-то в потолок. — Чтобы чинить искалеченные сердца, навроде её. Они не заслуживают испытывать столько боли. Никто не заслуживает этой боли. Никто.       Дверь в комнату с треском распахнулась — на пороге стояла Джунко, которая за время отсутствия успела распустить косу и теперь стояла с лохматой розовой гривой. Её вид не сулил ничего хорошего.       Позади неё, словно верный оруженосец, вышагивала Мукуро.       — Нииджима-сан, мы выходим.       Она склонила голову набок.       — Мы?       — Мы выходим, Нииджима-сан.       Макото поняла, что если она не пойдёт добровольно, её потащат силой.       — Да, мы выходим, Маруки-сенсей.       Он напоследок помахал рукой.       — Всего хорошего, Нииджима-кун!       Наконец, она покинула кабинет медсестры.       Маруки-сенсей… удивительно, как много он понял, всего лишь бегло пообщавшись с Джунко. Даже более того — он смог одолеть её в словесном поединке, доведя до искреннего бешенства — чего, на моей памяти, не удавалось никому.       Может быть Джунко и права, сомневаясь в его способностях — он не мог ничего поделать с Ёшизавой Сумире и её… особенным состоянием. Однако это домыслы Джунко — я же увидела специалиста с большой буквы, энтузиаста, который горит своим делом и хочет помогать людям, пусть у него и не всё получается.       Что же за история, думала я тогда, связывает Джунко с её матерью — что же там было такого страшного, что даже сейчас, спустя годы, одного упоминания достаточно, чтобы она пришла в ярость?..       Как показало время, мне стоило быть осторожной в желаниях.