Плеть, перец и пряность

             — Странная она, Ю-чан!       Котане активно жестикулировала, сидя за столом, а её хвостики мотались вслед за ней. Мичико, нахмурившись, смотрела куда-то в сторону.       — Ну скажи ей, Ми-чан!       Та сморщилась ещё сильнее.       — Что это вообще было?       Их троица заняла излюбленный уголок в столовой, где они собрались пообедать. Каждая взяла себе по набору — полная тарелка фасоли с уголком соуса, мисо-суп, чашка какао и яблоко. Котане уже ухитрилась прикончить и суп, и бобы, и теперь, успокоившись, начала активно обсуждать произошедшее в классе.       Было шумно: длинный хвост очереди к раздатчикам (два узеньких окошка) начинался почти у самых дверей в столовую, две нестройные шеренги. Им повезло, что сердобольная учительница японской письменности отпустила их на пять минут пораньше. Задержала только новенькую — явно хотела ей что-то сказать.       — Я говорю, вам что она странная! Верно же, Ю-чан, Ми-чан?       Даже самая позитивная из их троицы (Мичико) выглядела подавленной.       — Она…       Пожалуй, лучший способ описать её — стрёмная. Но это слово, повиснув в воздухе, так и осталось невысказанным. Новенькая очень и очень стрёмная. Обычно «стрёмной» считали старосту Мэгги — потому что она слишком истово верующая, слишком правильная… словом, слишком.       Но стрёмность новенькой находилась на другом уровне. Да что там сказать — Мэгги рядом с ней сразу казалась такой родной, понятной и привычной.       — Не повезёт тому, к кому её подселят, — протянула Мичико, наконец. — Я, конечно, слышала, что она страненнькая, но чтобы настоль…       — А вот я считаю, она хорошая девочка!       Их троица, не глядя, скривила носы — рядом, сверкая своими золотистыми локонами, стояла прошлая стрёмность номер один их класса. Кажется, она ещё не осознавала, что в иерархии изгоев произошли некоторые перестановки.       — Мне очень нравится, что она такая верующая! Сестра Маргарита и так вечно ворчит, что ей наш класс послали в виде божьей кары! А если Алексия будет хорошей девочкой, то тогда!..       Они втроём переглянулись. Если они что и поняли за то выступление новенькой, так это то, что набожностью в ней и не пахло. Притом так решили не они одни — на этом как-то сам собой сошёлся весь класс. Если кто в их классе и был по-настоящему верующим, так это Мэгги. Так вот, если брать её, как образец, то эта Джунко имела определённое сходство. Например — она наверняка из тех противных девочек, которые становятся любительницами учителей, потому что умеют подлизываться. Вон, как Фукуджи-сенсей (та, бабулька по японской письменности) на неё сердобольно смотрела, чуть ли не свою внучку увидела. Однако истово верующая? Нет, вот не верится, ни капли, весь класс был готов на это забиться.       Хотя красивая. Безбожно красивая!       Наконец, Мичико повернулась на задаваку-Мэгги.       — Мне она не нравится. Она странная.       — Не нравится? Но она же почти как ангел!       Юрико краем глаза заметила, как в столовую впорхнуло что-то рыжее. Она обернулась: о, точно, новенькая, ангелочек, сама собой. Скучающе встала в конец очереди, затем высунула голову и присвистнула.       Юрико готова была поклясться, что она размышляла о том, как бы обхитрить систему. Что-то очень лукавое так и лучилось в её прищуренных глазах, пока она морщила лоб и оглядывала огромную толпу народу. Наконец, в шуме столовой прозвучал её звонкий голос:       — Кто готов уступить место в начале за пятьдесят иен?       Звуки притихли. Девочки постарше заинтересованно переглядывались — сумма несерьёзная, но это деньги из воздуха. Наконец, какая-то одна из них хмыкнула.       — Пятьдесят йен? Что вообще можно купить за пятьдесят йен? Дынная булочка в киоске стоит двести!       Мэгги, каким-то образом очутившаяся за их столиком и активно спорившая с Мичико и Котане, замерла, а потом обернулась.       Новенькая склонила голову набок.       — Двести, значит? Дорого. Хорошо, — хлопнула в ладоши. — Кто готов продать место за двести йен?       Рот задаваки-Мэгги приоткрылся.       — Это…       Мичико фыркнула и ткнула той в нос.       — Сестра Маргарита порадуется? Ангел?       — Но ведь…       Двести иен — это уже серьёзная сумма на карманные расходы, но всё-таки, ещё недостаточная, чтобы обменяться. Рыжая хмыкнула.       — Сразу говорю, что хочу местечко в са-амом начале! Нищебродам посередине не предлагать!       Из начала высунулась дерзкая брюнетка из параллельного класса со шрамом на брови — говорили, что у неё папа — бывший или действующий член якудза.       — Двести йен несерьёзно! Пятьсот!       — Пятьсот йен! — новенькая сложила руки на груди и топнула. — Да ты не офигела, пятьсот йен?! За такие деньги мне должны расчесать волосы! — тряхнула головой, — Пока выдают жратву!       — Девочки, — в окошко раздатчика высунулась повариха — уже пожилая полная женщина. — Что вы тут устроили, какие-то глупые торги! Я всем всё раздам, просто дождитесь!       Эти двое не отреагировали.       — О, а сколько ты готова?       — Двести пятьдесят и не йеной больше!       — Не смеши меня! Четыреста!       — Не смеши меня ты! За четыреста йен я языком вылижу пол до блеска! Двести пятьдесят, моё последнее слово!       В окошке снова возникло недовольное лицо поварихи.       — Ямагучи! И ты, рыжая! Если вы сейчас же не прекратите, я возьму вот этот черпак, — оный показался наружу, — тресну вас обеих по башке, а потом отведу к сестре Маргарита для воспитательной работы! Устроили тут аукцион!       Новенькая хмыкнула.       — А для аукциона нужно, чтобы кто-то передал деньги! Но если кто-то из вас, сёстры, — она вышла вперёд, — готов сжалиться и добровольно уступить мне, несчастной, место, — сложила руки вместе, как в молитве, — то господь бог не забудет его потом и отблагодарит.       Вся троица в их уголке закатила глаза — ясное же дело, что это был намёк, что тот, кто согласится, позже получит свои йены. И это, самое главное, поняла вся столовая. Повариха сверлила новенькую взглядом.       — Ты мне не нравишься, помяни моё слово. Как тебя зовут?       — Доу Джейн!       — До Джейн, значит. Я тебя запомнила, Джейн!..       Мэгги приоткрыла рот.       — Но… разве…       Юрико нахмурилась. Ясно, что новенькая соврала, пользуясь тем, что никто (кроме их класса) не знает как её на самом деле зовут. Другое дело, что в том, как она назвалась, явно же был какой-то смысл.       — Так, Джейн…       Ямагучи хмыкнула.       — Я готова поменяться. И пусть господь позже вознаградит меня за моё милосердие, Мориучи-сан. Я сегодня добрая!       Разумеется, очередь возмутилась и была резко против таких перестановок.       — Э, вы что творите, вы двое!       — Так нечестно!       — Я тоже хочу есть!       Гул прервал стук черпака.       — Если не прекратите мне тут шуметь!..       Ямагучи оскалилась.       — Кто-то что имеет против?!       Ропот тут же стих. С Ямагучи предпочитали не связываться — по школе про неё ходили жуткие слухи. Например, что шрам она получила, порезавшись осколком бутылки, с которым пыталась напасть на отца.       Под очень недовольным взглядом толпы рыжая и брюнетка поменялись местами. Новенькая по дороге отвесила поклон, опять сложив руки вместе.       — Да хранят тебя Иисус Христос и Дева Мария, добрая самаритянка!       Мичико хмыкнула.       — И это ты называешь «верующая», Мэгги?       Покрывшись пятнами, она подскочила со стула — мисс голова-из-правил собиралась донести до нахалки всю глубину её греховного заблуждения. Сама же рыженькая, с довольной моськой, отошла от окошка раздатчика.       — Мисс Доу! — блондинка помахала рукой. — Не могли бы вы пройти сюда?       Мичико покачала головой и положила руку на лицо.       — Мэгги, ну не сейчас же?       Юрико и Мичико тем временем переглянулись — новенькая им не нравилась, но вот то, что сейчас готовится шоу — вполне. Интересно, как рыженькая собиралась оправдываться?       Новенькая заметила старосту, секунду покачалась на мысках, кивнула и бодрым шагом направилась к их столику.       — Да, староста? Вы что-то хотели?       Мэгги ткнула в неё пальцем.       — Алексия Мария Фелиция! Вы что себе позволя…       Рыжая, зевнув, просто приземлилась на стул, который до этого занимала поборница правил и примостила кое-как свой поднос. Без лишних сантиментов подхватила ложку — у них давались на выбор как палочки, так и европейские приборы, новенькая отдала предпочтение последним — после чего накинулась на еду со звериным азартом.       — Вы понимаете, что вы тут устроили, это всё…       Рыженькая покивала, и, проглотив, ответила:       — Сенсей меня задержала, а вы уже сидите и едите, я тоже хочу. Я голодная. Жрать хочу!       Мэгги приоткрыла рот.       — Ам… но этот аукцион, Ямагучи, очередь…       — Какой аукцион?       Котане подавилась какао.       — А что это тогда было, Тен-чан?!       Та хитро прищурилась и улыбнулась.       — Но ведь если я никому не передала деньги, значит аукциона не было?       На этот раз повис уже весь их угол — формально она была права… Но это не значит, что она права!       Юрико поморщилась.       — Я не думаю, что Яма считает так же.       Мэгги тут же подхватила:       — Верно, вводить в заблуждение своих сестёр по ве…       Новенькая показательно скривила лицо.       — Вы тупые или как? — она подставила кулачок под щёку. — Эта Яма-что-то там сама мне уступила, когда я попросила.       — Тогда что это было «пятьдесят йен тому, кто уступит», а? — Котане аж хлопнула ладонями по столу.       Новенькая хмыкнула.       — В моей прошлой школе это было нормой. А когда я спросила, та жироба… — осеклась, когда Мэгги закашлялась, — та жирная повариха сказала, что нельзя. Раз нельзя, значит нельзя.       — Ты назвалась не своим именем! Это грех! Ты соврала!       Новенькая подняла палец.       — А я сама решаю, как меня зовут. Сегодня я Джейн, завтра я Алексия, а час назад…       — Не морочь мне голову! — Мэгги, в порыве эмоций, дёрнула новенькую за волосы — за что ей достался очень злой взгляд. — Нам ты сказала, что ты Алексия!       Мичико хмыкнула.       — Да, а потом что-то про то, что тебя бьёт мама и прочитала молитву.       — Разве? — склонила голову. — М, значит, я соврала!       Над столом повисло неловкое молчание, пока все уставились на рыжую. Она хихикнула.       — Ну, все такие лица сделали, когда я это сказала, что мне было трудно удержаться!       — Так делать нельзя! Врать — это грех, сестра Маргарита…       Новенькая сложила руки вместе.       — Господь бог, прости меня, ибо я согрешила, я была очень плохой и непослушной девочкой, я не хочу попадать в ад. Что мне нужно сделать ради того, чтобы искупить вину? — она подняла глаза к потолку, точно бы ожидая ответа свыше. Затем её губы исказились в ухмылке. — Я должна была что-то такое сделать, да?       Мичико, хмурясь наклонилась к уху Юрико.       — Может, она нормальная, Юри?       — Она мне не нравится, — пробурчала та. — Шумная и много болтает.       Мичико покивала.       — Но ведь Котане тоже?..       Юрико зевнула, предпочтя проигнорировать вопрос. Тем временем над их столиком нависла мрачная тень. Тень молча вытянула руку. Шумы и разговоры в столовой притихли снова.       Рыжая девочка заинтересовано вертела головой, глядя на своих соседок.       — Позади, — наконец вымолвила Мичико.       Она обернулась. А там, с очень мрачной, почти что зверской гримасой стояла Яма — её белёсый шрам очень характерно рассекал бровь, поднятую хмурой дугой.       — Да?       Брюнетка сделала движение рукой, которое достаточно однозначно говорило о её намерениях. Рыжая склонила голову набок.       — Ты что-то хочешь?       Оскал.       — Вздумала со мной дурить?       — Дури-ить… в каком плане дурить?       Мгновение, и новенькую подняли и взяли за воротник. Та не пыталась сопротивляться. Ямагучи нависла над ней — попыталась, потому что рыженькая оказалась выше на целую голову.       — Ты мне зубы не заговаривай! Где бабло?       — Но разве ты меня не слышала?       У Юрико внутри что-то похолодело — то, как новенькая говорила, явно указывало на то, что она издевалась — то есть нарывалась.       Мэгги покашляла.       — Клэр! Не нарывайся!       Ямагучи оскалилась — Мэгги всех называла крещёным именем, что бесило добрую половину учениц, особенно постарше, ближе к выпуску.       — Мэг, это между ней и мной, не лезь!       — Верно, староста, это между нами двумя. Не переживайте, я справлюсь!       Мичико моргнула.       — Эй-эй-эй, Джун, ты уверена? У неё папа — якудза!       Лицо Ямагучи дёрнулось на эти слова, по итогу её гримаса стала злее. Новенькая пожала плечами.       — Но если её папа — якудза, то разве она сама якудза? Девочек в якудза не берут, я спрашивала!       — Ты мне дурочку тут не включай, — Ямагучи потянула новенькую на себя, по итогу их головы оказались на одном уровне. — Гони бабки!       Мэгги очутилась рядом и набрала воздуха в грудь.       — Клэр, я позову учителей, если ты…       Новенькая вздохнула.       — А я думала, ты такая милая и хорошая, такая самаритянка.       — Ты дура, что ли?       — Очень жаль. Кстати, у тебя кровь из носа идёт.       — А?       В следующее мгновение новенькая сделала неуловимое движение головой и впечатала свой лоб прямиком той в нос. Рот Мэгги медленно раскрылся. Котане издала пронзительный душераздирающий крик: на лице Ямагучи распускался алый цветок крови. Началась всеобщая суета и паника.       Если подумать, она никогда не пыталась скрывать своей дьявольской натуры. Ямагучи стала первой жертвой Тенши. Непонимающая, что происходит, поражённо отшатнувшаяся от новенькой, она кажется, так и не осознавала, почему у неё болит нос, и откуда капает кровь.       Но даже не это больше всего нас всех поразило. А то, что новенькая мгновенно переменилась — от её наглой манеры не осталось и следа, на глазах выступили огромные пудовые слёзы и она зашлась в громких рыданиях (почти стенаниях), бросившись в объятия растерянной Мэгги.       — Что здесь происходит?       Разумеется, шум не мог не привлечь взрослых — поэтому вскоре вошла и сама сестра Маргарита. Которая, не думая дважды увела всех непосредственных участников к себе — то есть новенькую, Мэгги и Ямагучи.       У меня с подругами резко пропал аппетит — не сговариваясь, мы покинули столовую, даже не прибрав за собой подносы. Хотя «пропал аппетит» — мягко сказано. Мы перепугались до чёртиков и бежали из столовой сломя голову. Время, конечно шло к службе, но будет ли она со всеми этими событиями — думали мы. Нам просто хотелось хоть как-то успокоиться и выдохнуть. И было для этого у нас одно место…       Их троица рухнула на траву возле столетнего дуба, который по какой-то случайности уцелел во время строительства школы — он был по дороге к храму. В его тени, наконец, они смогли перевести дух.       Котане дрожала — она на дух не переносила вид крови. Бледная, дрожащая, на грани обморока. Мичико кое-как помогла ей усесться-прислониться к стволу. Юрико же, шумно дыша после пробежки, просто смотрела на небо. Она положила руку на грудь, восстанавливая дыхание. Лёгкие горели.       — Что это вообще было? — Мичико поёжилась и, вытащив из кармана бумажный носовой платок, промокнула лоб и шею — она всегда сильно потела.       Юрико сглотнула.       — Она ведь её ударила?       — Я не до конца поняла, — шумный вдох. — Набожная прилежная ученица, навроде Мэгги? — нервный смешок, после обняла себя за плечи. — Юри, только по секрету.       — М?       Мичико огляделась по сторонам, сглотнула и выдохнула.       — Мне моя тётка проболталась, что из прошлой школы новенькую исключили.       — А за что?..       Она пожала плечами и мотнула.       — Теперь не удивлюсь, если за поведение.       Порыв ветра подул на их троицу, заставив трепетать могучий вековой дуб. Нижние ветви у него давно были спилены, чтобы особо ушлые мальчишки (или девчонки) не лазили по его ветвям. Однако даже в таком виде он давал широкую толстую чёрную тень, спасавшую от яркого-яркого солнца, высоко светившего в ясном небе.       Я подумала тогда — меньше всего на свете я хотела оказаться один на один с Тенши в одной комнате. Тому была причина — комната, в которой я жила, на данный момент пустовала. Мои прошлые соседки выпустились, а новых подселить не успели, по итогу с весны я наслаждалась одиночеством.       Хотя по ночам было очень страшно. Однако в тот момент мне представилось, что оказаться одной в темноте с этой Тенши — куда хуже. Я, конечно верующая, пусть и японка. Но я всё-таки…       Было в этой рыжей девочке что-то донельзя дьявольское, нечистое — так думала тогда наивная маленькая я.              2016 год, май, девятое число, понедельник       — Никаких больше походов в этот ваш Мементос!       Рен виновато улыбнулся.       — Ты бы ещё погромче это произнесла, Анн.       — А я буду и настаиваю! — она топнула ногой, не сбавляя шагу. — У меня сердце из груди чуть не выскочило, когда эта тварь появилась!       Рюджи зевнул и поправил сползшую лямку своей сумки, которую он носил как рюкзак.       — Рен-рен, мне кажется, что с нами Мона-мона, что нет его, мы всё равно привлекаем сли-ишком много внимания.       Анн метнула злой взгляд блондину.       — И я не забыла, что это ты настаивал полезть глубже, хотя Мона-мона и говорил, что не надо, не стоит, не!..       Она вздрогнула, ощутив прикосновение к своей голове. Рука Рен-рена потрепала ей волосы.       — Анн, спокойнее. Мы живы, и это главное.       Ей только и оставалось, что отвернуться и надуться, в процессе грубо спихнув с себя чужую конечность. И хотя события, которые они обсуждали, произошли вчера, и чатик, в её лице и не только, потом полыхал как при пожаре, она всё ещё не успокоилась. Ей опять снились кошмары — на этот раз с участием этого загадочного шинигами, который в конце превращался в Джунко — арр, как её всё это бесит!!!       А ещё её бесит ещё кое-что — и на этот раз с ней был солидарен даже Рюджи.       — Почему работаем мы, страдаем мы, а сливки собирает президент студсовета? — донеслось от него ворчливое.       Дело в том, что, как им объяснил Моргана, появление дворца у человека — довольно нерядовое событие. Восприятие мира человека должно настолько исказиться, что у него, фактически, рождается внутри целая вселенная, подпитывающая его иллюзии. Как у Камошиды с его фантазией, что он король Шуджина и любая девка (в особенности она, да?!) с радостью подставит ему задницу. Что лишний раз заставило её задуматься об этой Эношиме — если дворец это что-то очень из ряда вон выходящее, значит, всё-таки, с ней что-то очень не так?       Помимо того, что она жертва педофила, как утверждает, убила его и мать, считает себя лунянкой-Кагуей и вообще не чета роду человеческому? Почему это звучит как самая обыкновенная мания величия?       Так вот — прежде чем у человека появится его большой и страшный дворец, его искажению надо оформиться. И оформляется оно в Мементосе — как его назвал Мона — дворец дворцов. Место, где рождаются и искажаются человеческие желания.       Но она правда всё ещё не понимала, почему он принял форму токийского метро и тянулся куда-то глубоко-глубоко под землю, к центру земли?       В любом случае, их приключения в этом дворце-не дворце заняли два дня — субботу и воскресенье. И на второй, когда они уже немного освоились, Моргана предложил поменять чьё-нибудь сердце непосредственно в Мементосе — в рамках, как он говорил, их обучения. В ходе небольшого обсуждения они обратились к созданному Мишимой сайту, где нашли девушку из их школы, которая жаловалась на назойливого бывшего её сталкерившего. Некий Наканохара Нацухико. Довольно скоро они натолкнулись и на его когнитивную версию — какой-то противный очкарик, с бешеными глазами, распинался, что раз жизнь у него забрала всё, что он любил и ценил (что-то там про искусство и злого сенсея), теперь он имеет право так же поступать и с ней в ответку — например, силой взять девушку, которая ему нравится, но не отвечает взаимностью.       Стоит ли говорить, что у Анн перед глазами живо встал пример с Шихо и Камошидой? Кажется, в ярости она подожгла своей персоной не только этого говнюка, но и своих товарищей, Мона-мона потом жаловался, что ему шерсть спалили (запах от него был и правда, характерный). Но ведь она же и залечила всем их раны, это не считается тогда, верно?       — Меня это тоже бесит! — топнула она в очередной раз.       А причина её возмущения состояла в том, что девушка (жертва сталкера) сложила два и два и написала на сайте благодарность фантомным ворам. Отдельно досталось их лидеру. То есть Нииджиме Макото. То есть бесстрашному президенту студсовета.       Это так бесит!!!       Рен покачал головой и вздохнул.       — Разве то, что мы помогли девушке, не главное?       — Нет! — не сговариваясь, крикнули Анн и Рюджи, повернувшись на брюнета в очках. И оба же застеснялись, заметив идентичные реакции друг друга.       — Просто… это несправедливо, блин!       Анн, краснея, отвернулась в сторону и рьяно покивала головой.       — Это совершенно и абсолютно неправильно! То есть я рада, что побила этого противного козла, но Нииджима к этому не имела никакого отношения!       — Не думал, что вы оба такие тщеславные.       — Это другое! — опять, не сговариваясь, рявкнула эта блондинистая парочка.       Тем временем они подходили к воротам школы — а там, почему-то, было необычайно людно и шумно, народ толпился. Ребята переглянулись.       — Опять там что-то случилось? — устало проворчал Рюджи.       Рен промолчал и наклонил голову набок, пытаясь прислушаться. Кажется, доносились какие-то возмущённые крики? Переглянувшись, их троица подошла поближе.       — Эт чё, я не могу пройти внутрь?!       — Да, не можете, Такао-сан. Я же вам чистым японским объяснила: длина юбки, макияж… вы хоть в зеркало на себя смотрели?       — Слышь, ты чё, охуела?!       Ребята замерли. У Рюджи дёрнулся глаз.       — Мне ведь не померещилось, да?       Анн скривила лицо.       — Тогда и мне тоже.       Возле школьных ворот при помощи и стульев организовали что-то навроде КПП, на посту которого стояла другая троица (которую Анн предпочла бы видеть как можно… реже) — Нииджима, Икусаба и Эношима. Ну, вернее как — самая злобная блондинка Шуджина вместе со своими подпевалами.       И хотя она готова была поклясться, что в любой другой день главная стерва выглядела ничем не лучше проститутки из неблагополучных районов, именно сегодня она, улыбаясь, натянула на себя самую приличную длинную юбку, которую нашла, скромные чёрные туфельки на низком каблучке и убрала два своих розовых кактуса в мощную косу. Разве что галстук очень выбивался из её образа пай-девочки, но Эношима, кажется, не мыслила без них свою жизнь.       Разумеется, жертвой этой просто хрестоматийной нарушительницы в первую очередь стала другая гяру — такая же, как и она. Президент, кстати, выглядела не то чтобы очень радостной и довольной, даже напротив — на её лице отчётливо читались сонливость, смешанные с усталостью.       У всей троицы на плече были красные повязки, на которых читались иероглифы «Безопасность».       Перед ними стояла, активно жестикулировали и возмущалась девушка-брюнетка, с милым хвостиком, подвязанным набок розовой ленточкой. Анн, кажется, её видела пару раз в коридорах. И да — возможно, у неё и был макияж, серёжки, но это не шло ни в какое сравнение со стервой давности до золотой недели.       Лунянка помахала перед собой рукой с длиннющими ногтями, наманикюренными по самое не хочу.       — Кыш, кыш отсюда! Не загораживайте проход, Такао-сан, кроме вас здесь много народу.       В этот момент она взяла со стола Ниджимы мегафон, после чего, улыбаясь во все зубы, повернулась на толпу. Её подпевалы, не сговариваясь, прикрыли уши руками.       — Ещё раз повторяю для глухих: подходим с раскрытым студенческим, проходим фейс-контроль и счастливо топаем на занятия!       Её противный высокий голос, помноженный на громкоговоритель, становился особенно невыносимым. Анн с парнями, не сговариваясь, поморщились, ровно как и окружающие.       — Что вы вообще тут устроили?! — донёсся возмущённый голос из толпы.       — Студсовету больше нечем заняться?!       — На себя бы посмотрели!       Эношима, глаза у которой нехорошо блеснули, начала набирать в лёгкие воздух. Анн поняла, что сейчас будет больно.       — А ну заткнулись там, олухи!       Кажется, даже президент губами прошептала что-то неприличное.       — Школьный устав един для всех, и если на него долгое время клали болт, это не значит что так будет продолжаться постоянно!       Эношима вышла вперёд, оттолкнув Такао, которая всё ещё, кажется, не оставляла надежды прорваться внутрь.       — С сегодняшнего дня Шуджин входит в новую эру! О подробностях читайте на сайте школы, ежель вам интересно, — хмыкнула. — Поэтому, с одобрения руководства и лично исполняющего обязанности директора, был создан особый отряд безопасности Шуджина! — она выставила плечо вперёд, продемонстрировав нашивку.       Недовольство, кажется, не собиралось утихать. Она закинула мегафон на плечо и важно прошествовала к партам, за которыми и сидели её сестра и президент студсовета. Напоследок она недовольно покосилась на Такао, которая, поджав губу, казалось, сейчас расплачется. Нииджима убрала руки с ушей и кивнула в её сторону, что-то негромко сказала (Анн не удалось расслышать — потонуло в шуме толпы). Лунянка во время этого действа показательно кривила лицо. Наконец, махнула рукой и обернулась на надутую и злую брюнетку с хвостиком.       — Такао-сан, мы делаем вам предупреждение, на этот раз отделаетесь им. Проходите.       Кажется, взглядом девушки (которая не стерва) можно было бы убить пару десятков Эношим. Та же снова взяла рупор в руки:       — И вообще, харе там толпиться, стадо баранов! А ну выстроились в две ровные очереди! Левая идёт к Икусабе, правая к Нииджиме!       Их троице ничего не оставалось, как попытаться побыстрее занять места — а то так и опоздают. Напоследок Анн ухитрилась случайно встретиться с лунянкой взглядами. И то, как та многообещающе улыбнулась, явно не предвещало ей (и её друзьям) ничего хорошего. Она в очередной раз подумала о том, что насколько надо быть отбитым и конченным, чтобы дать столько власти кому-то навроде этой недо-Кагуи — она ж больная, это невооружённым взглядом видно!..       Поэтому, когда по толпе пошли шепотки о том, что, де, место-то в студсовете эта гяру получила не просто так, да и с президентом у неё отношения какие-то неправильные, она ощутила укол ярости и злости.       Непонятно, что её злило больше: то, что эта Эношима пользовалась бедной наивностью Нииджимы (которую было, по правде сказать, немного жаль), то, что она, если верить слухам, залезла президенту в трусы, чтобы она усиленно закрывала глаза (гадость, какая гадость, какая она гадость!!!), то, что именно ей из всех людей досталось столько власти и полномочий, или то, Эношима Джунко, кажется, с особым наслаждением издевалась именно над ней (это не вспоминая то, как часто их люди путают и считают сёстрами!!!). Лунянка точно бы говорила: я лучше тебя, пупсик, поэтому иди и тявкай там себе в стороне.       Анн никому не призналась бы, даже самой себе, но её это соперничество бесило. И в то же время — оно заставляло её хотеть одолеть эту стерву по её же правилам.       Вот только её мозг неизменно пасовал и перегревался на моменте, когда она представляла себе, как всё это будет выглядеть. «М, так ты хочешь меня одолеть, Така? Ой, боюсь, как страшно!» — словно бы говорила незримая Эношима в её голове. «Но если ты так настаиваешь… Для начала, у меня был секс. А у тебя? Что, нет? О, бедная несчастная Така… я сейчас расплачусь!»       В такие моменты она была готова трахнуть кого угодно. На полном серьёзе. Только не Рюджи, он дурак. И не Рена, он слишком… он слишком сладкий, во! Слишком хороший!       Ну не Нииджиму же ей совращать, в самом деле? Она не извращенка! И не Эношима! И не по девочкам!       — Анн, ты чего?       Она вздрогнула, ощутив к себе прикосновение. Это был брюнет в очках, кто же ещё.       — Ты чего такая красная и тяжёло дышишь?       — Отстань!       Не ведая, что творит, она залепила по нему кулаком. Это всё Эношима, она её искренне и абсолютно бесит!              — Студенческий, — устало произнесла Нииджима, к которой, собственно, и попала Анн.       Шатенка сонно мазнула по нему взглядом, а потом подняла глаза на неё.       — Такамаки-сан.       — Да, президент?       — Вы очень вольно обошлись с зимней униформой Шуджина. Как минимум ваши красные, — она скосила взгляд вниз на колготки, — штуки очень нарушают устав. Я не рискну предположить, что они такое.       Анн почувствовала, что краснеет сама от такого внимания.       — И то, что вы спрятали юбку под спортивную толстовку…       — А сами-то!       Нииджима грустно улыбнулась.       — Как видите, я вполне себе следую уставу.       Это правда: обычно президент одевалась не настолько стерильно правильно (тот же строгий пиджак с красными пуговицами не носила). А сегодня как назло: длинная тартановая юбка ниже колена, пиджак, под ним наверняка чистая белая блузка и даже, возможно, подтяжки. Нииджима выглядела настолько рафинированно, насколько возможно. Да и эти Икусаба с Эношимой… Ар-р!       — О, кто это у нас тут, Така?       Ну разумеется, тут как тут — невинно хлопает ресницами и заинтересованно смотрит на неё. А в глазах так и читается — ну что, готовь жопу.       Макото покачала головой, словно предчувствуя готовящееся столкновение.       — Эношима-сан, давайте хотя бы в первый день ограничимся предупреждениями? Если мы будем всех без разбору заворачивать домой, учителя останутся недовольны…       — Ну разумеется, Нииджима-сан! — покивала головой. — Но, видите ли, я думаю, из одного из учеников нам стоит сделать… как это… — помахала пальцами, — назидательный пример, во. В чисто воспитательных целях.       — Чё те не нравится!..       Анн вздохнула. На стойку Икусабы, разумеется, попал Рюджи. Рюджи. С волосами, которые ему уже около года все рекомендуют перестать поливать перекисью. Она поняла, что если она ничего не сделает, то кому-то (ей или Рюджи) сейчас крупно влетит.       — Кто будет уважать студсовет, который только грозит пальчиком, но ничегошеньки не делает?       — Сакамото-сан, ваша униформа и внешний вид противоречат школьному уставу на восемьдесят процентов. К сожалению, я не имею права вас пропускать, — донеслось абсолютно механическое и безэмоциональное — а это в бой вступила сестра стервы. Ну конечно, у них всё схвачено.       — А может быть, Нииджима-сан, — лунянка наклонилась к уху президента студсовета. — Даже и двоих. Или троих!       Её глаза нехорошо сверкнули, когда она покосилась на Рена и его сумку — Анн сглотнула. Хорошо, что Моргану перестали брать в школу. Хвала богам. Нииджима нахмурилась.       — Я думаю, одного такого ученика будет достаточно.       — Жадина! — она легонько толкнула президента в плечо. — Вредничаешь!       — Эношима-сан, — сквозь зубы процедила она. — Мы тратим слишком много времени.       Анн, вздохнув, потянула свой студенческий назад.       — Если вы развернёте меня, то вы пропустите того шумного идиота?       Эношима и Нииджима переглянулись. Стерва покривила лицо и поводила губами, сомневаясь.       — Знаете, Такамаки-сан, мне кажется, тот мальчик, — мотнула головой назад. — Куда больше заслужил послужить примером того, что будет, если нарушить правила.       Анн ощутила, как к её голове приливает кровь, а в висках запульсировало — это было опасно. Она помнила, чем закончился в Мементосе для того очкарика её гнев — только, с поправкой на реальный мир, тут всё скорее обернётся дракой.       — Икусаба-сан, передайте Сакамото-куну, что пока он не примет приличный внешний вид, он отстранён от занятий. А то что это такое, — показала на него ладонью и повысила голос, — второгодник одевается и выглядит как какой-то панк-рокер. Согласны, Нииджима-сан, что это необходимо прекратить здесь и сейчас?       По толпе пошли смешки — Сакамото Рюджи не любили. Не потому, что он какой-то особенно плохой, что-то такое. Просто… он перешёл дорогу Камошиде. И он постоянно ходит по коридору с таким видом, будто собирается на ком-то опробовать кулаки. А ещё про него говорили, что он связался с дурной компанией и занимается грабежами в свободное время.       Анн никогда в это не верила, но то, что даже её иногда бесила его мрачная бандитская рожа — правда. Нет бы как Рен — побольше улыбаться!       — Я!.. Да вы!..       — Сакамото-кун, вручённую мне волей и властью, я…       Пульсация в висках Анн стала сильнее. Кажется, она почти что физически слышала в голове голос своей персоны — Кармен — давай, ну что ты как маленькая? Давай, покажи ей, кто здесь главный. Давай, заступись за него!       — Я думаю, здесь есть кое-кто, кто заслуживает быть отстранённым от занятий куда больше него.       — М?       Чтобы, когда эта самодовольная сука на неё повернулась, ей по носу прилетело кулаком со всей дури.       Повисла гробовая тишина в толпе. Эношима, точно не веря, медленно прикоснулась к носу.       Кап. Кап. Кап.       Когда она отняла ладонь, на ней красовалась тоненькая струйка крови.       Анн, тяжело дыша, сжимала кулаки и смотрела на неё немигающим взглядом. Наконец, на лице Эношимы медленно распустилась улыбка. Она закинула-повернула голову назад, на Нииджиму, пока по её лицу стекала красная струя.       — А это считается нарушением устава, Нииджима-сан?       Президент, бледная, казалось, не дышала. В трансе, она кивнула. Эношима, скривив лицо, потёрла нос, размазав кровь только сильнее.       — Помяни моё слово, если сломала, я тебя на том свете сживу… — донеслось от неё быстрое-быстрое бормотание.       Наконец, она встретилась с ней взглядами.       — Вы преступили границы дозволенного, Такамаки-сан.       Рен и Рюджи были не менее ошарашены поворотом событий. Особенно последний — стоял, разевал и закрывал рот как золотая рыбка, выпавшая из аквариума.       Но ей было на это всё равно — перед ней была чёткая цель. Сука, которая заслуживала того, чтобы её отваляли на земле. А та, кажется, это и поняла по её глазам. Ухмыльнувшись, тварь сплюнула и поманила пальцами — давай, и это всё, один удар?       Взревев, как раненый зверь, она бросилась на неё, желая то ли расцарапать ей лицо, то ли что-нибудь…       «Странно, а почему небо такое синее?..» — думала, испытывая лёгкость. Её тело как-то самой собой оторвалось от земли и взмыло вверх. И эти долгие-долгие миллисекунды тщательно отложились-протянулись в её голове, эдакий полёт, точно во сне, пока она жёстко не встретилась с полом.       После этого свет померк.