Принцесса из трущоб

      У Мерит голова шла кругом. Сначала сестричка Триль нагрянула — оттаскала её за шкирку, как шкодливую зверушку, да наобещала всех казней сразу, если этакая бестолочь опозорит их Дом, или будет как-то там не так себя вести, или зазнается больше, чем это положено, разочаровав матрону, а то даже и саму сестричку Триль, которая (Мерит так и потирает шишку на голове от вдолбленного в эту самую голову напоминания) по-прежнему ей настоятельница, первосвященница и почтеннейшая из госпожей.       Сестричке Триль, в конце концов, это дело надоело — благослови богиня сама себя за то, что заваливает этот кладезь нравоучений работой по самые кончики ушей! — но не видать было Мерит покоя, ведь наведалась служанка. «Служанка» за такое понижение в статусе продолжила славное дело Триль, да с удовольствием, ведомым не каждой идейной садистке, ведь скоро, как выяснилось, Мерит освоится, и эта сколько-то-юродная сестра уже не сможет таскать её за шкирку. Под страхом смерти не сможет, иерархия же! У Мерит от этого замечания глаза, должно быть, загорелись.       Так вот, эта, как там её, не давала и слова вставить! Правила, куча каких-то правил — на кой им столько правил? Мерит слушала, кивала, старалась, держа в уме образ Триль, злой, как все демоницы сразу, не зевать лишний раз — и оживилась, когда эта ходячая школа жизни произнесла заветное «иерархия».       — Не-е, с этим проблем не будет, — заявила Мерит, а эта закрыла, наконец, рот, да так надёжно, что и замечания по поводу вернувшихся на стол ног не вырвалось. — У нас в Браэрине как? Или ты уважаешь власть, или тебя гребут в кучу со жмурами!       Мерит хохотнула, вспоминая родную эстетику помоечных разборок и перестрелок на арбалетах и файерболах, а ходячая школа жизни отчего-то веселья не разделила. Да ну её, скучная какая-то… Взглянула на Мерит, как на умничающего мальчишку, и молча, словом больше не обмолвившись, направилась по своим делам — с таким видом, будто на неё взвалили неподъёмный груз.       Ну, а дальше и вправду служанка нагрянула, да не одна. Это Триль их заслала, она же и велела переодеть Мерит в новое платье. «Временное», объяснила служанка виновато, а у Мерит глаза на лоб вылезли. То, что они тут считают «временным» и подают чуть ли не краснея от унижения за то, что держали это в руках… Да Мерит такую роскошь близко не видела! Разве что цепляясь к принцесскам в Арак-Тинилите… Да оно ведь и не ношенное! И с нашивкой Дома, как если бы Мерит была какой-то важной шишкой («ты теперь принцесса, дура!» — напомнила она самой себе, сообразив, что смысл назначения никак не дойдёт до неё). А затем началось…       Главная из нагрянувших обошла новоиспечённую принцесску с линейкой и повелела какому-то шкету на побегушках тащить «подобающие принцессе одеяния». Ещё одна шестёрка, уже девчонка, усадила Мерит на её новое ложе («моё новое что?..» — соображала та, не сопротивляясь от шока), и принялась вычёсывать колтуны в наспех собранных волосах. Мерит казалось, что это уже перебор — из неё перед походом к матроне всех вшей вычесали, и вот опять кто-то копается в её волосах, ну что за нездоровое внимание! Но нездоровое внимание можно было и потерпеть чуток — эта девчонка с целым набором гребней так ругалась, что хотелось одобрительно засвистеть. В конце концов, правда, у девчонки дрогнула рука, и — вот ведь, как бывает! — как раз в тот момент, когда в пальцах были зажаты огроменные, непонятно, зачем нужные здесь ножницы! «Ой», — сказала девчонка с ножницами, почему-то злобно, а не так, будто сейчас придётся пояснять, но Мерит лишь рукой махнула. Пострадали всего-то волосы, они сами отрастут! Вот если бы эти дырявые руки перерезали ей глотку, это был бы совсем другой разговор.       Ну и, конечно, эти прилипалы решили её вконец добить: очередная школа жизни носилась по комнате, втолковывая Мерит ещё кучу всяких «как надо». У Мерит голова уже трещала по швам! Вести религиозную службу и то проще, чем не сойти за дикарку в доме Бэнр! Это «надо», то «положено», третье «обязательно», четвёртое «ни коим образом»… Мерит запомнила главное: мыться положено хотя бы через день.       Когда старшая велела своим прихвостням оставить уже новоиспечённую принцесску в покое, Мерит готова была эту дроу расцеловать, но дама на нежности настроена не была. Старшая озвучила приказ, отданный сколько-то-юродной сестрой, наведавшейся этим утром с дозой нравоучений, и утверждённый дорогой сестричкой Триль (судя по тому, как все разулыбались, лучше Мерит ретироваться прямо сейчас, с разбегу в окно). Надо, значит, топать туда-то, найти что-то, а затем лестница, а там уж «госпожа Бэнр» заждалась. Когда? А прямо сейчас.       Ну, Мерит и пошла.       И, чем дольше она шла, тем больше предавалась воспоминаниям… Триль сама вела курс защиты от дезориентирующих проклятий, но разве был какой-то смысл в том, чтобы, упоминая самое тяжёлое, «топографический кретинизм», неотрывно глядеть на Мерит?       А может и был! Какая разница, заблудилась ты или нет, если лестница привела тебя в рай!       Она, должно быть, в том, что жители подземелья между собой называют «подземельем»: здесь холодно (никто, кроме самой Мерит, этого не замечает!), от чада факелов не продохнуть, свет всё тех же факелов (они тут, кажись, за отопление) режет вовсю слезящиеся глаза, и народу здесь столько, что, будь они браэринцами, уже вовсю шла бы потасовка…       — Так вот ты какой, рай, — вдохновлённо произнесла Мерит в полный голос, но никто её не слышал и не замечал. Не до чужачек им было.       Это был самый прекрасный притон из всех, что она видела…       Стражницы и стражники побросали оружие, будто нет больше ни работы, ни инстинкта самосохранения. Смех звонок до рези в ушах, его перекрывают только стоны — не хватает для полной картины лишь музыкантов, получающих чеканную монету за развлечение кабацкой публики, и бутылки с пойлом… Но нет, последнее всё же есть — крепкая стражница с очень сильными руками и масляными глазками делает внушительный глоток, упиваясь не столько пойлом, наверняка способным «свалить» элементаля, сколько десятком мужских взглядов, прикованных к её полностью обнажённому телу. Каждый взгляд обещает ей, по меньшей мере, прибавку к самоуверенности, и, чем дольше это длится, тем сговорчивее становятся и без того не возражавшие мальчики. Они загадочным образом теряют одежду, выгибаются, позволяя заливать пойло им прямо в рот, подбираются всё ближе, вот уже вслух задаваясь вопросом: «как ещё тебе намекнуть, животина ты такая?!». А затем тот из них, что позволял заливать пойло себе в рот чаще других, забирается совратительнице на колени и целует с такой страстью, что они едва не обрушивают стол, облюбованный для свидания. Совратительнице вдруг становится не до игр — она самым нещадным образом бросает бутылку «в толпу», переворачивая внезапно вспыхнувшее пристрастие на спину и накидывается на несчастного так, будто не видела мужчин уже долгие годы. Окружение быстро делится на борцов за бутылку и благодарную публику, обступившую гармоничную пару со скандированием, и ненасытная совратительница приглашает публику присоединиться. Группке как следует возбуждённых мальчиков второе приглашение не нужно.       Всего в двух шагах от них развязывается нешуточный бой за остатки пойла, и помощь, вопреки всем известной истине, приходит свыше. Чья-то рука предотвращает конфликт с высоты за метр семьдесят — мужчинам до так высоко поднятой бутылки в жизни не допрыгнуть! А желанная добыча между тем удаляется от этих горячих мальчиков!.. и вот уже они сами становятся желанной добычей.       — Я отдам вам это, — говорит похитительница бутылок загадочно, будто раздумывая, хотя Мерит отсюда чувствует, как пылает её тело. — Хм… Предлагаю… Как там говорится? «Бар-тер»? Я вам бутылку, а вы мне себя.       План, очевидно, срабатывает, и один из мужчин тут же падает перед ней на колени, ныряя под её по-солдатстки укороченную юбку и принимаясь работать языком с таким упоением, будто был рождён только для этого. Другой ту же секунду прижимается к её спине, крепко обнимает за талию и стонет с ней в унисон, входя сзади. Он целует её спину, даже не пытаясь дотянуться губами до шеи, двигаясь очень медленно — слишком узко и катастрофически не хватает смазки, но дама настаивает на продолжении, и это мотивирует привычного к послушанию мужчину продолжать и не отвлекаться. Третий устраивается рядом, лаская её груди руками и языком. Он покусывает соски и трётся о её бедро, намекая на готовность принести гораздо большее удовольствие. Четвёртый, исчезнув из поля зрения всего на пару мгновений, возвращается с табуреткой и теперь, когда разница в росте компенсирована, он целует стражницу так, как могут это делать только самые талантливые шлюхи. Вцепляясь в её волосы, притягивая к себе, развязно проникая языком в её беспомощно открывающийся рот. Бедная женщина почти хнычет от удовольствия, у неё катастрофически не хватает рук, чтобы ласкать всех в ответ. Её тело получает всё и сразу — первый доводит её до дрожи в коленях умелым язычком и не менее умелыми пальчиками, второй постепенно набирает темп, почти скуля за её спиной от узости и давления, заставляя, помимо прочего, сжиматься её вагинальные мышцы, отчего ласки первого начинают казаться кульминацией всей её жизни, третий не оставляет без внимания ни единый сантиметр её тела, находя эрогенные зоны, о существовании которых не подозревала их хозяйка, четвёртый целует её так, будто он никогда не хотел и не захочет другую — и, конечно же, стражница не замечает, как предмет шантажа, злосчастная бутылка, пропадает из её рук. Вероломный специалист по развязным поцелуям исчезает с самым торжествующим видом, воплотив свой коварный план, но обманутая женщина слишком занята тремя оставшимися любовниками, чтобы преследовать вора.       Похититель алкоголя ныряет во тьму, не желая ни с кем делить грядущее похмелье, и группа стражников, играющих в карты, не обращает никакого внимания, когда он перелетает через их стол. Им не до коллег с прокачанными характеристиками «вора», им есть дело только до игры… И до стражник, наблюдающих самым бесстыдным образом. Мерит тоже наблюдала бы, позабыв обо всём в этом мире! Как не наблюдать, когда целая группа обладателей изящных, соблазнительных, доведённых до совершенства бесконечными тренировками тел играет в карты на раздевание?! А когда они как бы невзначай выгибаются или поправляют свои длинные волосы, открывая обзор получше… Самообладанию глазеющих в упор женщин можно только позавидовать.       Но не они одни предпочитают дразнить. Другой, тот, что, видимо, считается самым горячим, с видом властителя подземелья наблюдает за состязанием двух потенциальных партнёрш. Только лучшая достойна взять его, а лучшая — это та, что превзошла другую в обращении с метательными ножами. Полумёртвое тело некоего иблита избрано мишенью, настолько изуродованное, что по нему не определить ни пол, ни возраст, ни даже расу этого существа, но привлекающее Мерит зрелище страданий быстро сменяется другим, не менее привлекательным. Победительница, попавшая, наконец, «в яблочко», хлопает в ладоши от радости и немедленно седлает свой приз. Проигравшая со злостью сплевывает на пол и переключает внимание на единственного здесь живого иблита. Огр, мужская особь, сидит себе на цепи, наблюдая за праздником жизни дроу. Он даже не настораживается, когда одна из пленительниц, обозлённая на всех вокруг из-за поражения, приближается к нему и выкладывает свои планы.       — Уж лучше иблит, чем ничего, — заявляет она с куда меньшей, чем приличествует, брезгливостью. Создание отвечает дегенеративной улыбкой и низким рычанием, и улыбка дроу растёт с каждым сантиметром поднимающегося в ответ на её предложение члена. Уже совсем не обозлённая женщина выдыхает что-то восхищённое, оценивая толщину и размер, одним своим взглядом вгоняя в краску не только иблита, но и всех, кто это видел, а затем она забирается на существо, ощущая себя не проигравшей, а величайшей из триумфаторш.       Мерит проходит мимо, мысленно делая себе заметку. Провернуть такое с рабами-солдатами Дома может быть непросто, но рано или поздно судьба снова занесёт Мерит в Браэрин, где встретить бесхозного иблита проще простого. Да, браэринским ограм, как и рабыням-солдаткам Дома, никто не подпиливает зубы в стремлении отучить от пожирания случайных встречных, но, если Мерит ненароком, спасаясь от участи стать закуской, сократит их поголовье, никто ей слова поперёк не скажет. «Вот изловлю огра, — думает Мерит, взволнованно прислушиваясь к утробным стонам ксенофилки, — и немного повременю с убийством. Успеется ещё.»       Стоны, к которым примешивалось всё, от подбадривающей ругани в адрес иблитского партнёра и до хвалы богине, даровавшей стражнице женское тело, захватывали, как ничто прежде слышанное, и ушедшая в свои мысли Мерит едва не отскочила, когда в каком-то метре от неё очередное изящное тельце встретилось со стеной. Очевидно довольная обществом друг друга парочка разорвала поцелуй, не обращая никакого внимания на чужачку, смотрящую на них в упор. Мужчина откинул голову настолько, насколько это вообще возможно сделать, будучи прижатым к стене, и соблазнительно обнажил шею. Он прикрыл глаза, чувственно закусив губу, когда любовница, прижимая его к стене своим телом, принялась лобызать его нежную шейку, мягко щупая изящную фигурку своими грубыми лапищами.       — П-пожалуйста, — заговорил он тихо, на грани слышимости, а затем, видимо, позвал её по имени. Женщина оторвалась от его шеи, взглянув с неведомым особям, вроде Мерит, беспокойством. — Пожалуйста, — повторил мужчина, сгорая от смущения, — сделай… С-сделай меня своим рабом.       Он спрятал пылающее лицо за ладонями, когда сказал это вслух. Любовница взглянула на него с внезапным непониманием, но мгновение спустя её лицо озарила широкая улыбка.       — С удовольствием, шлюшка, — ответила она, хватая его по-мужски тонкие запястья и вжимая их в стену над его головой. Он застонал, обмякая в её хватке, и взглянул на любовницу со смущением, знакомым редкому «нетронутому», и собирающимися в глазах слезами страха, когда она вобрала в себя его стоящий колом член, помогая себе свободной рукой. Любовница тут же принялась бить его по лицу, слишком явно рассчитывая при этом силу.       Мерит быстро отошла от них, испытывая что-то помимо возбуждения. Смотреть на это было приятно, вот только всё это было не по-настоящему. Сейчас она его бьёт и оскорбляет, а он плачет и просит отпустить, но это всего лишь игра. Он сам этого хочет, и, вот ведь странное дело, в кои-то веки эти слова — чистая правда, а не типичные женские самооправдания.       Улыбка возвращается на лицо Мерит при виде очень агрессивной наездницы. Та повалила своего мужчину на стол, выкладываясь так, будто от качества их секса зависит успех войны с Поверхностью, а тот так обессилел, что партнёрше даже не приходится держать его руки. «Ну вот, другое дело!», — удовлетворённо подумала Мерит… Пока не увидела взгляд мужчины.       Он смотрит в упор, с презрением, но вовсе не окрашенным страхом, как это происходит обычно. Его взгляд так дерзок, что это просто смешно. Мерит даже хохотнула пару раз.       — И это всё, на что ты способна? — шипит он с наигранной ненавистью, не сводя смехотворно-дерзкого взгляда со своей наездницы. — Даже мужчина взял бы меня агрессивнее. Ты называешь себя женщиной, но тебе не под силу овладеть тем, кто не сопротивляется. Тебе стоило родиться с членом и быть шлюхой для своих сестёр. Да я скорее назову госпожой самца кобольда, чем тебя, ничтожество.       Мерит смотрела на это с открытым ртом. Да негодяя убить мало… Да он… Он заслуживает самой страшной казни, самой жестокой, какую только можно представить! Сейчас эта женщина получит всё, что может предоставить тело презренного самца, и прикончит его, и порвёт на куски, и сделает это у всех на виду, в назидание!       Но с приговором женщина не торопилась. Неужто сил у неё маловато, чтобы разделаться с таким стервецом? То есть, силы насиловать у неё есть, а на воспитательные побои — не хватает?! У здоровенной, накачанной самки с рожей бандитки-висельницы не хватает сил, чтобы врезать разок обычному парню из стражи?! Да что делается-то! Куда катится мир?! Почему эта головорезка, яростно насилуя какого-то стервеца, таращится на жертву с самым пристыженным выражением, будто дитя, что вот-вот разрыдается от обиды?!       — Да, сэр, — отвечала она дрожащим голоском, наверняка выше привычного тембра на пару октав, и не на секунду не останавливала свои дикие скачки. — Простите, сэр. Я полное ничтожество, сэр…       Мерит смотрела на это, ощущая, как дёргается её глаз. Она медленно убиралась прочь, едва волоча ноги от шока. Это что такое, драуки всех побери, только что было?.. Но затем догадка настигла её — так резко, что Мерит остановилась на полушаге, замерев от неожиданности в самой странной позе. Конечно же, это та самая игра, обожаемая особой кастой извращенок. «Мужское доминирование», как они это называют. Мужчина получает свои деньги, а затем говорит, что делать. Оскорбляет, приравнивает к себе подобным, дразнит и не даёт, или даже заставляет женщину использовать странную штуковину, созданную именно для таких игр. «Страпон» — именно так назвали это ужасающее приспособление, меняющее женщину и мужчину местами. Мерит перекосило в отвращении! Какой извращенкой надо быть, чтобы повелеть мужчине делать с собой такое?!       Мерит шла своей дорогой, потрясённая увиденным. Всем было плевать на неё — что за стража такая, напрашивался очевидный вопрос, но частично ответ приходил, стоило Мерит опустить взгляд на платье с нашивкой Дома Бэнр. Если Мерит что и понимает в этой жизни, такие вещи выдают кому попало, вот почему вопросов к ней ни у кого не возникает. К тому же, она сама не задаёт вопросов, не лезет в чужие дела… Да при ней даже нет оружия! Вообще никакого! Ничего глупее в своей жизни Мерит не делала. Гулять непонятно где, не имея при себе ничего, кроме одно-единственного запрятанного ножика, каким разве что печать на свитке вскроешь, но никак не вражескую глотку… Да знала бы её родная мать, она бы выставила такую дуру на улицу и не приняла обратно, даже стань Мерит, наконец, высшей жрицей!       Но никому до Мерит не было дела. Уж точно не здесь. Самые опасные из женских особей и те были слишком заняты, чтобы цепляться к чужеродному элементу.       Две женщины самого быкоподобного по меркам дроу вида были заняты армрестлингом. «Были заняты», впрочем, мягко сказано. Они были поглощены друг другом, не замечая вообще ничего, даже группу практически забирающихся на них мужчин. Бедные мальчики дрожали от нетерпения! Взгляд Мерит скользнул гораздо ниже их хорошеньких, мученически-исказившихся личиков, и столкнулся с самым красноречивым доказательством того, что кое-кому не терпится оказаться под сильной, высокой самкой — и какая, к драукам, разница, которая из двух окажется более сильной?       — Клянусь всеми лапами Ллос, я бы дал уже иблитской самке, — чуть слышно выругался один, готовый бросить всё и приступить к самоудовлетворению. — И пусть демоницы веки вечные будут пускать меня за такое по кругу после смерти, я не стал бы отбиваться от похотливой гоблинши. Да даже какой-нибудь противоестественной дряни, если бы она взяла меня в плен и решила осквернить через меня нашу расу! Даже пусть это была бы грёбанная наземная эльфийка, или человечья матрона!       — У человеков не бывает матрон, идиот, — вмешался второй. — Забыл, что нам заливал этот конченный Хатч’нет в Мили-Магтир? Человеки — слишком низкоразвитая раса, — он бы, кажется, многое «напомнил», но стоящий колом член не располагал к чтению лекций. — Эй вы! — выкрикнул отчаявшийся мужчина, пытаясь обратить внимание фанаток армрестлинга на себя и приятелей. — Так и будете любоваться бицухами друг дружки, или предпочтёте вашим лесбийским забавам компанию очень плохих мальчишек?       Ответом было что-то неразборчивое. Уделать друг друга верзилам было явно интереснее, чем составить компанию шлюхам. Мерит хотелось плакать. Как можно отказываться?! Кем надо быть, чтобы отказываться?! Да это же предел мечтаний, таких «картин» не словишь, вытянув все споры из гриба за один присест! Сразу несколько мужчин предлагает себя, и не за деньги, будучи в своём уме и уверенными в своих словах! Не под прицелом арбалета, без кинжала, приставленного к горлу, без шантажа и угроз с твоей стороны, не желая взамен вообще ничего!.. Да нет здесь никакого подвоха, нет! Они просто хотят, чтобы их отымели!       Мерит была готова броситься на спасение. Она предложила бы свою кандидатуру — видит богиня, она показала бы чудеса альтруизма, но несчастные не обласканные мальчики махнули на всё рукой и начали робко поглядывать друг на друга. В считанные секунды намекающие взгляды сменились откровенными ухмылками, и вот они уже дерутся за право быть в женской роли — а значит, получить больше удовольствия и установить своё господство над теми, кто будет вынужден работать членом.       Мерит взглянула на упущенную возможность с тоской и медленно поплелась прочь. Парочки попадались ей одна за другой, и, видит богиня, если бы какой-нибудь из мужчин только взглянул на неё этим самым призывным мужским взглядом, она бы тут же забыла, куда шла. Она обо всём забыла бы и позаботилась, чтобы жертва… Партнёр помнил её имя долгие десятилетия.       Но рай не вседозволенность — не безграничен, и вот страдающая от неудовлетворённого альтруизма Мерит выходит к Серьёзной Двери. Что бы ни скрывалось за этой дверью, это было ей не шутки шутить, хотя бы потому что у двери поставили пару высоченных стражниц. Вооруженные до зубов, ростом под потолок, смотрят, как самые злые во вселенной дроу — одним своим обществом они обращают уверенную в собственной вседозволенности жрицу в благовоспитанного мужчину, опускающего взгляд и прижимающего уши, заикаясь даже в диалогах с внутренним голосом. При каждой великолепная кольчуга, достойная командирши и мастера оружия (носили бы посменно), колчан с арбалетными болтами, излучающий магию, как целый артефакт, меч, на вид мощнее огроменного тесака Мерит… Ох, не хотелось бы столкнуться с этим дуэтом в светлом переулке!       — С-с-сволочи, — приговаривает одна из них, такая злая, что дровийский акцент звучит даже в родной речи. — Какие же они с-с-сволочи…       Вторая молчит, стиснув зубы, но её глаз то и дело дёргается от злобы.       — Тебе чего тут надо? — задаётся вопросом та, что «сволочи», заметив приближающуюся Мерит. Но затем она прищуривает глаза, приметив нашивку со знаком Дома, и добавляет вялое «госпожа».       — Я… Я ищу «госпожу Бэнр», — Мерит из кожи вон лезет, пытаясь демонстрировать уверенность, но как можно быть уверенной, когда перед тобой две злобные мордоворотши?       Обе прищуривают глаза, сканируя забредшую не в тот подвал жрицу взглядом, а затем синхронно указывают на охраняемую дверь, позволяя войти. Мерит шагает за Серьёзную Дверь, симулируя царскую осанку (надо же, ничто так не воспитывает обожаемые сестричкой Триль манеры, как перспектива показать страх в присутствии злющих мордоворотш!), а затем облокачивается на закрывшуюся за спиной дверь, вытирая испарину со лба и молясь, как не молилась во время самой грандиозной перестрелки файерболами на районе. Но шок быстро проходит.       Мерит размеренно, почти беспечно, шествует по длинному коридору — потолки здесь, как в тронном зале высотой, и бесконечные клетки составлены друг на друга в несколько этажей. Почти все клетки пусты — где-то, правда, ещё лежат останки пленников, но большинство уже вычищено («Интересно…» — думала Мерит, пытаясь соединить несколько вроде бы несвязанных друг с другом фрагментов недавнего прошлого, и всё это даже будто было неспроста). Кое-где было заметно шевеление — это, судя по всему, те самые «враги», которые личным оскорблением выторговали себе абонемент на вековые истязания, но в целом здесь было как-то пустынно. Мерит ожидала большего от знаменитой тюрьмы Бэнр (ведь что это, если не знаменитая тюрьма Бэнр?) — запах гнили и разложения заживо, вой в сотню голосов, который сам по себе пытка, и всего пара минут этой пытки заставят самого подготовленного истерично биться головой о прутья ближайшей клетки — крысы, набившиеся в клетку с обладателем открытых ран — и пусть эта клетка будет где-нибудь повыше, чтобы оголодавшее зверьё ссыпалось проходящему на голову… Но не тут-то было. Тишина, благодать, почти что стерильность… Мерит остаётся лишь вздыхать от разочарования.       А затем она шагает за полуоткрытую дверцу — оттуда доносится тихий голос, беззаботно напевающий на ходу сочинённую задорную песенку. Что-то про поход в таверну и простые радости жизни.       Мерит замирает на пороге, не зная, что и сказать. Небольшая дроу, сидящая на полу, в самых затасканных одеждах, с угловатым лицом, злющими маленькими глазками и будничным оскалом смотрит на неё, не моргая, по-прежнему держа в тонких ручках любовно затачиваемый кол из гигантского гриба — вроде тех, из которых делают мебель.       — А вы почему не со всеми? — подаёт голос растерявшаяся Мерит.       — Я интроверт, — отвечает хозяйка тюрьмы, не подумав.