Принцесса из трущоб

      Вообще-то, жизнь к Триль Бэнр немилосердна. Ни к кому, вообще-то, она не милосердна, но Триль — та самая дроу, у которой вечно что-то не в порядке. Покушения, закулисные игры, обязанности, под гнётом которых порой кажется, будто город держится едва ли не на ней одной — этого мало, к этому должны прилагаться личные неурядицы. Росточек с эльфёнка — это будто ни на минуту не прекращающаяся череда унизительных пощёчин. Сколько палок в колёса ей вставляет этот очевидный дефект! Метр двадцать — средний мужчина выше неё на целую голову! Высокая негодяйка Квентль смотрит на неё свысока — с высоты своего в высшей степени завидного роста, высокомерно, будто возвысила себя в иерархии — как может ставить себя выше в иерархии эта выскочка, не знающая жизни, возомнившая себя едва ли не готовой к коронации, то и дело пренебрегающая правилами поведения, пусть и далеко ей до небезызвестной оборванки?! Разве может позволить себе дочь Бэнр опускать титулы, упоминая матрон?! (Триль давно убила бы Квентль, но когда-нибудь негодяйка «подрастёт» и, конечно же, будет новой матроне Дома Бэнр весьма полезна.) Сос’Ампту, кажущаяся рядом с Триль почти великаншей, вынуждена сгибаться пополам, чтобы выразить своё почтение заметным образом, и кто знает, что делала бы Триль, не благослови её богиня крепким телом и сильной волей! Кто знает, что делала бы Триль, если бы «странные пристрастия» сменились самыми заурядными — любовник не смог бы всю жизнь простоять на коленях, рано или поздно ему пришлось бы подняться, и все увидели бы, что он выше своей благодетельницы на целую голову, а то и больше… Все смеются над Триль, пусть никто не попадается, но она знает, что все смеются — и, Ллос, как же это… Унизительно.       Но какое «великой и ужасной» должно быть дело до подобных… мелочей? Смехотворно крохотный рост для той, кому надлежит смотреть свысока, внешность, по меньшей мере, заурядная в устремлённом к неотразимости мире — это не те вопросы, которым надлежит занимать ум могущественной демонологини. Триль выяснила его имя, вытащила хитростью — судя по тому, что он является на призыв уже далеко не в первый раз, этот демон должен быть в Бездне чем-то вроде рофа отпущения, — и пусть он сколько угодно остервенело щёлкает клешнями, угрожая чудовищными последствиями, если самка низшей формы жизни вновь посмеет его тревожить, Триль всё равно получит от Белшазу дреглота, чего бы ей это ни стоило… А «низшую» она ему припомнит, обязательно. (Однажды у Триль уже был дреглот — в юности, сразу после выпуска из Арак-Тинилита, и тот опыт её многому научил. Например, нет более действенного средства продвижения в иерархии, чем святое огнеупорное дитя в два роста средней дроу, готовое с упоением растерзать всё, на что покажет мамочка, нежно любимая за силу духа и командный голос.)       Белшазу сделает ей дреглота, иначе долгожданный провал в памяти, позволяющий привязанному истинным именем демону обрести свободу, так и не наступит — но это для дела, удовольствие же, на вкус Триль, исключительно моральное (ничто так не воодушевляет, как способность контролировать создание, которому ты будто закуска на зубок!). Настоящее удовольствие смеет заглядываться на сторону! Как тяжело, когда в Доме целая пара дроу, встречающих слабых женщин без неконтролируемого желания ликвидировать… Правильно, конечно же всё правильно, будучи любовницей Триль, эта потенциальная жертва естественного отбора считается женщиной-содержанцем, шлюхой в женском теле, но, переметнувшись к Громфу, она тут же превратится в сосредоточение вселенской находчивости: подумать только, получать от самца секс и при этом жить за его счёт! Совершенно немыслимо, никто так не делает! Это противоречит здравому смыслу, такого попросту не бывает!.. И всё же у самого трона Бэнр появился мужчина, возомнивший себя женщиной. Громф слишком многое себе позволяет — этого сложно не заметить, когда твоя женщина-содержанец задерживает на нём любопытный взгляд, — и, если однажды он приживёт дитя, так, как это делают матери, а не растящие себе преданную защитницу, Триль, так уж и быть, не станет падать в обморок, — но факт остаётся фактом, за последние десятилетия в поле зрения Триль попало аномальное количество недостойных женщин — так много, что скоро нельзя будет пересчитать по пальцам неувечной руки! Жалкие, мужеподобные, оскорбляющие целую расу одним фактом своего присутствия на материальном плане, и непременно — Триль ни на секунду не сомневается в том, что это так! — заставляющие собственных матерей корить себя за неспособность устоять перед сговорчивостью некоего пленного иблита, ведь только полукровка может жаждать милости мужчины, заигравшегося в женщину!       Старший из братьев казался Триль слишком умным для мужчины, и вот он обезумел. Даёт то, что должен давать мужчина, заманивая подарками и покровительством, будто один из тех, на кого последняя оборванка не взглянет без брезгливости… И таков самый могущественный из мужчин, один из самых достойных во всём городе! Тот, кто стоит у трона величайшей из повелительниц, тот, кто смеет говорить при своей матроне без приказа и без последствий — он забыл о своём царственном достоинстве и добровольно подвергает себя немыслимому унижению, подкупая недоженщин, чтобы тешить свою гордость, отдаваясь им… Ох, это просто невероятно… А дальше что? Дальше Джарлакс созреет для тихой жизни покорного мужа какой-нибудь непритязательной горожанки, обретя себя в стирке пелёнок и в готовке незамысловатых ужинов? А Дантраг положит конец этим очаровательным ссорам пары странных «мальчишек», уступив титул лучшего воина рофу-производителю из Дома Армго («Это ни к чему, дорогой мой лучший друг…», — тихонько возразит неприятель, миролюбиво пряча трезубец и заводя хвалебную речь, полную грязи под названием «моральная поддержка» и достойную оратора с тончайшим умом)! Затем Блэйден’Кёрст закроет мужчину своим телом, принимая на себя удар какой-нибудь любительницы «ставить самцов на место, безо всякой вины, просто для проформы»! Дук-Так заплачет в уголке, умоляя не пугать её описаниями жестоких пыток! Сос’Ампту узурпирует власть! Квентль возьмётся за ум!       Триль замотала головой из стороны в сторону, осознав, что с последним всё-таки перегнула палку. До чего же доводит её стресс… Запить бы его этим прекрасным эликсиром, Nesssca'fe-С-Поверхности, но, будто на зло, Триль вспоминает о свойствах любимого «зелья»: оно вовсе не умиротворяет, нет, оно скорее походит на средство достижения боевой ярости, и Триль не остаётся ничего, кроме как гневно патрулировать личные покои, ругаясь, на чём тьма стоит. Этому делу она обучена получше многих — бесчисленные попытки совершить успешное нечестивое соитие помогли ей подтянуть абиссаль за счёт недовольства потенциальных отцов её очаровательного собакоголового сынишки. Сами демоны восхищены её словарным запасом! Триль бы высказала всем, и начала со своей постоянной любовницы, но, увы, объяснений на абиссале девица, подобранная примерно в канаве, не поймёт, в родном языке женского эквивалента слова «шлюха» попросту не существует, и Триль слишком ценит её умения, ту чистую, вовсе не основанную на боязни «не угодить» страсть, с которой женщина-содержанец заставляет её комкать шёлковые простыни и выгибаться до хруста позвонков… Слишком полезная дроу, чтобы стирать в порошок за пару необдуманных взглядов. Слишком полезная… Вот и пусть поживёт ещё немного. До следующего необдуманного взгляда. Иногда, в конце концов, приходится идти на сделки с совестью и позволять себе некоторую, прости богиня, «милость».       С этой мыслью Триль почти успокоилась. Надо же, что с ней стало… Разве для того она долгие века взращивала в себе царственное спокойствие, создавала вокруг себя ауру холодного величия, в пример своей подозрительной матери, чтобы снова позволить темпераменту одержать над собой верх? Так сложно призвать себя к спокойствию, когда неприятности окружают со всех сторон… И тут-то ко двору является новая напасть, браэринская оборванка! Это последняя дроу, с которой Триль хотела бы делить фамилию: грубая, безответственная оборванка, не способная проникнуть в суть вещей и читать между строк, созданная для своего родного социального дна, но никак не для дворцовой жизни, где каждое слово подразумевает последствия, где незначительный «шаг» может стать достоянием истории, на посту той, чьё слово и есть закон! Триль убила бы оборванку, видит богиня, она бы прикончила дрянь, не успев доволочь её до замка по приказу Матери Бэнр — убила бы так хладнокровно, как может сделать это лишь настоятельница Арак-Тинилита… Или лучше наоборот, яростно, изощрённо, изуверски, выливая всё своё негодование, заставив платить за всё скопившееся моральное напряжение, и кровожадное чудовище Дук-Так, подсмотрев за казнью одним глазком, остаток жизни пряталось бы от Триль на манер жертвенного иблита — но не тут-то было. Дроу не говорят подобных вещей, но последний крысёныш этого города знает, которая из дочерей величайшей матроны в конце концов сменит Мать Бэнр, и ничто так не заставляет обуздать темперамент в пользу совершенно холодной рассудительности, как обещание столь великого будущего. Будь оборванка всего лишь оборванкой, Мать Бэнр не стала бы тратить на неё целых две минуты жизни. Мать Бэнр переманила жрицу. Очень способную жрицу. Ту, что ждёт-не дождётся своего часа, когда возраст позволит отправить её на обряд очищения (Триль будет изо всех сил держать себя в руках и не повелит змеям сожрать её), а затем получит свой хлыст и станет одной из причин, почему никто не переходит дорогу Дому Бэнр даже во сне… Этот момент настанет, таков план великой Матери Бэнр, но Триль будет не собой, если не приблизит столь долгожданный момент во благо Дома и целого города… Она должна закончить начатое. Взять дело в свои руки, как это полагается будущей «некоронованной королеве».       Под суровым взглядом первосвященницы согнулись бы даже адамантиновые решётки на окнах. Все три, Блэйден’Кёрст, Дук-Так и Сос’Ампту, стояли перед ней, избегая зрительного контакта. Блэйден, тупоголовая, как огрица, Дук-Так, понимающая только суровое избиение, Сос’Ампту, живущая в своём мире — это определённо не была комиссия по протоколу, но все три были не лишены инстинкта самосохранения (ничто не говорило об этом так красноречиво, как-то обстоятельство, что все три по какой-то причине дожили до своих лет), и это заставляло их резко вспоминать о своём месте в присутствии сильнейшей, не настроенной, к тому же, на рофячьи нежности больше, чем когда-либо прежде на их короткой памяти. Все три покорно опускали взгляд, прижав уши, будто кучка мальчишек, прибывших на полугодовую стажировку в Арак-Тинилит, и Триль это раздражало. Любая женщина будет в восторге от самой себя, увидев немое свидетельство того, что её имя признано синонимом слова «авторитет», но женская покорность, пусть даже это всего лишь закономерное подчинение сильнейшей, оскорбляла её религиозные чувства.       На самом деле, покорность была не при чём, гораздо больше во всём этом было неприязни к самой себе — Триль такая крохотная, что Дук-Так, самая «маленькая» из её сестёр, может сгрести её в охапку, не говоря уже о Сос’Ампту, не способной спрятать глаза при всём своём безусловном желании. Это случайно собранное трио разве что не дрожит от страха в ожидании неминуемой казни, но как комично они должны смотреться со стороны! [1] Будто взрослые женщины решили подыграть разозлившемуся эльфёнку, чтобы затем вспоминать этот миг с насмешкой… Как же хочется проучить их за это!       Триль сжала зубы так, что те едва не раскрошились. Нет, она слишком рассудительна, чтобы позволить комплексам взять верх… И она вовсе не чудовище, чтобы наказывать равных без вины. Повелительный жест, милостиво позволяющий всему трио пасть на колени — и дело с концом.       — …но разве могу я быть уверенной, — продолжает, наконец, Триль, смотря на притихших сестёр сверху вниз, а потому чуть менее сурово, — что вы не плетёте заговор?       Блэйден’Кёрст дёргается, будто готовая ползком «бежать» в укрытие, а Дук-Так отрывается от разглядывания узоров на мягком ковре в покоях первосвященницы, одаривая хозяйку помещения коротким взглядом. «Ты больная что ли?» — говорят ей эти маленькие злые глазки так выразительно, что Триль слышит, будто наяву, но бессловесный ответ тут же напоминает дерзкой Дук-Так, с кем она переглядывается. Дук-Так не может подслушивать мысли, её так и не посвятили в сан высшей жрицы, но вовсе не от ереси или глупости — этих пороков за здешней машиной для убийств не наблюдал никто. Дук-Так может быть сколько угодно дерзким созданием и кровожадным чудовищем, готовым ползать по стенам от ярости и пользоваться зубами, как оружием, но её ума вполне достаточно, чтобы понять — Триль играет с ними в какие-то игры. Параноики, склонные подозревать заговор в самом нейтральном собрании, происходившем на видном месте, да что там, идиотки, задающие подобные вопросы напрямую, не занимают пост первосвященницы даже по высказанной прямо воле Ллос. Дук-Так слишком умна, чтобы завязнуть в этой паутине, бесстрастная Сос’Ампту и вовсе не считает подобное поводом хотя бы поднять голову… Но ведь у них всё ещё есть Блэйден’Кёрст?       — Какой заговор?! — возмущается Блэйден, оглядывая умных сестёр в панике. «Спасайтесь, дуры, а то все поляжем!», вопит её внутренний голос, но умные сёстры тише воды, ниже зарослей мха. — Да чтобы я сотрудничала с этой!..       Она толкнула Дук-Так плечом, но истязательница, заводящаяся с пол-оборота, проигнорировала выпад, способный послужить основанием для самой настоящей, цивилизованной дуэли (а не привычной всем расправы на месте или разборок без свидетелей!). Кровожадное чудовище, запертое за темперамент в подвале с гниющими заживо полутрупами и полчищами крыс, приняло самый покладистый вид, соображая, что к чему. Сос’Ампту же и вовсе погрузилась в некие безрадостные размышления, напоминая со стороны мальчика, случайно подслушавшего разговор собственной матери и своей очарованной поклонницы.       — Я скорее прикончу эту крысу подвальную, чем буду вести с ней какие-то дела, — ворчала Блэйден, сбитая с толку безответностью сестёр. — И эту тоже! — она указала на Сос’Ампту. — Ты что, не видела, как я пытаюсь выманить её из часовни? Она прячется от меня в часовне, с самого детства! Не хочет выйти и разобраться по-женски, а богиня всё равно покровительствует ей! Да что такое-то, а?!       — Твою деструктивную энергию стоит направить на благое дело, — строго ответила Триль. Этот конфликт длится почти с рождения младшей его участницы, и никто, включая инициаторшу-Блэйден’Кёрст, уже не помнит, с чего всё началось. — Ты жаждешь разрушений, сестра моя, — тут же продолжила Триль, надеясь, что не блещущая умом Блэйден поняла её мысль хотя бы в общих чертах, — насилие, вот всё, чего ты желаешь… Но зачем ты бьёшь своих сестёр?       Этот поворот показался Блэйден’Кёрст слишком неожиданным. Повисла пауза, нарушаемая задумчивым «мычанием». И правда, какая нужда бить своих сестёр? Непросто дать ответ, когда вопрос ставится таким образом.       — Ей не терпится поставить всех на место, — раздался ехидный голосок Дук-Так. Усмешка, тихое хихиканье в кулак, вновь разбитый о стену в припадке неконтролируемого гнева, постепенно нарастающий смех… И внезапное молчание. Дук-Так закон не писан, но взгляд самой первосвященницы, преисполненный рекомендации заткнуться, помогает за считанные секунды вспомнить весь свод правил поведения. Присмиревшая Дук-Так, видимо, вспоминает закон номер один: если Триль Бэнр разговаривает не с тобой, ты сидишь так тихо и смирно, будто тебя настиг паралич.       — Дорогая моя сестра, — Триль подходит ближе, изо всех сил симулируя дружелюбие. Беглый взгляд на Сос’Ампту, имеющую об этих странных переживаниях хотя бы общее представление, намекает на недостаток практики. Кажется, Триль выглядит скорее угрожающе, чем дружелюбно… Что же, пусть. Негоже приличной дроу заниматься подобными непотребствами. — Ты, сестра моя Блэйден’Кёрст, такая мастерица ставить всех на место! — Триль ослепительно улыбнулась, склоняясь над прижавшей уши Блэйден. — Редкая мастерица, иначе богиня не пожаловала бы тебе хлыст с пятью змеями… Знак образцовой жрицы! — последнее Триль напомнила едва ли не заговорщическим шёпотом, как делала это в детстве, играя с самыми живучими из рабынь. — Ты нужна богине как та, что будет ломать еретиков… Наказывать богохульников, ставить на место тех, кто берёт на себя слишком многое… Как кулак веры. Как та, что готова неустанно причинять страдания во славу её, — Триль лёгким движением своих сильных пальцев заставила Блэйден поднять голову и взглянула ей прямо в глаза. — Не уничтожать, нет… Наставлять на путь истинный хлыстом и грубой силой, ведь так?       Взгляд неизменно вытаращенных глаз озарился внутренним огнём. Триль нежно провела пальцами по вовсю пылающему лицу, смотря поражённой Блэйден прямо в душу. Собственное отражение в этих вытаращенных глазах было несравнимо прекраснее тех, что доводилось видеть в воде или в артефакте под названием «зеркало» — в этих глазах отражалась вовсе не женщина, окружённая напастями со всех сторон и порой, вопреки всем своим заслугам, близкая к подозрению себя в некоторой «недостойности», а та, общение с которой возможно только на коленях… Так вот, какой её видят остальные! За всем этим Триль едва не забыла, что происходит, и зачем она высказала Блэйден лучшее, что той когда-либо говорили в её жалкой жизни.       — И ты знаешь, чему учит богиня нас, своих верных жриц, — продолжила Триль после согласного кивка. Блэйден, кажется, пребывала в кульминации своей жизни, будто долгие века она упорно шла к цели, невзирая на осуждение и непонимание окружающих, и вот, наконец, её заслуги признали.       — Чтить единственную достойную поклонения богиню, и никого больше! — выпалила вдохновлённая Блэйден.       — Ещё, — попыталась навести её на мысль Триль, вдруг заметив, что её улыбка в отражении глаз сестры стала на несколько порядков мягче.       — Держать самцов в ежовых рукавицах, — Блэйден, кажется, готова была вернуться к своей непосредственной обязанности, но Триль не для того сближалась с этим животным, чтобы так просто отпустить её терроризировать местных мужчин.       — Уже ближе.       А затем наступила пауза. Блэйден задумалась — так крепко и безнадёжно, что Триль стоило огромного труда не потянуться за своим пришедшим в движение хлыстом. Жестокость — это хорошо, и беспричинные наказания случайно попавших под руку порой идут только на пользу, но как смеет высшая жрица, обладательница пятиголового хлыста, сводить целое учение к тирании! Не чти никого, кроме Ллос и помни о месте мужчин — и всё? Воспринимать слова богини так примитивно не позволяют себе даже фанатики — даже мужские особи с самого дна, неспособные хотя бы написать своё собственное имя, парадоксальным образом находя спасение через свою принадлежность к слабому полу и воспринимая богиню, к её извращённому удовольствию, как самую настоящую опекуншу…       А впрочем, нет, одно известное Триль отребье, пусть и не самцового пола, вполне позволяет себе такое. До чего мерзкая девчонка! Триль устроила собрание, заботясь о её будущем, а она смеет вставлять палки в колёса одним лишь косвенным напоминанием о себе!       — Разве ты забыла, сестра моя, что женщины облечены властью? — Триль снова улыбается, но на этот раз получается так, как это происходит обычно. Увы, не все наделены способностью излучать искреннее дружелюбие. Триль не из тех, кто проклят испытывать целый спектр лишних переживаний, осложняющих и без того непростую жизнь. — Мы хранительницы власти. За нами сила. У нас полномочия… Но на нас и обязанности. Разве ты забыла, дорогая моя Блэйден’Кёрст, чему тебя научили в Арак-Тинилите? Мы должны поддерживать единственно-верный порядок вещей, не позволяя всем здесь вымереть, наложив на себя руки. Как наши бедные мужчины будут следовать своей природе, когда некоторые, — Триль осеклась, едва не назвав подобных Мерит отступницами, — заставляют их уподобляться женщинам?       Недалёкая Блэйден’Кёрст преисполнилась отвращения — к огромному удовлетворению Триль. На самом деле, это примитивное животное одновременно хотелось похвалить и ударить, ведь садистичная идиотка была немногим лучше Мерит. Блэйден тоже досталось бы, будь она чуть более бесполезным созданием, но Блэйден, сама того не понимая, удачно встроилась в систему — она была чем-то вроде «плохой дознавательницы», воплощением кары подземной, тем самым кошмаром, что заставляет здешних мужчин искать защиты у других жриц, принимающих рядом с воплощением немотивированной жестокости образ самых милостивых опекунш, радостно принимающих под своё крыло услужливых, преисполненных показательной покорности «мальчиков». К тому же, Блэйден была последовательна в своём презрении к слабому полу — ей бы в голову не пришло перекладывать на одного из них хотя бы какую-нибудь ответственность. Уж тем более жить за счёт своего зачинателя!.. Кем бы он ни был у Блэйден и остальных детей Бэнр.       Триль бросила беглый взгляд на остальных присутствующих — таких тихих, что впору было забыть о самом их присутствии. Сос’Ампту нахмурилась, услышав о попрании заведённых богиней порядков. «Душевная близость», эти минуты, проводимые в одном помещении без явных попыток покушения, позволили Триль узнать о замкнутой дроу чуть больше, чем это было необходимо. Сос’Ампту не замечает за собой тяги к жестокости, общаясь с мужчинами, и это кажется ей едва ли не ересью, достаточной причиной, чтобы ограничить своё общение со слабым полом религиозными церемониями — теми из них, что полны пьянящего дыма и способствуют укреплению веры больше любой проповеди… И всё же Сос’Ампту, главная фанатичка города и легендарная «затворница», видящая дровийских мужчин реже, чем саму Ллос, никогда не забывает о женской ответственности. Что же до последней… На ответственность Дук-Так полагаться не приходится. Триль лишь надеется на то, что падение Дома её неразлучной подружки чему-то научило это неуправляемое чудовище. В павшем Доме, породившем самого знаменитого ренегата этой эпохи, был распространён весьма спорный обычай пренебрегать своей ответственностью. Матрона отличалась не то неутолимым голодом до мужской компании, не то стремлением любой ценой вписать своё имя на страницы истории, компенсируя при этом отсутствие хотя бы каких-нибудь рамок искренним, чистейшим, образцовым и совершенно завидным моральным садизмом. Первая жрица Дома, зачатая матроной от всем известного Утегенталя Армго, в юности попавшего под раздачу во время очередной инициативы этой неутомимой женщины, переняла от обоих родителей всё «лучшее», за что была трогательно обожаема Дук-Так и ненавидима подданными не меньше, чем её мать. Триль теперь испытывала некое удовлетворение от безрадостного вида Дук-Так — конечно же, здешнее, обитающее в подвале Дома Бэнр, чудовище, слышало странные догадки о связи пороков Дома, которого нет и никогда не было, с тем фактом, что в нём явился во тьму ренегат, создавший столько шума, вопреки полному отсутствию тяги к публичности. На взгляд Триль, это скорее случайность, чем «закономерность», но положение главной среди высших жриц — хранительниц здешних порядков, — титул первосвященницы, обязывающий любой ценой поддерживать вверенную ей часть материального плана в угодном богине виде, наставническая натура настоятельницы Арак-Тинилита — всё это сподвигало Триль хвататься за любую возможность преподать остальным жрицам урок. Пусть Триль придётся снизойти ради этого до притянутых за уши кабацких баек с самого дна жизни, но ни одна женщина не деградирует до безответственной тиранши! Только не в её смену!       — Разве не для того богиня дала нам силу и ум, — продолжила Триль, снова сосредоточившись на Блэйден’Кёрст, — чтобы мы защищали своих мужчин от ереси и позволяли им следовать своей природе? Их удел быть верными рабами, прекрасными сыновьями и старательными любовниками, вместо того чтобы мечтать о побеге во враждебный мир, где их ждут страшные муки и верная смерть! Мы должны защищать наших мужчин — учить их, ограждать от враждебного мира, тщательно следить за тем, чтобы причиняемые нами страдания не пересилили их природную склонность к подчинению — и в какой же миг мы пошли не той дорогой? Почему я вижу в этом замке дроу, забывающую о женской ответственности?!       И случилось чудо — Блэйден поджала хвост, приняв недовольство на свой счёт. Неужели Триль не только переложит ответственность за воспитание мерзкой оборванки, но и наставит на путь истинный эту машину постановки на место? Глядя на сероватый оттенок совершенно чёрной кожи, видя, как и без того вытаращенные глаза становятся в два раза шире, и замечая, как пытается уползти лежавший рядом с Блэйден пятиголовый хлыст, Триль думает, что это, пожалуй, было бы очень неплохо.       — Мерит… — выдыхает Триль с преувеличенным недовольством, будто речь идёт о той, что изводит первосвященницу долгие века, раз за разом избегая над собой расправы, и тот же миг Блэйден едва не обмякает, на глазах превращаясь в аморфное нечто. Ещё бы! Эта идиотка уже нафантазировала собственную казнь, и вдруг ей дают понять, что «казнить» будут другую. — Только ты, сестра моя Блэйден’Кёрст, можешь покончить с этим беспорядком! Я знаю, наша великая матрона уже дала тебе приказ приглядывать за новой сестрой, но я хочу, чтобы ты послужила и мне, — беглый взгляд по свидетельницам вопиющего нарушения всех правил лишний раз напоминает Триль о её положении. Она здесь «выше» всех, выше любых правил и законов, она вправе ставить себя на один уровень с самой великой Матерью Бэнр, своей предшественницей… Она может многое, и ни одна из её сестёр не посмеет заострить внимание на подобной самонадеянности. — Нет, ты ни в коем случае не должна убивать нашу новую сестру. Ты должна всего лишь напомнить ей об ответственности, возложенной на каждую не погрязшую в ереси. Напомни ей, чему учит богиня. Не дай ей сбиться с пути… Не позволь этой безответственной оборванке опозорить наш Дом и нашу фамилию. Научи её быть не позором для всех жриц, а настоящей женщиной — сильной, последовательной во всём, способной объясниться за каждое своё слово!..       — Я, в общем… — бесцеремонно оборвала её Блэйден. Триль, не привыкшая к подобному хамству, так опешила, что не сумела хотя бы потянуться за хлыстом. — Как бы сказать… Я польщена, что ты на меня столько взваливаешь, но, боюсь, наставница из меня не очень, — и вдруг лицо сбитой с толку Блэйден озарилось каким-то запредельным коварством. — Дук-Так с этой работой справится лучше.       Триль могла бы поспорить — выживающие рядом с Дук-Так или начинают страдать от душевных недугов или оказываются такими же чудовищами. Не лучший результат для чьей бы то ни было наставницы, но разве Триль ищет наставницу? Нет, вовсе нет… Будь ей нужна та, что поведёт за собой юное дарование, та, что заставит приобщиться к своей мудрости во благо Дома и в угоду богине, Блэйден’Кёрст и не подозревала бы об этом разговоре. Это понимают все — и Дук-Так, вдруг поразительно безответная к эльфяческим подначкам, и Сос’Ампту, оставленная единственной уважаемой ею сестрой без внимания, а потому почти вернувшая себе привычный зловредный, высокомерный вид — но только не Блэйден.       — Напрасно ты себя недооцениваешь, моя садистичная сестра, — Триль пытается изобразить сочувствие, на ходу соображая, что это несколько не то, но Блэйден понимает в таких вещах не больше Триль, так что план срабатывает, — я предлагаю тебе восполнить тот пробел в воспитании, который бедняжка вынуждена была претерпеть из-за своей трагедии. Такое талантливое дитя появилось во тьму на самом дне жизни… — Триль качает головой, прикрыв глаза. Теперь «сочувствие» кажется более уместным, но, вот беда, ему мешает злорадство. — И поэтому я предлагаю тебе стать её воспитатильницей.       Блэйден опешила — она вскочила бы с места, не окажись на её плече так кстати пригвоздившей к полу тяжёлой ладони. Мерит всего семьдесят — совсем ещё девочка, но приравнивать юную дроу к неразумному эльфёнку… Блэйден смотрит на Триль так, как обычно смотрят на Блэйден, Дук-Так беззвучно хихикает в свой кулак, разбитый, видимо, в очередном порыве ярости, Сос’Ампту и та вышла из прострации — все они думают, что это какая-то шутка, но Триль не настроена шутить.       — Может, ты её в общину сдашь? — вклинивается Дук-Так. — Или отправишь к слугам, чтобы кормили малышку с ложечки и следили, чтобы не скопытилась?       «Если Триль Бэнр разговаривает не с тобой, ты сидишь так тихо и смирно, будто тебя настиг паралич», — напоминает Триль одним взглядом, и Дук-Так реагирует молниеносно, будто всё же успела научиться подслушивать мысли.       — Ты станешь её воспитательницей, Блэйден’Кёрст. Мне не найти кандидатку лучше — никто не восполнит пробелы в воспитании так, как сделаешь это ты, моя садистичная сестра.       — Но она… Старовата для этого, — робко возражает Блэйден, и Триль вдруг одолевает жгучее желание проверить, так ли действенна воспитательная затрещина в разговоре с женщиной, или этот приём «убеждает» только мужчин?       — Это не твои проблемы, — царственное спокойствие Триль почти капитулирует под напором её раздражительного характера. — Объяснения с «общественностью» оставь мне. Наша матрона будет в восторге от подобной самодеятельности, остальные же не посмеют сунуть нос в дела сильнейших, — Триль удовлетворённо улыбнулась. Две взрослые, могущественные женщины занимаются неведомо чем… Одна так примитивна, что среагирует лишь на явную грубость, вроде «эй ты!», а другая попросту дегенератка. Все будут смеяться над ними, высокопоставленными, убеждёнными в собственной безнаказанности садистками, но, конечно же, это будут очень изящные, слишком утончённые для столь неизысканных умов насмешки… А значит, не считается.       — Читай между строк, Блэйден. Я знаю, что ты можешь, ведь ты выжила в Арак-Тинилите. Ты дожила до своих лет, так соизволь не разочаровать меня хотя бы в эту самую минуту. Ты станешь воспитательницей подобранного нами отребья. Ты будешь той, что должна учить жизни «беззащитную» дроу. Никакая мать или опекунша не вздумает заступиться за эту бестолочь, если твоя суровость начнёт ставить под вопрос само выживание воспитанницы. Всё, что от тебя требуется — вбить элементарные вещи в голову безответственной оборванки, не прервав при этом её «подземный» путь. Ты, Блэйден’Кёрст, раскроешь свой потенциал. Ты будешь рядом с оборванкой и не исчезнешь из её жизни до тех пор, пока я не взгляну на неё с гордостью, — удовлетворённая улыбка Триль должна была стать на порядок шире, когда глаза Блэйден загорелись от этого «ты будешь безнаказанно мучить равную до конца дней своих». — Будь «кнутом», Блэйден. Ты сделаешь из оборванки достойную принцессу Дома Бэнр. Отныне Мерит становится твоей работой.       «И ты наконец-то займёшь себя чем-то, кроме бестолкового терроризирования самцов, бестолочь», — презрительно добавляет Триль для самой себя.       «Да падут испытания на долю этого дитя, дабы Мерит могла служить богине, как полагается», — доносятся до Триль мысли Сос’Ампту. Первосвященница едва не переводит взгляд с Блэйден на свою ручную фанатичку. Давно же Триль не доводилось слышать такого богинеугодного злорадства в обыденной молитве!       «Загоняй её до смерти», — говорит за Дук-Так не столько внутренний голос, сколько оскал в пол лица. Оборванка Дук-Так нравится, но не так сильно, как кровопролитие.       — Так и сделаю, — тут же отвечает Блэйден. Глаза её горят от предвкушения, и мгновение Триль пытается понять, догадалась ли эта идиотка прослушать мысли злорадствующих свидетельниц… Вряд ли, очень вряд ли, но кого это волнует? Уж точно не Дук-Так, снова нашедшую повод для зловещего хихиканья в свой разбитый кулачок.       — А ты, — Триль переключает внимание на Дук-Так до того внезапно, что та от неожиданности огрызается, как животное, — будешь следить за тем чтобы деструктивная энергия не обращалась против нашего Дома. Твоё заточение в подвале всего лишь некоторое ограничение ради общего блага… Ты не узница своей собственной тюрьмы, так же, как наша новая сестра Мерит не узница этого замка, — Триль ощущает глубокое душевное удовлетворение, заметив понимающий оскал на угловатом лице Дук-Так. Как, оказывается, приятно иметь дело с дроу, понимающей без лишних слов! — Видишь ли, — уточняет Триль без всякой надобности, просто чтобы как можно дольше не смотреть в сторону Блэйден, — магический кристалл порой позволяет подслушивать чужие разговоры и запоминать данные обещания.       На миг оскал Дук-Так становится непривычно нервным, и что-то в ней выдаёт инстинктивный порыв бежать, спасая свою жизнь, но Триль позволяет себе не придать этому значения. Что бы ни скрывала Дук-Так, она не представляет опасности для Триль. Им нечего делить, и темперамент не позволит этому концентрату сплошной ярости участвовать в заговоре. Триль не сомневается: невоздержанное на язык чудовище всего-навсего опасается расправы за очередное необдуманное «оскорбление»… Что же, знай Триль о неких требующих ответа словах, она бы не тянула с расправой так долго.       — Когда оборванка будет приползать к тебе, — продолжает Триль как ни в чём не бывало, — ты будешь принимать её в свои игрища. Ты позволишь ей мучить своих пленников-игрушек наравне с тобой, будешь предаваться с ней каким угодно удовольствиям! Всё, что придёт вам в голову. Я лишь надеюсь на твою сознательность. Помни о том, что вы принцессы Дома Бэнр, а значит, будете предаваться радостям жизни без имён и вдали от замка.       — Не порочить фамилию и не ломать собственных подданных? — переспросила Дук-Так, готовая броситься выполнять. Триль кивнула, снисходительно улыбаясь. В самом деле, Дук-Так знает в этом толк. Она любила вылазки со своей подругой из Дома, которого нет и никогда не было, и это было просто поразительно — одна такая зловещая, что от самого ласкового её взгляда хочется наложить на себя руки, второй проще притвориться Нарбонделью, чем затеряться в толпе, и обе способны впасть в боевую ярость посреди разговора о погоде, но обе оставались неузнанными во время бесчинственных рейдов по презираемому ими Браэрину. Всего пара дроу, помимо участниц «рейдов», знала об этих похождениях — матрона Дома, которого нет и никогда не было, не упускающая возможности оттаскать свою дочь-великаншу за уши в порыве своеобразной привязанности к любимице, и те немногие, что привыкои знать об этом городе всё. Триль, конечно же, могла положиться на Дук-Так, когда дело касалось вылазок инкогнито. Лучшей помощницы в избавлении Дома от террора безнаказанной садистки и вообразить было нельзя.       — Я всё поняла, — ответила Дук-Так с подобострастной почтительностью. — Мы с моей дорогой Блэйден плотно возьмёмся за новую мамину зверушку! Но… Если Блэйден будет «кнутом»… Я буду… «пряником»?! — и вдруг во взгляде Дук-Так отразился кризис личности. — Я буду самым сладким пряничком, — добавила она, пребывая в глубоком шоке.       Триль улыбнулась через силу. Вот это было уже лишним.       — А теперь, когда вы поняли свои места, — Триль окинула сестёр властным, безапелляционным взглядом, — и не посмеете разочаровать меня, я позволяю вам вернуться, наконец, к своим делам.       И ни одной подобное окончание разговора не показалось резким. Довольная Блэйден шипит хлыстом, на ходу составляя учебную программу или, как это называют обычно, план травли нижестоящего. Дук-Так пытается понять, на каком этапе своей жизни она свернула не туда, и каково это, быть «самым сладким пряничком». Сос’Ампту, это неловкое создание, исчезает следом за сёстрами-садистками так тихо, что ни лучший патруль, ни стража тронного зала, ни охотницы на диких зверей не заподозрили бы её присутствия… Триль довольна результатом. Она переложила этот неподъёмный груз, воспитание оборванки, на сестёр… Блэйден’Кёрст и Дук-Так будут работать над оборванкой, не покладая рук, десятки лет, столетие, может быть, несколько столетий, но в следующий раз, когда Триль услышит о Мерит, это имя будет носить образцовая жрица. Образцовая… Амбиции не покинут её, а вера, крепчайшая и фанатичная, станет осмысленной… Это будет та самая жрица, что достойна претендовать на престол новой первосвященницы! Вот, на кого Триль, должно быть, оставит Арак-Тинилит, когда займёт, наконец, трон Дома Бэнр… И всё это будет сделано не своими руками — и с дополнительной выгодой в виде усиления влияния в Доме, с улучшением отношений с нижестоящими сёстрами, с повышением популярности среди подданных — так или иначе все узнают, что именно Триль придумала, как занять кровожадное чудовище Дук-Так и Блэйден’Кёрст, терроризирующую мужчин вне всякой меры. Наконец, наставление не самой образцовой из жриц богине придётся по нраву, а значит, Триль в очередной раз вспомнит о том, каково это, купаться в милости Ллос… Да, этот план кажется безупречным.       Безгранично безупречным.       — А тебя, Сос’Ампту, я попрошу остаться, — вдруг заявляет Триль.       Та замирает, едва успев придержать закрывающуюся за собой дверь и покорно возвращается в покои Триль, смотря на первосвященницу одновременно с благоговейным почтением и паникой «попавшейся».