Фиолетовые небеса

Смерть приходит на мягких лапах. Укутывает в кровавую вату агонии. Её никто не слышит. И редко кто-то по-настоящему ждёт. Смерть — то, с чем невозможно бороться. И ещё никому не удалось от неё убежать. Маар редко видел смерть. Их мир перерос междоусобные войны, преступность, бессмысленную жестокость, заплатив за это слишком дорого. Маар Рим не знал стоило оно того или нет. Выбор у них отняли древние учёные, хватающиеся за любой шанс сохранить свой вид. Он впервые попал в состав колониального флота. Завоевал это право, доказав, что достоин. Его готовили, учили, натаскивали. И ему раньше казалось, что ко всем возможным сложностям, ждущим в чужом мире, заведомо он подготовлен. Но нет. Нет. Не ко всему. Волны мортидо, бьющие наотмашь, выворачивали его, потрошили как гнилую тушу. Боль и чувство невосполнимой утраты накатывали раз за разом, вжимая в кресло. Его собратья гибли. Он мог назвать имя каждого. Смерть, словно гигантская чёрная дыра, раскручивала пространственную аномалию, выдирая с корнем части Содружества Сознаний, оставляя после себя только боль. И безумцев, убивающих его собратьев, он привел сюда сам. Тёмное, глянцевое от пота лицо исказила гримаса искренней муки. Пилот корчился и скулил в путах разгрузочной сетки, широко разевая пасть. Раздвоенные челюсти распахнулись, позволяя жвалам разойтись широко, до боли в скулах. Каждая смерть проходила сквозь него, по живому скоблила воспалённые нервы. И всё равно Маар не чувствовал раскаяния. Даже сейчас. На кону жизнь Лема, и он готов совершить всё что угодно, лишь бы его пара была в порядке. Это было сильнее сочувствия к своим сородичам. Сильнее разума, которым Маар так гордился. Всё повторялось из раза в раз. Мортидо не отступало, выворачивая сознание всеми тёмными внутренностями наружу, на раскалённые угли чувства вины и сопричастности. Где-то вдалеке, на самой границе слышимости, системы известили о загрузке десантной группы в транспорт. Маар автоматически послал команду задраивать судно, не задумываясь над тем, что делает. Активировал маневровые двигатели, посылая антигравитационный импульс. Выровнял корму по лучевой нити курса, включая маршевые, и заговорил, тяжело, сипло дыша. — До точки посадки полтора часа. Сам не понимал, зачем сказал это. Возможно, пытался себя убедить, что горстка одарённых эндемиков теперь его малая группа. Глупо конечно. Большинство из этих детей сами не понимали, что натворили. Озлобленные, перепуганные, отторгнутые своим видом. Обычных людей они боялись не меньше, чем умай. И от этого становилось только хуже, страшнее. Их необузданная, злая энергия, направленная против его собратьев, сейчас творила ужасные вещи. Что будет потом, лучше было даже не задумываться. Транспорт уверенно лег на заранее рассчитанный маршрут. Маар позволил автопилоту перехватить управление. Именно в этот момент в трюме первого транспортника раздался оглушительный вопль. Один из повстанцев изогнулся дугой, словно его ударило током, завис в воздухе, касаясь пола только пальцами ног, потом упал на колени, обхватив голову руками. Бессвязный вопль прервался, так же неожиданно как начался, и вместо него по всему живому в радиусе пары десятков километров ударила телепатическая волна. Оглушительная. Подобной мощи Маар не испытывал никогда. Просто потому, что телепатию они все давно не используют в бою, это считалось негуманным, низким, нецелесообразным. Более агрессивные умай-ар телепатией почти не владели, а их телекинез вполне подходил для ближнего боя, не калеча выживших психически, до состояния живых амёб, как это бывало в случае с боевым применением телепатии. Мортидо старательно глушат самые сильные члены Содружества Сознаний. Их всех с момента пробуждения сил учат — не проецировать негативные эмоции в пространство. Конечно, полностью подавить ничего невозможно. И отголоски всё равно прорываются. В малые группы. В ближайшее окружение, бьют по тем, кто находится физически на небольшом расстоянии. Но чтобы так! В ворохе сумбурных образов Маар успел увидеть одного из повстанцев, командира второй группы, и группу своих собратьев, давших бой четвёрке эндемиков. Картинки мельтешили перед глазами, не желая собираться в связную картину. От этого калейдоскопа голова начинала трещать по швам, выплёскивая в эфир ещё и его собственную боль. Дополняя картину безумия. Боль вполне физическая и боль утраты, непоправимой, всеобъемлющей, сводящей с ума. Она накатывала словно стотонная волна, выбивая из головы все мысли. Ужас, паника, чувство непоправимого. Всё это грызло и рвало на куски. Ввинчивалось в виски острой, незамутнённой мукой. Спустя несколько мгновений телепатическая атака резко прекратилась. Её источник вырубили, или убили, потянувшись к сознанию телепата Маар не смог его ощутить. — У вас всё в порядке? — Севшим, ставшим ещё более гортанным и глухим голосом спросил Рим, ретранслируя вопрос в трюм первого транспортника. — Да. Один из ребят потерял контроль. Нужно передать второй группе, что комплекс вот-вот рухнет. Наш связной вышел из строя. Рации не способны пробить помехи, созданные старшей Гуттенберг. Стоило этого ожидать. Ответила Эфемерида. Ровным, спокойным тоном, в этот момент она оказалась едва ли не единственной в грузовом отсеке, способной говорить внятно. Маар не мог понять, почему телепатический удар не подействовал на неё так же, как на остальных. Просто ответил: — Хорошо. Я этим займусь. Послал мыслекоманду разгрузочной сетке. Мягкие, полупрозрачные путы втянулись в кресло, позволяя ему встать. Отодрав от висков контактные клеммы, умай-тэ, оставив рубку транспортника пустой, направился к выходу. Всё, что он успел сделать, это запустить программу автоматического взлета и следования заранее проложенным курсом через пятнадцать минут, для второго транспорта, если до этого управление не будет перехвачено им самим. Люк в полу открылся, сбросив пилота сквозь гравитационный колодец. Высокая, гибкая фигура в тёмно-синей броне, спружинила на полусогнутых ногах, и едва гравиполе ослабло, бросилась бежать к комплексу. Транспортник стоял от базы пришельцев в двухстах метрах. Высадив десантную группу, Маар отлетел на такое расстояние, чтобы уберечь машину от случайных залпов и атаки турелей. Последние, правда, продержались совсем недолго в неравном бою со сверходарёнными детками. Эндемики оказались куда опаснее всех мыслимых прогнозов. Но об этом он будет думать потом. Вбежав в пролом на месте входа, Маар чудом успел увернуться от пущенной в его сторону струи огня. Упал на усыпанный обломками пол, перекатился к ближайшей стене, у которой медик пытался привести в чувство рыжеволосого парня. — Внимание всем, сообщение от Эфемериды. Комплекс сейчас обрушится, немедленно направляетесь к транспорту. Если я не вернусь, он стартует через пятнадцать минут. Громкий крик, едва ли слышали все увязшие в перестрелке. Умай стойко держали позиции, прикрывая отступление основного контингента базы. Повстанцы не могли повернуться и бежать, тем самым подставив им свои спины. Лишь те, кто находился в тылу, раненые и самые слабые, военные, стреляющие обычными, примитивными патронами, начали отступать, утаскивая за собой пострадавших. Остальные прикрывали их, пытаясь заслонить собой, заделать бреши поредевшего авангарда, удвоенными атаками. Красноволосая, под удар которой Маар чуть не попал сам, посылала в противника теперь целые стены огня, оплавляя камни, выжигая воздух. Система вентиляции уже перестала работать. Вокруг стоял чад и запах обугленного мяса. Маар сидел за своим укрытием, не способный сделать хоть что-то. Поддержать атаку повстанцев — значило причинить вред собратьям. А смотреть, как этих глупых детей убивают, оказалось неожиданно мучительно. Потому что его пара ничем от них не отличался. И, возможно, каждый из них был парой кому-то из собратьев. Время стремительно утекало. Здание могло рухнуть в любой момент. Какой-то угольно чёрный, когтистый силуэт метнулся к ближайшему обломку стены, занятым неприятелем. За ним притаились четверо греев. Движение было настолько быстрым, что попросту смазалось, став едва уловимым. Он успел выдернуть из укрытия огромного умай-ар, увешанного тяжелым вооружением, насаживая его на изогнутые когти, с размаху швырнуть его в дальний конец, когда несколько репульсионных залпов, и телекинетическая волна отбросили его назад, почти вышвырнув на улицу. Стена, в которую врезался угольно-чёрный повстанец, обрушилась, теряя часть монолитного покрытия, похоронила под собой храбреца. В ответ на это миниатюрная, светловолосая девушка закричала, вставая из-за своего укрытия. Её пытались утянуть обратно чьи-то руки, но без толку. Сквозь спину и грудь эндемика начало пробиваться тёмно-малиновое свечение. Оно всё усиливалось, растекаясь по низенькой, тонкой фигурке. — Уходим! Эдгит потеряла контроль! Валим! Сейчас рванет! Удивительно, но этот крик подействовал на всех куда лучше его предупреждений. Остатки повстанцев, больше не беспокоясь о возможности получить выстрел в спину, побежали к выходу, оставив медленно взлетающую над полом фигурку, источать в пространство странное свечение и, видимо, микроволновые излучения, поскольку Маар отчетливо почувствовал, как накаляется его броня, со стороны аномалии. Несколько залпов, выпущенных по цели защитниками комплекса, не достигли эндемика, рассеялись на половине пути, утонули в волнах становившегося всё более цветастым свечения. Грудная клетка девушки теперь почти слепила глаза. Маар отвернулся, и только благодаря этому увидел в боковом коридоре движение. Зелено-серая, чешуйчатая рептилия тащила по полу бесчувственное тело. Отталкиваясь локтями, и подтаскивая его на себя, каждый раз шипя и скаля зубы, когда вес человека приходился на переломанные ноги. Решив спасти тех, кого спасти ещё возможно, Маар бросился к этим двоим. Взвалил шипящую и всё время норовящую его укусить рептилию себе на плечо, пытаясь не обращать внимание на то, как громко скребут когти по пластинам брони. Парня перехватил другой рукой поперек талии, и бросился к выходу. Над их головами стонал и скрежетал комплекс, расшатываться, кренясь, теряя секции, одна за другой. От ударов многотонных глыб дрожала земля. Он бежал на пределе возможностей, чувствуя, как тянут мышцы ног, рук, спины. Даже оказавшись на улице, Маар слышал грохот, верхние сектора комплекса, потеряв поддержку гравитационного ядра, съезжали в бок, теряя мелкие детали, разваливались на глазах. Расстояние до распахнутого шлюза транспортника оказалось бесконечным, несмотря на то, что так быстро в своей жизни астронавигатор колониального флота ещё не бегал. Оказавшись внутри, он сбросил с плеча извивающуюся как змея ящерку, в руки какого-то ошарашено на него взирающего повстанца. Тот, помимо воли, обнажённое, чешуйчатое тело сцапал, уволок вглубь грузового отсека, что-то при этом ей вдумчиво выговаривая. Вторую свою ношу передал куда более бережно. Из рук в руки. Повстанец унес бледного черноволосого парня к раненым и мертвецам. Послав команду транспорту задраить вход, Маар тяжелой поступью направился к одной из стен. Перед ним в гладкой поверхности проступили очертания входа, истончились, став полупрозрачной пленкой. Прорвав её, инженер попал в кабину. Стена за его спиной вновь затянулась, отсекая напряженно застывших в брюхе транспортника людей. Кресло. Разгрузочная сеть. Клеммы. Вспыхнувшие голоэкраны позволяли во всей красе любоваться тем, как рушится огромное, утонченное, тщательно продуманное здание, рассыпается на секции, обваливается, с грохотом, поднимая клубы пыли. Маар запустил маневровые двигатели, чувствуя, как транспорт медленно отрывается от земли. Позволил ему медленно подняться на несколько десятков метров, всё ещё глядя на катастрофу, устроенную с его помощью. Сколько умай ещё осталось в комплексе? Сколько там умерло? Оправдывает ли его угроза жизни Лема? Наверное, да. Чёрный, короткокрылый силуэт летательного аппарата завис в воздухе, чтобы через несколько мгновений превратится в темную тень, унёсшуюся к горизонту. Маар не мог предугадать, во что выльется сегодняшняя бойня. Отголоски мыслей повстанцев были сумбурные, наполненные ужасом пережитого, адреналиновой эйфорией и постыдным восторгом от того, что они выжили. Боль раненых и скорбь тех, кто утратил сегодня близких, не могли перекрыть этого общего, сюрреалистического чувства. Всё, чего хотел Маар, поскорее выполнить свою часть сделки. Ведь тогда он опять сможет увидеть Лема. Обо всем остальном будет думать потом. Где-то внизу откликнулся пеленг спасательной капсулы. Отвечать на него Рим не стал. Сигнатуры угнанных транспортов он надежно закодировал, сделав нечитаемыми для поисковых систем собратьев, а выяснять, почему капсула не отправилась на орбиту, а приземлилась на безжизненном берегу океана, будут другие. Внутри капсулы, затерявшейся между покрытых лишайником камней, остались только двое. Заргос сидел на ближайшем валуне, подперев кулаком подбородок, меланхолично рассматривал накатывающий раз за разом на скалы неподалеку прибой. Серая, становящаяся на глубине чёрной, вода пенилась, исходила холодными брызгами. Неприветливый край чем-то напоминал их родину, только на краски больно скуп. Инструкции командира вынуждали техника дожидаться, пока он там со своей парой до чего-то договорится. А если нет, и девчонка Сэфара прикончит, добираться до берега вплавь и ждать, пока с орбиты спустят поисковые отряды. Девчонку Сэфар строго настрого наказал не трогать, даже если та его выпотрошит. Ничего удивительного. Для таких, как они подобное поведение нормально. Жаль только Заргосу совершенно не казалось хорошей идеей рисковать своей головой ради сомнительного шанса дипломатии. Хотя более разумных вариантов ни у кого из них не нашлось. То, что эндемиков они сильно недооценили, было уже ясно. Тут и добавить нечего. А его командир решил запереться в капсуле с особью, которая их гравитационное ядро превратила в нечто, совершенно не поддающееся описанию. Заргос точно помнил, что у него были зубы. Из диодированного сплава. И глаза, фасетчатые, светящиеся, вероятнее всего оптоволоконные. Что ж, если Сефар выживет, и эта мелкая, синеволосая пакость попадет на колониальный флот, ему будет очень интересно посмотреть на что эта ещё способна. Техник сам себе хмыкнул, провёл пятерней по быстро остывающим хи. Их длины ещё не хватало, чтобы носить украшения. Даже в пучок не соберёшь. Сэфар был старше, и его отростки уже почти касались кончиками плеч, но из уважения к своему брату, одного с Заргосом возраста, командир никаких полагающихся по чину и возрасту отличий не носил. Стрелок их отряда был хорошим и метким воином. Свирепым. Отважным. Достойным подражания — как твердили старшие члены его клана. Идиотом, как считал Заргос, оставляя своё мнение при себе. Стрелку не следовало вырываться вперёд командира и целится в его пару. Если бы Араз стоял там, где ему положено, он бы видел, как вспыхнули глаза Сэфара. Но он не стоял. Он старался показать, насколько он доблестен. Сидя на склизком от влаги камне, бессмысленно рассматривая окружающий ландшафт, Заргос имел редкую возможность порадоваться своей упрямой привычке следовать регламенту. Многие соплеменники из-за этого считали его слишком закостенелым, не способным себя проявить, игнорируя тот факт, что техник в первую очередь техник, и лишь потом воин. Умай-ар, в угоду своей природе, чтили храбрость, доходящую до безрассудства. Благоразумие — это скорее по части умай-тэ. Сейчас же, Заргос лишь скептически ухмылялся, думая о погибших товарищах. В реальном бою нравоучения их наставников не принесли должного результата. В отличии от холодного расчёта и следованию оттренированным заранее расстановкам. Допущенные на этой планете ошибки стали слишком дорогим уроком для умай. Главное, чтобы только впрок пошло. Шаттл внутри, с погасшими экранами управления, матово-серыми стенами, на которых больше не отображались оттиски рельефа, был похож на овальную, глухую камеру. Ни окон, ни дверей. Никакого выхода. Только два кресла, одно за другим. Ритс, с трудом разлепив веки, подслеповато, болезненно моргала. Перед глазами всё плыло. Бледное лицо человека, что склонился над ней, напоминало мутное пятно, с красными пятнами вместо глаз. — Лем? Где Тех? С ним всё в порядке? Брат…. — собственный голос, сухой и ломкий, как мел под пальцами, неприятно резанул по ушам, заставил замолчать, по-детски тереть кулаками глаза, в глупой попытке вернуть тем способность ясно видеть окружающее. — Тебе больно? Когда мы доберемся до станции, медики всё исправят. Голос был незнакомым. Тихим и вкрадчивым, с урчащими, гортанными переливами. Риттера дёрнулась, испуганно уставившись, на умая. А это был умай. Громадный, красноглазый ублюдок, рядом с которым их пленный темнокожий грей казался просто лапочкой. И гляделки этого верзилы ярко горели, пурпурным, кровавым светом, отбрасывая на бескровные щеки зловещие алые отсветы. — Не-е-ет… — Прошептала онемевшими губами синеволосая, вдавившись спиной в податливую спинку кресла. — Только не это! Я не хочу как Лем! Не хочу свихнуться от всей этой чехарды! У меня брат! Он же без меня там загнётся. Давай всё просто отменим, а? Можно же выключить эти фонарики, правда? Где у тебя там рубильник? Умай-ар медленно, демонстративно не делая ни единого резкого движения, выровнялся, отошёл на шаг, примирительно протягивая перед собой молочно-белые, с черными когтищами руки. Так себе жест. Он больше походил на демонстрацию оружия, чем на желание заверить в собственных добрых намерениях. Ритс на страхолюдину смотрела, не отрываясь, втихаря накапливая заряд, пытаясь решить, стоит ли его шарахнуть сразу или лучше подождать. Кто знает, куда её притащил этот ублюдок? Может за дверью отряд подобных же великанов с оружием наготове? — Лем? Это один из твоих друзей? Что с ним случилось? Что выключить? Ты главное не бойся. Я не причиню тебе вреда. И другим не позволю. Не надо нервничать. Я хочу просто поговорить. Понимаешь? Бой уже закончился. Твои друзья улетели. Разговаривать с пришельцем, от которых они с братом столько времени прятались, было тем ещё удовольствием. Хотелось шарахнуть разрядом и сбежать. Вот только куда бежать, если её здесь действительно бросили. Воспоминания о том, как их группу перебили, словно котят, накатило сразу после мысли о улетевших домой повстанцах. Они могли и не знать, что Ритс осталась жива. За ней никто не придёт. Было откровенно паскудно, вдруг почувствовать себя на месте лемового пришельца. Альбинос говорил, грея пытали, перед тем как они встретились и нашелся другой, более действенный, рычаг давления. И тогда пытали уже альбиноса. Её тоже будут пытать? Или просто прочистят мозги и оставят? Красноглазый хмурился. Чёрные брови на алебастровом лице выглядели слишком контрастными. Они почти сошлись к переносице, вычерчивая глубокую вертикальную морщину. Отростки, тоже чёрные, блестящие, словно покрытое лаком эбеновое дерево, ровным краем чиркали по плечам. Значит, этот монстр старше их пленника. Непонятно, правда, насколько. — Тебе не нужно бояться, — медленно, подбирая слова, вновь заговорил умай-ар. — Я почти не могу читать мысли. Только поверхностно. Страха быть не должно, Ритс. Я тебе не враг. Шумно выдохнув через нос, девушка едва сдержала порыв застонать и побиться головой о ближайшую стенку. Быть запертой в одной комнате с телепатом, пусть даже слабым, самое худшее, что можно придумать. Не считая его светящихся зенок, конечно. — Имя из головы моей вытащил? Тогда, может, и ответы на свои вопросы сам посмотришь? Язвить этой страхолюдине казалось не самой здравой идеей, но Риттера в стрессовой ситуации чаще всего превращалась в более стервозную версию себя, предпочитая шарахнуть электричеством, выказать своё недовольство конвульсирующему телу и свалить куда подальше. Именно в таком порядке. Вот только сейчас из всего арсенала осталось только второе. Чем и приходилось довольствоваться. — Я не могу, — упрямо сжав белесые губы в твёрдую линию, прошипел умай-ар. — И не хочу! Мы не позволяем себе вносить изменения в сознание своих пар. И читать мысли членов малой группы не принято. Это грубость. Отголоски самых сильных и ярких переживаний и так приходят сами, а остальное — личное дело каждого. Не нужно бояться. Поговори со мной. Просто поговори. Скептически скривившись, девушка окинула красноречивым взглядом закованную в темную броню громадину. Его упрямое талдыченье о том, что он весь белый и пушистый, и бояться его не нужно, начинало действовать на нервы. — Хорошо. Поговорим, — в итоге кивнула она, решив красноглазому подыграть. — Что со мной будет дальше? Посадишь в клетку и будешь держать как свою зверушку? Так что ли? Сэфар дернулся, удивленно уставившись на сжавшийся в кресле комок, состоящий в основном из локтей, коленок и хмурых, серых, как небо над северным океаном, глаз. — Это такие сказки вам рассказывают предводители? Что мы людей себе в питомцы берём? А что, этот Лем, о котором ты говорила, стал питомцем? Его держат в клетке? У вас ведь Маар Рим? Да? Или есть ещё кто-то? Поток вопросов продолжался. Большую часть из них Ритс упрямо игнорировала. — Лем похож на свихнувшегося идиота. У которого от внезапной влюбленности последние мозги вытекли, и не факт, что через уши, а не через что-то другое, пониже, — воспоминание о том, как менялся в лице альбинос, стоило упомянуть грея, который ему плечо в мясо изгрыз, вынудило девушку передёрнуться всем телом. — И они там вместе в клетке теперь сидят. Тем, кто с вашим братом связался доверять уже невозможно. Даже при том, что я благодарна Лему за всё, что он для нас с братом сделал, он точно был неадекватен. Сэфар слушал, чуть склонив голову к левому плечу. Выделяющиеся, угловатые скулы, подчёркнутые белыми бороздами разъёмных челюстей, делали его лицо грубым. Черты — как грани, изломы. Каменная маска, сквозь которую сверкал алый свет. Несколько мягких хи упали на его щеку, контрастно рисуя на белом угольные полосы теней. За собрата можно было лишь порадоваться. Его пара, судя по рассказам девчонки, приняла их связь с радостью, не смотря на окружающих и опасность быть отторгнутым сородичами. Ему самому о подобном было глупо даже мечтать. Синеволосая смотрела настороженно, от любого движения дёргалась и явно готовилась пустить в ход свои способности, если он сделает хоть один необдуманный шаг. Но всё же она пошла на контакт. Это уже было больше, чем он надеялся изначально. По правде говоря, приводя в себя эндемика, Сэфар думал, что умрет, как только она распахнёт глаза. — Значит, если ты вернёшься к своим, они сделают то же, что и с этим Лемом? Его заперли, да? Посадили в клетку? — вложить в эту синеволосую голову нужные мысли было очень важно. Сэфар не собирался говорить, что к своим сородичам его пара никогда уже не попадет. Лучше, если она сама от этой идеи откажется. — Чтобы тебе не рассказывали, мы подобного не делаем. Для умай пара — священна. Мы готовы на всё, защищая своих избранников. Думаю, Маар Рим это продемонстрировал, приведя вас к нашей главной базе. И благополучно увёл обратно, можешь не сомневаться. Люди, ставшие парами умай, становятся такими же равноправными членами Содружества Сознаний. Пусть даже без телепатических способностей. Их принимают в семьи, защищают и помогают привыкнуть к новым возможностям. Никаких питомцев. Никаких клеток. Умай могут иметь потомство только от своих пар. Совместимость психооттисков запускает процесс импринтинга. Я не способен тебе навредить. Ни физически, ни телепатически. И никто этого не сделает, пока я жив. Так что, самое безопасное для тебя место — рядом со мной. Внимательно слушающая откровения красноглазого, Ритс вдруг ощетинилась на последней фразе. — Рядом? Ты бы ещё «к ноге» скомандовал, женишок! Сэфар едва различимо, очень тихо и сдавленно застонал, на мгновение прикрыв глаза. Складывалось такое впечатление, что он только что разговаривал с булыжником. С той лишь разницей, что камень его током не ударит, и шаттл в какого-то техноящера не превратит. — Давай пока остановимся на том, что к своим ты вернуться не можешь. Я тебе не враг, и если ты меня убьешь, ничего от этого не выиграешь. Хорошо? Сделав несколько шагов в хвостовую часть овальной кабины, Сэфар, под настороженным взглядом Ритс, продолжил также медленно и вдумчиво вещать. — Сейчас к нам зайдет Заргос. Он мой подчиненный. Техник. Не нужно причинять ему вред. Заргос займет место пилота, и мы отправимся на орбитальную станцию. Появление ещё одного белокожего пришельца Риттеру не порадовало. Чуть поменьше ублюдка со светящимися глазами, с едва прикрывающими прижатые к черепу уши отростками, он старался не смотреть в её сторону, протиснулся мимо командира вперёд, занял кресло и там застыл. — А теперь надо, чтобы ты встала, позволила мне сесть и закрепить нас вместе разгрузочной сетью. Без нее выход из атмосферы может быть опасен. То, что с ней говорят, как с умственно отсталой можно было понять. Клыкастая уродина боится схлопотать несовместимый с жизнью разряд в свою тушу. Но вот перспектива путешествовать на коленках закоротившегося на ней пришельца Ритс окончательно вывела из себя. — Нет, — гаркнула она, когда грей попытался подойти ближе. Сэфар сразу замер, вытягивая перед собой лапищи, мол, стою-стою, не надо необдуманных поступков. — Ритс, иначе не получится. Капсула двухместная. Если я останусь вне кресла, то получу травмы и не смогу тебя защитить на базе. Возможно, конечно, и не придётся, но я должен быть уверен, что все мои способности и конечности будут при мне, если это потребуется. Понимая, что её сейчас будут долго и муторно уламывать сделать так, как велено, Риттера затравленно осмотрелась в совершенно пустом помещении. Видимо, это летательный аппарат. Раз на нем они в космос собрались. Кресло пилота, занятое техником в метре перед ней, казалось эргономичным выростом в плавно изгибающейся кабине. — Ты умеешь пилотировать эту посудину? — спросила она верзилу, немного подумав, нехорошо сощурив при этом дымчато-серые глаза. — Да, — ещё не понимая к чему клонит эндемик, согласился умай-ар. — Тогда меняйтесь, нахрен, местами, красавчики. Я полечу в одном кресле с Заргосом. Техник встал, удивленно уставившись на мелочь, пустившую в расход их главный комплекс на планете. Потом не менее удивленно перевёл взгляд на командира, пытаясь на лице того найти ответ на свои вопросы. К сожалению, Сэфар сам выглядел добротно пришибленным. — Почему? Я не представляю для тебя угрозы. Заргос отличный пилот. Он справится с управлением не хуже меня. Это немотивированно! Кажется, перспектива усадить свою пару на колени подчиненного умай-ару не нравилась. Риттера встав, ткнула пальцев в сторону Заргоса, уже успевшего пожалеть, что он вплавь не отправился к материку, когда был такой чудесный шанс. — Почему? Потому что он, в отличии от тебя, не мечтает меня отодрать, из-за всей этой вашей мудреной хуйни с парами. Видела я результат того, какие вы не опасные для своих избранников. Сама его выхаживать помогала. Нет уж. Спасибо. Обойдусь. Так что либо твой техник составит мне компанию в этом полете, либо мы вернемся к тому, с чего начали! К наглядной демонстрации того, на что я способна, когда всякие космические уроды, появляются в поле моего зрения. Заргос, до этого с перекошенной рожей слушающий, как мелкая шипит и сквернословит, вдруг коротко хохотнул, едва заметно раскрывая свои челюсти так, что стали видны белые, длинные клыки, подошел к ней, без лишних рассусоливай, уселся в кресло. — Не надо демонстраций, Риттэра. Прошлой вполне хватило. Наш командир, к счастью спокойный и расчётливый умай, словно и не на Аратасе родился. Он займется управлением шаттла. Сэфар смотрел на это всё, пытаясь понять, что случилось с собратом его пары, что теперь она боится повторения подобного. Маар навредил эндемику? Как у него это получилось-то? Помимо воли? Неосознанно? Не соразмерил силу? Но ведь этот умай-тэ был телепатом, да ещё и весьма неслабым. Он просто не мог не почувствовать, что его партнеру больно. Как тогда? Зачем? Почему? Хотя, он сам вырубил Ритс, когда опасался, что та навредит себе, продолжая атаковать их, и тем самым не позволяя унести себя с рушащегося комплекса. Опомнился Сэфар уже когда синеволосая, с опаской, осторожно, но всё-таки уселась на покрытых броней коленях Заргоса. Тот положил руки в выемки кресла, осторожно шевельнул пальцами. — Сейчас появится разгрузочная сетка. Она покроет нас полностью. Не надо бояться. Ты сможешь дышать. В ответ Ритс зло прошипела: — Как же вы задолбали этой фразой, — и откинула голову на центральную нагрудную секцию брони техника. Сэфар проследил за тем, как желеобразная, бугристая сеть затягивает кресло, укрывая собой пассажиров. Лишь после этого занял место пилота, оживляя шаттл. Чтобы отвлечь свою пару от тревожных мыслей, Сэфар включил полное отображение полета для пассажиров, позволив им наслаждаться реалистической панорамой окружающего их серого уныния, скалистого острова, спиной не называемого чудовища, вынырнувшего среди графитово-свинцовых волн, дымчато-седого неба, бурой полосы безжизненного материка. Скоро они окажутся в безопасности. На орбитальной перевалочной станции сейчас должно быть многолюдно. Но повстанцам туда не добраться. У них будет достаточно времени ответить на все вопросы друг друга и выяснить недостающие кусочки мозаики. Договориться. Сэфар вывел на голографический экран жизненные показатели пассажиров, не потому что в этом была необходимость. Просто так ему было спокойнее. У его пары имелись не критические повреждения головы, гематома в затылочной части. Ушиб мягкой оболочки мозга. Желание подать в разгрузочную сетку обезболивающие препараты и отдать сигнал о восстановлении человека пришлось задавить в зародыше. Физиология эндемиков отличалась. Его парой займётся медик, уже имеющий достаточно практики в подобных вопросах. — Сейчас ей ничего не грозит, — в голос произнес Сэфар, пытаясь убедить себя в своих же собственных словах. Оба пассажира старательно делали вид, что они внезапно оглохли. В ответ на эту тишину, впервые с момента их бегства, Сэфар улыбнулся. Мозг как-то запоздало начинал полностью осознавать тот факт, что у него есть пара. И она его не убила. По крайней мере пока.