Фиолетовые небеса

— О чем ты думаешь? — прозрачно-белые, с коротко обрезанными ногтями, пальцы скользят по черной, гладкой коже. Умай на ощупь совсем другой. Упругий, горячий эпителий нехотя продавливается под подушечками пальцев. Лиам полулежит на кровати. Металлические прутья спинки впиваются в спину, давят, но ему плевать. Альбинос увлечен, все его внимание плотно обернуто вокруг возлюбленного, отросшие волосы падают на глаза, щекочут шею, но и на них обращать внимание нет ни времени, ни желания. Голова Маара покоится на его груди. Горячие хи щекочут. Пришелец лежит в колыбели из согнутых ног мужчины, опираясь на его подставленные колени. Расслабленный, довольный, с пятнами розового семени на антрацитово-черном животе. — Все беспокоишься, что твоя эмпатия не способна потрошить мозги как наши телепаты? — не открывая глаз, интересуется астронавигатор вражеского флота. Поймав беспокойную руку своей пары на сотой попытке выгладить грубый рубец от недавних пыток на рельефном плече, умай-тэ целует чуткие пальцы, затем обхватывает их губами, выпуская из полной клыков пасти острый язык. Влажный кончик чертит на внутренней стороне бесцветной ладони концентрические круги, проскальзывает между пальцев, щекоча чувствительную, тонкую кожицу. — Беспокоюсь, что ты слишком безмятежен. Твой коммандер еще не договорился с советом офицеров. Они могут отклонить ультиматум Эфемериды, и мы все потонем в крови. Маар трется затылком о грудь человека. Ему так нравится, что у эндемиков есть соски. Очень чувствительные, трогательно розовые. Вокруг одного из них медленно наливается багровым след от пары клыков. Не прокол, а всего лишь несколько не слишком осторожных вдавленных точек соприкосновения. С человеком приходится быть аккуратным. Его пара все еще покрыта бинтами, ссадинами, синяками. Им еще долго не светит полноценный секс. Но Маар учится быть терпеливым. А Лиам учится доставлять им удовольствие более безопасными способами. В конечном итоге они передумали умирать, и это эпохальное решение меняет отношение ко многим вещам. За свое поведение в пыточной камере Маару было бы стыдно, если бы Лиам не бил по нему волнами собственного восторга, обожания, щедро проецируя острое удовольствие на партнера. Маар учится существовать в паре с эмпатом. По его личному мнению Лиам самое удивительное и прекрасное, что смогла породить эта далёкая, затерянная на самом краю галактики планета. — Ты недооцениваешь Килгора. Он почти легенда. Он открыл этот мир, протянул столько времени без своей пары. Ему не станут перечить. К тому же подобное решение разумно. Мы нашли много подходящих людей. Мы заберем еще больше, когда будет объявлено во всеуслышание о свертывании колонизационной программы. Рисковать всем, ради удержания власти над колонией, это свойственно людям. Не умаям, мой милый, беспокойный Лиам. Как только все условия соглашения будут оглашены, мы вернемся во флот. Тебе окажут всю необходимую помощь. Не успеешь оглянуться, как за стенами материнских кораблей окажется пустота межзвёздного пространства, а все что тебя будет тревожить — поиск подходящего хобби на нашем корабле. Лиам глубоко вздыхает. Тесная клетушка его комнаты, запертая наглухо, с заминированной дверью, которая в любой момент может стать их могилой, сейчас кажется уютной и полной света. Одна его ладонь лежит на груди Маара. Белое на черном. Кожа почти светится. Этот контраст впервые за всю его жизнь, позволяет порадоваться своей генетической аномалии. Маару нравится, как он выглядит. Маару нравится все, что они делают. И ощущать его радость — лучшее, что могло случиться с обреченным на медленную, мучительную смерть. — Оптимистично, — хмыкает эмпат, упираясь подбородком в макушку пришельца. Упругие, короткие хи щекочут кожу острыми кончиками. Его возлюбленный умай-тэ совсем ещё мальчишка, едва закончивший обучение, перспективный, лишенный опыта, рожденный в маленьком, дружном семействе, где всего пять сформированных пар, и их потомство против нескольких сотен — привычных для семей полноценных, старых, влиятельных. Все это, и яркие картинки их будущего дома Маар показал своей паре сразу по возвращению с задания. Он был подавлен, испуган и насторожен. Никак не мог выпустить из своих рук Лиама, раз за разом убеждая себя в том, что его пара жива. И до конца не способный в это поверить. Поток вопросов, мягкие прикосновения и проекция собственных чувств помогли Лиаму вернуть умай-тэ привычное, спокойное расположение духа. — Все будет хорошо, Лиам. Я видел несколько ваших пострадавших бойцов. Надеюсь, их отдадут нам. Такие травмы на Земле вылечить почти невозможно. Альбинос понимающе улыбается, глядя как его покрытые слюной пришельца пальцы трогательно стискивает когтистая лапа. — Почему бы вам их не вылечить, а затем вернуть обратно? Провокационный вопрос, Маар недовольно фыркает, уткнувшись носом в руку своей пары. Острый кончик носа трется о влажную кожу. Он словно животное, требующие очередную порцию ласки. Лиам послушно укладывает вторую ладонь на скуластую щеку, гладит ее, прорисовывая пальцами твердую линию трещины под щекой. — Издеваешься? Каждый подобный тебе для умай бесценен! Отдать их обратно, значит лишить кого-то из собратьев пары. Мы на подобное не пойдем. Лиам смеется, теперь прижимаясь к макушке Маара щекой. Он точно знает, что не отказался бы от своего черного как полночь, синеглазого отпрыска далекой планеты даже ценой своей жизни. Незнакомое доселе чувство перекроило его в считанные часы, вытряхнуло наружу слишком многое, чтобы хоть что-то могло быть как раньше. — Думаю, это им решать. Умай согласно кивает, и они замирают, тесно прижавшись друг к другу на смятых, пропитанных потом простынях. Осталось совсем немного времени. Маховик событий набрал обороты. Маар подспудно улавливает отголоски чужих мыслей, чувствует как все ближе ослепительный маяк телепатического свечения Килгора. Еще час, может чуть меньше, и их выковыряют из раковины бетонного укрытия, вытолкнут на поверхность, вернут домой. И в этом коротком путешествии он будет не один. Маар Рим почти благодарен мальчишке, погоня за которым привела его в руки повстанцев. Если бы не Эмерих, он не попал бы в пыточную камеру, не увидел бы там Лиама, не лежал бы сейчас, чувствуя затылком, как размеренно и неторопливо бьется его сердце в опутанной бинтами груди. И то, что долгожданная пара коммандера сейчас приходит в себя в глубине подземного лабиринта, ощущается отголоском пропущенной сквозь сито расстояния агонии. Глухо и подавленно. Горечью чужих страданий в глубине сознания. Маар закрывает глаза, поворачивает голову, жмется к теплой коже своей пары.

***

Эмерих растерянно моргает, глаза слезятся от света. В голове каша и белый, скребущийся в затылок острыми коготками шум. Он чувствует прикосновение к ладони. Собственное тело отказывается повиноваться, руки едва подергиваются, хотя он отчаянно пытается прикоснуться к лицу. — Эй, Эм, полегче, лады? — знакомый голос как сквозь вату — глухо и едва различимо. Эмерих фокусируется на светловолосой, большеглазой голове. Тех на фоне серого потолка. Он медленно покачивается, плывет, приходится прикладывать усилия, чтобы это лицо не кружилось. — Тайфас? — голос жалок, надломлен, он скулит избитой псиной на последнем издыхании. — Что со мной? Технопат измученно и виновато улыбается. — Чувак, это наркоз. Надо потерпеть. Скоро должно полегчать. Главное не дергайся. Доктор Грейнхард обещал тебя приковать ремнями, если будешь буянить. Он панически не въезжает в происходящее. Голова полна слепых, белесых пчел-уродцев, они гудят, тыкаются слепыми головами в глазные яблоки с той стороны, лезут в уши, конопатя их. — Доктор кто? — фамилия неизвестного врача ничего не говорит. Эмерих пытается разглядеть где он находится. Перед мутным взглядом предстаёт маленькая, серая комнатушка. Аппарат искусственного дыхания и осциллограф наталкивают на дурные мысли. — Грейнхард. Уильям Грейнхард. Суров как задница Чака Норриса. Прибыл из другого убежища, когда наш док пришел в негодность. Очень жаль, скажу я тебе. Жаль, что до этого ублюдка первым добрался Ал, а не я. Но чего уж сожалеть о разбитых яйцах… Нить разговора постоянно норовит ускользнуть. Эмерих хмурится, едва ворочает посиневшими, растрескавшимися губами. Он похож на зомби-версию самого себя. Черные круги под глазами, потухший взгляд светло-карих, теперь ставших желтыми как лимон, зрачков. Пальцы в ладони Теха холоднее льда. Это пугает. — Чьих яйцах? — переспрашивает плывущий в неизвестность на своей больничной койке Эм, и Тех в ответ нервно смеется. Постепенно он начинает ощущать тревогу, вину и раздражение парня. Технопат держит его за руку. Технопату чертовски жаль. Он нервничает, боится, злится и чего-то ждет. Чтобы вытащить руку из хватки Тайфаса приходится несколько мгновений сосредоточенно копошиться пальцами в обхвате чужой пятерни. — Не знаю, чувак. Сказал бы что доковых, но там сложно судить. Этого ублюдка в пластиковый мешок лопаткой сгружали, после того как с ним поработал Ал. Эмерих ничего не понимает, а Тайфас не находит в себе смелости сказать самое главное. Он все так же сидит рядом, на скрипучем металлическом стуле, смотрит, как парень бессмысленно пялится в потолок. Он обдолбан обезболивающими по самое темечко. Какая-то дрянь и сейчас струится по силиконовым трубкам, накачивая организм парня. А Тех может только сочувствовать, торчать рядом и тихо радоваться, чувствуя себя при этом последней скотиной. Когда в его комнату вломилась Эфемерида и Алулим, он не мог и двух слов связать вместе. Просто сидел, забившись в угол койки сестры, в обнимку с ее курткой, уже даже плакать неспособный, в странном оцепенении, разбитый, выпотрошенный, ненавидящий себя, повстанцев, весь мир. Что такое настоящее горе невозможно осознать, пока у тебя не отнимут самое дорогое, единственное, то, что важнее жизни. Тайфас отчетливо помнил ощущение чего-то рвущегося внутри, когда из второго транспорта не вышла Ритс. Когда ему сказали, что она погибла. Такое ведь не могло случиться. Не могло быть правдой. Только не с ними. Ритс всегда была сильнее, злее, расчетливее. Она заботилась о нем. Она всегда знала как лучше. Веселая, жизнерадостная, со своим личным мнением по любому вопросу. Как кто-то настолько безупречный, прекрасный и дорогой для него мог просто перестать существовать? Стать куском мяса под руинами умайской базы? Тогда Теху чертовски хотелось поджарить на месте незваных гостей. Наверное, что-то такое проявилось на лице парня, потому что психованная красотка Ал быстро задвинул себе за спину Эфемериду, и протараторил всего два слова. «Она жива!» Больше Тайфасу не требовалось. Он был готов идти, куда скажут, делать все, что захотят, лишь бы вернуть сестру. Лишь бы фраза ненормального ублюдка являлась правдой. Как оказалось, Риттера действительно выжила. С той мясорубки его сестрёнку вытащил умай, и именно поэтому предводители подполья пришли за ним. Пришельцы требовали выдать им Тайфаса, и он точно не был против. И вот он сидит в камере, переоборудованной под медицинскую палату, присматривает за таким же «прощальным подарком» для греев. Хотя Эмерих еще не знает. Эмерих не знает слишком многого. И это вызывает в Тайфасе смутное чувство вины. Если бы он не был так подавлен и разбит собственным горем, он бы подобного не допустил. А сейчас парень, уложенный на жесткую койку, потерянный и бледный, всем своим видом — один немой укор. — Как Ритс? — после нескольких минут молчания, спрашивает Эмерих. Тех улыбается, кивает. В его голосе теплота и участие. Он впервые настолько четко осознает, как же сильно любит сестру, и это чувство почти душит, не дает всему остальному оформится и терзать его по-настоящему. — В порядке, чувак. Думаю, она в порядке. Мы скоро увидимся. Эмерих некоторое время молчит, потом мозг выдает какие-то смазанные воспоминания, он дергает головой, пытаясь ее приподнять и увидеть Теха. — Что? Постой… док же говорил, что она не вернулась. Как? — Не-не! — машет руками технопат. — Она жива, как оказалось. Умаи забрали. Теперь вот вышли с нами на контакт, и я узнал, что сестренка в порядке. Так что не переживай. Новость успокаивает Эмериха, и он роняет голову, с облегчением прикрыв на секунду глаза. В темноте всплывают тусклые фиолетовые огни. Две горящих, инфернальных точки, которые смотрят на него из мглы под собственными веками. Память — окаменелая раковина, в ней спирали замкнутых секций. С хрустом проламываются тонкие перегородки, выпуская новые и новые откровения. Килгор. «Я заберу тебя, малыш». «Я вернусь за тобой, малыш». — Блять… — стонет на выдохе. Головная боль превращается в пучок буравчиков-игл, зазубренных гарпунов. Они разрывают затылок, они живут внутри, наматывая на окровавленные острия его сумбурные мысли, рваные воспоминания, скверные предчувствия и старый, прорастающий из самого нутра страх. — Болит? Позвать Грейнхарда? Тех — отличная сиделка, он чуткий, заботливый и немного нервный. — Нет. Не надо врачей, я ими сыт по горло, — сипит восковый человек с глазами из янтаря, смотрит в потолок. Затем находит взглядом лицо друга. — Просто вспомнил этого урода в камере. Их коммандер. Кажется, я влип похлеще Лема. А твоя Ритс, она тоже, да? Не просто так ведь ее умаи спасли? Белобрысая голова скорбно кивает. Эм пытается выдавить из себя ободряющую улыбку. — Ну, ничего, может Эф ее выторгует? Ритс крута. Подполье не захочет от нее отказываться. В ответ Тайфас прячет взгляд. Вьющиеся золотые лохмы занавешивают худое мальчишеское лицо. Он кусает губы, мнется, молчит. Эмериху это не нравится. — Тай? Че за хрень случилась? Чего я не знаю? — Ну… — начинает он нехотя. — Суть в том, что Ритс останется с греями. И нас с тобой тоже отправят к ним. Как одно из условий свертывания колонизации. Мы отправимся с ними Эм. Прощай, старушка-Земля, космическая одиссея — все вот это дерьмо, короче. Слова царапают горло. Он все еще хрипит после затяжной истерики в их комнате. Глаза предательски щиплет. В ответ на известие Эмерих не пойми каким хером садится в койке. Бирюзовая простыня скатывается на колени, обнажая опутанный проводами торс, исколотую левую руку, в которой все еще торчит катетер, соединяющий кровеносную систему пациента и систему подачи препарата. Правая рука туго перемотана бинтами. Точнее то, что от нее осталось. Из культи торчат дренажные трубки, обхваченные бурыми бинтами. Локоть и все что ниже него отсутствуют. Эмерих замечает это не сразу. Взгляд цепляется за пустоту на месте руки. Хотя он все еще ее чувствует, до самых кончиков пальцев, даже сквозь блокаду препаратов. Зрачки темнеют, заполняясь черными пятнами ужаса. Из горла рвется булькающий, сдавленный хрип, постепенно перерастающий в вопль. Эмерих заваливается на спину, продолжая с ужасом взирать на культю, теперь приподнятую, обнаженную, уродливую и неотвратимую. Тайфас панически не понимает, что ему делать. Он вскочил со своего стула и так и торчит скорбным изваянием, наблюдая за тем, как на койке орет, захлебываясь воплем, Эмерих. В палату вваливается запыхавшийся мужчина. Каштаново-рыжие волосы собраны в неряшливый пучок на затылке, покрытое веснушками, перечеркнутое шрамом наискось лицо. Глаза цвета осенней листвы, в зубах зубочистка. В руках шприц. — Блять! Я ж просил его не тревожить! Держи! Держи его, тупой ты кусок дерьма! В четыре руки они вжимают в койку непрерывно дергающееся тело, Уильям вкалывает в трубку системы препарат. Проходит еще несколько тягуче-болезненных минут перед тем, как пациент затихает. — Ебать у вас тут весело! А я на своих повернутых умников-фанатиков жаловался. Да ребята чисто сокровище! — Грейнхард садится на край койки в ногах Эмериха, недовольно наблюдая за тем, как парень проваливается в очередной искусственный сон. — Хорошо, что моему коллеге уже оторвал руки парень босса, потому что за такую ампутацию я бы сам их под корень, нахуй, выдернул. Это ж надо так бездарно изуродовать парня? На кой, спрашивается? Все равно ведь отдавать сукиным греям будем. Там бы его руку даже из состояния фарша восстановили. А так… не думаю, что будет хорошей идеей отдавать отрезанное в пакетике. Тем более что ампутированный материал не находился в холодной среде, не стерилен, и вообще из него проще стейков с кровью наделать. Ты кстати обедал? Выглядишь каким-то подозрительно зеленым? Какой гемоглобин? А ну следи за моими пальцами, малец. Сообразив, что новое светило медицины в их подземном мраке переключилось на него, Тех поспешно замотал головой, отступая от Грейнхарда на пару шагов назад. — Не-не, док. Я в порядке. Просто немного перенервничал. Не стоит беспокоиться. У вас и так полно работы. Уильям перестает водить указательным пальцем из стороны в сторону и нехотя соглашается с доводами мальчишки. По его скромному мнению в этот бункер следовало направить целую бригаду, с психиатром во главе. Но, к сожалению, его мнением не особо интересуются. — Это да. У вас тут форменный пиздец во все поля, скажу я тебе, парень. И это несмотря на неплохую дисциплину. На моей предыдущей базе все было прямо да наоборот. Каждый доходяга мнит себя истинной в последней инстанции. Зато никому руки круговым, уебищным, способом не отрезают. Ладно, пойду я, посмотрю как остальные. Если этот придет в себя, кричи. Хотя не должен, дозу я ему вкатил лошадиную. Скорее всего, пришельцам на руки сдадим в бессознанке. Ему же лучше. Не представляю, что должен чувствовать парень, который прошел штурм, чтобы в итоге оказаться разменной монетой. Хлопнув Теха по плечу, Уильям ушел, аккуратно притворив дверь. Вновь усевшись на свой стул, парень обессиленно ссутулился. О том, что его тоже отправят к врагу в бункере, пока знали единицы. И Тайфас не понимал радоваться этому или нет. Скорее всего, ему было просто плевать. Хотелось скорее увидеть сестру. И чтобы Эму стало легче. Хотя он смутно представлял, что для этого должно произойти. Уже на коридоре Уильяма встретила Эфемерида и, маячащий за ее спиной, Ал. — Он в порядке, док? — встревожено сдвинув брови к переносице, спрашивает девушка. Грейнхард пожимает плечами. — Насколько это возможно в сложившейся ситуации. Транспортировку точно переживёт, а остальное не наша забота. Пленник нуждается в моем внимании? Ал недовольно фыркает. Бронзовое, идеальное лицо выражает высшую степень скептицизма. Спутник Эфемериды как всегда считает, что всех неугодных гораздо проще убить, чем морочить себе с ними голову. Самое удивительное, такой подход довольно часто оказывается вполне действенным. — Нет. Коммандер ведет себя смирно. Он спокойно дал себя перевести на место рандеву и обратно. Даже не шелохнулся. Думаю, проблем быть не должно. — Отлично. Когда все немного уляжется, жду вас на консультацию. Мбози просил присмотреть за вами двумя. Сами понимаете, с этим малым лучше не спорить. Дождавшись утвердительного кивка от обоих, Уильям ушел, оставляя Эфемериду стоять посреди коридора, нервно поправляя высокую горловину водолазки, чувствуя как руки Ала неумолимо оказываются на ее плечах.