Фиолетовые небеса

Их погрузили в старый, армейский грузовик. Килгор сидел в дальнем, левом углу кузова, под присмотром улыбчивого эндемика с линялыми светлыми волосами, в неуместной под землёй широкополой шляпе, сдвинутой на затылок, с татуировками жуков на груди. Котари знала бы точно, что значат эти рисунки, но Котари здесь не было. Возможно, ее уже нигде не было. Килгор смутно понимал, что Котари, которую он знал, перестала существовать вместе с Мартабом. Ощущение от мысленного соприкосновения с сестрой осталось тягостное, гнетущее, словно созерцаешь медленную агонию, разрушением чего-то прекрасного, гниение. Вот только думать об этом Килгор не мог на самом деле. Не сейчас. Не сейчас. Не сейчас! Светящийся в полумраке металлического нутра взгляд молчаливо вгрызался в каждого нового пассажира. Первыми принесли увязшего в коме мальчишку, щуплого, черноволосого, под глазами — серые кляксы теней, шагающий рядом телепат держит прозрачный пакет с какой-то жидкостью, ни на кого не смотрит, не говорит слов благодарности людям, несущим носилки. Просто садится рядом с безучастным телом на гофрированный, металлический пол, вешает куль прозрачной субстанции на спинку жесткой лавки рядом, намертво прикрученной к бортам грузовика, берёт за руку фарфоровую куклу, о состоянии которой беспокоится больше чем о себе, об окружающих, обо всем человечестве. Вслушиваться в чужую боль и горе не хочется. У Килгора хватает собственных. Остается верить, что этим двоим помогут, хотя точно не так, как им бы хотелось. Килгор ждет. Он ждал уже так долго. Уговаривал себя, обманывал, вынуждал жить, когда это казалось почти немыслимой пыткой. Жить ради одного обещания. Жить ради одного существа. Ради воспоминания улыбки на детском лице за стеклом. И что теперь? Осталось всего несколько минут, может несколько десятков минут, пусть даже сотен! Какая разница, ведь он ждал годами. И оказывается что эти последние крохи времени самые худшие. Потому что он не может уловить его мыслей, не видит его в ближайших воспоминаниях окружающих и тихо, молча, незаметно сходит с ума. Кажется, в последний момент все пойдет не так. Кажется, его мальчика отнимут, спрячут, уничтожат, и призрачная, робкая надежда обратится ужасом. Маар Рим ощущается издалека, он фонит плохо сдерживаемым счастьем, предвкушением, припорошенным лёгким налётом нервозности и попытками не думать о недавней близости со своей парой. Маар знает, что в кузове его ждет коммандер, но он плохо справляется. Полутени салона принимает в своё нутро ещё пару беженцев подземелья. Астронавигатор и эмпат. Взявшись за руки, сплетя пальцы. Высокий, красноглазый, словно умай-ар, эндемик настороженно осматривает четверку внутри. Идет вслед за чернокожим пришельцем к углу, в который себя втиснул Килгор. — Коммандер, рад видеть вас. Я уловил отголоски образов, пока нас сюда вели. Ваша пара в порядке. Его скоро доставят, вместе с последним членом эвакуационной группы. — Это все? Никто больше не захотел уйти с нами? — Ну, это военизированный бункер. Все, кто здесь находятся, провели последний год больше смерти опасаясь попасть к нам в руки. Было бы странно, если бы эти разумные в одночасье сменили своё мнение. Но, думается, пока завершится эвакуация наземных сил и свёртывание программы колонизации кто-то может передумать. Во всяком случае, я на это надеюсь. Маар Рим мастерски отвлекал его внимание, обнимая одной рукой альбиноса, игнорируя насмешливый взгляд эндемика из-под тени жёванной, потрепанной шляпы. Этот мужчина сидел, вытянув ноги, обманчиво расслабленный. Килгор не мог сказать с полной уверенностью, спрятана ли ещё в его груди капсула с антиматерией. Не мог сказать, что из себя представляет конвоир, просто потому, что его телепатия наталкивалась на пустоту при попытке проникнуть в разум одаренного. Словно у эндемика не было мыслей, не было прошлого. Словно его самого тут не было. Иссушенное ветрами, медное, лицо, ясные голубые глаза в паутине тонких морщин. Возраст, от тридцати до бесконечности. Его бы стоило забрать с собой. Просто чтобы увидеть, кому может подойти такое странное существо. — Скоро отправимся, джентльмены. Не стоит волноваться, — говорит он, не отрывая водянистого взгляд от охрового пола кузова. И действительно, спустя пару мгновений по металлическим ступенькам короткой лесенки барабанит ботинками перепуганный, бледный как лист бумаги эндемик. Тайфас, улавливает мысль Маара Килгор. Но мимоходом. Всё его внимание сосредоточено на осторожных шагах покрытого шрамами убийцы. Он несёт молчаливый груз. Он боится его потревожить. Килгор встает, сжимая кулаки. Когти врезаются в кожу. Лицо принимает пугающее выражение. Что-то среднее между бешенством и отчаянием. Эмериха вносят обёрнутым в одеяло. Бледный, серый, весь какой-то истаявший. Он похож на тусклый голографический оттиск себя самого. Рябит, мерцает, вот-вот просто потухнет и не станет его вовсе. Килгор делает несколько шагов. Они как падение, невозможно остановиться, пока не столкнется с неизбежным вплотную. Фокус зрения сужается до тоннеля, увеличительной линзы, тёмного колодца, на дне которого сияет лицо мальчишки. — Отдай. Его. Мне. Хрипит. Голос — рык, сквозь ощеренные челюсти, разломившиеся клыкастым провалом до самых скул. Присохшая было корка вокруг наспех вправленного жвала расходится бахромой, чёрным струпьям разодранных мышечных волокон. Боль помогает немного прийти в себя, сделать пару глубоких вдохов. Охотник протягивает свою ношу, почти не ощущая её веса. Пара тусклых, выгоревших серых зрачков на лице из лоскутов смотрят холодно и предостерегающе. Килгор это игнорирует. Он игнорирует, совершенно всё. Сверток почти ничего не весит. На мгновение кажется, что Эмерих опять ребенок. Непослушные русые вихри налипли ко лбу, тайными письменами неизученных рас. В них читается ужас. Сквозь приоткрытые губы едва слышимые вдохи и выдохи. Мальчишка в беспамятстве. — Док стабилизировал его состояние. Сказал, транспортировка должна пройти без лишних сложностей. Рекомендовал вашим врачам держать его первое время на успокоительных. Парень пока плохо воспринимает ампутацию руки. Глухо и тихо гундосит шрамированный, пытаясь донести что-то до разума пришельца, ушедшего в созерцание Эмериха. Он коротко кивает. Лишь бы их оставили в покое. Забивается с молчаливой ношей в свой угол как хищный зверь в логово. Сидит там, осторожно ощупывая тело погруженного в болезненный сон парня. Он истощен, под глазами — чернильные пятна теней, впалые щеки, растрескавшиеся в кровь, посеревшие губы. Из-под мшисто-пепельного эпителия в трещины проглядывает малиновка мякоть, пахнет металлом, поблескивает алым бисером мелких, свернувшихся капель. Отвернув одеяло, Килгор долго смотрит на обрубок руки. Многослойный кокон бурого, пахнущего горькими медикаментами бинта похож на брюшко упитанной личинки. Из сегментов тканевой брони торчат грязные от свернувшейся крови и коричневой медицинской пропитки трубки-усики. Он помнит, как кричал Эмерих, без предупреждения получив страшное увечье. Помнит, что сам стал причиной этого. Собственная вина наслаивается, растёт, возвышается как врастающий в стратосферу орбитальный лифт. Когда он рухнет, на планетарной коре останется шрам. Прикрыв веками глаза, Килгор склоняется ниже, жмется лбом к виску человека, шумно, с присвистом и порыкиванием дышит. Вскоре ему вторит мотор грузовика. Все молчат и смотрят. Даже Арчибальд. Смотрит, вцепившись в руку Тоби, пытается увидеть в поведении умая что-то человеческое, что-то понятное, но наталкивается лишь на скрип и скрежет литосферных плит, на грохот лавин, на рокот штормового прибоя. Ничего внушающего доверие. Над мальчишкой горбит тяжелые плечи монстр, реликтовый зверь. Созерцание слабых потуг вражеского коммандера сдержать собственные порывы вызывает лишь желание выпрыгнуть с кузова грузовика, вперёд головой, утаскивая за собой почти труп, почти любимого, и никакого сочувствия. В конечном итоге он их не знает. Ему на них плевать. Арчи гладит прозрачную кожу неподвижной ладони в своих руках. Арчи переводит взгляд на Лиама. Тот сидит, бедро к бедру с пришельцем. Их пальцы переплетены, руки в замке покоятся на коленях человека. Альбинос второй ладонью накрыл запястье умая, то ли пульс считая, то ли просто пытаясь ободрить. Синеглазый ублюдок с иглами вместо волос мучительно морщится, по выпирающим скулам гуляют бугры напряжённых мышц. Он сжимает челюсти и заслоняет своим плечом эмпата. Выглядит так, словно у него сильная зубная боль. А болеть в этой пасти есть чему. В кузове повисло тяжёлое, намертво онемевшее молчание. Растерянный Тех сиротливо трясется на лавке. Поближе к конвоиру. Крокодил Данди, настоящего имени которого Арчибальд не знает, старательно изображает декорацию. И только Эмерих и Тоби действительно спят. Но, кажется, и все присутствующие погрузились в анабиоз. Путь по темным червоточинам тоннелей тянется и тянется. Они, как грешные души, спускающиеся в ад. Только на том конце ждет вознесение. К самой орбите, и ещё выше. В чужой, плохо понимаемый мир, где им с Тоби никогда не быть вместе. Сказать, что это решение далось Арчибальду легко — значило гнусно солгать. Он даже в какой-то момент склонялся к мысли, что убить себя и ушедшего вглубь своего сознания парня будет гораздо гуманнее, лучше, проще. Но, оказалось, уничтожать то, что ты любишь — не так просто. У него попросту не хватило духу. Не поднялась рука. Выяснилось, Арчи гораздо легче принести себя в жертву. И их недостижимое совместное будущее тоже. Может хоть так Тоби наконец-то поймет, сколько для него значит? Склонив голову, посеревший за свое суточное бдение над телом напарника телепат горько усмехнулся. Собственные призрачные надежды кажутся жалкими и неуместными. Уж он то точно знает, сколько сил тратил черноглазый идиот на отрицание очевидного. Вряд ли хоть что-то сможет изменить его точку зрения. И вряд ли это имеет какое-то значение сейчас. Достаточно будет самому знать, что Тоби жив, что он в порядке, иметь возможность иногда его видеть. И плевать на всех окружающих их клыкастых уродов. Как сейчас ему плевать на коммандера, на партнера Лема, на отправившую их в качестве прощального подарка захватчикам Эфемериду и её цепного пса. Он принял за Тоби очень серьезное решение. Эгоистично и самоуверенно, потому что сам не согласен его терять. Даже если существование в мире пришельцев для напарника будет хуже смерти. Умереть ему там не дадут. Так что, Арчи считал своё преступление идеальным. — Коммандер? Вы ещё не ощущаете пульс содружества сознаний? Моих сил не хватает, чтобы связаться с флотом. Может вместе мы могли бы пробиться через толщу почвы и сообщить о необходимости присутствия на месте встречи медиков? Взгляд, который бросает на научного офицера Килгор кажется едва ли осмысленным. Он пуст и безжизнен, как воронка сингулярности. Но голос из его изуродованного рта вырывается на удивление спокойный. — Я сообщил Котари во время переговоров о возможном присутствии раненых эндемиков в группе эвакуации. Так что медики будут. Вам не о чем беспокоиться. У плеча Маара тяжело вздыхает альбинос. Его кроет и корёжит общим настроением, апатией и подавленностью, болью источаемой всеми. Даже молчаливый Мэдисон с едва ли читаемой улыбкой на губах тихо вплетает свою нотку утраты и болезненного ожидания. И Лиам может только догадываться, о ком тоскует тайное оружие Эфемериды. Собравшись с духом, он делает то, что умеет лучше всего, тихо и незаметно распространяет вокруг себя нужные эмоции, подавляя тревогу, заглушая тяжелые мысли и страхи. Весь фокус в том, чтобы действовать очень медленно. Лиам привык работать с взрывоопасным Алулимом. Стоило тому заподозрить вмешательство эмпата, как упрямый псих блокировал его способности. Эфемерида в такой же ситуации просто переставала ощущать эмоции вовсе, ратуя за ощущения и спокойствие старшего товарища. Их троица привыкла заботиться друг о друге, пусть даже всё закончилось вот так. Лиам не жаловался. Лиам, погруженный в чужие эмоциональные состояния, ощущения, переживания, впервые поверил, что сам способен на действительно сильные чувства и наслаждался ими, как слепец, вдруг обретший зрение. За такое — дырка в плече малая цена. За такое и отсеченные конечности не будут достаточно высокой платой. И все же. Он считал себя ответственным за окружающих, наверное. Уже по привычке, наверное. Пытался помочь, потому что иначе не умел. Спустя еще какое-то время, расслабившийся, уткнувшийся затылком в мелко дрожащий борт грузовика, Маар немного сильнее сжал его руку, искоса рассматривая вылепленный из алебастра профиль мужчины. Одними губами прошептал беззвучное «Спасибо» и прикрыл темно-синие, больше не источающие свет глаза. Мысль о том, что все это время тело пришельца меняется, перестраивается специально под него, Лиама, усваивая полученный генетический материал и запуская внутри гибкой, широкоплечей фигуры свои таинственные процессы, неизменно грела изнутри ощущением сопричастности, родства, медленно обретающей все большую силу связи. Кому не понравится мысль о том, что существо настолько прекрасное и сильное, прибывшие с далекой звездной системы, полностью принадлежит только тебе, никогда не предаст, не сбежит, не поставит свои интересы выше твоих? Лиам считал свою ответную преданность и одержимость Мааром закономерной реакцией. Это было естественно, как дышать. Глазеющий на них со своей холодной металлической лавки Тех передернул плечами. Клыкастый урод не отпускал руки альбиноса, и не отпускал его самого ни на шаг. Было страшно представлять сестру в такой же хватке, в такой же рабской зависимости от врага. Еще страшнее думать, что с ней успели сделать на инопланетном корабле. Тайфас видел, что бывает с человеком, побывавшем в запертой комнате с умаем, и как бы сильно Лиам не пытался выгородить ублюдка, всё, что он испытывал сейчас — отвращение и тихий, скребущий в самом нутре страх. И еще ощущение собственной никчемности. Потому что ни защитить, ни спасти Ритс не сможет. Только быть рядом, поддерживать. А если этого будет недостаточно? Их выслали с планеты, как какой-то мусор. Отдали трофеями захватчикам. Живым примером Эмерих тряпичной куклой покоился в объятиях вожака пришельцев. На голову выше Маара, массивный, с разодранной щекой и струпьями свернувшейся крови на пол лица, он внушал только страх и отвращение. Хотелось отнять у хищной твари изуродованного парня, хотелось остановить грузовик и бежать обратно. В спасительную утробу бункера. Вот только возвращаться им некуда. И цена за попытку побега, как всегда, слишком высока. Постепенно на Тайфаса начала накатывать сонливость. Он попытался представить, что все не так плохо. Может Ритс повезло больше? Есть же у этих уродов женщины? Может сестрёнке досталась какая-то кроткая дамочка, медик или техник, и они станут подругами, будут общаться на общие темы, и в промежутках рожать ему миленьких, зубатых племянников? Подробная картина заставила технопата грустно улыбаться. Представить Ритс матерью было определенно сложновато. Наверное, потому что она всегда заботилась только о нем? Впереди послышался скрежет. Едва различимые в лучах фар и габаритных огней стены тоннеля внезапно затопило серым, разбавленным светом, и спустя пару мгновений они выкатились на поверхность. Выход из тоннеля скрывал ангар. Ребристый, похожий на скелет выброшенного на берег кита, армейский реликт холодной войны стоял заброшенным посреди пустыни, не привлекая даже бомжей и бродячих псов. Слишком далеко до любых населенных пунктов. Слишком безлюдно вокруг. Упавшие ворота ангара позволяли увидеть поросший мелкими, чахлыми кустарниками плац перед ним. Местами повалившийся десятилетия тому назад сетчатый забор напоминал гнутую детскими ручонками корону из фольги. Тонко звенел распутавшейся в стальные нити проволокой на ветру. Грузовик выехал под палящее солнце, покатил по растрескавшемуся асфальту, поднимая клубы ржавой пыли, хвостом кометы за собой. Точка рандеву, назначенная у одинокой скалы в десяти километрах от места выхода на поверхность, позволяла насладиться теплом и пыльным, прожаренным до хруста воздухом. Все дружно смотрели в прямоугольный проем отсутствующего заднего борта, там клубилась рыжая взвесь, за ней уплывали назад, в никуда безжизненные просторы. Пара кружащих в высоте стервятников дополняли пастораль, как два контрольных выстрела в висок. — У нас дома есть летающие существа с двумя парами крыльев. Они очень яркие и светятся по ночам. Так привлекают мелкую живность, чтобы питаться ею. Добыча путает их с цветами до-ургу. Это такие деревья, которые отправляют огромные светящиеся цветы по ветру, распространять семена на большие территории. Птиц мы зовем катта афо, они никогда не садятся на землю, даже спят в воздухе, наполняя специальные пазухи желудочными газами, которые возникают при переваривании пищи, и повисая в вышине, как переливающиеся синими и алыми огнями цветки. Выглядит очень красиво. Правда близко лучше не подходить, когда эти твари сбрасывают газы, чтобы начать активный полет, смрад стоит дикий. Первым молчание нарушил Маар, поглаживая руку Лиама и мечтательно глядя в чужие, ярко-голубые небеса. Все, кроме впавшего в оцепенение коммандера, его внимательно слушали, пытаясь представить подобное существо. Тайфас впервые всерьез задумался о том, что их с сестрой, Эмериха, и вообще всех, кого утащат с собой пришельцы, ждет совершенно другой, незнакомый мир. Со своими животными, растениями, социумом. В голове всплывали все отсмотренные фильмы о колонизации чужих миров. Почему то среди них не особо много нашлось тех, где людей в такие миры ведет не захватническая политика, а участь трофеев. Грузовик громыхнул мотором на прощание, затих. Вместе с этим в своем углу пришел в движение Килгор, тяжело заворочался, встал, даже лишенный брони, окровавленный, с нечитаемым выражением морды, коммандер распространял ощущение угрозы. Тайфас сам не заметил, как по костяшкам пальцев запрыгала статика, резвым перемигиванием белых искр, наполняя горячий воздух запахом озона. — Ну-ну, парень, полегче, — из-под тени своей мятой шляпы советует Мэдисон, вставая вслед за пришельцем. — Слышь, клыкастый, отлепись от своей Белоснежки, и помоги мне выгрузить носилки. Почти без паузы, говорит надзиратель второму пришельцу, позволяя коммандеру беспрепятственно покинуть кузов грузовика. Арчибальд, успевший поменять пакет с капельницей, как только прекратилась тряска, так и не отпустил руки азиата, словно они сиамские близнецы, и разрыв тактильного контакта подобен смерти. Тех спрыгивает на грунтовую дорогу вперед последней четверки. Они остановились с тени одинокой, красной как кровь скалы, обветренной, растресканной, покрытой пятнами ярко-желтого, шелушащегося лишайника. Он безучастно смотрит, как носилки с Тоби медленно выгружают, как Арчи тяжело ступает рядом, скорбным призраком. Килгор с Эмерихом обнаруживаются на камне, торчащем у огибающей скалу дороги. Пожухлые, колючие кустарники у подножья валуна похожи на смятую, выгоревшую бумагу, на которой уже не прочитать бесцветную клинопись жёстких прожилок на подставленных небу ладошках листков. Тайфас держится поближе к погруженному в медикаментозный сон Эмериху. Чувство ответственности за парня давит, качественно разбавляя переживания о сестре. Нервы натянуты, руки сжаты в кулаки. Когда в сотне метров от них приземляется плоский, треугольный транспорт умаев, Тех даже не дёргается, наблюдая за тем, как Килгор гладит безвольно откинутую голову Эмериха по спутанным волосам. — Ну все, уроды, надеюсь больше никогда не увидимся. Бон вояж! — салютует паре бывших пленников Мэдисон, запрыгивая в кузов до того как из открывшегося люка выгрузится встречающая коммандера и Маара делегация. Пара военных, так и не покинувших кабину грузовика, спешат развернуться и уехать обратно, пока кто-то из пришельцев их не увидел. Рисковать пополнить собой группу отщепенцев, отданных на откуп захватчикам, никто не хочет. И Тэху становится страшно, он нервно рассматривает четверку идущих к ним пришельцев. Один огромный умай-ар. Его сразу можно выделить по исполинскому росту и тяжелой, военного образца броне. Белое лицо не скрыто шлемом. Еще одна фигура — явно женская, защитный костюм синий, легкий, лицо с такого расстояния выглядит бледно-голубым пятном. Мужчина в бледно-серой броне с алой полосой через грудь может быть кем угодно. Четвертый встречающий тащит в руках тяжелый, массивный предмет, отдалённо напоминающий чемодан, только овальной, обтекаемой формы. Он тоже в черном. Видимо еще один вояка. По мере их приближения вся группа собирается вместе. Коммандер, встав со своего насеста, подходит поближе к Арчибальду, сидящему в пыли у неподвижного, погруженного в глубокую кому Тоби. То, что в бункере сумели стабилизировать его состояние для транспортировки, то, что он сам может дышать — уже чудо. И все равно тащить его в грузовике на такое расстояние было риском. — Ему помогут, — сжалившись видимо над страданиями эндемика с высоты своего роста. Немного невнятно из-за травмы, рокочет Килгор. — Ты принял правильное решение. Вряд ли их единственному телепату нужно одобрение предводителя колонизационных войск. Тайфас болезненно морщится. Лиам и Маар хмурятся в удивительной синхронности. Из присутствующих спокойны только эти двое. Когда четверка встречающих оказывается рядом, женщина в синем тянет лишенные защитных перчаток руки к Килгору. — Брат! — мелодичный голос голубокожей сильно отличается от рычащих рулад остальных умай. У нее странная кожа. На скулах переливаются мелкие чешуйки. По-видимому, дамочка — гибрид с каким-то из видов «счастливчиков», уже захваченных этими космическими селекционерами. В ответ на приветствие коммандер вымученно улыбается, склоняет голову, чтобы прикоснуться лбом к высокому лбу женщины. У нее почти такие же длинные хи как у него, собранные в высокую прическу, свитые узлами и косами. Металлические полумесяцы поддерживают всю конструкцию, видимо призванную показать статус этой мадам. Или просто навороченный для красоты. — Тайфас? — отвлекая Теха от наблюдения за поведением пришельцев, говорит громадина в черной броне. Он выглядит, как существо готовое крошить в руках камни и выдергивать позвоночники. Приходится приложить усилия, чтобы не отпрянуть от этой махины, Тех с опаской всматривается в алые глаза. Не светятся. Пронесло. Осторожно кивает, давая понять, что это он. — Держись поближе. Ритс просила проследить за твоей безопасностью. Она в порядке. Ждет нас на флагманском крейсере на орбите. С тем же успехом ему могли бы выстрелить из дробовика в затылок. Кажется, мозг сейчас потечет из ушей, рта, ноздрей. В голове что-то мучительно рушится и скрипит, натужно пытаясь осознать один ужасающий факт. Вот это… это… ЭТО огромное, красноглазое, щерящие клыки чудовище и его сестра... Нет! Рядом оказывается Лиам, ненавязчиво кладет руку на одеревеневшее плечо, сжимая. Маар в это же время отводит в сторону умай-ар, пока где-то рядом двое оставшихся пришельцев упаковывают в развернувшуюся из чемоданчика капсулу безучастного Тоби, о чем-то тихо переговариваясь. — Тэх, ты не будешь делать глупостей. По крайней мере, пока не поговоришь с сестрой. Мы не знаем, как все обстояло на самом деле. Попытка убийства пришельца в окружении его собратьев не пойдет тебе на пользу. Подумай о Ритс. Захочет она видеть тебя за решеткой? Или с промытыми мозгами? Дыши глубже. Вот так… Вновь накатывает спокойствие и тупая, анабиотическая отстранённость. Словно кто-то вдруг выключил все лишнее. Страх, переживания, ужас, отвращение, просто исчезли. Осталось лишь важное. Он хочет увидеть Ритс. Он нужен ей. А она нужна ему. И ещё есть Эмерих. Когда он придет в себя, захочет увидеть знакомое лицо. Лиам уводит его к транспорту. Серебристое обтекаемое крыло стоит, вонзая в каменистую почву десяток паучьих лап. То, что казалось металлом издали, на поверку вблизи больше напоминает серую, перламутровую кожу, пористую, в складках, натянутую на жёсткий каркас. Позади идут Маар и верзила. Возлюбленный Лиама тихо отчитывает вояку. — Нельзя просто брать и говорить парню, что ты пара его сестры в такой формулировке. Особенно если этот парень может поджарить тебя током до хрустящей корочки. И да, я буду держать колпак над его разумом все время, что смогу. В твоих же интересах. Настоятельно советую не выпускать его из личных кают как можно дольше. Желательно до самого материнского мира. — Офицер Маар Рим, мне непонятно ваше рвение вмешиваться во внутренние дела моей малой группы. Не считаю, что это уместно. Ритс… — Все еще является человеком моей пары. Как и ее брат. И покуда Лиам считает себя за них ответственным, я буду вмешиваться во все, что посчитаю, нужным. Раз уж у тебя не хватает ума молча сделать, как советуют. Просто подумай о том, что мы можем быть чуточку более осведомлены о реальном положении вещей в среде эндемиков, о том, что происходило во время их атаки на главный штаб. А еще подумай, как отреагирует твоя пара, если ты, не успев доставить ее брата, подставишь его под удар. Они прошли сквозь натянутую полупрозрачную пленку. Барьер сомкнулся сразу же за первой группой пассажиров. Сэфар буравил тяжелым взглядом спину светловолосого эндемика. Одним из условий коммандера к группе спасения было то, чтобы в ней участвовали только те, у кого уже были пары. Для чего такие тонкости Сэфар не понимал, но теперь был рад возможности первым увидеть брата своей пары. Парень оказался поразительно похож на Ритеру, и вместе с тем неуловимо другим. Причины нервозности астронавигатора оставались непонятными, но Саарим решил к ним прислушаться, хотя бы исходя из своей привычки перестраховываться. Хуже не будет. — Хорошо, — в итоге кивает он, — ладно. Тогда скажи своей паре уложить парня в одну из анабиотических капсул. Активируем на ней режим повышенной защиты, и никто этого мальца не увидит. Доставив в каюту и только там вытащим. Так достаточно безопасно и придумано? Маар совсем по человечески хмыкает, кивает в ответ, и идет к успевшим забиться в угол дезинфекционного отсека эндемикам. К тому моменту, когда на борт поднимается оставшиеся пятеро пассажиров, Тайфас уже покоится в овальном, непрозрачном саркофаге, повисшем в метре над полом на антигравитационных захватах. — Еще один пострадавший? Медик с алой полосой на груди обеспокоенно смотрит на дело их рук, но Маар отвечает чистую правду: — Нет, он был несколько нестабилен из-за новостей о паре сестры. Лиаму пришлось его успокоить, и мы уложили его в стазис из соображений безопасности. Вытащим уже в каюте командира Саарима, в непосредственной близости его пары. Когда эндемик увидит, что с его родственницей ничего не случилось, его состояние вернется в норму. Они все перемещаются в пассажирский отсек. Три капсулы с людьми. Двое эндемиков, один из которых не отходит от капсулы с Тоби, второй от Маара. И умаи, каждый занятый чем-то своим. Коммандер вместе с сестрой закрепляют капсулу, в которой покоится Эмерих. Медик следит за показаниями самого тяжелого из пациентов. Пилот, вероятнее всего будущий член восстановленного отряда Сэфара, занял свое место в кресле, готовя корабль к отправке на орбиту. Сэфар за всем этим наблюдает, подмечая детали. Когда каждый усаживается в кресло, активирует разгрузочную сеть, по крылу идет едва уловимая дрожь. Это в брюхо втягиваются посадочные лапы. Спустя мгновение и пустыня и материк оказываются позади. Без необходимости успокаивать готовую убить все вокруг Ритс, транспорт разгоняется куда быстрее, разрывая непрочные путы гравитации, пока вокруг не оказывается лишь разреженный воздух стратосферы, в которой он скользит по направлению к точке выхода на околоземную орбиту. Туда, где вращается в неспешном танце флагман колониального флота. Корабли пришельцев распределены через равные промежутки, к ним курсируют светящиеся серебристые точки грузовых и военных транспортов, собрано и деловито стягивая все колониальные силы для эвакуации. После нападения на центральный штаб человеческое инфополе штормит. Сообщества и страны стагнируют, захлебываясь теориями. Одаренные не спешат выходить на передний план и брать ответственность за атаку. Никто не знает что произошло, а совет офицеров не посчитал нужным вносить разъяснения. Это больше не их проблема. Умиай объявили о завершении колонизации, о том, что заберут с собой всех, кто пожелает отправиться в мир колонистов, и прекратили любые дипломатические сношения с эндемиками. Просто методично, деловито как муравьи, стаскивают все свое и всех своих к пунктам сборов. Пока на периферии уже разгораются беспорядки. Остается только порадоваться, что пришельцы уничтожили подавляющее большинство военной техники, оружия массового поражения, да и просто оружия как такового, в первые же недели колонизации, иначе люди уже устроили бы такую привычную им кровавую возню, раздел территории и благ, пытаясь занять освободившуюся нишу всемирного господства. Сэфар улыбался, глядя на уменьшающийся в голографическом интерфейсе голубой шар планеты. Ритс больше никогда не будет грозить опасность. Их дети не увидят войны. Им даже проходить муштру умай-ар не придется, потому что они не будут такими как он. Новое поколение. Умай. Гибриды. Лишенные приставки определяющей расовую принадлежность. Разве это не великолепно? Сэфар искренне считал, что подобная возможность стоила всех лишений, привнесенных в их существование вакциной, положившей конец эре Разъединения.