emerald city

Когда мы целиком отдаем себя духу танца — он становится молитвой. Чимин молиться не умеет, да и в Бога не верит. Он общается с миром через балет, вручая всего себя плавным движениям. Его душа поёт, стоит оказаться в тренировочном зале и снова раствориться в пагубном танце. Каждое искусство своими средствами рассказывает людям о человеческих переживаниях, мыслях, чувствах, о всевозможных событиях — реальных, сегодняшних и исторических. Но балет лишён слова. Его рассказ — танец. На фоне жизни звучит прекрасная мелодия, а омега с бледно-розовым цветом волос даёт выступление, распускаясь на сцене нежным цветком, приковывая взгляды зрителей к своей персоне. Белоснежный романтический костюм развивается шлейфом, точно следуя за Паком. На сцене омега летает, отдаваясь в лапы выученной наизусть хореографии. Он улыбается широко, радуется, услышав аплодисменты сотни людей, которым удалось лицезреть его выступление. Сон. Только это снится ему в последние дни. Это сновидение, граничащее с кошмаром наяву. Пак ещё никогда не слышал аплодисментов, адресованных ему, не видел ярких улыбок и искрящихся глаз людей благодаря его выступлению. Он не увидит всего этого ещё несколько лет, ведь только поступил. Ему предстоит пройти долгий путь танцора балетного театра, прежде чем появиться на сцене, о которой так грезит. — Ты бездарен по отношению к балету! — слышал Чимин из раза в раз, когда только записался в танцевальную секцию. Он лишь начинал, первые шаги были самыми неумелыми, но благодаря подобным высказываниям омега смог показать средний палец окружающим, которые твердили о том, что у него ничего не получится, и поступил в хореографический колледж, окончив школу с отличием. Преподаватель по танцам в школе оставлял желать лучшего отношения к ученикам. Как учитель — неплох, но вечные оскорбления дети, пусть и маленькие ещё совсем, выдержать не все в силах. Омега выдержал. Всё преодолел, впитывая каждое слово, как губка, будь то каверзное высказывание в его сторону или совет, что в будущем поможет. Когда он только появился в секции, был одним из худших детей, которым не давался балет. В то время омега не понимал, зачем ему это. Почему папа выбрал для него именно танцевальный сектор, а не какое-нибудь рисование, куда Пак изначально хотел. «Я вижу тебя на сцене», — эти слова, адресованные ему от папы, поселили в нём заинтересованность к балетному искусству. «Какой же я буду на сцене? Почему папа видит меня именно там?» — подобными вопросами задавался омега, когда получал новую порцию негативных отзывов о своих скованных движениях. Самый близкий человек и стал толчком к его новоиспечённой мечте: оказаться на сцене, неважно какой: маленькой или большой. Отец, на слова Чимина о Национальном театре, в который он так хочет попасть, всегда твердил, что балетные танцы — это лишь хобби на его юный возраст. Для кого-то это действительно лишь хобби, а для Пака балет стал страстью и делом всей жизни. В него никто не верил, кроме папы, он служил поддержкой и опорой в переломные моменты обучения. Подбадривающие слова были огромным стимулом не бросать, продолжать эту деятельность, которая для семилетнего ребенка была всем. В колледже дела обстояли не лучше: уровень намного выше, чем в какой-то школьной секции, соответственно, сложнее. Но омега держался молодцом, схватывал всё практически на лету, практикуясь допоздна, стирая ноги в кровь из-за слишком долгого ношения пуантов. За спиной стоит строгий хореограф, альфа по имени Хан Инхо, личный надзиратель первокурсников. По учебному заведению даже ходили байки о том, что вместе с этим преподавателем несколько лет назад в колледж пришёл призрак омеги. Многие шептались, что видели это нечто, как, проходя мимо окон тренировочного зала, слышали играющую музыку из спектакля «Щелкунчик», а рядом с окном показался тот самый призрак. Блондинистый омега в кроваво-красном костюме, в плену забытой музыки старинной. Он танцевал тихо и легко, а инструменты сами в такт играли, наводя ужас на студентов, которым удалось заметить это зрелище. На следующий день омегу никто не распознал, а камеры, что стоят в зале хореографии, не зафиксировали никого в ночное время. Уже через сутки в преподавательском коллективе появился новый хореограф, который уволился из престижного университета. Все студенты находили это совпадение довольно странным, по колледжу разносился шёпот, обсуждающий мистику, однако всё быстро утихомирилось. Но первокурсников до сих пор постоянно посвящают в эти события годовалой давности. Эту байку Чимин по-другому назвать не может. Она даже продумана плохо, по его мнению. Он просто скептик, ему не дано верить во всяких омежьих призраков, которые отплясывают в три часа ночи в закрытом колледже. — С такими навыками ты вылетишь после первого же семестра! — теперь подобные слова адресованы совсем не Паку, что, сидя на полу, завязывает на накаченных ногах пуанты, а его однокурснику альфе, которого взяли на платное обучение. Омеге как-то удалось с ним поболтать в первый день учебы. Лучше бы он этого не делал, ибо диалог, длящийся всего пару минут, дал ему понять, что не все студенты, поступили сюда благодаря тяге к танцам. Тот альфа, например, просто захотел поступить в это место. Чимину хватило его ответа, чтобы пересесть подальше. Да, омега где-то лицемерен, но шок, в который он впал от слов «просто захотел», не отпустит ещё долго. Чимин предполагал, что в этом учебном заведении будут не все, у кого душа к танцам лежит, но… Если это не так, то зачем вообще поступать в подобное место? Омега дышит танцами. Он поступил сюда далеко не просто так: у него большие планы на балет, который когда-то был просто хобби. Именно поэтому Пак до последнего сидел за домашним заданием и до обмороков и сбитых в кровь коленей кружился в танцевальном зале на секции. Начитавшись дурацких статей в интернете об «идеальном весе артиста балета» Чимин стал морить себя голодом. Да, даже такой период в его жизни был, когда ему вот-вот должно было стукнуть тринадцать лет. В этом возрасте у омеги имелась идеальная растяжка, но этого ведь совсем недостаточно, так? В глупой головке постоянно всплывали вопросы о фигуре, которой у него не было из-за слишком ещё юного возраста.

the rose — insomnia

На завтрак — листья шпината, обед — стакан воды, ужин… а ужин был благополучно пропущен. Родители из-за большого объёма работы не следили за рационом питания Чимина. Он всегда плотно кушал, милые щёчки и румянец на них никогда не пропадал, беспокоиться было не о чем. Это продолжалось до первого звонка папе из школьного медкабинета. Первый голодный обморок и подозрения на булимию. Пак насильно заталкивал в себя еду на школьных обедах, ибо постоянные вопросы от учителей о том, почему ребёнок ничего не ест, избегать было невозможно. А дальше как по накатанной: два пальца в рот и объятья с белым другом, до которого Пак бежал со всех ног. Это видели одноклассники, задавали вопросы, но на ожидаемый ответ: «Так надо, всё в порядке», отставали. Дети всё рассказали только тогда, когда в школу приехала скорая и Чимина забрали на носилках в больницу. Мелюзге объяснить сложно, что подобное поведение их одноклассника совершенно ненормально, как выражался сам омега, убеждая всех в обратном, в таких случаях надо всегда докладывать старшим. Родители не доглядели, школа не обратила внимание на бледного в последнее время ученика, который до последнего отдавался танцам. С Чимином ведь такое не впервые: он много раз падал в обморок в секции из-за переутомления, все спихивали это на трудолюбие, что он просто всего себя любимому занятию отдавал. Да, делали замечания, но запретить ученику заниматься танцами не могли. После этого случая омега посещал психиатра несколько раз. На приеме врач задавал наводящие вопросы, чтобы узнать о течение нарушения пищевого поведения, выраженности симптомов и длительности развития. Отец с папой ни на миг не оставляли сына одного, всё твердили, что в его возрасте «идеальный» вес и формы совершенно ни к чему, папа говорил о сосредоточенности на занятиях, а отец рвал и метал на мужа: «Я всегда знал, что твоя идея с танцами никудышна!», «Наш ребёнок чуть не погубил себя!» Постоянные сдачи анализов и временная госпитализация заставили Чимина пропустить два месяца учёбы на восстановление здоровья. Он умирал в душе, чуть не завял, как несчастный цветок, без пуантов и балетных танцев, которыми жил, но стоило врачу намекнуть, что, если омега не перестанет маяться дурью и губить себя, то не сможет стать артистом балета, Пак тотчас взял себя в руки и начал выполнять все врачебные указания. Понемножку, по чуть-чуть, шаг за шагом, Чимин пришёл в себя. Благодаря специальным, назначенными профессионалами, диетам, ребенок более менее восстановился. Метка РПП в медицинской книжке с ним на всю жизнь, диагноз булимии навсегда в его теле. От неё не избавиться, она, как въевшийся в тело червь, будет временами напоминать о себе, о неосознанном селф-харме малолетнего омеги. Чимин вернулся в школу суровой зимой, взялся за навёрстывание упущенного, с чем справился только благодаря лучшему другу, Чхве Лиёну, что не отказался помочь с объяснением многих тем, во время которых Пак лежал в больнице. Так, к концу года, он снова оказался на позиции «хорошиста». Для поступления в колледж того было недостаточно, даже в таком юном возрасте Чимин понимал это, поэтому снова вернулся к вечным тренировкам и повышению балла по успеваемости. Одна беда, казалось бы, позади. Но кто даст белой полосе идти дольше положенного срока? Когда Чимину вот-вот должно было исполниться пятнадцать лет, у отца обнаружили рак лёгких. Услышав этот диагноз, уже многие понимают, что последует дальше: неизбежная смерть. Виной всему табачный яд, сигареты, проще говоря, которые альфа выкуривал по целой пачке за минимальный срок. Глава семьи не любил посещать больницы и тянул до последнего, пока муж самостоятельно не отвёл любимого на обследование. Болезнь диагностировали не сразу: было много догадок, по какой причине может быть затяжной кашель и боль в груди. Точный диагноз поставили только тогда, когда заболевание развилось уже до второй стадии и началось кровохарканье и полная потеря аппетита. Своё пятнадцатилетие омега проводил у койки отца. Папа впал в истерику от озвучивания стоимости операции. Дорогостоящие цены в медицине, тем более на такую серьёзную процедуру, — не в новинку. Но такую крупную сумму нигде не найти. Оставалось лишь ждать. Надежда умирает последней. Для Чимина она умерла в первую очередь. Смотря на всё, что происходило с папой в этой злосчастной больничной палате, как отец ослабевшей рукой сжимал запястье любимого мужа, говорил о том, чтобы сына да себя берёг, чтобы не сдавался, руки не опускал, хотелось разорваться на мелкие атомы. Ребёнок желал спрятаться в шкафу, желательно на очень продолжительное время, лишь бы не видеть слёз родного человека, смерть отца. Пак Сону подал охрипший голос в свой последний день. Слова, озвученные тогда родным человеком, юный омега не забудет никогда. Отец признал его, признал балетные танцы и мечту, которой Чимин дышит до сих пор. «К сожалению, я не смогу придти на твоё выступление. Но я хотел бы, правда, Минни», — этого хватило, чтобы слёзы хлынули из глаз. Омега часто закивал, пообещал<, что папа насладится его выступлением, пусть уже и в одиночку. На следующий день альфа умер. А у Чимина появилась ещё одна причина, чтобы выйти на сцену театра. Скорбь по отцу в семье Пак длилась долго. Несколько месяцев папа не мог придти в себя после этой потери. Чимин вскоре начал посещать школу, всё вернулось на круги своя. Почти всё. Холод на второй половине постели будет преследовать Пак Джиана, омегу Сону, до конца жизни. Он сильный человек, но ещё нескоро прекратит разговаривать вечерами с фотографией мужа, аккуратно поставленной на кухонном столе, и давить в себе тихие истерики, чтобы не разбудить сына, спящего в своей комнате.

***

Инхо в своём репертуаре — орёт на кого ни попадя. Поговаривают, что его вопли слышны даже в учительской на втором этаже. На минуточку, хореографический зал находится на первом! Жалоб, конечно, не поступало. Никому не захочется сталкиваться с таким неуравновешенным альфой, а тем более водить какие-то конфликты. Хан был одиночкой, а за нормальным диалогом его видели лишь с директором. Обычно такие люди добиваются многого, ведь хладнокровны, не имеют сочувствия, сбивают конкурентов пачками, быстро выходят из кордебалета и идут выше. Поговаривают, что хореограф получил серьёзную травму, из-за которой не смог продолжать дальнейшую деятельность в виде артиста театра, поэтому пошёл преподавать. Чимин в каком-то смысле Инхо даже восхищается. Одним вечером он нашёл его выступление в интернете, и, как оказалось, их строгий преподаватель-визгун был солистом балета, исполнял главные партии в спектаклях группы. Пак сильно удивился, ведь альфа достоин большей похвалы, а не перешёптываний за его спиной в стенах колледжа и страха студентов при одном его виде. После той информации омега стал по-другому смотреть на Инхо, что не переставал кричать на подопечных. С таким сонбэ Пак многого добьётся, он уверен. После того, как омега отработал двадцать фуэте и показал хореографу, получив молчаливый кивок в ответ, означающий одобрение, он пошёл в раздевалку. Сложив в старенькую спортивную сумку одежду, Чим закидывает её на плечо. Хотелось бы принять душ сейчас же, и возможность есть, и желание, но надо домой спешить да в больницу к шести вечера. Пак выходит на улицу и накидывает капюшон. Крупная капля с крыши падает ему на нос, заставляя вздрогнуть, забавно поморщившись. Моросящий дождь не стихал уже несколько часов — омега из окна зала наблюдал за ним во время перерыва. С самого утра небо затянуто тёмно-серыми тучами, выглядит всё довольно угрожающе. Чимина это нагнетает, из-за подобной погоды настроение всегда падает, делать ничего не хочется. Сидеть бы дома за кухонным столом да чай горячий пить, грея руки об кружку со Звёздными воинами. Омега наблюдал за расстроившейся осенней погодой из окон колледжа, слышал, как барабанит по укрытой металлическими листами крыше, по оконной раме и водяному сливу. Он слушал этот звук и расслаблялся. Подобная погода дарит лёгкую эйфорию ровно до того момента, пока ты не выйдешь на улицу и лично не ощутишь холодные порывы ветра, что так резво пробирается за шиворот. Однако от этого никуда не деться: не будешь же ты всю осень лежать в спячке, как медведи зимой? Чимин человек, ему учиться надо, в больницу каждый вечер бегать за час, до окончания времени посещения. Сумка летит в близлежащий угол, намоченные кеды омега неряшливо стягивает, ставя их противоположными носами на полку для обуви. Он проходит на кухню, щелкает газ и чайник ставит, спешно доставая колбасу и хлеб. Бутерброд с чаем для ужина вполне сойдет — какая разница. Главное, успеть в больницу и папу навестить, подержать за чуть тёплую руку под рассказы о том, как прошёл сегодняшний день. Вот такая рутина у Пак Чимина последние несколько месяцев. Омега всё так же наспех умывает лицо, покидав посуду в раковину — потом помоет, и снова натягивает всё те же влажные кеды. В голову закрадывается мысль о папе, будь он сейчас здесь, с ним, точно наругал бы. А за что, спрашивается? Другой обуви нет, только кеды, в которых Чимин, скорее всего, и зиму отходит. Пусть он неряшлив немного, но вещи бережёт, а всё из-за нехватки денег на новые. Пак головой отрицательно мотает от воспоминаний о единственном родном человеке и по щекам себя хлопает, заставляя навернувшиеся слёзы исчезнуть. Папа расстроится, если его малыш Чиминни будет плакать. Связка ключей гремит в подъезде, когда омега дверь закрывает и вприпрыжку спускается с шестого этажа. Снова на голове капюшон, прикрывающий бледно-розовые пряди. Цвет пора бы обновить уже, только на новую работу бы устроиться. Пак рассматривает каждое объявление на столбе, весь интернет облазил в поисках хоть какой-нибудь вакансии. Он бы и грузчиком пошёл работать, да вот только мало где на такую тяжёлую работу возьмут омегу. Но и без этого Чимину всегда удаётся найти пару свободных должностей, которые можно будет совмещать с учёбой. Вот завтра, например, Пак идёт на собеседование. Он заранее попросит у папы прощения за то, что не сможет навестить. Омега уверен — Джиан простит его. Всегда прощал раньше, несколько месяцев назад. Даже за лишние проколы в ушах, которые не одобрял. Уже привычный больничный запах забирается в лёгкие. Раньше омегу в дрожь бросало от этого слишком светлого помещения, сейчас же он ничего не ощущает. Запах медикаментов неприятный, но теперь будто родным стал, более привычным, чем несколькими месяцами ранее. Палата шестнадцать — прямо, затем налево. Конец коридора плохо освещён, ожидаемо. На входе встречается бета, который ухаживает за Джианом уже второй месяц. Аккуратно схватив Чимина за руку, он тихо сообщает, что уже через неделю нужна оплата. Паку ничего не остаётся, кроме как кивнуть. Снова придётся умолять главврача, чтобы чуть продлил срок, омега ведь ещё не нашёл новую работу, денег нет, соответственно. Помещение в бежевых тонах освещает лишь слабый тусклый свет из окна. На больничной койке лежит тело омеги, подключённое к системе жизнеобеспечения. На мониторе показано ровное биение сердца, успокаивающее от одного взгляда на него. В тишине Чимин прислушивается к дыханию папы, берёт его за руку, как и хотел, и начинает рассказывать о событиях сегодняшнего дня. Хвастается, что он идеально отработал двадцать фуэте, и Инхо кивнул, даже замечаний не сделал! Это действительно то, чем стоит гордиться, учитывая ворчливый характер хореографа. Пак вздыхает и замолкает через некоторое время, снова вспоминая события несколькими месяцами ранее. У Джиана, по словам медиков, произошёл ишемический инсульт, если простыми словами — инфаркт мозга. Папа не сразу хотел идти в больницу, рвоту и головокружение упорно спихивал на типичное отравление. Это состояние не проходило несколько дней, а когда появилось отсутствие возможности пошевелить отдельными конечностями — Джиан не мог даже двух рук одновременно поднять, Чимин перестал бездействовать. В присутствии врача папу снова вырвало, начались судороги. Потребовалась временная госпитализация. Омега места себе не находил эти несколько дней, пока его единственный родитель проходил всевозможные обследования. Диагноз поставили, когда Джиан был уже в коме. Папа просто уснул в один момент и не проснулся. Потребовались деньги на отдельную палату и поддерживающие его жизнедеятельность препараты. Пак уже работал, получал некоторые деньги, которые тут же отдавал в клинику. Благодаря Лиёну, с которым омега до сих пор тесно дружил даже после окончания школы, он не умирает с голоду. Друг до сих пор помогает, чем может, за что ему огромное спасибо. Без его поддержки Чимин бы давно опустил руки. Некоторое время Чхве жил вместе с Паком, был хорошей опорой, а когда Чимин более менее взял себя в руки и чрезмерная опека младшего беты ему не понадобилась, тот съехал. В школьные годы они друг за друга были горой. Лиёна много дразнили, разбивали очки, величая его слепышом из-за очень низкого зрения. Чимин драться не умел, боялся даже. Он был слабым ребёнком, но позвать на помощь было нетрудно. Бета чрезмерно худощавый, Пак шутил не в обиду про кощея бессмертного из восточнославянской мифологии. В шестом классе родители брюнета решили исправить его неровный ряд зубов, повели его в стоматологическую клинику, где поставили бете брекеты. Это вызвало новые издевательства, только Чимин говорил, что он очень милый с ними. Эта поддержка оставалась и по сей день, когда им обоим уже по восемнадцать лет. Пак постоянно был в поисках работы, не мог найти постоянное место, а вот Лиён стал серьёзным человеком, поступил на хирургическое отделение. Помнится Чимину, бета всегда размышлял о том, как же это круто — спасать людей, вселять надежду. В жизни омеги не было места этому чувству, которое угасало, так и не появившись. У них обоих были мечты, к которым они пошли упорным шагом. Некоторое время омеге казалось, что он забросит балет, если папа не поправится. Зачем ему этот балет, если ни папа, ни отец не увидят его на сцене и не смогут сказать, как сильно гордятся им. Но опять же, благодаря одному лишь Лиёну, Пак не забрал документы из колледжа и продолжил танцевать, сбивая ноги в кровь из-за чёртовых пуантов. Бета был лучиком света в жизни Чимина. Он единственный остался поддержкой, кем-то из близких, на кого можно положиться. Чхве тоже часто навещал папу, всё звал его: «Дядюшка, дядюшка, просыпайтесь!» Он не чужой семье Пак, и отец, и папа знали лучшего друга своего сына и заставляли мириться, если были ссоры между ними. Они бы помирились и без помощи родителей, их дружбе завидовать надо, она — на века! — Выздоравливай, папа, мне так одиноко без тебя… — осипшим голосом молит Чимин, оглаживая щеку Джиана и целуя следом. Эту фразу он всегда говорит перед уходом. Никогда не прощается, говорит, что обязательно придёт, не оставит никогда, лишь бы родному человеку одиноко не было. — Завтра я не смогу навестить тебя, у меня будет собеседование. Но я обязательно приду на следующий день! Пожелай мне удачи, папочка. Скупая слеза катится по щеке, останавливаясь на пухлых розовых губах. Омега чувствует солёный привкус и качает головой, мысленно ругая себя. Он каждый раз обещает себе и папе, что не будет плакать. Это обещание нарушается раз за разом. Яркая вывеска бара Hope world, которую Чимин видел в объявлении, привлекала глаз. Оказывается, это заведение он каждый день проезжает на трамвае, когда направляется в колледж. Если его всё-таки возьмут сюда, будет очень хорошо: по пути от учебного заведения к дому, да и маршрут неизменный. Встреча должна состояться лишь через десять минут, а омега уже поднимается на второй этаж, где находится кабинет администрации. Ну, лучше ведь придти чуть раньше, чем опоздать и показаться непунктуальным. Если бы Чимин пришёл позже, это сразу же пошло бы ему в минус, как будущему работнику. Только Пак поднимает руку, чтобы постучаться в дверь, в ту же секунду она распахивается, и он носами сталкивается с блондинистым альфой. Тот бурчит тихое «простите» и быстро спускается по лестнице на первый этаж, оставив Чима так и стоять, недоумевая, что произошло. До омеги по природе своей подобные ситуации медленно доходят. Однако сейчас его отвлекают голос из кабинета и звук приближающихся шагов. — Ой… Добрый день, — альфа с каштановыми волосами оглядывает Пака, явно удивившись неожиданной встрече в проходе. Он пальцем поправляет очки, съехавшие на нос, и кивает, поняв, кем омега является. — Прошу прощения, я подумал, этот олух дверь не закрыл. Вы пришли на место танцора стриптиза, верно? Чимин кивает, и директор заведения тут же отходит с порога, приглашая войти. Хосок кивком показывает ему, чтобы присел в кресло напротив рабочего стола. От мягкого взгляда с ноткой удивления не остаётся и следа, когда альфа снимает очки модели «Панто», заменяясь сосредоточенным и даже строгим. Хоуп ещё раз оглядывает омегу с розовыми волосами, который за всё это время не вымолвил ни слова. Он переводит взгляд к открытому ноутбуку и отыскивает его резюме в куче других, выложенных на сайте для поиска работы. — Пак Чимин, — тянет Чон задумчиво, сверяя фотографию с внешностью восемнадцатилетнего студента, — почему именно стриптиз? Этот вопрос он задаёт немногим. Большинство сотрудников уже работало в данной сфере, уволилось с прошлых мест по своим причинам, но у этого омеги нет опыта работы в подобном виде танцев, так почему же решил вот так внезапно опробовать такую профессию? Омега поднимает брови, не зная, как ответить на этот вопрос правильно. Если спрашивают не ради интереса, а для распознавания как должного работника, то он должен показать себя с лучшей стороны. — Я давно занимаюсь танцами, с самого детства, поэтому у меня есть все шансы, чтобы завладеть взглядами противоположного пола. Ведь именно это требуется от стриптизёра, так? Пак говорит уверенно, не запинается, хоть и боится неправильно выразиться и выйти отсюда ни с чем. Хосок чуть наклоняет голову, изучая взглядом омегу, который с самого начала показал себя скромным. Сейчас же он стал раскрываться с другой стороны — более уверенной. На сцене это самое, особенно в профессии стриптиза, где ты на высоких каблуках крутишься вокруг шеста, необходимое. Растеряв весь стимул, можно грохнуться, опозорившись в глазах клиентов. Подобного Чон не допустит. — Верно, это важно. Но более важно мастерство, привлекательная фигура, уверенность и… желание заниматься подобными танцами? Пак кивает. Всё это у него есть. Опыт в танцах — тем более, пусть и не в стриптизе. Этот вопрос им ещё предстоит обсудить. Хосок достаёт из ящика договор и кладёт его перед младшим, давая ручку. — Меня волнует общение с клиентами, — омега пальцем указывает на третий пункт в листочке, — я хочу только танцевать. — Хорошо. Вычёркивай этот пункт, — отвечает альфа, когда достаёт дубликат и изучает условия. — Вообще-то подобным у нас занимаются более опытные и натасканные работники в этом плане. Ты бы в любом случае не лёг ни с кем в постель. Считай, по статусу не позволено. Чимин, как велено, ручкой ведёт по строчке, зачёркивая. Взглядом идёт дальше. Свободный график удобен так же, как и часы работы. Он сможет после занятий в колледже, и папу навестить, и домашние дела выполнить, и какую-то внеклассную работу по учёбе. Взор падает на зарплату, заставляя чуть ли не воздухом подавиться. Омега никогда не задумывался над тем, сколько же зарабатывают танцоры стриптиза. Как оказалось, много. Очень много, чёрт возьми. Одной месячной зарплаты хватит, чтобы оплатить больничную палату папы, уход за ним и на дальнейшее проживание, в том числе еду и одежду. Хосок, заметив удивление Пака, вопросительно выгибает бровь, может, опять какой-то вопрос или что-то не устраивает. Однако омега лишь головой качает, продолжая водить ручкой по договору, внимательно его изучая. Понятное дело, что зарплата больше, чем в других местах, структура специфическая. — Вы говорили, что нужно иметь мастерство, — Чим прочищает горло, привлекая к себе внимание альфы. По этому поводу в вакансии было написано, что берут и неопытных, но как он должен овладеть этим искусством — другой вопрос, — я танцую давно, но никогда не занимался стриптизом. В резюме это тоже было указано. — Не беспокойся. У нас есть личный хореограф, который способен обучить тебя азам всего за несколько дней. Через это время ты вполне можешь выйти на сцену. Так же он даст тебе какие-то указания по поводу питания и поддержке фигуры, если это будет нужно. Изучив договор до последней буквы и задав все волнующие вопросы, Чимин ставит свою подпись. Альфа забирает бумагу и издав резкое «О», поднимает указательный палец, вновь переводя взгляд на Пака. — Если хочешь, ты можешь взять сценическое имя. Перед выходом на сцену всех озвучивают, и если ты не хочешь раскрывать своё имя и личность, то лучше бери псевдоним, — Чимин задумывается, изучая упрямым взглядом фрагменты на линолеуме в то время, когда Хоуп ставит печать в договоре. — Мичи. Подойдёт? — Да, конечно, — кивает альфа, подписывая лист бумаги. Он поднимается из-за стола и ободряюще хлопает Пака по плечу, выходя вместе с ним из кабинета. — Идём, познакомлю тебя с хореографом. Всё так же на втором этаже, только в противоположной стороне находился маленький зал с двумя шестами поодаль друг от друга. Здесь никого не было кроме омеги, сидящего на полу с телефоном в руках. На шум он поднимает голову и сразу откладывает гаджет, подходя к директору с новым гостем. — Знакомься, Мичи, — Хоуп подталкивает младшего вперёд, чтобы познакомился с наставником, — это твой сонбэ. Юон, я пойду — дел невпроворот, сам понимаешь. Знаешь, что делать с мальцом. Альфа уходит, оставляя Чимина недоумевать. Это вот так он их «познакомил»? Спихнул, как ненужную тушу на другого, мол, на, займись им. Когда дверь хлопает, дав понять, что теперь они здесь одни, по коже Пака мурашки проходят. Его успокаивает лишь то, что они оба омеги: больше шансов найти общий язык. Однако всё обошлось лишь кратким представлением друг другу, вопросом, может ли Чимин остаться сейчас хотя бы на теорию, а когда Юон получил положительный ответ, сразу приступил к объяснению и разжёвыванию, что от танцора требуется на сцене в сфере стриптиза. Под конец Пак попытался даже опробовать себя на шесте. На этом они и закончили. Новый сонбэ во время первого занятия никак не затронул чиминово телосложение, на этот факт младший предположил, что, вероятно, у него всё в порядке с этим. Омега покидает здание, которое внутри оказалось намного больше, чем кажется снаружи. Помещение отведено не только для самого бара, но так же там есть и маленький зал, где тренируют будущих танцоров, гримёрка для них же. Может, ещё много всякого имеется, просто Чимину вряд ли знать это нужно. Он выходит на улицу, где дождь, наконец, успокоился, и устремляет взгляд к ночному небу. Губы трогает мягкая улыбка. Омега устроился на очередную работу, у него получилось, он сможет дальше обеспечивать лечение папы, не даст ему умереть. Путь эта вакансия не такая обычная, для кого-то даже позорная, но какая разница, если Пака всё устраивает? — У меня получилось, папа, — шепчет Мичи, прикрывая глаза, — я знаю, ты верил в меня. В Изумрудном городе живут люди, которые скрывают мириады боли за самой счастливой улыбкой. Чимин один из них — один из граждан, задыхающихся от болезни, именуемой жизнью.