emerald city

Возвращаться домой за полночь, да еще и не в самом трезвом состоянии — совсем не то, чему учили его родители. Омега устал. Чисто по-человечески устал. Он не хочет кого-либо видеть, слышать, чувствовать. Ну кого-нибудь может и хочет, конечно, но сейчас это совсем не важно. Голова трещит нещадно, а по телу будто грузовик проехался. На пухленькой щечке ссадина красуется с алой росой: в клубе не всегда на дружелюбных ребят можно нарваться. Сегодня отделался малым, мог бы по полной получить. Но, как говорится: рожденный бегать пизды не получит. Ну, может, чуть-чуть. Самую малость. Омега вставляет ключ в замочную скважину, прокручивает два раза, и проходит в их с братом обиталище. Заглядывает в большое зеркало в коридоре: волосы растрепаны, как у местного домового. Выглядит прям истинным хулиганом. Он лениво стаскивает с себя обувь, оставляет прямо у двери, не заморачивается и не ставит ее в специально отведенное место. Только сейчас прислушивается, усмехается горько. В квартире брат не один, совсем не спит даже — развлекается с очередной шлюхой в их спальне. Минджэ прикусывает щеку с внутренней стороны. Обидно до хруста ребер. Он готов поклясться, что слышит, как те ломаются, обнажая уязвимое сердце теперь уже без доспехов. Джексон вновь привел в их любовную обитель чужого. Стоны громкие, как и скрип кровати: даже не боятся чужого присутствия. Омега идет на звук, медленно, как мышь крадется к двери в самом конце длинного коридора, раскрывает ее так резко, что та об стену громогласно бьется. Незваный гость шугается, оборачивается на звук. Встречается с бешенным взглядом младшего брата альфы и тут же предсмертный холод по спине чувствует — бестию Смерть в губы целует, жизнь забирает. Минджэ облизывается, понимает, что чужой не понял, в какой ситуации находится — все еще сидит на брате в позе наездника. Он уже помнит эту противную рожу — этот беловолосый омега не впервые тут. Но урок, видимо, не уяснил с первого раза. Школьник в несколько шагов подходит к кровати, мельком кидает взгляд на брата, что любовно оглаживает чужие бедра. Следит, испытывает чужое сердце и, блять, усмехается. Самообладание летит в тартарары. Рука оказывается в тонких волосах гостя, Минджэ силой стаскивает его с мужчины, швыряя на пол. Повторять не надо — полуголый парень уносит ноги прочь. Кости все же дороги. На лице старшего теперь нет ни намека на веселье. Теперь эта игра лишь для двоих. — Ты, маленькая тварь, — мужчина грубо опрокидывает грязного мальчишку на кровать и морщится, даже не желая любопытствовать, по каким канавам он шлялся. Взгляд у него пустой, только слезами наполненный. Такие глаза альфа видел лишь у настрадавшихся людей, которые не боятся показать свою слабость и боль. Довел-таки. — Помешал моему приятному времяпровождению. — Я помешал тебе? — выплевывает школьник, пытаясь вырваться из хватки. Его руки крепко держат, сжимают лишь сильнее от сопротивления, заставляя шикнуть от боли. — Уж извини, что люблю тебя и теперь живу с тобой, как ты там говорил, «в нашем любовном гнездышке»! Уверен, что мне все еще не надо возвращаться к родителям? — Минджэ, — взгляд мягче не становится, голос все еще режет юную кожу, вспарывая по самые вены, — братишка мой, — мужчина перекладывает ладонь на лебединую шею, пальцами оглаживает, и мальчишка готов поклясться, что почти нежно, с любовью. Ровно до тех пор пока ее не сжимают, полностью контролируя чужое тельце. — Скажи, разве я тебе обещал сводить под венец, клялся в вечной верности и в любови, солнце мое? Ненаглядное. — добавляет шепотом последнее. Чувствовать огонь в легких уже не впервой, хватку на шее — тем более. Страшно? Он готов рассмеяться в голос от такого вопроса. Боже, нет, конечно. Минджэ перестал бояться чего-либо, а в особенности своего брата, когда тот оставил его избитым в родительском доме. Очнулся он в больнице. Как сейчас помнит: к окну отвернувшись стоит отец, курит, наплевав на всю технику безопасности с запретами. «— Это он сделал?» — один вопрос, но по истерзанному телу бежит миллион мурашек. Ответа от омеги никакого не требовалось. Все и так было очевидно. Его папа расписался с отцом сводного старшего брата вот уже десять лет назад. Когда в дом ступил маленький мальчик, невинности отражение — покоя он больше не видел. Старший никогда не отличался любовью и принятием к нему. Стоило Минджэ подрасти — все лишь усугубилось. Никому не понятно, почему младший омега проникся чувствами к собственному тирану. Может, головой приложился когда-то, он не уверен. Больная любовь такая штука — сложная очень. Ответ найти на нее, как иголку в стоге сена. Омега даже не пытался. Папа сутками обливался слезами, они с отцом пытались разъединить их, школьнику даже купили отдельную квартиру лишь бы они больше не пересекались. Бесполезным все стало, когда юноша стал жить под крылом старшего. Он работает на него, помогает, отдается всецело, а в ответ получат очередной нож в спину. У него их уже с тысячу торчит из хребта — не пересчитать. — Чего тебе? Денег надо? — басовитый голос приводит Минджэ в трезвость. Сфокусировать взгляд на аккуратном силуэте старшего труда не составляет после глубокого вдоха. Чужие руки сдирают с него грязную одежду. Ему совсем не трудно догадаться, что же с ним сейчас сделают. Самое ужасное — сопротивляться бесполезно. Быть может, если он совсем шевелиться не будет, ни слова поперек не скажет, брат будет чуточку нежнее. Остается только надеяться на это. — Ты получишь их только когда заработаешь. Твоя работа должна быть правильной, Минджэ. Только на меня. Только для меня. Только мне. Слышишь? Мужчина не жалится над мальчишкой: с размаху бьет до чистой скуле, собственноручно оставляет гематому на другой стороне. Для симметрии, говорит. Наставляет не ныть, он этого не любит. Приходится задыхаться в собственных всхлипах — лишь бы старший не услышал. Ударит больнее, ударит в другом месте, не пощадит. Альфа без всякой смазки пару раз растягивает его снисходительно, делая одолжение. Не помогает. Мальчишка все равно рвет и метает, когда член входит в почти неразработанное тело на сухую. Постельное белье в беспорядке, Минджэ все скомкал: подушка в зубах, пальцы заламываются в простыни с одеялом. Только ни звука, только тихо. И тогда, может быть, Бог его услышит, сжалится. В бедрах жгучая боль ощущается, не дающая расслабиться для хоть какого-то ослабления этой пытки. Сперма перемешалась с кровью, омеге не привыкать чувствовать этот тошнотворный запах. Он в этой клетке, кажется, навсегда теперь. Сам ее свил золотыми прутьями, тонкими, изящными. А брат захлопнул, да на ключ закрыл. Им вместе быть суждено, по стеклу босыми ногами ступать. Вот только от боли корчится один Минджэ. Альфа смеется от чего-то, разворачивает его лицом к себе, щеки сжимает и целует грязно, заставляя ответить. Мальчишка уверен — захотел бы, ядом прыснул. Он остается лежать на грязной кровати, истерзанный весь, без сил подняться, когда мужчина словно ободряюще пару раз хлопает по щеке, приводя в чувства, и уходит курить к балкону. Даже окно открыть не удосуживается, дымит прямо в спальне. А у школьника в голове создается ощущение, что он в настоящем борделе находится. Слышится звук расстегивания молнии, омега взглядом следит за братом. Морщится от шлепка чего-то твердого прямо по лицу. — Твоя зарплата за эту неделю, малой. А теперь пиздуй в свою комнату. Сказал, как отрезал. Минджэ правда не ожидал ничего большего. В голове очень трепетно хранятся теплые моменты, когда брат бывает совсем другим, полной своей противоположностью. Мягкие поцелуи в губы, в щеки и по всему телу, теплые объятья в кинотеатре и любовный шепот с мечтами о том, как у них будет все замечательно, стоит старшему только встать на ноги в темном бизнесе, навсегда отойти от отца и его бизнеса, в котором, по сути, он должен фигурировать как будущий генеральный директор. Младший помнит все его обещания уехать куда-нибудь во Францию или Италию — куда больше захочет Минджэ, купить уютный домик на берегу моря и жить — не тужить, как в самой настоящей сказке. В сказке, блять, очнись наконец. — беспомощный крик самому себе. Сотый уже, кажется. Не помогает. В жестокой реальности школьник стоит под обжигающе-холодными струями воды душа, смывает с себя все дерьмо этого зимнего вечера, заставляет себя ожить уже в который раз. Он должен, просто обязан. Жить. Жить. Жить. Давай тряпка, соберись, — уговаривает сам себя, хлопая по щекам и мычит от боли. Все потому, что «надежда умирает последней». Самое глупое высказывание, что омега когда-либо слышал. И он его придерживается вот уже несколько лет. Было дело, он подозревал о таких методах воспитания брата кнутом и пряником. Минджэ больше ни чем не может объяснить странное временами поведение старшего. Сначала он заставляет его поверить в их какое-никакое будущее, а потом все повторяется, как сегодня. Мальчишка укутывается в большое махровое полотенце, выходит из душевой и натыкается на альфу. Тот как ни в чем ни бывало направляется на кухню. Даже взглядом на него не повел. Где-то в груди ноет обида, но здравый смысл приговаривает, что оно и к лучшему. Уходит в комнату и скидывает с себя тряпочное изделие, нагишом проходя к трельяжу, начиная рыскать по ящикам в поисках тонального крема. Завтра на учебу, вопросов у учителей возникнуть не должно. Не дай Бог о подобных инцидентах узнает отец — прилетит старшему. А потом и Минджэ, только в три раза сильнее. Так что, тональник — единственное, что выручает его в такие чересчур частые моменты. Тот почти закончился. Плохо дело. Омега бежит к пачке денег, заработанных одной лишь грязью и пересчитывает сумму. На завтра что-нибудь да выдавит из тюбика, но обязательно надо будет купить новый. Мальчишка сжимает купюры, мнет нещадно. Истерика подкатывает к горлу, душит. Он терзается и падает на кровать. Наконец-то можно выпустить все, что накопилось.

***

Тэхен выходит из такси напротив закрытого бара с табличкой «closed». Сегодня «Надежда» работает лишь для определенного круга лиц. И омега один из них. Может ли он считать себя некой вип-персоной? Стучится пару раз — тишина. Он лбом к стеклу липнет, ладони по обе стороны от головы ставит и вглядывается в темное помещение. В кромешной темноте виднеются силуэты, а если еще и прислушаться, то слышны разговоры и хохот. Омега стучит еще раз, старается громче привлечь к себе внимание. — Суки, — выражается блондин, как перед его носом резко дверь открывается, чуть ли не заезжая по драгоценно-красивому лицу. — Блять, Чонгук, — шипит он ошарашенно. — И тебе привет, чертенок, — мужчина усмехается радостно и затаскивает Ви в бар, защелкивая дверь на замок изнутри. Он до одури рад, что тот все-таки пришел, не поленился, захотел повеселиться со всеми. Музыка совсем тихо играет, не позволяет перебивать шумные разговоры компании за столиком в самом конце помещения, поближе к барной стойке, за которой виднеются два альфы. Одного из них студент даже знает, его Юнги зовут, они с Чонгуком вместе живут. Узрев новую физиономию в «Надежде», все приветственно кричат, так названный Хоуп руку протягивает и, как истинный джентльмен, оставляет поцелуй на тыльной стороне ладони. Они с Джей Кеем переглядываются. — Да не смотри на меня так, дай показать свои дедовские манеры, — хохочет так называемый хозяин бара. На лицо лезет улыбка от такого интересного сравнения. Вокруг настоящая суматоха: несмотря на то, что еще ничего не началось, все смеются и переговариваются. На столе одна за другой появляются закуски и нарезками, а следом поспевает алкоголь. Народу не так уж много, по пальцам можно пересчитать. Тэхена усаживают рядом с ярким омегой. Волосы у него пышные, розовые, уложены со вкусом. Он улыбается, милые щеки демонстрируя. — Меня Чимин зовут, — руки пожимают, а блондин не может сдержать ответной улыбки. — рад знакомству. — Тэхен. Взаимно, да, — он затихает и оборачивается на громкий голос возмущающегося Хосока. — Хватит горбатится в свой выходной, парни! А ну сели быстро! Ви готов поклясться, что под такой строгий, почти злой баритон, он бы мигом оказался на стуле рядом. Однако в ответ альфе летят маты и, Боже, надо было видеть лицо Хоупа, выражающего безнадегу. Юнги с Хичолем хуй исправишь, сколько не ори — все одно и тоже, думается Чону. Трудоголики хуевы. Но тут уж ничего не поделать, он хотя бы попытался. Бармены не задерживаются надолго, тащат напитки и усаживаются, уделяя минимум слов знакомству с новым омегой. С Юнги только обмениваются рукопожатиями и коротким «Давно не виделись». Садится рядом с Чимином, а он любовно укладывает голову ему на плечо. Тут понятно сразу все становится, даже предполагать не надо — видно. Хичоль делится недавней передрягой в баре, связанной с блондинистым барменом, который вновь чуть посетителю не въебал меж глаз. На этот раз все из-за розоволосого омеги, до коего умудрились домогаться прямо на глазах у работающего персонала. Хосок не удивлен ни чуть: Агуст не меняется, только причины его агрессии плавно сходят на местного танцора. Чонгук неуклюже двигает стул поближе к Тэ, но чуть не валится назад вместе с ним, вызывая гулкий смех компании. У Ви ощущение, что это не его место. Его тут, наверное, быть не должно. Глупо было думать, что примут за «своего» по-быстрому, будут расспрашивать о чем угодно. Да даже о том же Гуке, мол, какие отношения их связывают. Он молча потягивает местный коктейль из трубочки, разглядывает небольшое скопление людей, добро осуждающие альфу за нерасточительное поведение прямо на рабочем месте. Омега взгляд переводит, почувствовав чужую ладонь на своем колене. Этот жест не виден никому, под стол-то зачем заглядывать? Там много чего творится нынче. Карие глаза Джей Кея улыбаются, приободряют, говорят, что «все окей, чертенок, не кисни». — Ты, Тэхен, только не пугайся! — со смехом в голосе просит Чимин, толкая его в плечо мягко, — Юнги у нас не такой уж и буйный, каким может показаться, — подмигивает ободряюще. Тоже заметил, как ему некомфортно тут. — А то сидишь, будто напуганный. — Это Хичоль любитель распугать местных красавчиков. — вторит Хоуп, кивая пару раз на бармена. — А ты, Чонгук, какого черта разрешаешь своему бойфренду скучать? — Я не скучаю, — отнекивается Ви. — Да-да, вижу, конечно, — мужчина подталкивает ему второй наполненный стакан — первый уже пустой. Самый первый из компании прикончил. — Ну, давай теперь о тебе поговорим. Чонгук мало чего рассказывал, теперь хочется услышать все из первых уст. Я слышал, ты рисуешь, верно? Все взгляды в миг направлены на омегу. Он ежится, оглядывая всех, а глаза у них любопытные такие! В первую секунду думается, что им правда до жути интересно послушать о парне Джей Кея. Да что там о парне, о настоящем Ким Тэхене, и что он вообще из себя представляет, из какого теста сделан. — Да, я на художественном факультете, третий курс, — кивает юноша. Сейчас вряд ли можно кого-то удивить хорошим навыком рисования и увлечением подобным, думается Ви, однако, на него все сыплются и сыплются новые вопросы от Чимина, Юнги и даже Хичоля, который, кажется, не сильно был заинтересован темой о художествах. Тэхен сам не замечает, как начинает подхватывать темы и громко смеяться со всеми. Ему хорошо, правда весело впервые за долгое время, не считая времяпровождения с Ютой. Смеяться с кем-то, кроме него — что-то из рядом вон выходящее для КимТэ, сидящего в излюбленной скорлупе. Вернулся Чонгук, теперь все стало, как два года назад — в школьные годы. Мир стал преображаться, играть радужными красками, показывая новых людей. Ух ты, омега, оказывается, не один в прогнившем Изумрудном городе живет. Вокруг так много интересных людей. Да хотя бы в этом захудалом баре, в который он раньше ни ногой, потому что «очередная обрыгаловка». Попал сюда однажды только из-за малого количества денег, что родители отобрали. А теперь что? Оглянись, ты смеешься в той самой обрыгаловке с приятными тебе людьми. Тэхен устало откидывает голову назад, Гук заботливо перекладывает себе на плечо, поглаживая светлые пряди с уродливо (нет) отросшими корнями. Спрашивает о самочувствии, а в глазах у омеги калейдоскоп от выпитого алкоголя, шумной музыки и цветовых прожекторов, бьющих светом по глазам. Он не знает, что и отвечать. Все замечательно, Чонгук, не волнуйся. Твой мальчик рядом, смеется с твоими друзьями. Его тошнит немного, но это такая ерунда, что он об этом даже не заботится, Ви просто дела до этого нет — вот так он себя чувствует. А потом Хосок начинает вспоминать свою молодость, университетские годы и то, как они с Юнги познакомились. История знакомства действительно забавная, но дружба их проверена годами. Они учились в одном университете. Агуст — на факультете медицины, а Хоуп — на филологическом. У бармена уже тогда были заметны проблемы с контролем агрессии, со слов хозяина бара, из-за чего он был головной болью всего преподавательского состава. Отличник, не дает усомниться в своих знаниях и успеваемости ни на миг, но когда дело доходило до насмешек над ним и мелких конфликтов — альфа все решал сильными кулаками по чужим мордам. У них с Тэхеном это общее, нельзя не заметить. В одной из таких стычек юнги и «познакомился» с неким Чон Хосоком, который по собственной неосторожности задел его в столовой. Поднос Юнги полетел на серый кафель, разбитое стекло гулким звоном привлекло внимание всего помещения. Чону тут же в морду прилетело, что уж томить. Все медицинские знали, что представляет из себя Юнги, но Хоупу-то откуда знать? Впервые с ним такое произошло, конечно он в долгу не остался. Они оба отсиживались в кабинете декана. Хосок был совсем неконфликтным, и как сам сейчас выражается «пай-мальчиком», поэтому узреть его впервые в ненавистном для многих студентов помещении, да еще и за драку, было удивлением. Брюнет вышел последним тогда, руки в карманах, как сейчас помнит, взгляд на горизонт с автобусными остановками и летнем закатом, а опустив глаза чуть ниже можно узреть блондинистую макушку, по сей день не измененную. Хулиган-Мин-Юнги развалился прямо на ступеньках у входа в университет с прикуренной сигаретой. Ничему жизнь не учит, думается альфе. — Не угостишь? — Чон подсаживается рядом и руку протягивает, указывая на синий винстон. Мин с сомнением протягивает ему сигарету, лишь бы отъебался поскорей. Не выглядит Хосок тем, кто будет курить прямо перед дверьми универа. Но не тут-то было. Он действительно подкуривается, выдыхает дым, и о Боже, отъебаться не собирается, — Знаешь, какие ужасные последствия могут быть от курения? — альфа губами зажимает фильтр, наполняя легкие сизым дымовым ядом, и, блять, кашляет, как школьник, впервые пробующий эту дрянь. Давненько он не курил — усмехается даже. — Рак легких, например. Страшно? — Вы все на филфаке такие ебанутые? Закрытый бар взрывается громким хором смеха. — Неужели прямо так и сказал? — не сдерживает удивления смеющийся Чимин, толкая своего альфу в бок. — Да, все так оно и было! Это наш Агуст, — Хоуп подкуривает сигарету, ловит недовольный взгляд Мина и подмигивает ему, намекая расслабиться уже. — Вот с того дня мы не разлей вода, да, мелкий хулиган? — Захлопнись, то было в универе, — цедит блондин, глаза закатывая. Не нравится, когда речь заходит о нем. — Хотя я бы и сейчас тебе по морде проехался, как тогда. — Да, к декану нас уже не потащат, — как-то грустно вздыхает Хоуп, выпуская дым вверх. Тогда Тэхен хочет рассказать о своих буднях в универе, так похожие на дни его хенов, как вздрагивает от нетерпеливого стука по двери бара. Все тут же затихли, надеясь, что незваный гость провалит. — Написано же, блять, что закрыто сегодня, — недовольно шипит Гук, поджимая губы. — Да ладно, может постоялец какой. Подолбится, да уйдет, — предполагает Хоуп. — Не стоило давать охране выходной сегодня, — а Юнги неизменно прав. Стук не прекращается, только все более настойчивым становится. Это кто-то явно знает, что тут кто-то есть. Наверное, надо было быть тише. — Пойду отпущу бедного, а-то ведь так и будет стоять, — Чимин поднимается со стула, стряхивает с себя сжимающую его плечо руку Агуста и шикает на него. Все думает, что он из робкого десятка, да волнуется. Омега-таки не один идет встречать незваного, блондин как тень позади мельтешит, пытаясь разобрать силуэт мужчины за полупрозрачной дверью. Младший защелку в бок отстраняет, бегло проходится взглядом по незнакомому альфе. — Извините, мы сегодня закрыты, — указывает на табличку. — Чон Хосок на месте? Он хотел меня видеть. Внешность мужчины, показавшаяся за открытой дверью, знакома Юнги. Он не мог не узнать его после того, что они прошли вместе, втроем. Множество вопросов вертится в блондинистой головушке: от «какого черта ему тут надо?» до «как же отреагирует Хосок на появление их старого знакомого?». А вот Чимин как стоит в ступоре, так и даже не догадывается, кто же это перед ним, продолжая без какой-либо заинтересованности оглядывать гостя. Назвать его постоянным посетителем подобных ночных заведений нельзя, выглядит слишком по-деловому, думается омеге. Он переглядывается с Мином — тот кивает, дает добро. — Я позову его. Чимин вроде не медлительный, но отойти он не успевает, как Хосок горой на ними возвышается, появившись из ниоткуда. Хмурый, недовольный таким раскладом ситуации, что парней гонять приходится из-за каких-то мудаков, невидящих перед собой надпись «Закрыто». — Как же вы долго копаетесь. Кто там? Чон сталкивается со знакомым силуэтом носом к носу. Хмурится, думает, не обознался ли? Тот ли это человек, что стоит перед ним, на пороге собственного бара? А даже если и так, то какими судьбами? Надежда на схожесть во внешности падает осколками пред ногами Хоупа, стоит мужчине напротив открыть рот. Голос ни черта не изменился: все такой же властный, не знающий границ, да и совести с честью, по всему видимому, тоже. — Давно не виделись, Хосок хен, — взгляд хозяина заведения меняется на леденящий ужас. Юнги всеми фибрами души чувствует его перемену настроения: от Хосока, что только что веселился со своими коллегами ни осталось ни следа. Он уступает место быть Чон Хоупу, который готов рвать и метать, но не видеть больше этого альфу на пороге своего бара. — А взгляд-то у тебя изменился. Возраст берет свое, да? Старость — не радость, все дела. Не пригласишь? — мужчина взглядом осматривает темное помещение за чужой спиной, скользит по Юнги с Чимином, явно не понимающими происходящего, но убежденными — пришел конец веселью данного вечера. Можно расходиться, праздник окончен! — Я ж тут не был с самого открытия, кажется. — Тебе тут не рады. Ты ведь это понимаешь? — Хосок, конечно, попытается, но такого назойливого гостя выгнать вряд ли получится. — Как это не рады, хен? Ты ведь сам меня видеть хотел. Мне весточку передали, вообще-то. Или ты думал, что мой товарищ не надежен? Пазл плюс пазл, плюс еще один — мозаика почти собрана. Теперь все встает на свои места: шестеренки крутятся в головах обоих, Чон аккуратно все по полочкам расставляет — чертов перфекционист, и только потом в неверии рот приоткрывает. Так вот оно что. То-то он думает: «Что-то здесь не так». Джексон никогда не приходит просто так. Он — как затишье перед бурей. Вот только даже затишья Хосоку не дали: в последнее время, вся его жизнь и бизнес идут по рельефной пизде. Первое, чего захотелось Юнги, когда до него дошло, зачем же Джексон заявился, и о какой весточке он тут толкует — это въебать альфе, да как можно сильнее. Этот мудак использует школьника в делах наркотиков. Может и пичкает его ими — неизвестно. — Заходи. Полный игнор напарника, означающий, что блондин в правильном направлении мыслит. Завидев новое лицо, все полошатся: Хичоль еще один стул тащит, а Тэхен с Чонгуком замерли. Хоть маши перед их лицами, окликай сколько влезет — все побоку, они знакомое лицо увидели. Эта ночь не останется без кровопролитий. Джексон Ван пожаловал в Изумрудный город, нарушил покой мирных жителей своим присутствием.