emerald city

Yuta: «Я заказал билеты в Японию. Пойдем хлопнем по последнему стаканчику кофе в этом году?» Тэхен уже на всех порах мчится прямиком из универа к кофейне. Гребаные шнурки мартинсов развязываются совсем не вовремя — омега матерится, но остановиться и завязать их он даже не собирается — забегает в помещение за стеклянной дверью, испустив звон гостеприимного колокольчика и, блять, не видит альфу. Он ради него свалил с последней пары (не то, чтобы он так горел желанием присутствовать на ней)! Зима уже конкретно надоела несмотря на то, что только началась. Белые перья летят всюду, холодный ветер хитро залезает под воротник и тонкую рубашку, играя в извращения. Тэхен мезрляк до ужаса, но заставить его одеться по погоде — та еще заеба, поэтому проще жаловаться на холод следующие три месяца, чем надеть теплый свитер с шапкой. — Этот мудак сам назначает встречу и сам же опаздывает, — фыркает Ким, снимая куртку. Может, оно и к лучшему. Посмотрим, кто приедет первый: не пунктуальный Чонгук или единожды опоздавший Юта. Второй не знает о приезде первого, из-за этого блондин нервничает еще больше — не хотелось бы лицезреть очередной мордобой между двумя любимыми, пусть и по-разному, альфами. — Я мудак, но не щеголяю с развязанными шнурками, балбес мелкий, — мужчина отвешивает младшему щелбан, когда тот оборачивается на звук. — И вообще, не учил я тебя так отзываться о старших. Кофе, чай? Посмотрели. Самое время расходиться. Они усаживаются за столиком, уже годами закрепленным за ними. Юта лениво стягивает с себя куртку, вешает на спинку стула и изучает маленькое меню, словно позабыл список десертов. Одет он, к слову, ни чуть не теплее самого Тэхена. Может, не поведись они друг на друга в далеком детстве, омега поберег бы свое здоровье и сейчас одевался гораздо лучше в холодную погоду. — Но ты и не мой отец, чтобы учить меня чему-то. Кофе, — омега глазеет то в панорамное окно кафе, то на тихий телефон, не оповещающий совершенно ни о чем. А ведь Тэхен ждет, между прочим. — Но ты проводил со мной гораздо больше времени в детстве, чем с отцом. Что на счет твоих любимых эклеров с персиками? Мужчина поднимает взгляд на мелкого, замечает его недвусмысленные взгляды на гаджет и хмурится. В последний раз Тэхен так глазел на телефон, когда был разговор о Чонгуке в самый разгар дня рождения. Спокойствие перед бурей, подмечает он. — Решил угостить меня в последний раз? — юноша усмехается, увидев хитрое подмигивание старшего, и соглашается на эту авантюру. — Мне надо тебе кое-что рассказать перед тем, как ты улетишь, хен. — Я знаю, Тэ-тэ. Вижу, если быть точным. Накамото вздыхает и потирает переносицу, младший все еще дергает собственные пальцы, нервничает. Не к добру, все это точно не к добру, вот же блядство! Омега поправляет блондинистую челку, хотя она не растрепалась вовсе и принимается за только что принесенный официантом кофе. Видит ожидающий взгляд Юты, а когда тот опускает сцепленные между друг другом пальцы на стол, Ким дергается так, будто он кулаком по переработанному дереву пизданул. — Либо ты снова свалил из дома из-за предков, либо это что-то связанное с Чонгуком, — никто не знает Тэхена больше, чем альфа перед ним. Становится даже немного страшно, ибо он сам себя так хорошо не знает, как блядский Юта. Это нервирует немного. — Второе, — глухо признается юноша. Не сказать, что он прямо-таки сильно боится крика альфы и его осуждения, но… Да, именно осуждения Тэхен и боится. Они не раз и даже не два проходили этот диалог, каждый по новой, почти заново, но сейчас выражение лица напротив едва меняется. Либо все настолько очевидно, либо альфа уже немного успокоился. — Расслабься. Я чувствую, как ты ногой под столом трясешь, это бесит. Да и не такой уж я моральный урод, чтобы запрещать тебе что-то, мелкий, — альфа тянет из трубочки апельсиновый сок, не сводя глаз с Кима. — Мне жаль, если раньше я дал тебе так подумать, но у меня было время, чтобы это слегка переосмыслить. Может, это случилось именно в тот момент, когда Чонгук забрал тебя из клуба. Вся ваша встреча спустя два года дала понять, что вы теперь друг другу снова будете ебать мозг, — вздыхает, а омега напротив уже не столь напряжен. — Ты вырос. Надеюсь, трагедия тех лет, если ее так можно назвать, больше не повторится из-за какого-то там Чонгука. — Гук тоже вырос, хен. Мы все обсудили. Теперь между нами нет каких-либо недомолвок, которые мешали нам раньше. Нас, так сказать, просто… Запутали? Два года назад сыграло третье лицо. Альфа, который был в меня влюблен все подстроил, а Чонгук принял за чистую монету. Нам надо было поговорить еще тогда, понимаешь? Но ни он, ни я этого не сделали. — Бля, а ты правда вырос, пиздюк! — хохочет Юта, хлопая младшего по плечу. — Но если чё, — подмигивает. — Я всегда готов ему в жопу биту вставить и прокрутить пару раз. — Если чё, — Ким передразнивается, — это сделаю я сам. Только биту одолжи. — Зачем вам бита? Чужой голос вклинивается в такой же чужой разговор, а омега совсем потерял счет времени, только сейчас заметив припаркованную у входа Ямаху. Чонгук стоит перед ними темнее тучи. Что-то произошло, думается омеге, от чего он обеспокоенно дергает рукав потертой косухи брюнета. — Тебе в задницу вставлю, если понадобится, — Юта усмехается, но почувствовав, что ему одному тут весело, замолкает, переглядываясь с младшим. — Гук?.. — Тэ пытается заставить обратить на себя внимание Чона. У того взгляд потухший, как последняя сигарета из пачки. Он дергается и, проморгавшись, кивает самому себе, забирая стул от пустого соседнего столика. — Кое-что произошло. Я приехал по-быстрому забрать тебя, после мне надо в больницу. — Хосок очнулся? В голове проскальзывают моменты ночи, когда их веселье нарушило то самое третье лицо из прошлого. Джексон пришел не просто так, повидаться с бывшими одноклассниками да коллегами, как оказалось после. Один выстрел со второго этажа, след альфы простыл, а Хосок лежал на полу почти без сознания. Если бы не оперативная работа скорой помощи, все могло бы кончиться летальным исходом, — вот, что сказал лечащий врач. Но от того не легче: Чон почти две недели лежал в коме без каких-либо прогнозов. — Очнулся, — новость, вроде, радостная, но никто не спешит кричать праздничными возгласами, а лицо Чонгука не меняется, он не говорит ни о каком сюрпризе. — Но сегодня ночью попал в больницу Юнги. Абсолютное молчание. Юте нечего говорить — это разборки сугубо чонгуковы, да тэхеновы отчасти. А Тэхену становится страшно. По-настоящему страшно за собственную жизнь. Он рот открывает-закрывает, как рыба без воды, а ведь хочется спросить о самочувствии Юнги и что вообще произошло — как он оказался, блять, в больнице? Хотя, второй вопрос будет лишним. Всем известно, на кого их шайка нарвалась. Джексон мстит за прошлые обиды и мстить он будет не только одному Хосоку. Этот альфа пизданутый на всю голову, думается Киму пока друг легонько пинает его под столом. Чонгуку вечером поступил звонок от врача-реаниматолога с сообщением, что Хоуп очнулся и к утру его переведут в обычную палату. Теперь хоть немного альфа мог выдохнуть спокойно, ведь старший очнулся, теперь проблем с дальнейшим лечением будет куда меньше. Но, Боже, как же он рано обрадовался! Выйдя на балкон с сигаретой в зубах, и обнаружить соседа в кустах прямо под ним — сущий пиздец. — На кого вы, сука, нарвались? — Личные дела, не суй в них свой нос, — Джей Кей не скрывает грубости вместе с нервозностью, поднимается со стула, прихватывая куртку омеги. — Собирайся, надо спешить. Тэхен поднимается со стула, в один глоток допивает кофе, глазами бегая по обеспокоенному лицу друга. — Когда ты улетаешь? — Завтра вечером. Встретиться больше не получится, Тэ-тэ. — Я позвоню, когда буду дома, хорошо? Юта кивает. Вот такое скомканное прощание перед несколькими месяцами расставания. Грусть грустью, но шлем омега застегивает покрепче, устраиваясь на заднике излюбленной Гуком ямахи. Оба дерганные: Тэхен — из-за страха за их жизни, Чонгук — из-за всего происходящего. И за жизни, конечно же. — А нам безопасно вот так спокойно разъезжать по городу? Вдруг он аварию подстроит? — Кима охватывает паранойя, значит скоро случится пиздец. Во всяком случае, так говорит его ссыкливая задница. — Если так считать, то нам вообще опасно находиться где-либо. Если Джексон захочет — наймет снайпера, который по среди улицы прострелит нам головы одним точным выстрелом. Ну и авария, как ты сказал, — альфа поворачивается, пройдясь щекоткой пальцами по подбородку Тэхена. — Не бойся. Нам главное доползти до больницы, а там уже мы с Хосоком план сварганим. Это совсем не успокаивает тэхенову ссыкливую задницу, но ему ничего не остается кроме как обхватить руками торс Чона, прижаться к его спине и лететь на ебаную встречу к судьбе, черт бы ее побрал. «Ну убьют и убьют — хуй бы с ним… Нет, не хуй бы с ним!» — омегу гложут негативные мысли по пути до самой многоэтажной больницы. Вот он лифт — они поднимаются на четвертый этаж к своим коллегам по несчастью. Вот кофейный автомат — спасение Тэхёна, который, позвенев мелочью, закидывает ее в щелку, тыкает на «Американо», не добавляя сахара. Он любит сладкое, но сейчас ему надо что-то максимально горькое, чтобы удержать вот-вот растекшуюся серую жидкость в голове. Вот палата, куда их отослал альфа в регистратуре, тут валяется Хосок. — Что на счет полиции? Их должны были вызвать, ибо Хоуп поступил сюда с огнестрельным ранением. — Должны, но мы слегка обернули эту систему, — Гук пару раз стучит по белой двери, проходя внутрь. Хосок припеваючи ковыряется в вареном рисе и кимчи. — Если вас поймают, то первое, за что вы сядете, будут взятки, — вздыхает омега, закрывая за собой дверь. Пару секунд глазеть на друг друга — можно считать за приветствие и «Рады тебя видеть в добром здравии!». Чон одним махом руки приказывает заткнуться, усесться рядом в ожидании пока он разделается со здешним обедом. Выглядит он, мягко говоря, не очень здоровым. В какой-то мере, хорошо, наверное, что альфа попал в больницу и отвалялся в коме. Можно ли это назвать не комой, а нормальным человеческим сном после нескольких лет непрерывной работы в баре? Чонгук бы выпалил полноценное: «Да, блять!» — Вкусно, что ли? — недоумевает Джей Кей, разглядывая как босс с животным аппетитом разделывается с остатками кабачков и вареных яиц в соевом соусе. Тэхен бы сказал, что выглядит не очень, но он просто не любитель овощей, да яиц в принципе. — Это хоть как-то где-то похоже на домашнюю еду. Доживешь до моего возраста, мелкий, — поймешь. — Надеюсь, не доживу, ибо все время, что я тебя помню — ты питался доставками или лапшой быстрого приготовления. Хосок давится не дожеванным яйцом, которое кое-как пролезает внутрь и тычет в сторону Чона металлическими палочками для еды. — Молчи, и лучше расскажи, как там дела в баре и не только! Медработники рассказали, какую хуеву тучу времени я тут провалялся, — альфа вздыхает, просит Тэхена помочь ему убрать поднос с чуть ли не вылизанными чашками, и глаза прикрывает на какое-то время, собираясь с мыслями. После пары недель обездвижения мышцы действительно почти атрофировались. — Ну, так что там, Чонгук? Тэхен рад видеть Хоупа в обычной больничной палате, одетым, и с минимум трубок в теле, который в силах даже поворчать на младшего. Выглядит до ужаса болезненно, но со временем это обязательно пройдет. Он выкидывает пустой бумажный стаканчик из переработанного дерева — гласит надпись — и принимается нарезать привезенные яблоки сорта «Гренни», любимые альфы, по словам Джей Кея. Гук отмалчивается пока не чувствует на своей шкуре взгляд босса, не предвещающий ничего хорошего. Новости, которые он собирается преподнести тоже не радужные вообще-то, но взгляд у него ни чуть не строже. — Юнги в соседней палате валяется, — в нервном смешке выдает информацию. — Я привез его сегодняшней ночью. Чонгук вчера обнаружил тело Мина в кустах: без сознания, в море собственной кровищи, и, как оказалось, с переломами ребер, «еще легко отделался», — подумалось Чону. Он бы даже обрадовался, правда! Если бы до него не дошло, что вот-вот — и он, блять, следующий. И, кто знает, может сразу в морг, а не в соседние от коллег-друзей-по-несчастью палаты. Тэхен протягивает толстые дольки яблока Хоупу, но тот даже не думает принимать фрукт, сидит себе молча, хмурится, и не говорит ничего даже. Теперь напрягается не только Гук. Блондин сверлит взглядом босса бойфренда и сам начинает уплетать сорт «Гренни». Ему остается только молча присесть рядом, как не прискорбно ждать у моря погоды в надежде, что это будет не ураган. Омега с ним не справится, сколько не старайся. Чонгук у него один-единственный, только объявился, и никакой Джексон не посмеет в столь счастливый момент отправить его на «тот свет»! — Надеюсь, Агусту досталось куда меньше, чем мне, — Гук по-прежнему отмалчивается. — Ну, говори! Он же в сознании, Чонгук? — Да в сознании, в сознании! Но с койки не встанет ближайшие два месяца. Теперь только мы с тобой остались, Хосок, понимаешь? Нам вдвоем разбираться с этим недоразвитым выблюдком. — «Я тебя породил, я тебя и убью!» — слабо смеется Хосок, растягивая белые потрескавшиеся губы, а Гук вылупился на него, как на пациента из крыла психиатрии. — Чего он только что сморозил, блять? — альфа поворачивается к Тэ, что в собственном молчании продолжает поедать яблоки, возомнив себя Рюком , что точно так же жить без яблок не может. В данной ситуации они для Тэхена такой же наркотик, помогающий забыться в поглощении полезного для организма железа. — Тарас Бульба однажды так сказал своему сыну. Хосок немного в отчаянии. Ладно, много вообще-то, раз уж начал цитировать непонятно кого прямо как любимый (нет) тонсен накануне. В цепкой памяти до сих пор стоит сверлящий взгляд напротив и дуло пистолета, тычущее почти в сердце. Чон готов поклясться, что видел дрогнувшую руку альфы и на миг смягчившийся взор. Надеяться о не до конца прогнившем нраве, сулящей хоть что-то хорошее, уже слишком поздно. Альфа это понимает, хватается за сальные волосы и приводит их еще в больший беспорядок. Если бы несколько лет назад ему кто-то сказал, что он будет валяться в реанимации из-за милашки Джексона — не поверил бы. Мысли совсем не в том русле. Ему бы, по-хорошему, придумать план, а лучше несколько, пока их не перебили, как мух, одного за другим, но в голове только мелкие иллюзии, граничащие с надеждой, что тонсен не такой уж пидорасик, каким вернулся по началу. — Джексон тебе сын, что ли? — Чон в силу своего ума продолжает недоумевать, зыркая то на своего омегу, то на босса, который начал нести подобную Джексону ересь. — Да блять, Чонгук! Короче, — Хоуп потирает переносицу, отрывая взгляд от тошнотворного пододеяльника в цветочек, — меня выпишут где-то через две недели. А пока что пусть Хичоль прикроет бар. Не суйтесь туда и сидите по норам, по возможности вообще не выходите на улицу. Он ловит нас по одиночке, да, поступает, как крыса, но так гораздо легче перебить всех, согласись. — Даже так, если Джексон захочет ускорить процесс, он легко пробьет адреса и будет действовать более масштабно, — подает голос блондин. — Семьи будут в такой же небезопасности, как и вы все. Как и мы, точнее. Могу считать себя с вами в одной лодке. — В моем кабинете в правом ящике хранятся запасные ключи от квартиры. Она куплена на имя другого человека, так что, там будет безопасно. Даже если Джексон сильно захочет, не сможет выйти на вас. Другая ситуация — если проследит. Поэтому сидите в квартире и питайтесь доставками. — Разумно, — произносит Гук, отбирая у Кима дольку яблока. Желудок воет, ему плевать на скорую возможную смерть — жрачку требует строго по расписанию. — Ну, а потом что будет, когда ты выйдешь? Хоуп пожимает плечами. Ответ очевиден — устроят спецоперацию по устранению червяка в прогнившем яблоке. Ван будет мешать им жить пока не добьется своего. Господи, один он свыше видит, что никакая хосокова любовь не позволит пожертвовать делом всей его жизни и здоровьем дорогих ему людей. Он уже разок оступился, ну ладно, второй вот еще — позволил себе валяться без сознания пару недель, пока их душили по одиночке. — Будем взрывать, — спокойно изрекает Хоуп, забирая свою заслуженную тарелку с яблоками, где осталось всего долька. — Что взрывать? — По-настоящему слабые люди всю жизнь проживают в беспомощности и гневе, Чонгук-и, — альфа скидывает одеяло, просит открыть окно и подать ему пачку сигарет. — Всех и вся взрывать будем. Пиротехника нынче в моде. — Здесь нельзя курить, — Ви вместо пачки сигарет протягивает мужчине яблоко. — А еще я все чаще подумываю, нет ли у вас с Джексоном и правда родственных связей. Или у вас один сборник цитат на двоих? — Вот серьезно. Вы один-единственный день тогда увиделись, и понеслось. Хосок, мы чего-то не знаем? — подначивает Гук, игриво дергая бровями. — Ой, все, пиздуйте! Мне нужен отдых и покой вообще-то, — всячески отмахивается старший, опускаясь на подушки с кряхтением от боли незажившей раны. — У вас там еще один немощный в соседней палате, идите перед ним потанцуйте. ㅤ ㅤ ㅤ ㅤ ㅤ ㅤ Альфа весь оставшийся день пялит в отключенный телефон, не понимая собственного нежелания включать его. Сто пудов там миллион пропущенных от бизнес партнеров, клиентов, которые по какому-то несчастью не получили свою дурь (и не получат ближайший месяц), и от омеги, что так прекрасно пахнет сиренью. За больничным окном снег валит, люди утепляются с каждой неделей все сильнее, а у Хосока обонятельный рецептор шалит — в палате сиренью пахнет, словно весна наступила. Или Чону был тут совсем недавно, желая оставить свой аромат для более приятного нахождения в больнице. Очень жаль, ведь и то, и другое — бред больной фантазии. Школьник сейчас, наверное, только с учебы идет, какая ему больница, какой ему Хосок! А о весне с сиренью и речи быть не может. Хмыкнув, альфа все же тянется к гаджету, включает его, смотря на логотип устаревшего «Самсунга», и тут же тычется по кнопке отключения звука, потому что не прогадал — телефон начинает разрываться от уведомлений о пропущенных вместе со множеством смс. Их действительно, блять, много, и Чон слегка теряется даже, но стоит ему наткнуться на диалог с рыжей бестией, где пара десятков непрочитанных сообщений, сердце ёкает уже от радости. Только по отрывкам сообщений можно услышать волнение веснушчатого омеги. Хоуп ведь пропал на две недели: ни писал, ни звонил — валялся на больничной койке, совсем позабыв о хрупком сердце Чону, который все это время ждал и злился, черт знает, на кого. На себя — он ни в чем не виноват, на Хосока — да, сильнее всего. Потому что он целовал так нежно, говорил столь красивейшими словечками, как в тупых сопливых дорамах и тут же исчез без следа! Хуже того, омега с самой первой их встречи знает, что Хоуп — нелегал до мозга костей. Хрен знает, скольких он убил, сколько продал наркоты. А вдруг его копы повязали? Что если, подстрелили где? Убили к чертям собачьим! 14:34 Как твои дела? 14:34 Не желаешь встретиться на неделе? Спустя двое суток еще несколько: 01:43 Я понимаю, ты занят, но, пожалуйста, ответь хотя бы точкой. 17:57 Сообщение ведь не занимает много времени, хен… 00:16 Ты намеренно игнорируешь меня? 00:17 Скажи, если я что-то сделал не так. И еще через неделю: 04:37 Знаешь, хен, сегодня чертова суббота. Календарь твердит о десяти днях, как мы с тобой не говорили даже по телефону. 04:37 Ты пропал. Совсем. Прямо как мой сон сегодня. Ты просто испарился, а я не нахожу себе места. 04:39 В бар меня не пускает охрана и ничего не говорит о тебе. 04:40 Просто дай мне знать, что ты хотя бы жив. Я отстану, если мешаю, правда. Хосок действительно стал слишком сентиментальным. Он почти плачет от этих букв на белом фоне и видит, как его маленький мальчик упивается собственными слезами, думая, что Хоуп его просто-напросто обманул и скрылся в тени, не желая брать ответственность за содеянное преступление. Преступление, между прочим, очень серьезное! Кража хрупкого сердечка рыжего мальчишки карается казнью. Альфа старается не медлить, но трясущиеся пальцы не сразу попадают по нужным кнопкам на сенсоре. Номер Чону оказывается совсем не близко благодаря дурацкой работе и множеству незнакомых номеров. Гудки мучительно долгие, Хоуп уже думает сбросить, полагая, что ответа не дождется в этот раз, пока не слышит тихое шебуршание на том конце провода. — Маленький мой… — мужчина срывается на шепот, пытаясь не выдавать своей нервозности от обычного звонка. И пусть едва этот разговор можно считать каким-то обычным. Произошло слишком много событий, а Чону навыдумывал себе разные развилки, самые неожиданные, пугающие, доводящие обоих до дрожи в коленках. Хоуп слышит горький омежий всхлип и едва различимое бормотание, которое никак не может собрать в целое предложение. Пальцы сжимают одеяло, взгляд скачет по палате, стараясь зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы не пустить слезы в ход, как рыжий мальчишка по ту сторону. — Ты живой… — отчаянно срывается с дрожащих губ омеги. — Ты правда живой, черт возьми! — Да, Чону. Я сам удивлен, если честно. Чувство скорой смерти и по сию минуту не покидают Хосока, но делиться этим с радостной веснушкой он не будет. Слыша такое упоение в чужом голосе сердце начинает колыхаться все сильней. — Что случилось, хен? От тебя не было никаких вестей две с лишним недели. — Небольшая стычка с бывшим партнером по бизнесу, не переживай, — хосоково лицо озаряет извиняющаяся улыбка за столь долгую пропажу. Он заставил мелкого нехило поволноваться. — Прости за это. Ты сильно тревожился из-за моей внезапной… Скажем так, чрезвычайной ситуации. — Я больше переживал, что ты бросил меня, — глухо признается Чону. Омега не знает, какая правда сильней ударила бы по нему: смерть Хосока или немое прощание по любой причине от «ты мне надоел» до «я обманывал тебя все это время». Слезы снова скапливаются в уголках глаз, принося излишний дискомфорт. — Успел надумать, что ты просто игрался со мной, как с глупым школьником, который так вовремя подвернулся тебе. Понимаешь, Хосок, я… — Чону, — мужчина перебивает дрожащий голос мальчишки. Ким наконец-то может выговориться, поделиться всеми своими переживаниями, и альфа прекрасно понимает его, он тоже горит всем этим. — Я люблю тебя. Очень сильно люблю, слышишь, солнышко? Поверь мне, если за эти недели ты засомневался. Я пропадал не просто так. Ты ведь умный мальчик, знаешь о моих делах, верно? Омега только и может что издать утвердительный всхлип, зажимая рот рукой. Он стоит на улице, только-только пересек территорию школы, отставая от своих одноклассников, спешащих поскорей домой. Щеки краснющие от холода и горячих не высохших слез. За это время в нем действительно развивалось огромное семя сомнения по поводу всего, что с ним происходило в последние пару месяцев тут. Но звонок Хосока, его возвращение, пусть и не совсем благополучное, по всему услышанному, возвращает омегу в прежнее русло. — У меня поврежден жизненно важный орган. Сейчас все в порядке, я в больнице, — спешно добавляет Хоуп второе, когда слышит волнительный вдох омеги. — Я иду на поправку, не переживай. Но настали не совсем благие времена в моей жизни, маленький мой. — Если это та самая благородная речь для того, чтобы бросить меня, хен, то… — Нет! Нет же, Боже, Чону! — рыжая бестия действительно когда-нибудь доведет его, с легкой усмешкой думается Хоупу. Он ерошит свои волосы, оттягивая пряди на краевой линии роста. — Я ни в коем случае не хочу расставаться с тобой, слышишь? Я люблю тебя — это не ложь. Но какое-то время нам стоит держаться на расстоянии ради твоего же блага. — Сколько? — Что — сколько? Обоим вспоминается их первая встреча. В тот раз они точно так же говорили о ебаных деньгах. — Дней, недель, месяцев. Сколько мне ждать тебя? — омега продолжает двигаться мелкими шагами, оставляя свои следы на белом полотне, постепенно покрывающем Изумрудный город. Он готов сидеть дома в ожидании. Всегда был готов с их первой с Хоупом встречи, потому что изначально знал, кто он такой, на какие риски придется идти ради отношений с мужчиной, старше его самого на целый десяток. Слеза все же срывается с широкоскулого лица. Альфа влюблен так по-детски и невинно, что не может сдержаться. Почитать себя тузом перед любимым мальчиком ведь вовсе ни к чему. Всего за пару месяцев прошло с их знакомства, Хосок уже смело может счесть Чону самым родным лучиком, когда-либо появлявшимся в безрадостной жизни. Так что, лить слезы перед ним, наверное, отныне в порядке вещей. — Хен, — тихо зовут его по ту сторону. — ты что, плачешь? — Ты, вообще-то, тоже всего пару минут назад ревел! — Я просто удивлен, — мальчишка звенит ключами от дома, отворяя дверь в теплую обитель. Мужчина слышит знакомые голоса родителей Кима и улыбается от приятной ностальгии их совместного ужина со знакомством. — Не думал, что ты так просто растрогаешься. — Просто осознаю, какой у меня прекрасный омега, — весело усмехается брюнет. Между ними повисает невесомая тишина. Он слышит, как школьник переговаривается с родителями по мелочам, те спрашивают, с кем Чону говорит по телефону и радушно передают Хоупу привет, приговаривая, что ждет его в гости. Это действительно греет душу. — Чону. — Да? Я поднялся в комнату, если что. — Дай мне месяц, хорошо? Я все улажу за это время и приеду к тебе. — Хорошо, мистер мой-бойфренд-нелегал, я даю тебе месяц, чтобы поиграть с пушками и вдоволь порезвиться, — с акцентом рыцаря, посвящающего коллегу в высшую лигу, произносит Чону, усмехаясь. Он старается держаться навеселе, хоть и понимает всю опасность ситуации. — Но будь осторожен, хорошо? Я переживаю, ты ведь знаешь. — Я всегда осторожен. «Да конечно! Когда мы только встретились, тебе там что-то прострелили, сейчас ты снова в больнице», — думается омеге. Он почти дуется, готов даже возмутиться, но упрямо молчит, думая, чем его слова помогут профессиональному бандиту? Они бесполезны, точно так же, как и сам Ким во всей этой безрассудной ситуации. Дела мужчины действительно до усрачки опасны, мальчишка бы сам не пихался в них даже без предупреждения Хоупа. Он умный, в отличие от некоторых бесстрашных, чувство самосохранения при нем. — А я всегда буду ждать тебя, хен. — Зная, что я не вернусь без крови на руках? — Смею предположить — ты по локоть в ней. Оба горько усмехаются. Мелкий истину глаголет.