Путь Махидевран

Ночь Женя провела спокойно. Ей не снилось ничего — сказалась, вероятно, усталость — не один день пришлось ночевать в карете. После такого путешествия диван казался вполне удобным местом для отдыха. Фирюзе разбудила Гюльбахар рано утром. Повторился вчерашний ритуал — хаммам, молитва, легкий завтрак из фруктов и на удивление вкусного напитка. — Пора, госпожа, — рабыня извлекла из сундука платье, в котором Гюльбахар предстояло ходить ближайшее время. Нет, смена-то наверняка была, все-таки гарем шехзаде, здесь не принято было мелочиться относительно одежды даже для будущей наложницы. Во всяком случае, Женя очень на это надеялась. К ее большому облегчению, платье оказалось совсем не серым. Яркие белые вещи в своем времени Женя не носила, но деваться здесь было некуда. Волосы были уложены в удобную прическу, не попадали в глаза при каждом движении. Женя осталась довольна увиденным в зеркале. Она понимала, что для Фирюзе «госпожами» являлись все новоприбывшие. Она служила здесь наверняка не первый год, нехитрые меры предосторожности — завысить титул пока еще даже не фаворитки, видимо, хорошо оправдывали себя. Никто не знал, кто возвысится, так что служанки предпочитали перестраховываться. И Женя никого за это не осуждала — так было заведено. Ей придется привыкнуть к достаточно однообразной жизни. Развлечений было немного и все они строго регламентировались. В сериале об этом тоже говорилось, но без подробностей. Женя не сомневалась, что эти тонкости придется изучить в ближайшем будущем. Коридор в этот раз оказался намного короче. Гюльбахар оказалась в компании девушек самых разных национальностей. Блондинки, брюнетки, шатенки — кого только не было в сравнительно небольшой комнате, украшенной достаточно скупо, если не сказать скудно. Несколько ковров на полу и стенах, резные окна, освобожденные сейчас от штор и несколько лампад и местного варианта лучин — не следовало забывать, что в эту эпоху электричества еще не придумали. Девушки взволнованно переминались, на лицах некоторых читался откровенный испуг. Гюльбахар только вздохнула — она ничем не могла им помочь. Они все были в одной лодке, как не грустно было это признавать. Шум, крики, паника и нежелание подчиняться ни к чему хорошему точно не приведут. Женя-Гюльбахар помнила, что многие наложницы не считали жизнь в гареме ужасной. Они имели личные деньги, получали подарки по праздникам, в основном связанными с беременностями различных фавориток, имели крышу над головой и хорошее питание. Некоторые получали шанс разделить постель с султаном или шехзаде, смотря в чьем гареме находилась девушка. Понятно, что замкнутое пространство давило, но раз уж так сложилось, то Женя собиралась достойно прожить нынешнюю жизнь, как ей и советовала та безымянная гадалка. А пока следовало пройти «курс будущей наложницы», как окрестила про себя Женя-Гюльбахар нынешнее обучение. В ее мире существовал курс молодого бойца, вот она и провела небольшую параллель, заодно улучшив себе настроение. Появление калфы, ответственной за их обучение, не заставило девушек притихнуть. Женя, как ни старалась, так и не смогла опознать языки, на которых говорило большинство из них. Короткий окрик быстро привел их в чувства. Наверное, они смотрелись странно — двадцать девушек в одинаковых белоснежных платьях и легких туфлях без каблуков. Но смотреть на них было некому, о камерах здесь и не слышали. Только калфа ходила между не совсем стройными рядами девушек и придирчиво оценивала каждую из них. И какие выводы она сделала, можно было только догадываться. — Аллах, дай мне терпения! Откуда только доставляют таких диких, — негромко вздохнула она, устало глядя на них. Из двадцати девушек только Гюльбахар удивленно посмотрела, прекрасно поняв, что именно сказала женщина. Остальные молчали, нервно комкая ткань платья и ежась под тяжелым взглядом наставницы. *** Женя-Гюльбахар не замечала, как летели дни. Казалось, она только сегодня приехала в Манису — по ее расчетам в конце июня, а уже июль перешел свою половину. Обучение близилось к концу. Из двадцати девушек осталось пятеро — сама Гюльбахар, Айнур, Акгюль, Тангюль и Гюлесен. Остальные, если говорить современным языком, не смогли сдать экзамены и были отчислены — кто-то был отправлен в услужение наложницам шехзаде, некоторых продали в чужие руки, рабынями они быть не перестали. Женя мысленно удивлялась подбору новых имен у оставшихся девушек. Получался своеобразный цветник, состоявший из «роз». Акгюль означала «белая роза» и получила имя за цвет волос и, возможно, кожи. Она прилежно училась, но вызывала у Гюльбахар некоторую растерянность — девушке было все равно, что с ней происходит, она выполняла все, но нехотя, обреченно, в глазах не было искры. Гюлесен в переводе — «здоровая роза». Такого имени Женя в сериале не встречала, но в какой-то книге оно попадалось. Именно эта девушка активнее всего обсуждала любую мелочь, склонна была к преувеличениям и сборам немногочисленных доступных им сплетен из гарема шехзаде. Неожиданный визит маленького шехзаде Мурада и его матери, Гюльфем-султан, именно Гюлесен обсуждала несколько дней. Она была удивлена, что у шехзаде Сулеймана уже есть ребенок и теперь строила версии, а есть ли в гареме еще беременные фаворитки и сколько их. Женя тоже была взволнована неожиданной встречей, хотя совсем по другой причине. Итак, Гюльфем еще носила титул «султан». Ее шехзаде, пятилетний любопытный мальчик оказался на одном из обучающих занятий, судя по всему, свернув не туда. Гюльбахар и остальные, по короткому приказу Айшур-калфы поклонились маленькому представителю династии османских султанов. Прежде, чем за сыном явилась Гюльфем, маленький Мурад успел сделать несколько обескураживающих для остальных заявлений. — Я скоро пойду в поход, как только стану падишахом… — Нет, сначала мой папа станет падишахом, а потом я и завоюю все то, что не успеет он. Осталось только вырасти, — ребенок воинственно размахивал руками, явно радуясь новым слушателям. Бледное лицо несчастной калфы Женя хорошо запомнила, а еще крепко призадумалась. Она прекрасно помнила, как вел себя и маленький Мустафа. И к чему все это впоследствии привело. Не только, конечно, из-за детских заявлений, но все-таки и они наверняка тоже стали той каплей, что в конце концов переполнили чашу султанского терпения. Женю-Гюльбахар удивило поведение Гюльфем. В сериале она была показана разумной женщиной, за исключением того случая, стоившего ей в итоге, жизни. Но в целом спокойная Гюльфем всегда старалась держаться подальше от интриг и склок султанш. Но сейчас она и не думала пресекать своего маленького мечтателя. И Женя наяву, а не в кино, увидела отчетливо очередную причину падения сериальной Махидевран. Самоуверенность. Родив шехзаде после того, как эпидемия оспы унесла жизни других детей Сулеймана, она была уверена, что теперь ее будущее обеспечено. А в это время будущая Хюррем, как сейчас Гюльбахар, проходила обучение и вскоре предстала перед молодым султаном, заинтересовав его. Айшур-калфа, после ухода Гюльфем-султан, долго приходила в себя и наставительно требовала от девушек забыть все, что юный шехзаде наговорил, иначе им всем не сносить головы. И она была права — на троне Османской империи все еще находился Селим Явуз и если у него в Манисе есть свои шпионы… Женя мысленно поежилась. Молчать о детских разговорах выгодно им всем. Так уж вышло, что Женя-Гюльбахар в основном, общалась исключительно с Гюлесен. Айнур и Тангюль создали свою пару подруг, подсказывая друг другу, когда могли это сделать. Акгюль держалась в одиночестве, но у Жени были сильные подозрения, что финальный этап «курса будущей наложницы» она все-таки не пройдет, ее абсолютное равнодушие ко всему пугало Айшур-калфу. Даже на уроках стихосложения она писала исключительно о пустоте и одиночестве. — Так и не смирилась, — пожимала плечами Гюлесен, которая обзавелась привычкой — все, что узнавала, сразу же рассказывала Гюльбахар, которая слушала и наматывала на ус. — Акгюль же украли прямиком с собственной свадьбы, всех перебили. Не она первая, не она последняя, — фыркнула девушка. Гюльбахар так и подмывало спросить, а как сама Гюлесен оказалась в гареме, но интуиция говорила, что лучше этого не делать. А Женя верила своему чутью и в этот раз предпочла промолчать, лишь покачала головой, выражая неодобрение. Некстати вспомнилась будущая соперница. Вот у кого хватило духу не просто выжить, хотя с ее характером, не убили ее только из-за того, что она могла принести выгоду. Бороться с ней будет непросто. Ошибаются все, безупречных в мире гаремных интриг нет. Это пока на них не обращали внимание, как Гюльфем, не видящая в них угрозы, так и другие наложницы шехзаде, живущие в своем крыле. «Осторожность прежде всего», — решила для себя Женя-Гюльбахар, старательно тренируясь в поэзии. Не так уж и легко было складывать строчки на турецком, но она справлялась. Иногда к ним заглядывала Дайе-хатун. Вопреки своему обещанию, она не так уж часто появлялась у новеньких, хватало забот с гаремом. Шехзаде ведь далеко не каждую ночь вызывал кого-нибудь к себе, у него были и государственные дела. Несколько раз было так, что прошедшая по Золотому пути девушка напрасно ожидала шехзаде и под утро уходила расстроенная. Поэтому пока не спешила Дайе-хатун с представлением девушек, требовалось разобраться с тем напряжением, что царило в гареме сейчас. Нескольких девушек уже наказали за драки из-за отрезов тканей и драгоценностей, еще несколько были проданы, они не высказали желания продолжать службу, а интереса у шехзаде за несколько лет так и не вызвали. «Возможно, продажа наложниц, не заинтересовавших шехзаде, а потом султана Сулеймана, являлась одним из способов для валиде-султан поддерживать привычный уровень жизни в гареме в период военных походов, когда казна становилась пустой», — осенило Гюльбахар. Математику им преподавали достаточно ограниченно, об экономике и ведении бюджета тем более никто ничего не слышал, да и зачем это пока еще простым рабыням, только готовившимся показать себя. Попаданка же надеялась запомнить этот случайно услышанный факт — Дайе-хатун говорила об этом с Айшур-калфой и уточняла последние приготовления. Сроки все еще были неизвестны. Но всему рано или поздно приходит конец, в том числе и ожиданию. Взволнованная Айшур-калфа собрала пятерку «финалисток» и сообщила, что у них неделя на подготовку наряда и драгоценностей для представления шехзаде. Рабыни помогут с выбором, а необходимые средства им выделит Айше Хафса султан. Встрепенулись все, кроме Акгюль, но к этому уже привыкли и не удивились. Как и тому, что Дайе-хатун увела Акгюль в неизвестном направлении — девушку выбраковали буквально в самый последний момент. — Она сама виновата, — поджала губы Гюлесен и переключилась на разговор о своем будущем наряде. Женя только вздохнула, в душе соглашаясь — у Акгюль было все, чтобы смириться и привыкнуть к новой жизни. Прошлое вернуть не получится никому, ни дочери хана, ни европейской девушке. А будущее могло быть неплохим, если представление окажется удачным. Гюльбахар выбрала себе фиолетовую ткань и подобрала украшения в тон, с аметистами без лишних вкраплений. Серьги, ожерелье и браслет должны были составлять единую композицию с нарядом. Женя-Гюльбахар стала первой, кто определился с будущим платьем. Остальные девушки меняли то и дело свои предпочтения, суетились, словно в один момент забыли все, чему их так старательно учили. Женя попыталась было вразумить хотя бы Гюлесен, та металась между желтым и оранжевым и никак не могла сделать выбор, но ее слова пропали втуне, Гюлесен ее не слышала. Женя-Гюльбахар под присмотром Айшур-калфы демонстрировала уверенные отточенные движения восточного танца. Память тела Гюльбахар и новые навыки, полученные в обучении, дали интересный результат. Калфа, во всяком случае, одобрительно кивала и давала советы, что можно добавить для зажигательности. Требовалось привлечь внимание шехзаде, а для этого требовалось постараться. Уподобляться Хюррем, Женя не собиралась. Ей хватило некоторых сцен сериала, от которых хотелось прикрыть глаза руками. Взять тот обморок или как Хюррем просила у султана прощения за рождение Михримах. «Все это — впереди», — напомнила себе Женя-Гюльбахар. Она пока не сделала ничего, что могло бы кардинально повлиять на события. Да и не под силу ей это. Даже если с Ибрагимом-пашой и сложатся дружеские отношения, она никак не сможет запретить ему покупать в подарок для Сулеймана наложниц — в те времена это было обычным делом. Так что Гюльбахар предстояло жить в тех условиях, какие были. Сделать все, чтобы предотвратить ее личные трагедии — вот главная цель вынужденной попаданки. Которую еще предстояло осуществить. Женя не удивилась, когда Дайе-хатун торжественно объявила о празднике лишь накануне этого события. Поведение девушек и без того измотало Айшур-калфу, которая ворчала, что они станут последними, кого она готовила, после чего уйдет на покой и передаст должность калфы гарема шехзаде кому-нибудь помоложе. Вот тут-то Женя вспомнила и про Нигяр. Получается, во времена шехзаде Сулеймана, она сама училась и не подозревала, что место для нее вскоре освободится. Нет, она могла попасть на службу уже непосредственно в Топ-Капы, а возможно, в этом мире все-таки были какие-то свои особенности, отличительные детали. Женя-Гюльбахар тщательно готовилась к главному дню своей нынешней жизни. Согласно распоряжению хазнедар ей предстояло выступить второй, следом за Гелюсен, которая в ярко-желтом наряде смотрелась, вроде бы, неплохо, но цвет, по мнению Жени, очень резал глаз, а ведь она была привычна и не к таким цветовым решениям. — Я возьму свое яркостью, — уверенно заявляла Гелюсен, скрывая волнение. Танец для шехзаде или султана считался обязательной частью программы, отменить который было невозможно. Последний вечер все девушки были неразговорчивы, каждая думала о своей дальнейшей судьбе. Женя-Гюльбахар поймала себя на мысли, что никто из них за все это время, не интересовался, как вообще выглядит шехзаде. Разумеется, так было необходимо, но естественного любопытства не возникло даже у Гелюсен. Все желали одного — произвести впечатление, но толком не знали, на кого. В назначенный час нервы у всех были на пределе, но девушки изо всех сил старались этого не демонстрировать. С помощью рабынь к назначенному часу все новенькие были готовы. Дайе-хатун еще раз придирчиво всех осмотрела и дала команду следовать за ней, удовлетворившись увиденным. Женя заставляла себя сохранять самообладание, хотя сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Она волновалась, да что там, почти боялась — но показывать этого не собиралась. Айше Хафса султан пригласила немногих обитательниц гарема на праздник, цель была в другом. Среди зрительниц была и Гюльфем-султан, ее сын был под присмотром служанок. Она нарочито небрежно теребила платок, но ее выдавали дрожавшие руки. Несколько девушек из гарема, по приказу Айше Хафсы, исполняли различные мелодии, под которые и должны были танцевать новенькие. Женю поначалу удивляло, что их осталось так мало, но потом она вспомнила, что Дайе-хатун упоминала — только лучшие получат право показать себя. Как танцевала Гюлесен, Гюльбахар не видела, но ничуть об этом не жалела. Она слушала медленную, почти медитативную музыку и отстранено думала, что бойкой по характеру Гюлесен она подходила не слишком. Дайе-хатун предупреждала, что музыка будет разной и следовало быть готовыми ко всему. Когда хазнедар открыла для нее проход, Женя глубоко вздохнула и шагнула вперед.