***
Не успел Карло поздравить себя с успешным преодолением первого отцовско-сыновьего кризиса, как незаметно подкрался второй. Поначалу, избавленный от необходимости по несколько часов в день терпеть колкости и побои в ненавистной школе, Тин выглядел совершенно счастливым. Он получал удовольствие от работы посыльного, необходимости бегать с одной окраины на другую, общения с разными людьми, получения новых знаний и умений. Но очень скоро восторженные рассказы Тина о том, как прошёл его день, уступили место суховатому перечислению наиболее значимых событий, а ещё спустя время, усохли до лаконичного «да как обычно». Премудрости столярного мастерства, на постижение которых у Карло ушли годы, Тин успешно применял с первого раза, и уже на исходе второй недели старик с удивлением обнаружил, что ему нечему научить сына. Постепенно уменьшилось и время, проводимое с Фредо, а Тин всё чаще впадал в глубокую задумчивость. Похоже он быстро приближался к тому периоду, когда взрослых детей тянет покинуть отчий дом, и Карло, хоть убей, не понимал, что он должен с этим сделать. С одной стороны, его переполняла гордость за то, какой Тин способный, и Карло был счастлив тем, что смог оказать на него хоть какое-то влияние. С другой — Карло баюкал фантазии об отцовстве много лет, вытачивал деревянную заготовку несколько месяцев, а Тин прошёл путь от эмоционально нестабильного ребёнка до молодого, готового к началу своей собственной жизни мужчины, за пару недель. Всё было слишком быстро и оставляло внутри скребущее чувство неправильности, незавершённости. Карло не был готов позволить сыну уйти. — Так-то, — кивал старик, поддакивая своим размышлениям и одновременно одобряя спорящуюся в руках работу. Он методично работал долотом, нанося узкие насечки, призванные имитировать шерсть на голове игрушечного медведя. — Как настоящая, — одобрил восьмилетний Витторио, с неугасимым интересом наблюдая за движениями Карло. Тот только с улыбкой покачал головой. Тин с той же сноровкой делал самую настоящую древесную шерсть: хоть прямую, хоть кудрявую, с волосину толщиной. — Ну, вот и всё, — довольно заключил Карло, сдувая стружку, и протянул медведя мальчику. — Теперь как новенький! Тот с нетерпением выхватил игрушку и принялся рассматривать её так внимательно, будто не наблюдал процесс реставрации от начала и до конца. — Ещё лучше, чем был! — серьёзно заключил Витторио, полностью удовлетворённый осмотром. — Я рад, — улыбнулся Карло. — Мама обещала лепёшек к ужину передать, — извиняющимся тоном добавил мальчик. Карло не брал с ребятни денег за починку игрушек, но синьора Лонго регулярно передавала ему гостинцы в благодарность за работу. — А давайте я вам щенка покажу? — вдруг предложил Витторио, и глаза его воодушевлённо заблестели. — Он на плюшевую игрушку похож, такой весь круглый и лохматый, чёрненький, а глазки зелёные. — Зелёные? — удивился Карло. — Не голубые? Витторио энергично помотал головой и, чувствуя интерес, добавил, что щенок ничего не ест. — Потерялся, — предположил опечалившийся Карло. Наверняка дети унесли беднягу далеко от мамы раньше, чем тот успел научиться самостоятельно питаться, и щенок вряд ли выживет при таком раскладе. — Тут совсем близко, — добавил Витторио и схватил Карло за руку. — Ну, если близко, — вздохнул старик, позволяя увлечь себя за дверь. Карло готов был увидеть доходягу на последнем издыхании, поэтому когда из недр сваленных в кучу деревянных ящиков раздалось задорное тявканье, и им под ноги выкатился чёрный меховой шар, был приятно удивлён. — Какой ты славный, — умилился Карло, трепля счастливо повизгивающего щенка по голове. — Не ест, — весомо констатировал Витторио, демонстрируя Карло широкую щербатую чашку, до половины заполненную молоком. — И каша со вчера лежит. Он достал из кармана большеватых штанов мякиш и ткнул им в чёрный блестящий нос. Щенок наморщил морду, будто унюхал что-то неприятное, и завертелся между ногами Карло, не проявляя к хлебу ни малейшего интереса. Витторио многозначительно посмотрел на старика, вздохнул и сунул мякиш в рот. — Матушка не разрешает его забрать, — немного невнятно, но от этого не менее скорбно пожаловался Витторио. — Сказала, что если мы возьмём собаку в дом, кого-нибудь из братьев придётся выбросить на улицу. Я предложил избавиться от Арландо, он всё равно только кричит и пускает слюни, но матушка огрела меня полотенцем и отправила чистить нужник, — Витторио печально вздохнул, явно считая щенка стоящим приобретением в отличие от мелкого сопливого брата. — Витторио! — раздался зычный окрик его дородной матушки, и мальчик, торопливо пригнувшись, спрятался за спину Карло. — Ты куда подевался, паршивец?! — переваливаясь с ноги на ногу, женщина сделала несколько шагов в сторону подворотни, заметила Карло и тепло его поприветствовала, после чего строго продолжила: — Я тебе сказала, чтобы отнёс игрушку и возвращался домой! Мне пришлось оставить Арландо с синьорой Баривьери, чтобы сходить на рынок, а ты ведь знаешь, как тяжело ей присматривать за детьми! Витторио пробурчал, что ему тоже невероятно тяжело, но это никого не интересует, с неохотой выполз из-за спины Карло и принял у матери корзинку с зеленью. — Позвольте и мне помочь, — предложил Карло. — Вы очень любезны! — звучно отозвалась синьора Лонго, вешая на крякнувшего Карло часть корзин. — Разрешите угостить вас обедом! — С удовольствием, — задушено отозвался тот и, пошатываясь, последовал за продолжающим что-то недовольно бубнить себе под нос Витторио. — Старший мой, Гуидо, в охрану каравана нанялся, представляете? — с раздражением пожаловалась женщина, обмахивая освободившейся рукой мокрое от пота лицо. Карло издал неопределённый звук. — Пока караван добрался до Кордограда, от его тамошней охраны остались двое! — возопила синьора Лонго, приняв это за проявление самого живого интереса. — Всех перебили! Поэтому и берут всех желающих! Даже тех, кто оружия в руках отродясь не держал! Бедный мальчик не справится с такой опасной работой! — губы женщины задрожали, она быстро протёрла уголки глаз платком и звучно высморкалась. — Гуидо на днях на спор поднял бычка, — со скепсисом напомнил Витторио. — И пронёс его двадцать шагов. Карло согласно крякнул. История о том, как взбешённая жалобным мычанием телка корова разворотила хлев и ещё три четверти часа гоняла хулиганов по всему городу, была у всех на слуху. — Молчи уж, неслух! — синьора Лонго шлёпнула сына по плечу. — В семье должны заботиться друг о друге, а не потворствовать желанию отправиться на верную смерть! — Он сломает разбойнику шею, просто встряхнув его за грудки, — с убеждённостью возразил мальчик, привычно уворачиваясь от материнского подзатыльника. — Молодые, — снисходительно фыркнула синьора Лонго, обращаясь к Карло. — Кровь кипит, а ума-то как не было, так и нет! Гуидо — мой сын, — растеряв весь сварливый тон, со вздохом добавила она. — Каким бы он ни был взрослым и сильным, он всё равно останется моим ребёнком. — Да, — задумчиво кивнул Карло. Он вдруг понял, что проживи с ним Тин хоть восемнадцать лет, хоть двадцать, отпустить его всё равно было бы трудно. Гуидо недавно исполнилось двадцать два, и синьора Лонго не уставала сетовать друзьям и соседям на его непутёвость. Гуидо работал в кузне, в шахте, на скотобойне, но нигде не задерживался надолго, и даже такая тяжёлая работа не унимала его тягу к шалостям. Вместе с бандой таких же великовозрастных балбесов Гуидо участвовал в разных, зачастую опасных и разрушительных развлечениях, и Карло был уверен, работа в караване пошла бы ему на пользу, а жизнь в Кордограде стала бы на порядок спокойнее. Но говорить об этом удручённой родительнице по естественным причинам остерёгся. — Жениться ему надо, вот что, — вдруг с убеждённостью воскликнула синьора Лонго. — Вся дурь сразу из головы выветрится! К вам вроде дочка переехала, — она с прищуром посмотрела на Карло, — сколько ей лет? Старик мелко затряс головой. — У меня сын. — Сын, — повторила женщина в задумчивости, будто всё ещё рассматривая кандидатуру Тина на роль невестки. — Нет, — со вздохом признала она и сунула Витторио во вторую руку авоську с яблоками. — Проводи синьора до дома, — велела она мальчику, — а я наведаюсь к Марчини, вроде их младшенькая как раз свадебного возраста. Продолжая что-то бормотать и высчитывать на пальцах, женщина свернула на соседнюю улицу. — Гуидо хочет жениться на Маддалене, — тут же заложил брата Витторио, перекидывая авоську через плечо. — А в караван пошёл, чтобы заработать денег на свой дом. Только это секрет, — торопливо добавил он и многозначительно посмотрел на Карло. — Я могила, — тот понятливо кивнул. — А почему это секрет? — Маддалена сказала, что выйдет за Гуидо замуж только через труп его матушки, — без обиняков выдал Витторио. Карло фыркнул. Жить с такой волевой и авторитарной женщиной как синьора Лонго под одной крышей точно было непросто. И у Маддалены был выбор, в отличие от её сыновей.***
Этим же вечером Карло нашёл в себе смелость для разговора с Тином. Попытался донести, что у него тоже есть выбор. Что Тин не обязан оставаться в Кордограде, если не хочет, что Карло поддержит любое его решение. — Я познакомился с несколькими людьми из каравана, — признался Тин, когда Карло закончил. — Синьор Ди Анджело вырезает марианеток и даёт кукольные представления. У четы Бьянко своя повозка, они оба фокусники и выступают в каждом городе. А братья Гатти — музыканты, играют на пиффоло и мандолине. И всем им до недавнего времени ассистировал шарманщик. — К чему ты клонишь? — с подозрением уточнил Карло. — Я нашёл секретный лаз, — Тин понизил голос и указал глазами на старый холст с нарисованным на нём очагом. — Там лежат картины, и краски, и шарманка. На самом деле ты её не продал! — Никакой это не секретный лаз, — зацепился за первую попавшуюся оговорку Карло, — там был запасной выход, когда это было пекарней! — Мы можем уйти с караваном вместе, — пылал энтузиазмом Тин, не желая отвлекаться на мелкие нюансы. — Я буду вырезать кукол синьору Ди Анджело, часть можно продавать. — Нет-нет, Тин, — Карло сокрушенно покачал головой, недоумевая, как и без того трудный разговор вдруг стал ещё более тяжёлым. — Я путешествовал с караваном, когда был молод, писал картины, играл на шарманке, это правда. Но в жизни каждого человека наступает момент, когда кочевая жизнь становится в тягость, когда хочется осесть, — он сжал плечо понурившегося Тина. — Я слишком стар, чтобы снова пускаться в путешествие. Но для тебя это может стать хорошим шансом повидать мир, — добавил Карло, вдруг подумав, что под опекой такого здорового лба как Гуидо караван вряд ли подвергнется опасности. — Тут главное, чтобы доходы превышали расходы, — задумался он, вспомнив, что львиную долю заработанных денег был вынужден отдавать купцу в качестве платы за место. Ты узнал у главного, сколько стоит аренда? Залог, надеюсь, не оставлял? А то главным может притвориться кто угодно, и потом ищи-свищи денежки! Тин попеременно кивнул и покачал головой. — За главного у них синьор Палу́мбо, он торгует тканями. Место в повозке стоит десятую часть от прибыли. Плюс все скидываются на оплату охранникам. Синьор Ди Анджело предложил жить у него, прибыль собирать в общий котёл, а после всех расходов делить пополам. Братья Гатти согласны принять тебя на тех же условиях, — с нажимом добавил Тин и внимательно посмотрел на Карло. Старик только со вздохом притиснул сына к себе. То, с какой тщательностью Тин расспрашивал людей, как нельзя лучше демонстрировало готовность сорваться с места. И когда следующим утром Тин пошёл «прогуляться», Карло отчего-то был уверен, что он уже не вернётся.***
— Буратино! Буратино! — Тина догнал Мерино: тощий, вихрастый, с торчащими из волос волчьими ушами и изрытым оспинами лицом. — Чего не отвечаешь?! — Задумался, — фыркнул юноша, покорно обвисая в дружеском захвате. Шёл второй месяц их жизни в селении Пересихи, но Тин так и не научился отзываться на полное имя. — Моей сестре жутко понравилась деревянная овечка! — радостно воскликнул оборотень. — Вторая хочет такую же, сделаешь? — Только по предоплате, — чопорно отозвался Тин. — Ну ты жук! — Мерино полез в карман и выгреб горсть медек. — Это всё ваш Ренато! — возмутился Тин, принимая деньги. — Заказал мне голую женщину, целый золотой за неё сулил, я три недели её стругал, ночами не спал, а потом он взял, и отказался её покупать! Тин немного подождал реакции, всмотрелся в остекленевшие глаза Мерино и помахал рукой перед его лицом. Похоже, тот не проникся болью Тина, отрубившись сразу после словосочетания «голая женщина». — Показать можешь? — хрипло попросил оборотень. — Да, она у меня с собой, — Тин полез в сумку. — Не здесь! — Мерино сжал его локоть и огляделся по сторонам так, будто Тин пытался сторговать ему мешок сушёной полыни. — Идём, — юноша покрепче перехватил его руку и потащил в просвет между домами. — Синьоры, — Тин тронул надвинутую на самые глаза шапку в знак приветствия, и женщины, провожавшие двух пригибающихся балбесов недоуменными взглядами, вразнобой кивнули. Мерино шикнул и поволок Тина за собой быстрее, настолько поглощённый необходимостью найти уединённое место, что совершенно не замечал огромного количества свидетелей их странноватых перемещений. Углубившись в лес, Мерино отрастил волчий нос, тут же став шире и лохматее, ещё раз тщательно осмотрелся и перевёл вопросительный взгляд на Тина. — Вот, — тот торжественно вручил ему поделку. — Думаю, тебя интересует концепция, — продолжил Тин, не дождавшись внятной реакции, — так вот, эта юная дева стирала одежду с мостков и по рассеянности постирала даже платье, в котором пришла. Потом она осознала свою ошибку и теперь тревожно смотрит вдаль. — Я беру её, — хрипло проговорил Мерино, и его жёлтые глаза масляно блеснули. — Хорошо, — пожал плечами Тин, — тогда прячь когти и доставай деньги. — Бери всё, — великодушно предложил Мерино, выгребая из кармана очередную горсть мелочи. — Ну нет, — поскучнел Тин, повозив пальцем по его ладони, и ловко выхватил у оборотня поделку. — Ренато мне обещал золотой, так что я продам её только за золотой! — Ладно, — проворчал Мерино, — ребята скинутся — будет тебе золотой! — и попытался отобрать поделку. — Нет, — твёрдо возразил Тин, не давая ему этого сделать. — Деньги вперёд. — Не скаредничай, — ворчал Мерино, — ребята должны увидеть, за что им платить, иначе не будет никакого золотого. — Ну, тогда она у меня останется, — равнодушно решил Тин, пряча поделку обратно в сумку, — буду по вечерам перед сном на неё, — Тин сделал едва уловимую паузу, — смотреть. Мерино взвыл и вцепился пальцами в распушившиеся бакенбарды. — Думаю, ты сумеешь убедить друзей, что деньги нужны на что-то очень стоящее, — Тин похлопал юношу по плечу, игнорируя раздражённое ворчание. — И чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее она окажется у тебя. — Кровопийца, — простонал Мерино. — Ну, не без этого, — Тин демонстративно оскалился.***
Приезд в Пересихи Маурицио и Буратино, вампиров, навещающих троюродную сестру двоюродной бабушки дяди одного из общих друзей, совершенно затерялся на фоне новостей о трёх трупах, найденных в лесу. К счастью, никто не связал эти два события, а когда страсти поутихли, Тина уже знали как выдающегося столяра, и темы бесед для него были соответствующими. Если кто и обращал внимание на нетипичную для вампира форму клыков, в лицо об этом не спрашивали. Бывает ведь, что люди рождаются с заячьей губой, так почему бы вампиру не родиться с деформированными зубами? Вампирское происхождение объясняло все странности Тина и позволяло с лёгким сердцем отказываться от еды, ибо рассказывать каждому встречному всю правду о своём происхождении Тин, разумеется, не хотел. И если бы существовал способ изъять из памяти Мальвины всё, что он разболтал в первый день, Тин наверняка бы им воспользовался, потому что девушка была невыносима. Тин предполагал, что травмирующие события и помощь Мальвины в разрешении опасной ситуации могли вызвать ложное чувство доверия, из-за которого он решился открыть правду о себе. А вот чем руководствовалась Мальвина, по итогам провозгласив себя его наставником, Тин решительно не понимал. Всё начиналось вполне невинно: с предложения изучить основы магии, раз уж у Тина оказались такие потрясающие способности к её применению. Не ожидающий подвоха и радующийся возможности отвлечься от тяжёлых мыслей Тин согласился на предложенное расписание и с той поры чувствовал себя так, будто это решение было неправильным. Постепенно прогрессивная образовательная методика вытесняла всё свободное время. К часу «основ магии» добавился час истории, потом теория, психология, этика, и в результате Тин даже в дом не мог зайти, чтобы не получить замечание по поводу одежды, осанки или положения рук. Тин старался не обращать внимания на постоянную критику и отшучивался, но постепенно его желание сказать в ответ что-то остроумное сходило на нет. Дело было не в том, что Мальвина злилась или как-то наказывала его — ничего подобного. Она просто смотрела каждый раз без тени улыбки, а потом бесстрастным менторским тоном объясняла Тину, почему она находит его реакцию неудовлетворительной. И проще было заблаговременно почистить одежду или заправить рубашку, чем каждый раз подвергаться такой экзекуции. Тин чувствовал, что теряет себя, и не видел смысла в том, что он делает. Огромные, старые, состоящие из непонятных слов книги, вызывали у него тоску и апатию. Как и перспектива ограничить своё общение и сон, чтобы сделать домашнее задание. Поэтому сегодня утром Тин улизнул из дома ещё затемно, провёл время так, как хотел сам, и это был без сомнения лучший день с тех пор, как они пришли в это проклятое место. Тин хотел предложить Пьеро составить ему компанию завтра, но тот сидел на скамейке мрачный, и стоило ему дождаться приближения Тина, взялся читать ему нотации. — Я понимаю, что тебе нелегко, — самоуверенно заявил Пьеро, — но ты не можешь просто брать и уходить, когда тебе вздумается. — Волновался за меня? — Тин игриво усмехнулся, пытаясь разрядить обстановку. Хотя вопрос о том, когда это он успел натянуть на себя кандалы, что даже не может покинуть дом по своему усмотрению, был бы более уместным. — Разумеется, — холодно ответил Пьеро, и Тин ощутил, как портится его хорошее настроение. — Почему тогда не нашёл меня? — буркнул он. — Я не уходил далеко. — Я был с Мальвиной, — объявил Пьеро так, будто Мальвина была их больной матушкой, а Тин — непутёвым младшим братом, увиливающим от своих обязанностей. — Она была очень огорчена тем, как ты с ней поступил! — Да что я такого сделал?! — вспылил не чуявший за собой никакой вины Тин. Это он тут жертва жестокого обращения, и не Мальвине на него жаловаться! — Ты что, не понимаешь? — Пьеро посмотрел на него со снисходительным недоверием. — Мальвина столько для тебя делает! Она позволила тебе жить в её доме, она тратит кучу времени, чтобы подготовить материал и научить тебя чему-нибудь, не говоря уже о той ситуации вначале, и как ты ей за это отплачиваешь? — Слишком много «ты», Пьеро, — хрипло отозвался Тин, чувствуя растущий ком в горле. — Когда всё случилось, это было нашей проблемой. Я был так счастлив, когда ты встал на мою сторону, — Тин куснул себя за щёку, пытаясь сохранить самообладание. — А теперь ты оставил меня одного. Ты со мной не ночуешь, чтобы не мешать моей учёбе, мы не общаемся как раньше, а теперь ты ещё попрекаешь меня тем, что я недостаточно прогибаюсь? — Я вовсе… — начал было Пьеро, но Тин его перебил. — Я по-твоему теперь должен терпеть от Мальвины что угодно, потому что она сделала огромное одолжение?! — Тин вскочил со скамьи и взмахнул руками. — Я не хочу учить типы этических категорий! Я не хочу постоянно выслушивать нотации о состоянии своих ногтей, манер и одежды! Когда мне предлагали помощь в изучении магии, речь не шла о том, чтобы безвылазно сидеть на чердаке, общаясь только с портретами на обложках! — Тихо! — Пьеро зашикал на него и замахал руками, к чему-то прислушиваясь. Закалённый долгим походом Тин тут же умолк и подобрался. — Не кричи так, Мальвина огорчится, если услышит от тебя подобное, — пояснил своё поведение Пьеро, продолжая оглядываться по сторонам. У Тина вытянулось лицо. — Мальвина огорчится? — с иронией уточнил он. — Это всё, что тебя волнует? Что насчёт того, что я огорчён? — Да не принимай ты всё так близко к сердцу, — поморщился Пьеро. — Это твой лучший совет? — поджал губы Тин. — Что же ты с Мальвиной им не поделился? — Просто не обращай внимания на её тон! — сообщил Пьеро. — Она строга к себе и окружающим, это не критика тебя лично, просто такой характер. Она пытается добиться совершенства во всем, включая твоё обучение. Хочет, чтобы ты видел не просто листик, а знал, что он находится на ветке, которая находится на дереве, которое растёт на земле, внизу у него корни, а сверху небо, понимаешь? — Понимаю, — буркнул Тин, отворачиваясь. — Понимаю, что теперь из нас двоих ты защищаешь её. — Ты куда? — воскликнул Пьеро, когда Тин повернулся к селению. — Заночую у того, кто не будет донимать меня нотациями о том, как листик прицеплен к небу, — постановил Тин. — Но… — Пьеро неосознанно двинулся вперёд и замер, так и не дотронувшись до Тина. — Я не просил Мальвину делать больше, чем она уже сделала, — грустно добавил Тин. — Это было её решением. И если за каждое новое действие я оказываюсь должен, я больше не собираюсь пользоваться её милостью. Тин замешкался, всё ещё надеясь, что Пьеро пойдёт с ним, но тот продолжал топтаться на месте, неуверенно оглядываясь на дом. Ну и леший с ним. Тин презрительно фыркнул и решительно зашагал прочь. Пьеро, помявшись ещё немного, повернул обратно. Он не обратил внимания на дрогнувшую занавеску. Мальвина отошла от приоткрытого окна, довольно улыбаясь.