Уроки немецкого

Мысли мешаются в голове, сменяя одна другую в хаотичном порядке. Я даже не могу зацепиться за хотя бы одну из них. Не знаю, что больше всего сейчас меня волнует и на какой вопрос я бы хотела получить ответ первым. Что здесь делает тот самый Александр, который вытащил меня из полицейского участка в Париже? Что привело его именно в мой маленький город и в мой университет? Почему он стоит на месте преподавателя? И где вообще, черт возьми, Марина Дмитриевна? Но вместо того, чтобы задать интересующие меня вопросы я просто стою у входа в аудиторию и сверлю взглядом мужчину, стоящего у преподавательского стола, а тот в свою очередь выжидающе смотрит на меня. — А вы? — первым задает свой вопрос Александр. Я не сразу понимаю, что вопрос обращен ко мне. Но молчание остальных присутствующих и взгляд Александра, устремленный прямо на меня, дают понять, что нужно уже что-нибудь ответить. — Я что? — переспрашиваю. Со стороны парт слышатся тихие смешки. Александр снисходительно смотрит на меня и повторяет: — Фамилия ваша как? — Л… Левинская. — Левинская, значит, — задумчиво повторяет мужчина, беря в руки журнал. Глазами находит в нем мою фамилию. — А я уже отметил вас как отсутствующую. — Ну я тогда пойду… обратно, — бормочу я, указывая на дверь за моей спиной. Александр вопросительно вскидывает брови. Да я и сама понимаю, что бред сморозила. — Я вас, конечно, не держу, но все же останьтесь. Хотелось бы познакомиться с вами поближе, — произносит Александр и после секундной паузы добавляет, — тем более, не зря ведь вы так спешили. Окидывает меня оценивающим взглядом, его губы изгибаются в едва заметной усмешке. Да уж, представляю, как сейчас выгляжу: копна из спутанных мокрых волос — причесаться я не успела, да и в этом не было смысла, я так бежала, что волосы бы в любом случае растрепались, раскрасневшееся лицо и прикид проститутки. Когда я так одевалась, я рассчитывала на все понимающую Марину Дмитриевну, но никак не предполагала, что буду стоять сейчас в таком непотребном виде перед практически незнакомым мужчиной. Я бы могла сказать что-нибудь про первое впечатление, но не буду. Первое впечатление я произвела на него еще тогда в Париже. Я пытаюсь пальцами причесать спутавшиеся волосы, но безуспешно, а когда ловлю на себе выжидающий взгляд Александра, тут же спохватываюсь и устремляюсь к последней парте, чтобы наконец приземлить свою многострадальную задницу. — Кто это блять? — плюхаюсь рядом со своей розоволосой подружайкой. — Наш новый препод по французскому, — озвучивает очевидный факт Ленка. — Так а с Мариной Дмитриевной-то что? — не унимаюсь я. — В декрет ушла. — В третий раз? И когда она только успевает? В ответ на это Ленка только молча пожимает плечами. Мы вздыхаем в унисон, и я обреченно открываю тетрадь, приготовившись записывать. Но вместо того, чтобы диктовать нам лекцию, новый препод радостно заявляет: — Так, а сейчас проверим ваши знания языка, — уже на этом моменте мне хочется взвыть. — Сейчас я вам раздам распечатки с небольшим текстом. Почитаем и проверим для начала произношение. Я издаю звук умирающего кита и падаю лицом на парту. Это не укрывается от нового препода, и он обращает на меня внимание, усмехаясь, но никак не комментирует. И на том спасибо. Александр подходит к нашей с Ленкой парте и кладет лист с распечатанным на нем текстом. Я поднимаю наконец голову, но в лицо преподавателю посмотреть не решаюсь. Зато мне удается поближе рассмотреть татуировки у него на руках. Вау, это что, архангел Михаил? А на предплечье, кажется, грешники, жарящиеся в адском пламени. Интересно. Он верующий или просто увлекается библейской тематикой? На верующего, конечно, не очень похож, но мало ли, всякое же бывает. Александр, видимо, замечает, как я засматриваюсь на его татуировки. — Нравится? — слышится у меня над ухом, и я поднимаю таки голову, чтобы встретиться взглядом с мужчиной. Он улыбается, и стоит заметить, как-то даже очаровательно. Надо же, он умеет улыбаться, а я думала, что эта дурацкая усмешка никогда не сходит с его лица. — Угу, — мычу я. — Нравится. Еще на пару секунд Александр задерживает на мне заинтересованный взгляд, а потом разворачивается и идет обратно к своему преподавательскому месту. — Ну что ж, начнем? — обращается Александр к аудитории и, несмотря на вялые протесты одногруппников, берет копию распечатки в руки и назначает первую жертву. Когда же очередь доходит до меня, я пытаюсь состроить максимально жалостливое выражение лица и выдаю: — А вы мне поверите, если я скажу, что все очень плохо? — Поверю, — и на секунду я разжимаю булки и нервно выдыхаю, но Александр продолжает, — но как мы добьемся лучшего результата, если вы будете молчать? Вот же черт! — Логично, — обреченно выдыхаю я и нехотя беру в руки листок с текстом. Еще какое-то время собираюсь с духом, а затем неуверенно начинаю. Читаю медленно, чуть ли не по слогам, запинаясь о каждую — будь она неладна — 'р', а за каждым произнесенным словом следуют мои страдальческие вздохи. Александр все это время стоит, опираясь на преподавательский стол, и, скрестив руки на груди, задумчиво смотрит в окно. Когда я заканчиваю читать, он не сразу оборачивается ко мне и еще примерно минуту стоит вот так. Наверно, отходит от услышанного пиздеца. Я, нервно закусывая губу, поглядываю на преподавателя в ожидании его вердикта. — Не так все плохо, на самом деле, — резюмирует тот. Серьезно? — Вы это говорите, чтобы я не расстраивалась, или вы правда так считаете? — Я вообще не привык льстить студентам, да и кому бы то ни было, — мужчина наконец отлипает от окна и устремляет свой взор на меня. — Поэтому если все действительно плохо, я так и скажу. Местами правда было ужасно, но иногда даже проскальзывало довольно неплохое произношение, а под конец так вы и вовсе разошлись. Так что это просто дело практики. Ничего себе. То есть, он считает, что еще не все потеряно? Даже я так в себя не верю. Молча киваю, как бы показывая, что все поняла и приняла к сведению. Тем временем Александр переключает свое внимание на Ленку, а я облегченно выдыхаю и откидываюсь на спинку стула. До конца пары я так и сижу, тупо уставившись в поверхность деревянной парты, а когда остается всего пара минут и я начинаю потихоньку собирать вещи в рюкзак, Александр объявляет: — Сегодня мы не успели обсудить правила, которых вам придется придерживаться на моих парах, но вот одно из них: опаздывающие остаются после пары и наводят порядок в аудитории, — чего бля? Что за бред, последний раз я такой ерундой в школе занималась. — Сегодня дежурным будет Левинская. Я резко поднимаю голову и впериваюсь прожигающим насквозь взглядом в преподавателя, а он как ни в чем не бывало улыбается, гад. — От-со-си, — цежу я сквозь зубы на немецком. Как оказалось, у Александра довольно хороший слух, раз он услышал это тихое «Отсоси» даже с дальней парты. Потому что в ответ мне прилетает: — О нет, моя дорогая, сосать — это твоя работа, — на таком же чистом немецком. Что? — Тем более, не ты ли еще пару месяцев назад сама предлагала отсосать мне? Между прочим, за домашку по французскому. Да и выглядишь ты сегодня, как порноактриса. Поднимаю на него ошалелый взгляд и встречаюсь с его хитрой ухмылкой. Да иди ты нахуй, Александр как-тебя-там! Хочешь сказать, что еще и немецким владеешь в совершенстве? Все остальные преподы с нашей кафедры специализируются только на одном языке, на том, который непосредственно преподают. Боже, ну что за день сегодня? Я воровато оглядываюсь на своих одногруппников, но не замечаю, чтобы выражения их лиц хоть как-то поменялись. Либо они слишком хорошо делают вид, что ничего не слышали, либо действительно не поняли. Второе вероятнее всего. В нашей группе от силы человека четыре со мной вместе, которые поступили сюда, потому что языки — их призвание. Остальные же далеки от всей этой лингвистической темы, как Нептун от Солнца. А Александр, конечно, тоже хорош. Говорить такое при студентах-лингвистах, у которых второй иностранный — немецкий, — чистое самоубийство. Вот я, например, могу сейчас пойти и нажаловаться на него, хотя, естественно, не буду, ведь тогда подставлю себя, в первую очередь. После полученного экспириенса общения на немецком языке на непристойные темы с преподом, я даже забываю о своем дежурстве и, когда все выползают из аудитории, я сливаюсь с толпой, однако меня крепко хватают за руку и останавливают у выхода из аудитории. — А ну стоять, — я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с мужчиной. — Хотели избежать наказания? Меня сразу бросает в холодный пот, и я уже представляю, как стою на коленях перед ним и отрабатываю свое опоздание, но завидев мое побелевшее лицо, Александр уточняет: — Вы сегодня наводите порядок в аудитории, забыли? — боже, спасибо хоть, что напомнил, а то бы неловко вышло, если бы я действительно попыталась сделать то, о чем сначала подумала. Меня тут же бросает в краску от собственных мыслей и от осознания возможных последствий, но благо, Александр этого не замечает и просто говорит: — Вытрите доску и поставьте стулья ровно, после закроете аудиторию на ключ, — небрежно кидает связку ключей на парту. — Как закончите, занесете ключи мне на кафедру. — Угу, — киваю, после чего мужчина выходит из аудитории и наконец оставляет меня наедине с кактусом Виталиком, стоящим на подоконнике. Я дала ему имя еще на первом курсе. Быстро навожу порядок в аудитории, благо, она небольшая, и выхожу в узкий коридор корпуса, не забыв закрыть дверь на ключ. Видеть Александра после случившегося на паре совсем не хочется, поэтому я, не заходя на кафедру, просто приоткрываю дверь и кидаю ключи на журнальный столик у входа. Бросаю невнятное «Я все» и вылетаю обратно в коридор, захлопнув дверь кафедры как-то слишком громко. Да уж, пожалуй, на сегодня мне хватит острых ощущений, поэтому я выхожу на свежий воздух и вдыхаю полной грудью, а затем направляюсь в KFC, чтобы выпить кофе и съесть свой любимый чизкейк. На остальные пары я решаю сегодня уже не идти.