Уроки немецкого

Ночь с пятницы на субботу я провожу за работой в элитном клубе, куда меня устроил мой брат по знакомству. Народу в такое время всегда много, поэтому времени нет даже на небольшую передышку. Я ставлю стакан на барную стойку и наливаю в него коктейль, а затем пододвигаю к посетителю. Этот тип уже пришел к нам под градусом — видно, до этого был в другом похожем месте и решил продолжить свою одиночную вечеринку здесь. — Пять тысяч, — объявляю цену за напиток. — А че так дорого? — пытается возмутиться посетитель, но большое количество выпитого алкоголя плохо влияет на дикцию, и я едва разбираю в этом мычании отдельные слова. — Так ведь элитный же клуб, — отвечаю, одаряя мужчину очаровательной улыбкой. Тот замолкает и, судя по всему, ведется на мою наебку, потому что выкладывает пятитысячную купюру на стойку. Я улыбаюсь еще шире и живо хватаю деньги, после чего кладу пять тысяч в кассу и взамен беру оттуда четыре. Закажу завтра самый большой сет роллов из моего любимого ресторанчика японской кухни. Разворачиваюсь на каблуках, чтобы направиться к следующему посетителю, и встречаюсь взглядом с ахуевшим лицом Васяна, моего коллеги и друга. В ответ я лишь молча пожимаю плечами. Ну, а что, еще когда я устраивалась сюда, директор клуба сказал, что мы можем называть клиентам какую угодно цену, а разницу класть себе в карман, если совесть позволяет. Моя совесть спит вот уже много лет как и, кажется, даже не собирается просыпаться. Да, согласна, это нечестно, но кому честность помогала в жизни? Когда заканчивается моя смена, я не сразу иду домой. Выхожу на улицу через черный вход и присаживаюсь на холодную бетонную ступеньку. Достаю из заднего кармана джинс помятую упаковку сигарет и, щелкая колесиком зажигалки, закуриваю одну. Первые капли дождя падают мне на лицо, но я не спешу найти укрытие. Вместо этого просто продолжаю сидеть вот так, подставляя лицо колючим каплям, и даже не замечаю, как дождь прекращается и небо немного проясняется. Это дождь так быстро прошел или я засиделась? Из глубин рюкзака доносится мелодия звонка, и я, как-то слишком резко хватая его, выуживаю оттуда телефон. Мама. На часах семь утра, и она думает, что я только что встала. Не сдерживаю нервный смешок и запрокидываю голову, пытаясь настроиться на разговор. Я не сказала маме, что работаю барменом в ночном клубе. Ну просто потому что это работа, по ее мнению, грязная и неблагодарная, и она бы не поняла. Для нее я работаю бариста в кофейне у дома, и благо, проверить она этого не может в силу того, что родители живут за тысячи километров отсюда и бывают в городе крайне редко. На самом деле, мама единственный человек, кому мне стыдно врать, но так будет лучше для всех: у меня останется довольно-таки хорошо оплачиваемая работа, у мамы — душевное спокойствие. — Алло. — Доброе утро, — слышится бодрый голос из трубки. — Не разбудила? Я снова беззвучно усмехаюсь и качаю головой. — Нет, я как раз только встала. — Как дела? Все хорошо? — Да, все просто отлично, — ложь. Наглая ложь. Все не в порядке уже очень давно, но я упорно продолжаю убеждать маму в обратном, потому что не хочу заново поднимать тему о посещении психотерапевта. Вообще-то, я с тринадцати лет до окончания школы лечила обсессивно-компульсивное расстройство, но съехав от родителей, я забила на лечение. Если раньше процесс приема таблеток и походы к психотерапевту контролировала мама, то сейчас это все оказалось полностью в моем распоряжении, и вполне ожидаемо, я положила огромный хрен на это дело, несмотря на уговоры мамы возобновить лечение. Я каждый раз отказываюсь, потому что знаю, что мне это уже не поможет, как не помогало и раньше. А может быть, потому что боюсь брать ответственность за свою жизнь. Или потому что мне уже давно глубоко плевать на то, что со мной будет. Поэтому я продолжаю курить, пить до беспамятства, не спать ночами, не есть по утрам, а на людях травить тупые шутки, чтобы убедить всех в том, что у меня все супер. — Как дела на учебе? — спрашивает мама. Я тут же вспоминаю Александра Владимировича с его недвусмысленными намеками на оральный секс и, конечно же, решаю об этом умолчать. Не уверена, что вообще стоит рассказывать об этом кому бы то ни было, и тем более маме. — Прекрасно, — ограничиваюсь односложным ответом. Хотя, думаю, если опустить подробности и рассказать про молодого и красивого препода, мама будет только рада. Она вообще будет рада хоть какому-нибудь нормальному парню в моем окружении, ведь мне недавно стукнуло двадцать, а жениха как не было, так и нет. Проблема. Но мама уже переключает тему разговора, и наверно, к лучшему. Мы с мамой заканчиваем наш телефонный разговор и я наконец встаю со своего насиженного места, немного разминаю затекшие ноги и отправляюсь домой. Достаю из кармана наушники и включаю Мари Краймбрери. Страдать под музыку по отношениям, которых у меня никогда не было как стиль жизни. Когда я прихожу домой, Паша еще спит, поэтому я тихонько прокрадываюсь на кухню и достаю из холодильника вчерашний омлет и, не разогревая, ем прямо со сковородки. На стул рядом со мной прыгает Люцифер и жалобно мяукает, пожирая взглядом мой завтрак. — Эй, мошенник, — обращаюсь я к коту. — У тебя же миска еще полная. Я киваю в сторону люциферовой тарелки, стоящей на полу у стены, как будто кот понимает, что я ему говорю. Конечно, не понимает, поэтому продолжает смотреть на меня голодными глазами так, что я в конце концов не выдерживаю и отламываю ему кусочек омлета. — На уж, ешь. После завтрака я сразу же заваливаюсь спать и выползаю из комнаты только к обеду. Паши в это время уже нет дома — наверняка ушел к своим друзьям — и я решаю, что это даже к лучшему, потому что роллы, которые я заказываю на вырученные вчера деньги, достанутся только мне. Все выходные я провожу дома за просмотром испанских сериалов, выбираясь только в ближайшую пятерочку, целыми днями питаюсь одними чипсами и дешевым вином. За этим увлекательным занятием я совсем забываю про домашку по французскому, что неудивительно. Марина Дмитриевна, по большей части, задавала нам учить правила, а если и были какие-то практические задания, то их можно было сделать на перемене перед парой, поэтому я никогда не заморачивалась с этим и оставляла все на последний момент. Но жизнь преподносит мне очередной сюрприз, поэтому когда я открываю общий чат группы и смотрю домашку на завтра, то вижу три страницы сплошного текста на французском и примерно столько же заданий к нему. — Черт! — я со злостью закрываю крышку ноутбука и вскакиваю с постели. Запускаю пальцы в волосы и какое-то время стою так посреди комнаты, думая, что с этим можно сделать, ведь уже почти три часа ночи и меня жутко клонит в сон, а если я сейчас начну делать домашку, то со сном можно будет попрощаться, потому что с таким объемом работы я провожусь до утра. Еще буквально пару дней назад я думала, что лучше сдохну, но пару французского не пропущу, но сейчас я в этом начинаю сомневаться, потому что на одной чаше весов возможность выспаться и избежать наказания, а на другой выговор за несделанную домашку — а делать я ее уже совершенно точно не собираюсь — перед всей группой. И это только в лучшем случае, кто знает, какие методы воспитания у нового преподавателя. Я, если честно, знать не хочу. В конце концов я принимаю решение лечь спать прямо сейчас и не идти на первую пару. Конечно же, за прогул меня по головке никто не погладит, но в этом случае у меня хотя бы будет время, чтобы придумать правдоподобную отмазу, благо с этим проблем не возникнет — лгу я очень хорошо и не стыжусь этого. Поэтому со спокойной душой я ложусь спать и завожу будильник на девять утра.