***
2006
Гермиона тихо наблюдала за тем, как мадам Келли сжигает какие-то бумаги. Пока огонь медленно поглощал белоснежные листы, на которых было что-то написано чёрными чернилами, девушка неотрывно следила за этим процессом, одновременно с тем боясь того, что могло произойти после. Наконец, оторвавшись от этого своего занятия, хозяйка Дома Терпимости обратил всё своё внимание на сидящую перед ней волшебницу. — Считаешь, я плохая и меня должно наказать, да? — спросила вдруг женщина, чем не на шутку удивила экс-гриффиндорку. Та подняла взгляд тёмно-карих глаз, не имея решимости ответить что-либо на сей провокационный вопрос. — Говори смелее! Мне нет никакого смысла наказывать тебя. Уж после всего тем более, — устало вздохнула женщина и уселась в кожаное кресло. — Сейчас меня ненавидит добрая половина этого заведения, — усмехнулась черноволосая, — ещё бы! Я такое сделала! — Простите, Мадам, — обычно именно так они и обращались к хозяйке, — а… что же случилось? — Та девушка, с которой вчера приключилось несчастье, хотела написать жалобу на своего обидчика. И написала, я вот сожгла их при тебе… всё равно без имени дело не заведут. Не станут же, в конце концов, проверять абсолютно всех! А я не назвала имени. Да, я его знаю, но молчу! Потому что… те ублюдки… их совершенно ничего не трогает. Если ты не дочь какого-нибудь аристократа, если у тебя за душой ничего нет… тогда лучше стерпеть. Я ведь тоже раньше такой была, живой, страстной и смелой. А потом… всё исчезло. С небес я на землю опустилась, скатилась на самое дно, а как поднялась — один Дьявол и знает! И что пережить пришлось…! Впрочем, зачем я всё это тебе сейчас рассказываю? Никто не поймёт. Даже моя подруга это не поняла, — по всей видимости, речь шла о Лиззи Шервуд, — сказала, что сердце моё стало совсем чёрствым! Я же и не отрицаю, но ведь иного выхода нет. Им ничего не будет, нашим обидчикам, а нас… выгонят отсюда, разденут вплоть до белья, отдадут в рабство. Я не говорю, что сейчас так всё хорошо. Нет! Но, по крайней мере, в будущем у каждой из этих девочек есть возможность начать жизнь с чистого листа. Нужно только стерпеть, люди ко всему привыкают. — Вы хотите, чтобы я поговорила с Энни? — догадалась Гермиона. Скрывать свой замысел и дальше женщина не видела смысла. — Это было бы очень хорошо!***
Энни сидела ни жива, ни мертва. Бледное лицо осунулось, девушка почти ничего не ела, только изредка пила. Гермиона тенью прошмыгнула в комнату. — Как дела? — конечно, трудно было переоценить бесполезность подобного вопроса, однако в данной ситуации волшебница не понимала как ещё начать разговор. Возможно, на какое-то время это могло бы позволить Чейз почувствовать себя защищённой. По крайней мере, Грейнджер на это надеялась. Девушка сухо кивнула, хотя было видно, что ей не по себе. Стыдливо опустив голову, светловолосая не произнесла ни слова. — Знаю, сейчас ты считаешь, что самое важное — наказать обидчика. И ты уверена, что в таком случае станет легче. Но этого не будет! Я знаю…! — с грустью изрекла Гермиона. — Меня тоже однажды обидели, прямо как тебя. Обидел родной мне человек. И я наказала его, а теперь… не могу вернуться в обычный мир, а здесь… никто не ждёт меня…! Я стала совершенно чужой в любой месте. Лишняя. Вот так оно и бывает, когда позволяешь злости взять главенство, — на выдохе произнесла экс-гриффиндорка. — Что с вами… с тобой… произошло? — Я обязательно расскажу, но в другой раз, — пообещала темноволосая, — ну, я могу надеяться, что ты подумаешь, прежде чем идти на поводу у чувств? — Не знаю, смогу ли сдержаться… — Ты пойми, главное сейчас — выжить, а потом… когда пройдёт время, можно будет отомстить. — Но как? — Я… узнаю имя… твоего обидчика. — Правда? — в небесно-голубых глазах Чейз загорелась искра надежды. — По крайней мере, постараюсь это сделать… ну, а ты, пообещай, что ничего пока не предпримешь! Хорошо? — не задумываясь, Энни кивнула. Гермиона облегчённо выдохнула. Хотя бы некоторое время эта «бомба» не потревожит их.***
— Думаешь, мы правильно поступаем, скрывая происходящее? — спросила вдруг Мелани. Гермиона редко видела её в таком состоянии, подавленную и вместе с тем удивленную. — То есть, наконец-то появился шанс всё изменить…! — Какой шанс? Полагаешь, кто-то станет слушать таких как мы? — А какие мы? — Мы уже сотню раз всё это обсуждали! — Нет, скажи, раз уж начала…! — воскликнула девушка и буквально вскочила со своего места. — Мы для них грязнокровки, пыль под ногами. Они могут раздавить нас даже не слишком сильным нажатием. И мы ничего не сможем с этим сделать, потому что, — усилием воли Гермиона заставила себя успокоиться, — такова правда: для нас нет места в этом мире… к сожалению…! По крайней мере, пока что… — Так давай изменим это! Ты и я… мы все…! Сколько ещё эти нелюди будут издеваться над нами, а? Понимаешь ведь, что мы загнаны словно звери какие в ловушку. Уйдём — попадём в лапы монстров, останемся — вынуждены будем и дальше терпеть весь этот ужас…! Вдох-выдох Вдох-выдох Вдох-выдох — Я всё же считаю, что в данное время нам всем стоит сохранять самообладание, а не начать кидаться в омут с головой. — В омут с головой, значит? Вот что это для тебя, да?! — из глаз Остин полились слёзы. — Наверное, ты права. Мы ничего не можем изменить, особенно, когда в мире есть такие трусливые люди, как ты, — с презрением выплюнула Остин и, более не желая оставаться наедине с Грейнджер, выбежала в коридор. Дверь за спиной экс-гриффиндорки хлопнула с характерным звуком. Вдох-выдох Выдох-вдох Вдох-выдох Выдох-вдох Вдох-выдох — Всё хорошо, Гермиона, всё в полном порядке, — девушка встала, прошлась по всему периметру спальни, пытаясь выровнить дыхание. Конечно, она ведь и не нервничала даже, просто… в такие стрессовые ситуации сердце начинало бешено колотиться. Ей бы сходить к врачу, да некогда теперь. Проход между миром магов и маглов закрыт, а обращаться в ту же больницу Святого Мунго — себе дороже! Никогда не знаешь, где какая «крыса» обитает…! А так, пусть и есть некий дискомфорт, но на свободе всё же лучше. Да она ведь отказала подруге, потому что знает, что ничем хорошим это не закончится. Ну, напишут они эту чёртову жалобу… А дальше что? Дальше-то что? Ну, допустим, им даже назначат слушание в министерстве. А затем? Уж вряд ли виновников накажут, напротив, всех собак на обитательниц Дома Терпимости спустят. Потому что «что»? Да некому их, бедных девочек, защитить…! Да мадам Келли в тот же день попрощается с богатствами и положением, а без двух этих составляющих в нынешнем положении вещей дело не выиграть. Попытка не пытка, конечно, но… слишком велик риск потерять вообще всё…! Да им по десятке накрутят за отклонение от налогов, стражей порядка и «клевету» на представителей власти. В итоге, они придут к тому же, с чего начинали. Ничего не изменится. К сожалению… уж Гермионе ли не знать какие все люди сволочи, когда то касается их собственного комфорта и процветания…?!***
1996
Гермиона плохо помнила события последних месяцев. Всё произошедшее казалось ей каким-то дурным сном. Сдача теста на кровное родство, бесконечные крики старших, какие-то люди, которые задавали ей странные вопросы. Кто она? Знала ли, что чужая? Конечно, иногда девушку посещали мысли о том, что она не родная в семьи Риддлов. Те стройные, высокие, с чёрной копной и пронзительно голубыми глазами. А она маленькая, с тёмно-русыми кучерявыми волосами, да ещё и кареглазая. Нет, девушка никогда не имела загонов по поводу внешности. Знала, что довольно симпатичная, но… было несколько странно жить с осознанием того, что ты совсем другой, больно сильно отличаешься от членов семьи. И так это травило душу Гермионы, что когда выяснилось, что её спутали с другой девочкой, всё наконец-то встало на свои места. А уж как радовался дедушка, таким довольным волшебница видела его очень и очень редко. По какой-то причине он ненавидел внучку, презирал ту. — Ну, теперь-то справедливость восторжествует! — Гермиона прислонилась лбом к холодному стеклу и нехотя поглядела на Беллатрису. Та выглядела как довольная кошка, которой перепал кусок жирной отбивной. — Чего тебе? — Разве ты ещё не знаешь? — черноволосая нарочито удивилась. — Ах, что ж, тогда я сама тебе обо всём расскажу! Как никак, мы ведь с тобой связаны. — О ч-чём ты? — в душу Гермионы начало закрадываться подозрение. — Я настоящая наследница Риддлов, а ты… Грейнджер! — усмешка исказила её губы. — Мы всегда знали, что ты — пустое место, — послышалось хихиканье вечных подпевал слизеринки, — неудивительно, что даже твой дедушка отказался от тебя при первой возможности. — Да, Герми, мистер Риддл уже виделся со мной и сказал, что безумно счастлив. Ведь теперь я его внучка, а не… ты, — черноволосая окинула собеседницу презрительным взором, — впрочем, думаю и твоему брату от этого только легче станет… по крайней мере, мне так показалось в последнюю нашу встречу…! — Да я тебя сейчас… — хотела было вступиться за подругу Джинни, но та ясно дала понять, что лучше не стоит ничего делать. — У-у-у… какие мы грозные! — воскликнула приятельница Беллы, ухмыльнувшись. — Ладно, — вздохнула слизеринка, — этот год наконец покажет кто из нас кто, — сказав это, девушка, как бы случайно задев плечом Гермиону, прошла в конец отделения. — Если хочешь, я могу наслать на неё летучемышиный сглаз… хочешь? — гриффиндорка мотнула головой. Ещё и этих проблем им обеим не хватало для полного счастья. — Не думаю, что должна обижаться на правду… — На правду?! Да ведь она лжёт! Том тебя очень любит…! — Возможно, — пожала плечами шатенка, — и всё же он не называл мне имени. А ведь я догадывалась, что ему же всё известно. Раз так… значит в чём-то Белла и права, — с грустью изрекла волшебница. — Не накручивай себя! Уверена, всё обязательно станет как прежде, — Уизли подбадривающе обняла сокурсницу. По крайней мере, друзья не отказались от неё. — Честно говоря, я боялась, что после всего ты не захочешь со мной общаться… — Что за глупости? — Ты моя лучшая подруга! Я люблю просто Гермиону, а не фамилию Риддл. Понимаешь? — девушка кивнула. И впервые за долгое время её лицо расплылось в счастливой улыбке. Так вот что значит настоящая дружба…***
К сожалению, далеко не все остались верны своим принципам. Большинство слизеринцев, которые и до того не особо хорошо относились к Гермионе, с подачки новоиспечённой мисс Риддл и вовсе стали открыто насмехаться над девушкой. На фоне этого и люди с других факультетов в лучшем случае просто игнорировали её. Почему? Наверное, это можно было объяснить страхом перед неизвестным. Кто станет подставлять себя под удар в момент так называемой «перестройки». Всем было известно, что рано или поздно власть захватят сторонники Геллерта Гриндевальда. Конечно, того уже лет как пятнадцать на свете не было, а за это время многое в политике вышеупомянутых людей могло измениться и изменилось. Например, ни о каких браках между магами и маглами речи и быть не могло. Поговаривали, подобное своеволие в будущем могло караться смертной казнью. Что ж, по понятным причинам добрая половина Хогвартса открестилась от своих «друзей-грязнокровок». Похожая ситуация произошла и с Гермионой. Правда, в данном случае положение ухудшалось ещё и тем, что вскрылись некоторые факты. Например, биологическая мать девушки была любительницей спиртного, а старший брат — наркоманом. Конечно, никто из чистокровных магов о таком и не слыхивал, однако Белла во всех красках поведала о данных недугах. Как итог, на Гермиону уже спустя первую неделю смотрели так, словно она прокажённая какая-то. — Не обращай внимания на этих дураков! — Джинни, не начинай, пожалуйста…! — в последнее время Риддл (пока ещё Риддл!) раздражалась по поводу и без него. — Да что с тобой? Неужели, тебя трогают слова Крэбба и Гойла? — удивилась рыжеволосая. — Меня не слова их трогают, а тот посыл, который они ими несут! — Ну и какой же «посыл», — девушка взяла последнее слово в кавычки, как бы подчёркивая всю абсурдность последующих аргументов, — могут нести эти двое? — Я никто без Тома, вот что…! — на выдохе произнесла шатенка. — Но это не так… — Выходит так, иначе бы я не чувствовала себя настолько отвратительно… — неожиданно усталость навалилась на гриффиндорку, укутывая ту в одеяло бесконечной тоски и уныния. — С чего настолько ужасные мысли? — Том ведь даже не приехал. — Но ведь у него простуда, ты сама говорила, — Уизли непонимающе поглядела на подругу. — Говорила, ну да! Но на самом деле, я в это абсолютно не верю. Да даже если так оно и есть, это мало что меняет… ведь… прежде он никогда уроки не пропускал. Как-то брат сказал, что болезнь не повод к бездействию, — задумчиво произнесла Гермиону в пустоту. — Ну, может сейчас ему хуже чем обычно? - предположила Джиневра. — Вряд ли, будь это так, он бы попросил меня остаться, а мы с ним даже и не попрощались толком, — выдохнула Риддл, — и ты не видела выражение лица дедушки, он очень рад, что я наконец-то покинула дом. Возможно, его самое большое желание — чтобы я больше никогда не появлялась на его пороге и… не маячила перед окнами. Ах, он так счастлив, что еле сдерживает себя… настолько я ему противна…! — Не говори так, ты очень дорога ему, — Уизли ободряюще похлопала подругу по плечу, — эй, ты куда? — спросила рыжеволосая, заметив, что Риддл начала сворачивать за угол. — Что-то у меня нет аппетита, — ответила темноволосая и, кивнув сокурснице напоследок, смешалась с общей толпой учеников, что спешили занять свои места в Большом Зале.***
Иногда, глядя из окна на пролетающих мимо птиц, Гермиона хотела стать хоть немного похожей на них. Живых. Свободных. Довольных тем лишь, что посылает им Судьба. Но, увы, даже если она волшебница, ей не под силу изменить устоявшиеся порядки. Гриффиндорка обязана послушно следовать пути, которые избрали для неё Высшие Силы. Смотря на водную гладь Чёрного озера, девушка чувствовала странное спокойствие. Казалось, в эти мгновения все печали и напасти отступали, оставляя место лишь для пустоты. А пустоту ведь, как никак, в разы легче заполнить. Правда, некоторым для осознания этого требуются годы. Ну, а у Гермионы столько времени не было. Да у неё вообще ничего не было. Всё пропало, ушло, не имея возможности вернуться вновь. Гермиона, словно ведомая каким-то неизвестным доселе чувством, потянулась к медальону. Подарок Томми грел душу. В тот самый день девушка поклялась самой себе, что обязательно останется собой… человечной. Обязательно…***
2006
Свет проникал в самые укромные уголки комнаты. По всей видимости, вчера она так и не задвинув шторы, заснула, а Мелани, судя по всему, ночевала в другой спальне. Девушка, возведя руки над головой, потянулась всем телом. Поднявшись на ноги и натянув халат, она прошла в ванную. Повернула вентиль, набрала в раскрытые ладони холодной воды. С подбородка стекали небольшие капли, а некоторые спускались к шее. Отражение в зеркале уже давно не радовало. Ночные кошмары мешали нормальному циклу сна, сбивая все важные жизненные ритмы. — Кто ты? — спрашивала Гермиона, понимая, что с каждым днём всё меньше походит на прежнюю себя. Скорее, теперь она стала словно блеклая тень той старой версии храброй гриффиндорки. Теперь девушка боялась. Боялась настолько, что готова была пойти наперекор собственным убеждениям. — Ты не лучше тех, кто творит весь этот ужас… — ругала она саму себя, понимая, что если не сможет побороть свой страх, то и голоса никогда не обретёт.***
Путь до столовой казался Гермионе бесконечно долгим. За всё это время она успела словить на себе десятки неодобрительных взглядов. Конечно, этого стоило ожидать. Теперь её, наверняка, считали предательницей, способной думать лишь о «собственной шкуре». Впрочем, девушка не обязана была кому-то что-то доказывать. В любом случае, душевное равновесие было для неё куда важнее. И пускай Остин пока не поняла, что именно страх за подруг заставляет её молча стоять в стороне от происходящего. Нет ничего хуже, чем кровь близких людей на руках. Уж Гермиона знает какого это… терять любимых! — Можно? — спросила Натали, стеснительно поглядев на место рядом с Грейнджер. Девушка кивнула, а после заметила наконец, что Мелани села за другой столик, словно и смотреть на подругу не желая. — Сегодня хорошая погода, правда? — начала светловолосая, хотя Гермиона сразу догадалась, что совсем не наличие солнца на улице волновало Кингсли. — То есть, она и до этого была неплохой, но сейчас особенно… — Если думаешь, что обязана поддержать меня, потому что все остальные объявили бойкот, то это не так. От слова «совсем»… — Но я… не поэтому здесь, просто хотела сказать, что очень благодарна вам, мисс Грейнджер, и… знаю, что вы не думаете ничего дурного. Вот. это мне и нужно было сказать, — Натали явно нервничала. Она теребила краешек фланелевой юбки в чёрно-бежевую полосочку. Гермиона благодарно улыбнулась собеседнице. — И ещё… хотела предупредить… нас собирают сегодня вечером. — Кто? — Не уверена, но… кажется, это по делу… ну… кхм… тому самому, — Гермионе не стоило больших усилий догадаться о чём именно шла речь. — С чего бы? — Кажется, у них есть подозрения на наш счёт… по крайней мере, так сказала Мелани, — Кингсли пожала плечами. Грейнджер выронила вилку из своих рук. Она ни на минуту не сомневалась, что это как-то связано с тем медальоном. Усилием воли девушка заставила себя успокоиться. Для полного счастья только этого ей ещё не хватало…!***
1996 «Дорогой Дневник, Сегодня уже восемнадцатое. Октябрь в этом году холодный. На душе какое-то гадкое чувство. Такое же гадкое, как ухмылочка Винсента Крэбба и Грегори Гойла. Иногда мне кажется, что они хотят убить меня. И убили бы, наверное, только боятся чего-то. А чего — и сами, видимо, не знают. Том до сих пор не разговаривает со мной, я же теперь всячески избегаю его. Почему? Мне страшно. И стыдно. Прежде я подобного не испытывала, но Том… Томми… он всегда давал мне силы идти вперёд с высоко поднятой головой, но теперь, когда брата нет рядом, я чувствую себя так одиноко… однако что будет, когда он окончит Хогвартс? Как я выживу в этом суровом мире? никто не знает, что на самом деле со мной происходит… никто не знает, что я застряла в трясине своих мыслей и чувств и постепенно в ней тону… и никто не может мне помочь…» Гермиона с силой захлопнула тетрадь в черном кожаном переплёте. Прошло всего десять дней с последней записи, но отчего-то ей было не по себе. Нет, так не должно быть. Она начинала бояться саму себя. Беллатриса была права, без неё всем будет лучше…! И кто будет плакать по ней, поганой грязнокровке, если она сейчас, в это самое мгновение, шагнёт вперёд. И тело её сразу же упадёт вниз грузом. Но Гермионе будет казаться, что так и должно быть, что она… словно птица, свободнее которой нет больше нигде… Нигде! Всего один шаг. Один шаг. И тогда высота Астрономической башни избавит её страдания и жизнь. Тогда боль наконец утихнет. Ничего не будет. Совсем ничего…