Красавица и Чудовище

      Эмма Карловна, в отличии от сестер, не очень то любила совать нос в дела реально существующих людей. Совсем не от того, что она была барышней менее любопытной или более благовоспитанной, чем они. Просто мысли её чаще всего занимали проблемы другого толка. Ну, например, что станется в тюрьме с Эдмоном Дантесом? Как сложится судьба несчастного Ихтиандра? Приметит ли Ассоль на горизонте алые паруса? Что узнает беглянка Джейн на развалах Торнфильда? И чем закончится путешествие к центру земли?       Поиск ответов на эти и подобные им вопросы доставлял дочке космического купца ни с чем не сравнимое удовольствие Но сегодня настал тот день, когда Эмма Карловна впервые пожалела о наличии у женщин семейства Шульц такой неприятной черты, как чрезмерное любопытство.       Перед глазами её высился крупных размеров стеклянный сосуд. А из этого сосуда глядел на Эмму Карловну, плавающий в неизвестного вида жидкости, человек. «Глядел» – неправильное слово, ведь глаза его были закрыты. Но воспаленное сознание девушки нарисовало ей именно такую картину. Дочь купца поначалу даже смутилась голого тела и отвернулась на мгновение, чтобы не смущать незнакомца. Однако быстро поняла нелепость своих суждений.       Человек был стройным и черноволосым – длинные кудри так разметались в полупрозрачном геле, словно он лежал на мягкой подушке. И только нахмуренные брови говорили о том, что снится ему не самый приятный на свете сон. Мужчине, вероятно, грезились былые сражения: всю щеку и краешек левого века пересекал аккуратный шрам, чернеющий на фоне оливково-смуглой кожи. Дочке купца представилось, что незнакомец был молодым солдатом и вот однажды попался в плен, бесстрашно исполняя приказ своего командира…       Попался в плен...       Только теперь в голову Эммы Карловны закрались дурные мысли. А крались они уж очень нерасторопно: девушка успела побродить немного по просторной комнате инопланетного корабля. Пол здесь был невозможно белый, с примесью перламутра. А стены и потолок – зеркальными, чуть прозрачными и гранеными, как хрустальный бокал. За голым солдатом размещались такие же точно сосуды, в каком находился и он сам.       Их было много, не меньше сотни – в некоторых плавали цельные розовые сгустки. Они висели в пузырчатом геле, совсем ни на что не похожие, и только отдаленно напоминали своим цветом булькающие облачка. В других сосудах эти сгустки начинали обретать некоторого рода форму – вытягивались, ветвились и гнули конечности. А в третьих… В третьих обнаружились самые пугающие создания – один в один похожие на людей. Вот только распухших и размякших. И всë таких же клубнично розовых…       Эмме хватило беглого взгляда – сердце еë подпрыгнуло и повалилось куда-то на белый пол. Девушка бросилась назад, к черноволосому солдату. Прижалась к стеклу испуганными ладонями и с ужасом стала выискивать на смуглой коже незнакомца признаки клубничного разложения. Но мужчина, кажется, был здоров. Видно, стал пленником Чудовища чуть пораньше, чем сама Эмма Карловна и хранился в губительном геле не слишком долго.       Девушка судорожно вздохнула. Уж лучше бы ей не идти по запретному коридору. Уж лучше не видеть в сосуде нахмуренного солдата. Уж лучше не знать о своей неизбежной кошмарной участи. Проклятое любопытство. Оно таилось в груди и раньше – все пять недель, проведенных Эммой на астероиде. Но судьбу решил один примечательный диалог, имевший неосторожность случиться сегодня за завтраком:       – Ты не уйдешь отсюда, – утомленно прорычал Икабод, в ответ на очередную попытку Эммы Карловны выторговать свободу. На этот раз она говорила ему о том, что тоскует по дому, и больше всего по отцу.       – Пока что, – тихо добавил зверь.       – Пока что?! – вскричала Эмма – дело очевидно сдвинулось с мертвой точки. По душе разлилась белым светом надежда на прежнюю жизнь. Не сказать, что на астероиде ей жилось мучительно тяжело, но так устроены все чувствующие создания: любая свобода им милее самого сладкого плена. Даже того, в котором под боком есть море и много книг.       Привеликая радость Эммы не укрылась от глаза Чудовища.       – Пока что! – огрызнулся он ей в ответ. Раздражëнная тень тут же скрылась из виду, оставив дочку космического купца завтракать в одиночестве. Но та, казалось, этого не заметила.       Путь на море был закрыт уже третий день – по ночам снова выли волки, раздирая обшивку дворца механическими когтями. Эмма, скучая, бродила по коридорам: Чудовище после завтрака скрылось из виду, прихватив с собой всех до одного розовых суфле.       И тогда, окончательно осмелев от благости хозяина астероида, девушка решилась наконец переступить порог инопланетного корабля. Она рассудила так: зверь сказал "пока что", а это значит, что очень скоро душа его окончательно потеплеет, после чего Эмма Карловна покинет свою загадочную тюрьму. А до этих пор ей хотелось бы увидеть зеркальные комнаты хотя бы одним глазком – дурного не будет…       Но дурное, как вы помните, всë же случилось.

***

      – Что с тобой? – спросил Икабод за ужином. Корабль снова наполнился шумными облачками. Этим особенным вечером они подносили еду не только Эмме Карловне, но и своему хозяину, все так же одиноко сидящему у камина.       – Выглядишь нездоровой.       – Это всё румяна. – Дочь купца расковыряла вилкой кусочек рыбы. – Они отмылись.       Кожа еë без перманентных румян и правда имела болезненно белый вид. Эта особенность, вместе со звонким голосом, передалась Эмме от матери. Вот только смылись ярко розовые румяна уже давно – после первого касанья морской воды.       Эмма Карловна едва прикоснулась к ужину и ушла к себе, сославшись на недосып от ночного воя. Говорить со зверем ей было страшно и трудно – перед глазами то и дело мелькали сосуды, полные разложившихся в геле тел. От этой картины к горлу подступал тошнотворный ком.       Впрочем, Эмме Карловне повезло – везение было чертой, доставшейся ей от отца – Икабод в эти дни пропадал из дворца всё чаще, увлекая за собой стаи булькающих суфле. А дочка космического купца тем временем ходила смотреть на солдата, с упорством мазохиста выискивая на его коже признаки скорого разложения.       Так прошла почти неделя. За это время в голове пленницы успел поселиться отчаянный план побега, вполне достойный любой из её приключенческих книг. Барышня Шульц припомнила, что отец собирался лететь на шлюпке, – так говорили сестры, – когда вдруг нарвался на разгневанное Чудовище. Мысль об этом завертелась в сознании Эммы спасительной нитью. Каждый ребенок на орбитальной станции «Прага 3» хоть раз, да бывал в кабине корабельного симулятора. А уж солдат, которого девушка собиралась забрать с собой, и подавно должен был уметь управляться с любым космическим видом транспорта.       А если не хватит топлива? Бог знает, в каких пространствах блуждает сейчас дрейфующий астероид. Но Эмме Карловне было решительно всё-равно. Если и умирать – то лучше кружа свободно в просторах космоса, чем разлагаясь в стеклянной колбе бессильным пленником.

***

      Странный звук, будто кто-то вытянул ногу из вязкой грязи – и мягкая трубка отцепилась от инопланетного сосуда. Противно забулькал прозрачный гель, скатываясь по стенкам на белый пол. Эмма Карловна на всякий случай отошла от склизкой жижи подальше.       Буль. Буль. Буль. – крупные пузыри покатились по телу запертого солдата. Но покатились мучительно медленно – споря с бешеным сердцебиением Эммы Карловны. Так не пойдет. Она схватила вторую трубку – в два раза крупнее первой, но вырвать её из сосуда оказалось не так-то просто. Ноги скользили – гель уже успел растечься вокруг поддона. Эмма пару раз повалилась на пол, стараясь не думать о пугающих свойствах этой субстанции. Платье и волосы, и даже уши уже успели покрыться прозрачной жижей. Девушка, не вставая, повисла на длинном шланге, уперла ноги в круглый поддон, и тот наконец отвалился с протяжным хлюпом. Вот так-то лучше.       Пузыри побежали сразу со всех сторон. Тело мужчины заколыхалось, словно в волнах, взвились густые волосы. Эмма с грустью подумала о Кокосовых островах и о Цейлоне, и о том самом пляже, который находится где-то между. А после уверенно поднялась и скользящей походкой двинулась к следующей трубке. Но коснуться её уже не успела.

***

      Злость бывает разная. Холодная и горячая. Горячая, например, похожа на смерть звезды – она распаляется быстро, как след от пощечины на нежной щеке, и брызжет во все стороны огненными всполохами, а потом разрывается, сбивая всё на своём пути раскаленной до синевы волной.       Икабод ворвался в зеркальную комнату, как умирающая звезда, и, как полагается умирающей звезде, мгновенно свалил Эмму Карловну с ног. Но злость его при том не была горячей: он бросил девушку на пол аккуратно, как чересчур дорогую вещь, причинившую владельцу мучительные страдания. Опустился сверху, запирая пленницу в клетку металлических рук, и зарычал так низко и громко, как никогда прежде. Едва уловимый звук сдавил барабанные перепонки. Дочь купца закричала от ужаса или боли – зверь прекратил.       – У меня было только две просьбы… – Над ухом девушки завибрировала трубчатая гортань, щеку обжег раскаленный воздух.       Два глаза глядели на Эмму Карловну. Один из них абсолютно точно был неживой – слепой и стеклянный, с еле заметно мигающим огоньком. Но в это мгновенье он казался куда человечнее настоящего, сидящего на единственном островке кожи, от подбородка и до брови. Кожа эта синела, отмирая на стыках с металлическими пластинами – глаз горел холодной злостью. Такая похожа на космос, в котором больше некому умирать. В котором все звезды уже догорели, оставив за собой одну нестерпимую черноту.       Со всех сторон послышались истерический писк и бульканье. Только теперь дочка космического купца заметила, что в зеркальных стенах отражаются толпы розовых облачков, а она сама лежит, плененная Икабодом в склизкой и теплой луже. Зверь, опомнившись, подскочил на ноги и кинулся к пустеющему сосуду. Облачка неловкой гурьбой старались вставить наконечники трубок назад, в отверстия. Хозяин растолкал пищащих, схватил существо пожирнее и заткнул им одну из дырок – со второй принялся разбираться сам.       Даже в этой светлой зеркальной комнате он выглядел, как тень – весь укутан в черное. Черные одежды, черные перчатки и черный плащ скрывали нечеловеческие конечности. Только шарф слетел в суматохе с покалеченного лица.       Эмма с надеждой взглянула на запертого солдата, но проклятый гель успел опуститься лишь до макушки. Какая страшная смерть – разложиться в стеклянном гробу на забытом богом и людьми астероиде!       – За что?! – прокричала девушка. Но зверь не ответил – он был слишком занят починкой труб.       Дочь космического купца позабыла в гневе любые страхи: она заскользила к сосуду и выдернула из дырки полненькое суфле. На пол снова хлынул гелевый ручеек, по телу солдата побежали крупные пузырьки. Красивое и сильное, словно в рекламе мужских трусов из новомодной ткани с эффектом брони, это тело мечтало жить.       Эмма яростно вскрикнула:       – Поняла! Убиваешь молодых и красивых?!       Икабод не то зарычал, не то застонал – он едва успел вернуть на место первую трубку и кинулся теперь возвращать другую. Но Эмма Карловна, поменявшись со зверем местами, с громким хлюпом, разрушила результаты его стараний.       – Ты монстр! Монстр!       – Он не выживет без сосуда! – гневно зашипел Икабод. Киборг одним прыжком добежал до пленницы и вставил в открывшуюся дыру очередного безвольного инопланетянина.       – Ты врешь! – завизжала Эмма, потянув за розовые ножки, торчащие из отверстия. Облачко заохало.       – Он разложится, как суфле!       Из дыры снова хлынул гель.       Икабод схватил дочку космического купца за шкирку.       – Пошла отсюда вон! – Зверь вытолкнул её из комнаты с сосудами, оставив девушку на попечение горстке своих сообщников.

***

      Эмма Карловна бежала по чертовому серому песку астероида, а за ней тянулась лента розовых облачков. До шлюпки оставалось совсем немного – каких-то тридцать метров. Подобные расстояния она проходила день за днем по несколько сотен раз: спускаясь из мансарды в гостиную, разнося заказы в маминой пивоварне, играя дома в прятки с малышкой Карлом. Как мало значения она придавала этим несчастным метрам...       Путь Эмме преградило странного вида создание. Оно опустилось, гудя как шмель, откуда-то сверху и осталось сидеть, глядя на дочку купца безобидным собачьим взглядом. Но от этого взгляда в груди у Эммы похолодело: живые глаза когда-то доброго лабрадора размещались теперь на механической скалозубой морде. А чуть повыше, на сутулой спине, вздымалась острой щетиной неестественно грубая шерсть. Существо не торопилось кидаться на жертву – жертве от него никуда не скрыться.       Космический волк протяжно завыл, призывая своих товарищей.       Одновременно с ним зарычал за плечом у девушки Икабод:       – У меня было к вам только две просьбы, Эмма Карловна. Только две...