***
Медицинский отсек космического дворца выглядел не менее роскошно, чем его покои: красные узорчатые обои, шкафы из темного дорогого дерева, давно не полированный паркет. Его затертую поверхность теперь покрывала дорожка красных следов. С потолка глядел немалых размеров иллюминатор. Света он, конечно, не добавлял, ведь корабль находился в бескрайнем космосе. Наверное, был встроен в помещение медицинского отсека для того, чтобы больной, лежащий на койке прямо под ним, мог отвлечься, наблюдая проплывающие мимо звезды. Так думала Эмма Карловна, оглядываясь вокруг. Она ничем не могла помочь снующим туда-сюда розовым облачкам. Девушка попыталась было, но инопланетные существа только громко запищали и усадили её на кресло, словно зрительницу в театре, пришедшую смотреть чересчур уж кровавую пьесу. (Чуть менее кровавую, чем Шекспировский «Тит Андроник», но где-то близко. Да еще с настоящей, не бутафорской, кровью). Суфле возложили Чудовище на операционный стол Берлихингена. Не простую кушетку, а огромный аппарат из желтого металла, вместивший в себя и диагноста, и анестезиолога, и хирурга, и, что самое важное, киберпротезиста. В нижней его части, как в печи, отливались нужные раненому детали. Такие столы, знала Эмма Карловна, водились на больших военных судах и в самых дорогостоящих больницах, вроде Лунного Королевского госпиталя. А вот врачи отцовского каравана о таких приборах могли только лишь мечтать. К сожалению, работать без человеческих рук такая машина совсем не умела. Но врачей и медбратьев в эту страшную минуту с успехом заменили розовые суфле. Одно из них приняло на себя роль начальника и давало указы своим товарищам – то командным бульканьем, а то нервным писком, совсем как врач в палате первой помощи. Под четким руководством суфле-врача, со зверя стянули его постоянное одеяние – черный плащ и не менее черный шарф. Измятую рубаху на груди пришлось разорвать: суфле-медбратья старались расстегнуть её всей гурьбой, но мелкие пуговки то и дело выскальзывали из мягких розовых рук. Разбираться с брюками времени опять-таки не нашлось: остатки изодранной штанины на левой ноге срезали медицинскими ножницами. Эмме Карловне открылась страшная картина: разодранные клочки мяса и кожи... Волки целиком отгрызли стопу и голень Чудовища, не забыв прихватить с собой еще и его колено. Стол Берлихингена пискнул, вытянул из своих недр механическую лапищу и стал обрезать синим лазером окровавленные ошметки. Запахло паленой плотью. Это было очень похоже на запах искусственного мяса, шкворчащего в духовке, но человеческие инстинкты не давали отнестись к нему с тем спокойствием, с каким дочка космического купца относилась, к примеру, к рождественской индейке. Девушка поморщилась, не в силах отвести взгляда от белого кругляшка кости, уже успевшего показаться на опаленной лазером поверхности. Эмме Карловне сделалось дурно, огромным усилием воли она постаралась отвлечься на что-то более интересное: ей представилась наконец возможность разглядеть киборга во всех мельчайших подробностях. Обе руки Чудовища, от кистей до плеч, заменяли механические протезы. Целиком механической оказалась и правая нога – еë строение в области щиколотки чем-то напоминало лапу огромной кошки. Наверное, так легче было ходить. В груди Икабода билось живое сердце, облачка открыли настежь металлическую заслонку и подключили к нему не меньше десятка трубок. Трубок... Эмме вспомнился солдат из сосуда. Она задумалась на мгновенье: почему до сих пор сидит, молча глядя на операцию, а не бежит спасать безвольного пленника астероида? И сама же себе ответила: "Ну неужели Икабод защитил меня от волков только ради того, чтобы потом растворить в своём странном геле? Нет, я в это не верю!" Суфле сняли с торса мужчины металлический корсет, нужный, как видимо, для того, чтобы удерживать чересчур тяжелые для органов и спины конечности – ребра и живот были целиком обтянуты синеватой кожей, а значит под ними скрывались, как минимум, человеческий желудок и позвоночник. Дальнейшие подробности строения тела киборга скрывались под не до конца разорванными штанами. Эмма Карловна встряхнула головой и теперь направила взгляд на лицо Чудовища, уже знакомое ей по встрече в зеркальной комнате. В теплом свете медицинского кабинета, оно более не казалось таким уж грозным. Пусть меньшая, но часть его была человеческой: бровь, глаз, скула, верхняя часть губы. Эта живая правая половинка сейчас морщилась и кривилась, не в силах проснуться от наркотических лекарств, введенных в тело машиной Берлихингена. Так продолжалось довольно долго. Сложноустроенный механизм отливал в своей печи десятки мелких деталей, вживлял в бедро пострадавшего какие-то стержни и болтики, гудел и тихо попискивал, словно большая посудомоечная машина в пивоварне "У трех андроидов". Под эти мерные звуки, утомленная Эмма Карловна сумела неожиданно задремать, с ногами забравшись в кресло.***
Дочь купца разбудили хриплые протяжные звуки. Ей, сонной, даже почудилось на мгновение, что во дворец сумел пробраться космический волк. Он пристроился возле больничной койки, желая полакомиться остатками человечьей плоти, от которой не так давно оторвал солидных размеров кусок, и подвывал по-звериному жалобно и сердито, больше никакого мяса на теле жертвы не находя – одни только металлические кости да жилы. Но видение быстро рассеялось. Эмма Карловна встала с кресла и подошла поближе к стонущему Чудовищу. Оторванную ногу теперь заменял глянцево-желтый протез. Машина Берлихингена, остывая, молчала. А утомленные суфле валялись розовыми кучками по углам палаты, во сне смешно подергиваясь и сопя. – Что тебе принести?.. – зашептала Эмма. Очнувшись от бреда, Икабод распахнул глаза. А вернее – глаз, ведь второй из них не имел возможности открываться, только в глубине его разгоралась теплая лампочка. Киборг тотчас отвернулся, поймав на себе внимательный взгляд дочки космического купца. Но лицо отразилось в зеркальной поверхности медицинской койки – желтый металл еще сильней исказил его покалеченные черты. Чудовище зарычало. – Зачем? – удивилась Эмма. – Я уже не первый час на тебя смотрю. Икабод опять заметался, то ли от приступа боли, а то ли от этих невинных слов. Эмма Карловна бессильно вздохнула и, подойдя к пульту машины Берлихингена, вгляделась в непонятные кнопки, цифры и датчики. – Это шкала пульса, – отчего-то вслух заключила она, обнаружив экран с отдаленно знакомой ей изломанной линией. Девушка посмотрела на несчастного Икабода, на непонятный пульт, на дремлющее суфле, снова на киборга. Всё так же вздыхая, она порылась в кучках розовых облачков и аккуратно растормошила то из них, что взяло на себя обязанности лечащего врача. – Извините. Эмма поднесла существо к Чудовищу, после к пульту. Врач-суфле, похлопав осоловелыми глазками, ткнул в одну из кнопок обмякшей ручкой и, с тихим бульком, опять провалился в сон. Стонущий Икабод, кажется, успокоился. – Спасибо. Дочка космического купца уложила существо подальше от остальных, чтобы, в случае чего, не искать его слишком долго. Но врач-суфле, не открывая век, подкатился к ближайшей кучке своих товарищей и зарылся в неё поглубже. Похоже, что жизни хозяина астероида ничего отныне не угрожало.***
Прошло немало времени, проведенного Эммой Карловной в пустых блужданиях по отсеку. В голографической фоторамке обнаружились фотографии когда-то руководившего им врача. Девушка не узнала почти никого, кроме известной когда-то певицы, родом с Земли, да ещё императора – и только лишь потому, что человек на снимке носил корону. – Там… – вдруг послышалось за спиной. Дочь купца вернулась к больничной койке и села рядом. Медленно подняла глаза, но Чудовище больше не пряталось, только глядело куда-то в сторону и говорило тихо. – Там, в проклятой колбе, Эмма… это мой давний друг. Он очнуться, увы, не может. Он пострадал: разбился на такой же точно капсуле, какую ты хотела использовать для побега… Девушка сглотнула – липкое чувство подобралось по шее к корням её синих волос. – Ну а кто в других?.. – Инопланетяне... Им тоже нельзя помочь, – отрывисто выдохнул Икабод. Он говорил через силу и с перерывами, наверное, от действия опиатов. А Эмма Карловна припомнила подробно капсулы с, как ей казалось, разложившимися людьми. Такими же точно розовыми, как розовое суфле. Губы девушки задрожали, а киборг тем временем продолжал: – Здесь есть телепорт, ты знаешь. Но я не могу отправить друга на Землю... без капсулы он не выживет – её питает зеркальный корабль. – Икабод помолчал немного, думая, что сказать. – Я храню его тело на случай, если... что-то изменится. Подводит только… срок хранения. Раздался протяжный всхлип. – Неужели плачете? – зверь наконец обернулся на Эмму Карловну, в тот же миг приняв свой обычный угрюмый вид. – Прости меня, – разрыдалась дочка космического купца. Икабод оглядел, приподнявшись, свою новую ногу. Но лег обратно на подушку, еще не готовый встать. – Ты в этом не виновата. – Ты просил меня наружу не выходить, – завыла девушка, – а я убежала – не стала слушать… Киборг поморщился от звонкости сожалений. – Если б я тебя здесь не запер, незачем было б и убегать. Разве не правда, Эмма Карловна? – Это правда. Но… – А правда не терпит "но", – ответил уверенно Икабод. Дочь купца в один миг затихла – подобные разговоры были способны перебить в ней приступ любой, даже самой отчаянной жалости и вины. Эмма возмутилась: – Еще как терпит! Вот взять, к примеру, Эдварда Рочестера. Он уже много лет женат, а всë равно, полюбив, решает жениться снова, этот факт утаив. Он плохой человек? Возможно! Но... Здесь никак нельзя обойтись без важнейших "но"! – Я эту книгу, кажется, упустил. – Икабод рассмеялся своим тихим рычащим смехом. – Предпочитал литературе занятия фехтованием. Эмма пересказала, как умела кратко, ему сюжет. Но не смогла, по въедливости своей, упустить ни одной детали – слёзы успели высохнуть на щеках у дочки космического купца. – Вот и у тебя, – сказала она, закончив, – была причина держать в сосуде больного друга... И держать меня, наверное, тоже причина имеется? – Имеется, – Икабод не спеша кивнул. – Посмотри вот на это тело – оно проживет недолго. Что от него осталось? Кусок головы, часть туловища, нога... – киборг осекся. – Когда-то нога... Да еще ладонь. Эмма Карловна стянула перчатку с руки собеседника и тотчас схватилась за эту его ладонь. – В нём каким-то чудом еще теплится разум. – Зверь сжал ледяные пальцы. – Убраться отсюда я не могу. И мне не хотелось бы отойти в мир иной... в полном одиночестве. Они помолчали. Эмма Карловна – опять увлажняя щеки соленой влагой, а Икабод – вдумчиво чувствуя своей ладонью её ладонь. – А что твой друг? – наконец спросила дочка космического купца. – Сколько ему осталось? – Боюсь, недолго. Стол Берлихингема тоненько запищал. Эмма вскинула голову – шкала пульса на экране превратилась в прямую линию. Девушка вскрикнула и, подскочив, хотела было кинуться к кучкам розового суфле. Но Икабод довольно живо заговорил: – Не бойтесь, так бывает. – Понять было трудно, только он, кажется, улыбнулся. – Мир иной ещё подождет. Прямая линия снова пошла зигзагом. Дочка купца постояла еще немного, недоверчиво глядя на аппарат, и вернулась на место. – В нашей системе хорошая медицина. Ты здесь давно? Ты, верно, всего не знаешь? – затараторила Эмма Карловна, не давая киборгу шанс ответить. – Твоему другу помогут, а может быть и тебе… Надо только придумать способ привести к вам сюда врачей. Послушай, я могла бы позвать на помощь! Отправь меня домой, я вернусь, я правда… Икабод отдернул руку от пальцев девушки. – Так хочется убежать?! Садись в свою шлюпку – я не остановлю!.. – Он поглядел, отвлекаясь на звезды, в иллюминатор. – И в этот раз уже не приду на помощь. – Я не уйду, Чудовище… Икабод, – ответила Эмма Карловна, возвращая его руку назад себе. Разговор о помощи она решила отложить до выздоровления. – Побуду с тобой, раз ты просишь, я обещаю.***
Икабод шагал по серому песку астероида, обходя аккуратно осколки инопланетных стекол и внимательно вглядываясь в каждый из этих осколков. Нога его прижилась, и он ходил бы с этой ногою резвее прежнего, но механическое тело двигалось с каждым днём всё трудней и нерасторопней. Прятаться ему более было незачем. Потому они с Эммой Карловной стали почти неразлучны: вместе завтракали, обедали, ужинали, читали, смотрели на море, в отсутствии кровожадных волков – в общем, вели жизнь во всех смыслах размеренную и приятную. Словно семейная пара, проведшая в согласии чуть ли не целый век и совсем недавно ушедшая на свой заслуженный стариковский покой. И только по вечерам, когда Эмма Карловна уже отходила ко сну, Икабод тайком выходил на поиски, прихватив с собой все разом розовые суфле. Сегодняшний вечер отличало от вчерашнего только одно: над головой проплывал красно-пыльный Марс. Икабод залюбовался. Он хотел было отправить за дочкой космического купца. Но решил – не сегодня, пусть спит, раз уже легла. Астероид покружит еще пару дней у четвертой планеты. В грудь его стукнулось розовое суфле. Икабод опустил глаза и увидел в руках инопланетного создания то самое стеклышко, какое он так долго желал найти. В этом стеклышке отразился, как ожидалось, интерьер орбитального дома семьи достатком чуть выше среднего. Но кроме того, в нём отразился – чего Икабодом не ожидалось вовсе – молодой мужчина в синей солдатской форме. На красивом лице незнакомца промелькнул не менее красивый мужественный испуг.