Лисьи уши, вороньи перья

Правильно отметить Имболк у него давно не получалось — неблагодарная работа, идиоты-дети, а тут выдался случай. К тому же Северуса поддерживали Меррида, Помона и Филиус: принадлежа к фейри, они теперь старались держаться вместе. А еще дети тех, кто знал и понимал всю Дворовую муть, тоже сегодня решили пойти на праздник. Договорились встретиться на полянке в обычном лесу, укрытой выступом Запретного. Там уже было кострище, оставленное теми, кто раньше отмечал там праздники, и даже лежало несколько брёвен, на которых можно посидеть — не место, а сказка. А еще следовало запастись всем необходимым для обряда, да и переодеться. В итоге небольшими группками — каждый декан повел своих понимающих деток, а он еще и ушастых, просто пригласив на праздник — они выдвинулись в сторону поляны, предвкушая праздник. Сидхи согласились легко: у них была такая же дата, просто называлась немного иначе - Имбаэлк. На укрытой от ненужных глаз (от бородатого козла, например) поляне женщины в светло-зеленых платьях, расшитых золотом, уже приготовили походный вариант алтаря и раскладывали дары. Девочки в простых светлых платьях — сестры Гринграсс, Полумна, Гермиона (Гвен притащила) и Гвендолен — им помогали. Он и сам переоделся, отыскав среди вещей (черное, черное, темное, снова черное) достаточно светлую рубаху с вышивкой — сочно-зеленого цвета, придававшую ему не слишком здоровый вид. И даже ушастые немного принарядились, если можно так сказать. Оба в зелёном, с вышивкой, в кожаных штанах и высоких сапогах, пришли не слишком нарядными, но, учитывая профессию, явно не носили что-то другое, потому и это можно считать небольшой победой. В стороне стояла корзина, где он увидел бутыль с вином и крынку молока — дары богам и богиням, родителям Магии и мира, чтобы получить их благосклонность в будущих делах. Рядом лежал простой чёрный хлеб — уже им самим, чтобы символически разделить с богами трапезу. Когда все было готово, Меррида подозвала их всех. Перед алтарём, положив руки на тёплый камень, стояла Помона. Как только все расселись на брёвнах, зачарованно глядя на неё и её волосы, шевелящиеся будто сами по себе, она наконец начала обряд. Время словно замерло. Женщина надрезала костяным ножом ладонь, и Северус почти перестал дышать. В глиняную чашу, на зеленые веточки, на белые и желтые цветы закапала светящаяся алая кровь. Чаша пошла по рукам, все отдавали богам по каплям своей крови, братаясь между собой и чувствуя взор Высших. Проблемы возникли лишь с Гвен и Риорданом, которым пришлось резать руки серебром (одной из-за уязвимости к стали, второму из-за чудовищной регенерации), а потом она сменилась чем-то тягучим и золотисто-зеленым. Боги тоже дали своей крови. Помона подняла руки, и заговорила: — Màthair goddess, gabh ri ar bhiodh i toirt airgid sgoileireachd, thoir dhuinn do latha. Bless your clann, is fearann, agus a mheasan, agus a h-uile duine a tha a ' fuireach agus breathes. (Богиня-Мать, прими наши дары, дай нам благословение. Благослови детей своих, и землю и плоды ее, и всякого, кто живет и дышит.) На алтаре само собой занялось золотисто-зеленое пламя — Риордан сначала дёрнулся, но потом вгляделся и расслабился — запахло оттаявшей землей, первой зеленью, свежестью оттепели. Северус ощутил, как его лица касается теплый ветер, пахнущий талой водой. Довольно щурился сидящий рядом Иорвет. Меррида наполнила чашу вином и вручила ее Помоне. Та сама напоминала какое-то божество — глаза светились, волосы, будто в воде, слабо танцевали в воздухе, сворачиваясь кудрями. — Let us do Mhàthair Goddess airson a h-bhiodh i toirt airgid sgoileireachd… sharing the wine… like the blood of the earth… (Возблагодарим Богиню-Мать за дары ее… разделяя вино… как кровь земли…) Детям полагалось молоко с небольшим добавлением вина. Самим взрослым — вино. Чаша пошла по рукам: глоток — и передать следующему, не делая различия между расами. Вино было терпким и сладким, и от одного глотка голова пошла кругом. Северус передал чашу Флитвику, а дальше она ушла к Риордану. И сидх без колебаний прикоснулся к чаше после полугоблина, делая глоток, затем отдавая чашу Мерриде.А завершила круг Помона. У мелких круг замкнул Драко, и дети теперь просто сидели на раскинутом на пригорке пледе, болтая. Оставшееся молоко и вино были смешаны в чаше и оставлены на алтаре. Они же сами устроились на пледе рядом с детьми, раскрывая корзину со снедью. Традиционная трапеза — пироги с дичью и зеленью, запеченые овощи, засахаренные фрукты, сидр и медовые лепешки. За едой один из сидхов спросил Помону о том, почему они ощущают себя словно искупались в магическом источнике, и та ответила, глядя сияющими трёхцветными глазами — синий, фиолетовый и стальной. — Tha sinn a 'chlann a' Mhàthair Goddess, agus a h-latha e le thoirt dhuinn. (Мы — дети Матери-Богини, благословение ее с нами.) Ушастые переглянулись и о чем-то зашушукались между собой, отдавая должное трапезе. А потом Меррида решила спеть. Красивый, сильный, чистый голос поплыл над поляной… Северус прикрыл глаза, прислонившись к чьему-то плечу, и не заметил очень понимающих и немного удивленных переглядываний. Песня лилась и лилась… Коснись губами глаз моих, Дай мне проснуться и прозреть, Последний бой давно утих, И крылья распластала смерть. Я слишком многих прокляла, И меч мой жалости не знал, Я никому не отдала Своей души в плену зеркал. И золотой каскад волос Не знал касания руки, Я не роняла тайных слез И не кричала от тоски. Я дочь ветров, в моих глазах Горел сиянием восход, И там, где тают облака, Прочерчен кровью мой полет. Я знала только звук войны, Когда клинок ломал клинок, И человечества сыны Валялись мертвыми у ног… Плечо Иорвета, на которое он опирался, закаменело. Он тихо выдохнул, откидываясь назад. Голову Северуса мотнуло, сидх подхватил его за плечи и уложил себе на колени. Взгляд у него был задумчивым и потерянным. …И в час, когда закат смывал Лучами высохшую кровь, И призрак смерти танцевал На груде сорванных голов… Риордан прикрыл глаза, склонив голову, и лишь заходившие желваки выдавали эмоции эльфа. …Я улетала в темноту, Отдавшись воле всех ветров, И там лелеяла мечту О том, что разыщу любовь. Бой в небесах с самой собой Страшнее боя на земле, И я впервые знала боль И слез неощутимый блеск. И я кричала в тишину, Как будто птица без крыла, Я прокляла навек войну И всех богов я прокляла… Иорвет медленно перебирал пальцами волосы Северуса, но когда тот попытался отстраниться, вцепился ему в плечи и шумно выдохнул. Молчал. …А боги темных облаков Меня лишили белых крыл, Я погрузилась в сон без снов На проклятой земле могил. Я заперта в душе своей, Я позабыла имена, Я знаю, где-то здесь есть дверь, Но мне невидима она. Сквозь сон я слышу звук шагов И голос, что меня зовет, И где-то очень глубоко, Я предрекаю свой восход. Войди, войди в мой темный дом, Зажги свечу, что на окне, Пусть этот мир горит огнем, Мы не сгорим в его огне… Скоя’таэли переглянулись и ухмыльнулись друг другу одинаково. В их глазах отражалось то, что они сами видели, чему были причиной и следствием: горели деревни, горели эльфы, мосты и надежды. Глаза одинаково отражали рыжий огонь войны. …Дай мне познать другую боль, Пусть это даже смертный грех, Позволь хоть миг побыть с тобой, Забыв, что я не человек, Забыв, что я могла летать, Что неба краски так ярки, И как приятно убивать Одним движением руки… Иорвет тихо усмехнулся, не прерывая песню, и Северус увидел, как он запрокинул голову, глядя на звёзды. …Дай мне взглянуть на мир извне, И откровение познать, Я — жрица смерти на войне, Но я устала убивать. Я знаю, где-то есть любовь, Но только там, где нет войны, Где не пугаются шагов И где спокойно видят сны… Риордан скосил губы в кривой улыбке, отвернулся на секунду от огня, словно стыдясь, но повернулся обратно. Странная песня. Не та обычная, про деревья, которую часто поют на праздниках, но она пробрала за душу до мурашек, а эльфов, похоже, отправила в длительный эмоциональный нокаут. Вряд ли Меррида представляла, какие ассоциации вызовет у них своим исполнением, но он точно знал, что оба сидха уже давно устали от войны. Вот только перестать воевать не могли и вдали от своих, без возможности помочь им, загибались, как белые акулы в океанариуме: незаметно, но неотвратимо. Что вечно пьющий Риордан с суицидальными наклонностями и бзиком на тему смерти на поле боя, что Иорвет с постоянными разговорами о величии эльфов, цепляющийся за любую попытку открыть портал между мирами, просто пытались держаться на плаву и не срываться, каждый по-своему. Кажется, скажи ему о запрещённой магии, и тот только спросит, сколько именно ему надо убить… Кого? Людей он убьёт без колебаний, и Северус только сейчас начал осознавать, насколько это страшно, ведь сам он привык лишь ранить или, в тяжёлых случаях, калечить разумных. Но эльфы убивали с ужасной лёгкостью. Смогут ли они также легко для собственной совести убить Благого? Неблагого? К своему ужасу, он почти точно знал ответ. Но всё равно, посмотрев в лицо ушастого… Иорвета, Северус, хватит называть его ушастым, он невольно прикусил губу и опустил взгляд, пряча его за ресницами, но затем снова упрямо взглянул в упор. Иорвет, несмотря на все свои очевидные недостатки и огромные психологические проблемы (а ещё клеймо убийцы и разбойника), тянул к себе до драккла сильно. «Нет, я не отступлю. Я уверен, но меня сильно смущает то, что это именно сейчас. Здесь. Но я готов пойти дальше. Если готов ты. Просто… не при всех. Ты ведь понимаешь?..» И сидх понял. Даже без слов. Обратно возвращались тоже раздельно, ведя детишек, которые откровенно клевали носом. На удивление, самыми бодрыми оказались Луна и Гвен: обе девочки слегка даже пританцовывали, о чем-то беседуя, читая считалочки и напевая песенки… А вот Гарри и Гермиону пришлось даже в конце концов взять на руки — не привыкшим к таким магическим нагрузкам детям пришлось труднее. Причем гриффиндорку потащил сидх, а Северусу достался Гарри. Парень до сих пор весил не слишком много. У замка девочку растормошили и сдали Мерриде. В целом, вокруг Странной Компании образовался кружок потенциальных вассалов. Северус отвел детей в спальни, сгрузил Гарри на кровать и по возможности раздел и укрыл одеялом. Мальчишка пошевелился и сонно бормотнул, глубже засыпая. А зельевар на подкашивающихся ногах убрел к себе. Сна не было ни в одном глазу, а в груди засела тупая игла, раскалённая и изредка проворачивающаяся прямо сквозь рёбра, будто душа сейчас расколется, расплавится и вытечет, оставит оболочку, и даже дементоры больше не подойдут. Потому что мальчишка пробормотал «Папа…» Рухнув в кресло, Северус потер лицо ладонями. Хотелось напиться... или хоть выпить… В дверь постучали. Он поднялся и пошел открывать. Впустив эльфа, кивнул на кресла. Иорвет усмехнулся тихо и показал две бутылки обычного маггловского виски. Не то ли, чего ты хотел, Северус? А если он тебя отошьёт, всегда можешь сказать, что не помнишь. Алкоголь прокатился огнем по горлу, стало как-то легко. Эльф напротив молча пил и выжидательно смотрел, барабанил пальцами по столу, сам пребывая, похоже, ещё на Имболке — сильно же его зацепило.  — Понравилась? — спросил он, чтобы спросить хоть что-то. На вопросительный взгляд пояснил: — Песня Мерриды? Иорвет кивнул.  — Навевает, — он поморщился. — Воспоминания. И ностальгию. Но больше тупую, сука, боль. Он прикрыл глаз и рвано выдохнул, а Северус заметил, что он, похоже, успел выпить уже до своего прибытия. Он отставил стакан и сцепив пальцы в замок, посмотрел на эльфа пристально, собираясь с мыслями. — Ты мне нравишься. Как мужчина. Как личность. Я… Он осёкся, но увидел блестящий зелёный глаз эльфа и продолжил. — Я уважаю тебя как равного, как хорошего бойца. И хочу предложить — давай попробуем что-то построить. Что-то большее, чем симпатия. Эльф помолчал, а потом кивнул. Залпом осушил полный стакан виски и сел рядом. Его губы имели привкус спиртного, и от этого становилось легче.