Мафия

      Это происходит стабильно каждые два-три месяца, но пятнадцатого июля — в обязательном порядке. Правда, начинается всё в тот день, когда близнецы получают сообщение от Мамаева с приложенной к нему фотографией. Ничего не предвещает беды, братья спокойно, без приключений, добираются до дома, ужинают, разговаривают перед сном, а потом засыпают в объятиях друг друга. Ночью Лёша вдруг подскакивает в панике, бродит взглядом по стенам комнаты, как будто не понимает, где находится. Антон мгновенно просыпается следом, почувствовав неладное, трогает брата за плечо, возвращая в реальность, и прижимает к себе, чтобы успокоить окончательно.       — Я опять видел его, — шепчет Миранчук.       — Братик, это просто сон. Ты же знаешь, что он давно умер. Его больше не существует, — близнец гладит рукой по спине, целует в макушку, а сам боится не меньше.       Есть на этом свете нечто более страшное, чем Мамаев, «Империя» и весь преступный мир вместе взятые. По крайней мере, для братьев. Человек, которого Лёша видит во снах на протяжении многих лет своей жизни, умер в те далёкие годы, когда близнецам было всего лишь шестнадцать. С тех пор у них в доме запрещено вспоминать и даже думать о нём.       Каждый раз, когда подобные ночные кошмары посещают Миранчука, он словно меняется. Он знает, что скоро наступит пятнадцатое июля — день, о котором Антон много раз просил забыть навсегда, вот только никак не получается это сделать. Память упорно подкидывает картинки из прошлого, воскрешает ощущения, испытанные в тот день. В такие моменты Антону обязательно надо находиться рядом с братом, следить за тем, что с ним происходит.       Поэтому сейчас у них выходной. Невыход на смену в забегаловке никак не повлияет на их рабочие места, ведь, как уже говорилось ранее, директору абсолютно плевать на поведение братьев, лишь бы «Империя» не тронула потом. Что касается самой организации, то Мамаев прекрасно осведомлён об особенностях близнецов, проявляющихся время от времени, и не должен в такой день беспокоить их своими собраниями, заданиями и прочим.       Лёша рассматривает квитанции, которые бросили сегодня в почтовый ящик, и хмурится.       — У нас опять долги, — говорит он. — Я не понимаю, откуда они берутся, и почему, стоит нам их покрыть, они вновь возникают. Ох, замечательно, мы, оказывается, три месяца не платим за телефон. У нас разве вообще есть стационарный телефон?       — Мне недавно премиальные дали, так что, всё оплатим. Не переживай, — Антон обнимает брата за плечи, целуя в макушку.       — Тош, это, конечно, круто, но... Если бы тебе не давали премиальных, как бы мы с тобой жили?       — Мы с тобой жили бы просто прекрасно.       Под «премиальными» у них принято подразумевать те деньги, которые даёт «Империя» за дополнительную работу, выполняемую лишь Антоном. Это присутствие на тех самых встречах с важными людьми, готовыми спонсировать организацию, а также переговоры с этими будущими спонсорами, которые ведутся особым образом. Только для него Антона туда и приглашают, ведь лучше Миранчука в этом деле никого нет.       Дома близнецы стараются не касаться данной темы, ведь оба прекрасно понимают, что на самом деле происходит на этих переговорах. Лёша мог бы сказать своё слово, возмутиться даже, но он выбирает молчание и поддержку, необходимую брату. Он ведь не из собственного желания идёт туда, он ради них делает всё, что требуют, хочет получить ту лучшую жизнь, за которой в «Империю» шли. Если не Антон, то обязательно Лёша, а брата к этим переговорам, будь они прокляты, Миранчук не допустит.       Весь день близнецы проводят у телевизора, переключая с канала на канал, смотря несколько передач одновременно. Удивительно, как старательно правительство скрывает преступную жизнь в городах этой большой страны, ведь в каждом мегаполисе или более-менее приличном населённом пункте есть своя организация, группировка, банда, а то и несколько подобных. Эту сторону жизни запрещено выводить на свет. Кто знает — тот знает, а остальных людей незачем лишний раз пугать. Поэтому в новостях обсуждают падение цен на нефть, грядущий серьёзный футбольный матч, где встретятся главные команды города, соперничающие друг с другом на протяжении многих лет, а также всякую незначительную ерунду, например, как проходит выселение жителей из аварийного дома.       — Тош, почему мы не могли стать футболистами? — вдруг спрашивает Лёша, поднимая взгляд на брата. — Получали бы сейчас миллионы, играли бы каждые выходные с какими-нибудь чуваками из «Спартака».       — Не знаю, братик. Наверное, жизнь по-другому захотела.       — Думаешь, работа в «Империи» — наше призвание?       — Нет, наше призвание — стоять у кассы в забегаловке и предлагать бургеры по акции, — улыбается Антон, зарываясь пальцами в волосы близнеца и укладывая его голову к себе на колени. — Не зря же мы снова будем работниками месяца.       Начинается какой-то фильм или даже сериал, где рассказывается про жизнь сельской девушки Анюты, мечтающей покорить столицу. Братьям кажется, что сюжет очень даже смешной, поскольку проблемы героиня придумывает себе сама буквально на пустом месте, но зато потом героически их преодолевает. Талант — не иначе.       — Да? — спрашивает Антон, отвечая на внезапный телефонный звонок от Мамаева. — Нет, я не могу. Ты же знаешь, какой сегодня день, — приходится встать с дивана и уйти в другую комнату. — У меня Лёша, сколько раз тебе это говорить? Я никуда не поеду, мне нельзя оставлять его. Плевал я на твои проблемы с высокой колокольни, у меня своих полно. Вот только попробуй. Хоть пальцем его тронешь, и я тебя убью, — Миранчук закусывает губу, шумно выдыхая. — Да, я понял. Да, через час буду.       Он не знает, как объяснить брату свой неожиданный отъезд в здание организации. Он, честно говоря, абсолютно не хочет сейчас это обсуждать, потому что... Да просто нет в этом никакого смысла, всё и так предельно ясно.       — Лёш, я утром вернусь, — кидает быстро у дверей. — Ты, пожалуйста, будь осторожен, хорошо?       — Боже мой, как будто мне пять лет, или я психический, неуравновешенный, только что сбежавший с дурки, — закатывает глаза. — Можно подумать, меня нельзя оставлять одного в квартире.       — Я знаю, что с тобой всё в порядке, просто волнуюсь, — Антон смазано целует брата в губы и буквально выбегает на лестничную площадку, боясь опоздать.       На самом деле, с близнецом может случиться абсолютно всё. Пятнадцатое число не просто так выделяется из всех других дней в году, и Антону есть, из-за чего волноваться. Тем не менее, он верит, что всё обойдётся, что ничего не произойдёт за несколько часов его отсутствия.       В кабинете находятся Паша и тот самый спонсор, с которым Миранчук уже имел несчастье познакомиться. Он улыбается парню и прослеживает внимательным взглядом каждое его движение.       — И по какому поводу я здесь? — интересуется Антон.       — Наш уважаемый гость согласился вложиться в «Империю», но с одним небольшим условием...       — Ты мне очень понравился в прошлый раз, — перебивает спонсор. Удивительное дело, Мамаев даже нисколько не возмущён такой наглостью. Видимо, деньги действительно стоящие предлагают. — Я подумал, почему бы нам не повторить тот вечер.       Антон удивлённо приподнимает брови, как спрашивая: «Серьёзно? Какого хрена, Паша, я не занимаюсь таким по два раза. Ты же, блядь, прекрасно это знаешь». Только руководитель разводит руки в стороны, складывая с себя всякую ответственность, мол, спонсор поставил условия, надо выполнять. На губах у мужчины еле заметная торжествующая улыбка, но этого вполне хватает Миранчуку, чтобы понять, каков истинный вклад Мамаева в эту историю. Небось, сам же и предложил. Наверняка, это плата за какое-нибудь недавнее опоздание или другой прокол.       — Я, конечно, безумно извиняюсь, — говорит парень, скрещивая руки на груди, — но у меня тогда тоже есть несколько условий.       — Потрясающая наглость, — комментирует спонсор. — Я дам тебе столько, сколько захочешь. Денег, разумеется.       — О, премного благодарен, только это ещё не всё.       И дальше Миранчук загибает пальцы, перечисляя, что он делать не намерен. Спонсор лишь посмеивается.       — Это можно было бы обсудить на месте, — замечает Мамаев, которому, между прочим, до фонаря все подробности. Но, спасибо Антону, теперь он знает больше о том, как всё происходит на этих переговорах.       — Ну, и наконец, я не собираюсь задерживаться до утра, поэтому как-нибудь побыстрее сегодня, — парень смотрит на спонсора, ожидая резонного отказа, поскольку условия просто невыполнимые.       — Я думаю, что мы сможем договориться, — спокойно говорит мужчина. — Допустим, за каждый пункт, который ты назвал, я дополнительно заплачу сотню. Идёт? Нет?! Потрясающе. Павел, этот парень нравится мне всё больше и больше, где же вы его нашли?       — Сам пришёл, — усмехается руководитель.       — Очаровательно. Ладно, что, если двести? Мало? Пятьсот? — Антон что-то прикидывает в уме и соглашается. — Ну, вот и замечательно.       Спонсор встаёт из-за стола и кивает Миранчуку в сторону выхода. По пути он приобнимает его за талию, заставляя прижаться к себе.       — Ещё пятьсот, — сообщает парень, а потом кидает мимолётный взгляд на Мамаева. Тот явно недоволен, смотрит, сощурившись. Конечно, ведь сейчас большая часть денег от первого вложения в «Империю» уйдёт на чёртового Миранчука. Ну, ничего, всё равно сначала сумма попадёт не лично в руки парню, а его представителю, то есть Паше. Он, разумеется, просто не позволит забрать Антону сверх положенного. В конце концов, кто тут власть?       Около пяти утра парень оказывается у своего подъезда. Надо отдать должное этому спонсору, сподобился довезти прямо до дверей, а не просто вышвырнул на улицу, как обычно бывало. Антон курит, медленно втягивая в себя дым. Мог бы сделать это уже дома, но Лёша ненавидит запах никотина. Мимо проходит какая-то старуха, окидывающая Миранчука недоброжелательным взглядом. Бухтит что-то про вредные привычки, пропавшее поколение, даже сплёвывает в сторону парня. Антон спокойно делает очередную затяжку, словно ему по барабану, хотя так и хочется пристрелить старуху прямо здесь. Пистолет-то всё равно с собой. Правда, приходится проговорить давно заученную мантру о том, что нельзя уподобляться одному известному уроду, который как-то чуть не сломал братьям жизнь. Нельзя просто так убивать людей, нельзя издеваться над ними, если они чем-то не понравились. Это низко, мерзко, недостойно.       Антон скидывает с себя пиджак, бросает его на спинку стула на кухне, на ходу расстёгивает рубашку, буквально со злостью кидает её себе под ноги. Хрен с ней, всё равно стирать надо. Брат уже спит, растянувшись на всю кровать. Конечно, близнеца нет рядом, поэтому он старается восполнить его отсутствие, находясь на его половине. Антон ложится рядом и чувствует, как родные руки обхватывают тело поперёк. Ничего сейчас не хочется, только бы лежать так, уткнувшись в плечо Лёши, целую вечность. «Завтра будет лучше», — думает парень, закрывая глаза.       Следующий день, однако, становится ещё более отвратительным. Давно в жизни Антона не было такой серии. Всё начинается, естественно, с брата, который молчит с самого утра, тупо смотря в одну точку немигающим взглядом. На беспокойные вопросы отвечает односложно, плечами поводит, пытаясь убедить близнеца в том, что всё хорошо. Только Антон не слепой и не тупой, а ещё он Лёшу насквозь видит, знает всё, что его может тревожить, и понимает, что с этим надо действительно как-то разбираться. Само уже не пройдёт.       Парень выбирает, кажется, наилучший момент для того, чтобы пристать с расспросами и попытаться помочь. Правда, не все разделяют его планы. Паша, вот, решает, что сейчас Миранчуку немедленно надо оказаться в его кабинете, и Антон прямым текстом посылает руководителя подальше, ибо есть более важные дела сейчас, а у него заслуженный выходной. В ответ, конечно же, прилетает несколько весомых угроз, не оставляющих выбора и путей к отступлению.       — Блядство, — рычит сквозь зубы, швыряя телефон на стол. — Почему именно сейчас что-то должно было произойти?!       — Мне ехать? — спокойно спрашивает Лёша.       — Нет, мне Баринова сегодня дали. Хуй его знает, что мы вообще вдвоём можем делать.       — Тебя к вечеру ждать или..?       — В душе не ебу. Надеюсь, что быстро справлюсь. Лёш, давай, когда я приеду, мы поговорим? — брат отворачивается к окну. — Просто это очень важно, я действительно переживаю за тебя.       — Со мной всё прекрасно, ты выдумываешь. Иди лучше работай, нам же надо как-то с долгами разбираться.       С Димой Антон ходил на задания всего пару, поэтому он мало знает о том, как с Бариновым работать. Интересно, почему Мамаев вообще решил, что сегодня надо оставить Лёшу дома?       Напарник уже сидит за столом в кабинете, крутя между пальцев ручку. Кроме того, присутствует в помещении Кокорин, которого Антон абсолютно не рад видеть. Не только сегодня, а в любой день в году. Впрочем, сейчас парню плевать на этого человека, так как хочется побыстрее разобраться с заданием.       — Кого там опять надо грохнуть? — от порога спрашивает Миранчук, не растрачиваясь на любезности.       — Одного твоего хорошего знакомого, — сообщает Паша с таким видом, будто бы всё сразу должно стать ясным. — Спонсор наш оказался человеком предельно наглым, не умеющим вовремя остановиться. Я-то думал, что после вчерашнего мы с ним точно договоримся о финансировании «Империи», он даже согласен был буквально все свои деньги нам отчислять, но опять при одном условии, которое уже не устроило лично меня. В общем, не договорились. Теперь надо убрать этого человека, поскольку он знает о нас слишком много и может в будущем представлять угрозу. Я подумал, что ты будешь рад, если убьёшь его лично. Ну, а Дима тебе в помощь, вдруг что-то пойдёт не так.       — А Лёша тебе чем не угодил?       — А ты хочешь впутать во всё это своего драгоценного брата? Мог бы сразу сказать, я бы не отрывал Диму от таких важных дел, как просмотр какого-то идиотского фильма, — язвительно говорит Паша, смотря на Баринова. Тот цокает языком. Будто у него не может быть обычных человеческих увлечений.       В целом, Антон согласен с Мамаевым на счёт Лёши. Тому действительно не стоило бы сегодня присутствовать на задании. Может быть, ему всё равно, чем там брат занимается по ночам, но неприятно участвовать потом в расхлёбывании подобного дерьма.       Всю дорогу до дома несостоявшегося спонсора Дима болтает, как не в себя. Кажется, он вообще не умеет затыкаться, и это начинает раздражать Антона, у которого сегодня день изначально не задался. Тем не менее, он не просит парня замолкнуть, потому что, в принципе, его трёп отвлекает от навязчивых мыслей. Баринов иногда косится на напарника, пытаясь понять, слушает ли тот вообще. Он тоже практически ничего не знает о Миранчуке, поэтому понятия не имеет, как с ним себя вести. Перед этим заданием, правда, спросил кое-что у Джикии, пока узнавал необходимый адрес и другую полезную информацию о жертве. Георгий знает хоть что-нибудь, наверное, о каждом человеке в городе, а то и за его пределами, однако про Антона он выдаёт нечто очень противоречивое. Факты, известные мужчине, периодически отрицают сами себя, и Дима даже спрашивает, точно ли это про Антона, а не про его брата. Кстати говоря, о Лёше Джикия знал немногим больше, в половине вообще сомневался. Таким образом, Баринов понял, что близнецы — это что-то очень любопытное, и было бы неплохо накопать чего-нибудь интересного про них, вдруг потом пригодится.       — А вот Мамаев говорил, что ты будешь рад грохнуть этого мудака лично, — начинает парень, пока они стоят в небольшой пробке. В столице всегда есть пробки, вне зависимости от времени суток. — То есть я изначально соваться вперёд не должен, верно? Слушай, а что тебя вообще связывает с этим недоспонсором?       — Следи за дорогой, — хмуро отвечает Миранчук.       — Так, в пробке же стоим. Ещё минут пятнадцать точно не двинемся. Грёбаная столица. И почему я не остался в своей деревне? Кстати, знаешь, как я в «Империи» оказался? Это всё из-за моего тупого дяди-алкаша. Короче, так вышло, что я с ним в одном доме жил, а предки мои — в другом. Ну, это наши семейные заморочки, тебе в них лезть не нужно. Так вот, дядя мой пил, наверное, с рождения. Естественно, он меня бил, когда напивался, но я быстро понял, что к чему, стал в погребе отсиживаться, типа дома меня нет, и так, пока он не заваливался спать. Потом я подрос, дядя решил, что теперь из меня будет охуенный собутыльник. Я ж говорил тебе, что он тупой. В общем, пил я мало и плохо, поэтому получал по шее за это. Кажется, мне тогда лет пятнадцать было, что ли... Ой, да похуй, не суть. Тогда я решил, что надо положить дядю в больницу, чтобы его от алкоголизма вылечили. Поехал в город, поспрашивал насчёт места в больнице, а там такие цены, что мне никогда в жизни не заработать. Но я не унывал, у меня уже цель появилась. Я начал работать, где мог, и тут на горизонте замаячила возможность побыстрее с этим всем разобраться. У нас в деревне какие-то типы из ближайшего ПГТ банду свою решили собирать. Они целый план составили, как из банды превратятся в группировку, потом станут нормальной организацией, о которой даже в Москве говорить будут. Естественно, я к ним пошёл, терять-то мне нечего.       — Хочешь сказать, что убиваешь с пятнадцати? — недоверчиво спрашивает Антон, который, оказывается, всё это время Диму внимательно слушал.       — Ой, какое там. Это мне уже семнадцать исполнилось. Короче, банду быстро перебили, она только год продержалась. Кстати говоря, за этот год дядя мой всё же спился. По идее, цели у меня не осталось, надо было начинать заниматься чем-то другим, как я это называю, человеческим. Но мне так понравилась жизнь в банде, что я решил продолжить свой путь, хоть и тупо ради себя. К тому же, деньги стоящие можно заработать. Я, как парень из деревни, только мечтать о таком мог. Ну, а то, что людей убивать надо, так к этому привыкаешь потом. Короче, начал я шляться по всяким группировкам мелким из ближайших населённых пунктов. Дольше всего в Щёлковской пробыл. Собственно, там мне и предложили в «Империю» сунуться, а то такой талант пропадает. Мамаев меня сразу заметил, сказал, что с моей расчётливостью только в приближённых находиться, — Дима гордо улыбается, поглядывая краем глаза на Антона. Он надеется, что история Миранчука впечатлит, но тот смотрит как-то нечитаемо и отворачивается к окну. — Эм, я тут типа жизнь свою тебе вывернул, — намекает Баринов. — Жду ответного жеста.       — Умеешь же ты приебаться. Ладно, что хочешь услышать?       — А я свой вопрос уже задавал. Про спонсора и тебя.       Пробка начинает понемногу рассасываться, значит, скоро парни доберутся до района, где живёт их жертва. Это успокаивает, потому что никому не хочется проторчать кучу времени в пути, есть ещё кое-какие дела.       — Я участвовал в переговорах, чтобы этот спонсор заинтересовался «Империей» и начал вкладывать в неё свои деньги. Надо же нам на что-то жить.       — Не знал, что из тебя хороший переговорщик. Так посмотришь, ты, вроде бы, вообще некоммуникабельный, — Миранчук пожимает плечами. — Но как-то это не повод убивать мужика с превеликой радостью и облегчением, не находишь?       — Согласен. У меня другой повод, более существенный, хотя, если честно, убей этого мудилу кто-нибудь другой, я бы не расстроился, — Димины глаза, наверное, от интереса уже блестят. Антон понимает, что просто так от него не отстанут. Конечно, смысла скрывать всё равно нет, ведь они с Бариновым коллеги, по идее, должны друг о друге знать многое, дабы быстрее срабатываться вот в таких вот ситуациях. — Ладно, с чего ты вообще взял, что я на этих переговорах с людьми разговариваю?       — А что ты с ними ещё можешь делать? Это же переговоры, тут всё ясно, как день. Интересно, кстати, почему именно тебя для них выбрали изначально.       — Потому что я — охуенная подстилка, по мнению Мамаева, — Дима скептически изгибает бровь. — Нет, я серьёзно. Я типа трахаюсь с этими спонсорами.       Такого поворота событий Баринов не ожидал, поэтому он не сразу реагирует на освободившуюся дорогу, отмирает только тогда, когда сзади начинают сигналить более нервные водители. Минуты две едут в молчании, что, в принципе, абсолютно устраивает Антона. Он, в общем-то, на это и рассчитывал.       — Окей, я понял, — медленно тянет Дима. — Значит, с нашим объектом ты тоже... кхм... спал?       — Ага. Два раза.       — Охуеть. Тогда понятно, с какого перепуга тебе его грохнуть хочется. Слушай, а тебе за это дополнительно платят?       — Баринов, ты на хлеб мой не покушайся, имей совесть.       Они останавливаются около высокого кованого забора, и Антон предупреждает Диму о том, что сейчас выйдет охрана, придётся сначала разобраться с ними. Благо, за два своих посещения этого места Миранчук выяснил, что охранников только двое, и они для людей из «Империи» никакой особой угрозы не представляют. Несколько выстрелов, и помеха устранена. Не слишком-то их объект беспокоится за свою безопасность. Впрочем, парням это только на руку.       Сама жертва преспокойно расхаживает по дому в халате, собираясь посетить личный бассейн. Здесь ему и преграждают путь двое.       — Ого, быстро, быстро у вас в организации работают, — произносит мужчина. — Я думал, вы завтра приедете. Ну, в крайнем случае, ночью, чтобы врасплох застать.       — Ты нас ждал, что ли? — усмехается Баринов.       — Ну, лично тебя нет. А вот этого, с красивыми руками, всегда рад видеть.       Наверное, он хотел бы сказать что-то ещё, только у Антона терпение лопается. Он не понимает, почему со стороны объекта такое спокойствие, как будто он знал, что «Империя» его убьёт, не понимает, почему всё так легко и просто. Когда Миранчук чего-то не понимает, он старается побыстрее закончить с этим.       Пуля попадает мужчине в живот, и только потому, что Дима всё же вмешивается, вылезая вперёд, хотя его никто не просил. Антон закатывает глаза, ведь обсуждали же в машине, что Баринов здесь исключительно для поддержки и внеплановых ситуаций. Ну, доделывать начатое Миранчук точно будет один, иначе напарник рискует тоже получить.       — От таких рук и умереть не жалко, — хрипит мужчина, зажимая рану ладонью.       Один точный выстрел в голову — это стиль Антона. Однако он не хочет на этом останавливаться и стреляет снова, и снова, и снова...       — Эй, хорош уже, ты ему всю рожу в месиво превратил! — Дима срывается с места, отпихивая напарника в сторону. — Башкой ёбнулся, что ли? Нахуя это делать? Придурок, блядь. Всё, поехали обратно.       Баринов молчит и иногда смотрит на Миранчука. У того пальцы мелко подрагивают, что странно, вроде бы, опытный уже, не в первый раз человека убивает. Хотя, кто знает, может быть, это у парня особенность такая. Он, как выяснилось, вообще странный. Дима решает сделать широкий жест и подвезти напарника до дома.       В квартире убийственно тихо и темно. Это даже несколько угнетает, поэтому Антон специально громко захлопывает входную дверь и идёт в ванную. Он включает воду, долго смотрит на поток из крана, думая о чём-то неприятном, сумбурном, похожем на обрывки недавних воспоминаний. Парню кажется, что мытьё рук почему-то должно убрать эти до тошноты отвратительные ощущения, пусть и звучит идея глупо. Антон поднимает взгляд на зеркало, висящее над раковиной, и долго всматривается в своё лицо. И в этот самый момент воспоминания вдруг возвращаются с новой силой.       Он помнит, как несколькими днями ранее сидел в кабинете Паши, отстранённо наблюдая за происходящим. Это был тот самый день переговоров со спонсором. Они с Кокориным и Мамаевым пьют какое-то дорогущее вино, разговаривают о чём-то, что абсолютно неинтересно Миранчуку, и попутно играют в карты. Спонсор обожает покер, хотя и проигрывает Кокорину. Тот, естественно, играет нечестно, что не скрывается от глаз Антона. Только его не волнует, ведь проигранные деньги спонсора всё равно пойдут в «Империю».       А потом парня вдруг подзывают поближе. Ему предлагают выпить с ними, Антон не отказывается. Предлагают сигарету, и Миранчук благодарно берёт её в руки. Он пьёт, курит и чувствует этот омерзительный взгляд на себе. «Достанусь я тебе, достанусь, не переживай. Всё, что скажешь, делать буду. У меня же выбора нет», — раздражённо думает Миранчук, пытаясь свои мысли донести до мужчины. Тот и сам всё прекрасно знает, уже предвкушает продолжение вечера, поэтому быстро в очередной раз проигрывает Кокорину и встаёт из-за стола.       Антон сидит на краю широкой кровати с шёлковыми красными простынями, как в каком-нибудь дешёвом порно. Его о чём-то спрашивают, он что-то отвечает, разглядывая ковёр на полу. Красивый ковёр, с золотыми завитками, стоит, наверное, несколько сотен тысяч.       — Ты специально на меня не смотришь? — усмехается спонсор, подходя ближе к парню. Он берёт его за подбородок, заставляя поднять глаза, и проводит большим пальцем по губам Миранчука. Тот отталкивает от себя руку, мол, могу и без посторонней помощи попялиться на твоё ебало, раз уж тебе так приспичило. — Ну-ка, — заинтересованно произносит мужчина, перехватывая кисть Антона. — Какие тонкие, красивые руки.       Он самозабвенно рассматривает их, водит подушечками пальцев по коже парня, изучая каждый миллиметр тыльной стороны ладони. Потом вдруг начинает покрывать их мимолётными поцелуями. Такое Миранчук видит, пожалуй, впервые. Чего только с ним не делали, с какими извращенцами ему не приходилось сталкиваться, но вот подобный заскок ещё никому не принадлежал. Ладно, пусть уж руки восхваляет, чем, например, бьёт. Да, такое тоже было. И не раз.       Впрочем, вскоре мужчине надоедает целовать исключительно руки Антона, он приближается к его губам, но парень демонстративно отворачивается.       — У нас была договорённость, — говорит он. — Куда угодно, но не в губы.       — Я тебе сверху накину потом, — легко произносит спонсор и всё же касается губ Миранчука. Тот неожиданно кусает со всей силы мужчину. — Ну, нихера же себе, — удивлённо стирает пальцем кровь с губы. — Принципиальный, значит? Ладно, и не с такими общий язык находили.       Почему-то все люди думают, что неповиновение прекрасно убирается при помощи насилия. Будто бы, если человека ударить, то он сразу станет более покладистым. Нет, на ком-то, может быть, такие методы действительно работают, но надо же понимать, кто перед тобой. Впрочем, даже самые упёртые рано или поздно вынуждены сдаться, потому что никакого другого выхода, кроме подчинения, всё равно нет.       Антон шарахается в сторону, когда пальцы мужчины касаются его плеча уже по окончании всего. Но тот лишь хочет одобрительно погладить парня, а после снова поцеловать его руку. Миранчук смотрит с отвращением и просто ждёт, когда ему разрешат уйти. Как же это всё мерзко, до тошноты аж.       И вот кажется, что проблемы у Лёши, однако сейчас именно Антон, прислонившись к стене, дрожит всем телом и плачет беззвучно, закрывая себе рот ладонью.       — Братик, ты чего? — обеспокоенный голос близнеца звучит совсем рядом, и Миранчук вдруг понимает, что Лёша здесь уже давно. Всё он видел. Пытался как-то привести брата в чувство, только тот не реагировал никак. — Что с тобой случилось?       — Я... Всё хорошо... Да, всё хорошо...       Он идёт на кухню, садится за стол и смотрит в окно, за которым уже наступил вечер. А потом начинает курить. Впервые за всю жизнь в квартире, не на улице. Лёша садится напротив и молча ждёт каких-нибудь объяснений. Может быть, он кажется слишком спокойным, но на самом деле ему ужасно страшно, он никогда раньше не видел своего брата таким.       — Лёш, пойдём в ресторан? — вдруг предлагает Антон.       — Куда?       — В ресторан. Мы с тобой, по-моему, никогда там не были вместе.

***

      Следующий день не будет лучше предыдущего, если ты сам его таким не сделаешь. Это Антон понимает, как только просыпается. Он искренне надеется, что сегодня точно ничего не произойдёт в «Империи», его никуда не вызовут внезапно, не надо будет ни с кем проводить очередные переговоры. Сегодня он будет только с Лёшей и только для Лёши.       Во-первых, Миранчук собирается впервые в жизни приготовить им завтрак. Причём, что-то стоящее, а не какую-нибудь яичницу, с которой справится любой, у кого есть руки и мозги. Правда, по итогу, всё получается не так легко, как парень думал. Впрочем, для первого раза сойдёт и это, всё же он не каждый день пытается хотя бы включить плиту. Лёша, мягко говоря, удивлён происходящим. После вчерашнего такие неожиданные перемены настораживают, к тому же, он до сих пор не знает, что случилось с братом, ведь поговорить не пришлось. По плану это надо сделать сегодня, вот только близнец явно не настроен на серьёзные разговоры, а портить момент не хочется.       Во-вторых, вечером они действительно идут в ресторан. Сегодня всего лишь семнадцатое июля, ни день рождения, ни другой какой-нибудь значимый праздник, просто пятница, поэтому Лёша ещё больше начинает ничего не понимать.       — Тош, а почему ты вдруг решил сводить меня в ресторан?       — Мне показалось, что нам надо отдохнуть, как все нормальные люди.       Брат рассматривает полупустое помещение, картины на стенах, певицу в дальнем углу зала, музыкантов рядом с ней. Откуда, интересно, Антон вообще знает это место? В принципе, у Лёши есть одна версия, которая, скорее всего, верна, только думать о ней не хочется. Лучше представить, что брат самостоятельно искал весь день этот ресторан, смотрел какие-нибудь фотографии и отзывы на сайте, и так далее.       Кажется, они впервые наконец-то отдыхают так, что это чувствуется. Оба счастливы, обоим хорошо, Лёша вообще весь вечер смотрит на своего брата влюблёнными глазами, не понимая, за какие заслуги ему достался такой потрясающий человек.       — А пойдём танцевать? — предлагает Антон.       — Танцевать? Братик, ты удивляешь меня всё больше и больше. Только тут как бы люди... Неудобно.       — Да какая разница, пошли.       Он подаёт брату руку и тащит в самую середину зала, где кроме них есть ещё одна пара из какого-то мужчины в солидном костюме и его девушки в красном платье с глубоким вырезом на спине. Начинается спокойная медленная музыка, и вдруг выясняется, что Антон умеет танцевать. Он прижимает к себе Лёшу за талию одной рукой, другой направляет их так, чтобы не столкнуться с второй парой. Вряд ли они этому обрадуются.       — Ты где научился? — спрашивает Лёша.       — Да вот на этих смотрю, — брат кивает головой на мужчину с девушкой, которые двигаются точно так же, как близнецы. А потом мужчина наклоняется к своей спутнице, что-то шепчет на ухо, заставляя её улыбнуться, и долго целует. — Нет, ну, если повторять, то до конца, — говорит Антон.       Ему нравится целовать Лёшу. Это единственные поцелуи, которые действительно приносят удовольствие. Если бы парню предложили выбрать занятие, на которое он потратит всю свою оставшуюся жизнь, он точно выбрал бы пункт «Целоваться с Лёшей».       — Поехали домой? — говорит близнец, укладывая голову на плечо брата.       Он смотрит прямо ему в глаза и дышит рвано, прислоняясь спиной к холодной стене кухни. Руки Лёши забираются под футболку, губы касаются основания шеи, и Антон испытывает это необъяснимое словами чувство наслаждения, которое бывает только с братом.       — Ты мною уже все поверхности в доме обтёр, — смеётся сквозь бесконечные поцелуи.       — Кроме подоконника.       — Звучит как вызов.       — Давай в другой раз, братик.       Лёша тянет его в сторону дивана, потому что до спальни слишком далеко. Дабы не тратить время зря, приходится избавляться от одежды прямо на ходу, поэтому в конечном итоге Антон запутывается в штанине джинс и чуть не падает на пол. Впрочем, они знают, что пол — тоже не самое плохое место, правда, на диване всё же удобнее.       Лёша осторожный и аккуратный, можно сказать, даже заботливый, во всём, что касается его брата. Он целует нежно, руками водит по коже еле ощутимо и двигается не спеша. Антон, напротив, действует порывами, извивается весь, вцепляется в плечи близнеца, оставляя короткие царапины, задыхается в собственных стонах. Брат может только улыбаться в ответ, потому что ему до безумия нравится эта картина.       А утром Лёша просыпается на несколько минут позже близнеца. Тот что-то рассматривает в телефоне, хмурясь, перечитывает одно и то же сообщение несколько раз. Впрочем, брата занимает не это, а кое-что другое. У Антона вся спина усеяна шрамами. Вообще-то, у него много шрамов на теле, и в большинстве из них Лёша винит себя, потому что из-за него близнецу часто приходилось рисковать не только здоровьем, но и жизнью. С самого детства. С тех времён, когда ещё был жив человек, посещающий Лёшу в кошмарах. Сейчас же помимо шрамов на спине красуются синяки, какие-то глубокие порезы, и это жутко. Миранчук не замечал этого раньше.       — Прекрати так долго смотреть, пожалуйста, — шёпотом просит Антон, даже взгляда от телефона не отрывая.       Брат резко обнимает его, прижимается грудью к этим страшным отметинам, и не хочет отпускать от себя теперь ни на шаг.       — Мамаев написал, что Баринов и Максименко этого человека из «Ригеля» нашли. Вроде как, он уже в организации, — Миранчук отбрасывает телефон в сторону. — Знаешь, я почему-то не верю, что он действительно имеет какое-то отношение к ним.       — Больше ничего не писал?       — Нет.       Антон запрокидывает голову на плечо Лёши и смотрит на него одновременно уставшим и счастливым взглядом. Они так и не поговорили о своих проблемах. Долго ещё не поговорят. Потому что проще сделать вид, будто всё хорошо, и пытаться строить эту благополучную жизнь, в которой оба нуждаются.       Ещё одно сообщение от Мамаева всё-таки было. Недолго подумав, Паша решил рассказать Миранчуку, какое именно условие поставил спонсор, из-за чего всё сорвалось. Мужчина захотел Антона к себе в распоряжение навсегда, и, в принципе, руководитель «Империи» мог дать согласие, только он оказался против. Ему нужен был Антон, как один из лучших сотрудников, как человек, на которого всегда можно положиться, как тот, кого Паша буквально вырастил сам. Он дорожил близнецами, пусть и старался всячески этого не показывать, ведь он им ни отец, ни наставник, ни учитель, всего лишь работодатель. Безжалостный, добивающийся своих целей любыми методами.