Мафия

      Саша и Дима отчитываются перед руководителем об успешном выполнении задания. В кабинете Паши уже по традиции торчит Кокорин, правда, он будто бы не здесь или пытается создать такую видимость. Сидит, развалившись, в кресле, смотрит в панорамное окно, покручивая между пальцев не зажжённую сигарету. Естественно, мужчина внимательно слушает всё, о чём говорят Баринов и Максименко. Второй, кстати, в основном молчит, словно ему уже и сказать нечего. На самом деле, Саше просто не хочется обсуждать похищение Марио. Мерзкое дело, не стоит оно лишних предложений.       — Значит, он уже в десятой? — вдруг интересуется Кокорин, даже не поворачиваясь к говорившим.       «Десятой» у них называют небольшое помещение, где обычно содержатся определённые личности, временно представляющие ценность для «Империи». Проще говоря, те, с которыми ещё можно побеседовать, чтобы узнать какую-нибудь важную информацию. Обычно это были люди из других группировок. Их похищали так же, как и Марио, а потом закрывали в десятой комнате на первом этаже здания. Вообще-то, эта комната не единственная пронумерованная, ведь раньше в небоскрёбе, где теперь базируется «Империя», находился обычный офис, с кабинетами, залами для конференций и прочими помещениями. А потом наступила эпоха преступных организаций, группировок и банд. Весь деловой центр стал подконтролен им. Тем не менее, сейчас всё возвращается на круги своя, крупные фирмы и корпорации снова начинают занимать освобождённые здания. Им надо быть благодарными «Империи», которая вытеснила все прочие организации.       — Пойду-ка я с ним побеседую, — Кокорин поднимается с кресла, убирая сигарету обратно в пачку. На его лице неизменная улыбка-оскал, от которой многих бросает в дрожь. Саша и Дима в числе таких людей.       — Подожди, — останавливает подчинённого жестом руки Паша. — Ты можешь переборщить. Я всё-таки хочу получить от него определённые данные, а ты, Саша, иногда не рассчитываешь силу.       — Да ладно тебе. Можно подумать, я буду избивать его до полусмерти. Нет, если он будет молчать или сопротивляться, то тут уж сам бог велел.       — Саша, давай сначала с ним действительно поговорят. Потом делай, что хочешь.       — Я не понял. Ты сейчас сомневаешься во мне?       Кокорин всегда был несдержанным. Его легко можно вывести из себя, буквально одной фразой, одним словом даже. Он смотрит на Пашу с пылающими яростью глазами, хотя перед ним не кто-нибудь, а сам руководитель. Иногда остальным подчинённым кажется, что Мамаев несколько побаивается мужчину, ведь тот действительно абсолютно не контролирует себя.       — Нет, я в тебя верю. Ты же не просто так один из лучших в «Империи». Хорошо, если ты обещаешь не калечить его раньше времени, то иди. Вы тоже можете идти, — кивает он в сторону Димы и Саши.       Парни выходят из кабинета, и Баринов предлагает напарнику съездить куда-нибудь выпить, ведь день выдался просто отвратительным. Так почему бы не расслабиться?       Они заходят в какой-то бар, что в десяти минутах езды от здания организации. Тут довольно мало людей, а бармен знает практически всех посетителей лично, поэтому он приветливо машет рукой Диме. Парень тут завсегдатай после неудачных заданий. У него даже есть свой стол в дальнем углу бара, за который не посадят никого, кроме Баринова.       — Интересное место, — говорит Саша, осматриваясь. — Такое ощущение, что сюда не пускают, кого попало.       — Ага, так и есть. Тут обычно тусовались все с разных группировок, но потом, когда наши перебили большинство из них, сюда стали приходить лишь единицы. Так сказать, по старой памяти. Вот, — Дима указывает рукой на мужчину, расположившегося за большим столом на кожаном диване. — Это Кирюха. Он раньше в «Федерации» был. Ну, может, помнишь, в прошлом году их уничтожили окончательно? Да-да, те самые. Кирюха оттуда ушёл за несколько месяцев просто. У них, оказывается, можно было без последствий валить. Впрочем, возможно, они чувствовали, что скоро их прикроют, поэтому разрешали своим такое, — Баринов кивает в сторону ещё одного мужчины. Он одет в футболку и джинсы, выглядит, как простой посетитель. — Это Валерий Георгиевич из «Южной». К нему, кстати, всегда по имени-отчеству. Я думаю, он там руководящий пост занимал, поэтому все уважают. Любит с барменом потрындеть. А вот там, — рука Димы указывает на мужчину за барной стойкой. Он уже несколько минут пьёт один стакан виски. — Жека Чернов. Известен тем, что был аж в двух группировках. В какие-то доисторические времена числился в «Неве»...       — Название какое-то питерское.       — Так, говорят, они из Питера сюда и припёрлись. Типа столицу покорять, все дела. Не знаю, короче. Суть в том, что зря сунулись, их одними из первых убрали. Так вот, а Жека, видимо, решил подстраховаться, свалил, вроде бы, под крыло «Южной».       — Почему тогда Валерий Георгиевич с ним не разговаривает, если они оба в «Южной» были? Такое чувство, что они друг друга вообще не знают и не очень-то любят, — с интересом спрашивает Саша.       — Во-первых, я уже говорил тебе, что я не уверен. Может быть, Жека не в «Южную» уходил. Я-то вообще это всё от Санька узнал. Ну, блин, бармен — тёзка твоя. Тоже Саня, — Дима машет рукой, чтобы его знакомый принёс выпивку. Наверное, что-то из раздела «Как обычно». — Во-вторых, поскольку «Южной» уже не существует, то и те, кто остался, не особенно хотят о себе напоминать лишний раз. Принято так, а то ещё кто-нибудь прочухает, стуканёт, кому надо, и завтра твоё тело уже в канаве найдут.       В это время к парням подходит с подносом бармен. Он ставит стаканы, ненадолго задерживает своё внимание на Максименко, коротко улыбается ему. За барной стойкой тут же поворачивается Жека Чернов, которому хочется обсудить что-то с Сашей-барменом.       — И не боитесь вы ему всё рассказывать? — удивляется напарник Димы. — Он же, получается, знает то, о чём нельзя говорить даже в новостях по федеральным каналам.       — Саня свой в доску, не парься, — машет Баринов.       — А если он тоже из какой-нибудь группировки? Просто хочет заниматься чем-то ещё, помимо убийств.       — Саня, ты из группировки?! — кричит Дима своему знакомому, тут же опустошая стакан.       Бармен сначала улыбается точно так же, как несколькими минутами ранее, а потом отвечает:       — Нет, Дим. Криминал — это не моё. Бокалы, разговоры и коктейли мне нравятся больше.       — Видишь? — легко произносит Баринов. Он в таком весёлом и беззаботном настроении, как будто выпил целую бутылку, а не один стакан. — Саньку доверять можно даже больше, чем родной матери. Он не только не сдаст, но и поможет советом всегда. Кстати говоря, какой идиот вообще будет работать на организацию, группировку или банду и при этом протирать стаканы по приколу на выходных? Бред же.       Максименко согласно кивает, не желая углубляться в эту тему. Вряд ли стоит рассказывать Диме про свою жизнь в офисе в качестве рекламщика. Собственно, поэтому несколько ближайших минут парни просто молча пьют, а бармен подносит им всё новые и новые стаканы, каким-то образом замечая, когда у посетителей заканчивается алкоголь.       — Ты говорил, что здесь бывают люди из разных группировок, — вдруг нарушает тишину Саша, в очередной раз отставляя стакан в сторону. — Значит, кто-то из «Ригеля» тоже?       — А вот от них никогда никого не было. Согласен, странно. Возможно, «Ригель» просто запрещает своим посещать подобные места, где есть шанс нарваться на, скажем так, коллег по цеху. Ну, во избежание. Мало ли что.       После бара Дима предлагает Саше просто прогуляться немного по улицам, продлить вечер. Мужчина не хочет возвращаться домой как можно дольше, ведь там он обязательно начнёт думать о Марио и его похищении. Несмотря на то, что, по мнению того же Мамаева, Баринов хладнокровный и расчётливый, остатки человеческого в нём есть. Может быть, это далеко не совесть, но довольно стойкое чувство вины.       Парни добираются до набережной. Дима курит и протягивает сигарету Саше, однако тот отказывается. У Максименко особое отношение ко всем вредным привычками, которых он старательно избегает. Вместо этого парень облокачивается на решётку набережной и смотрит на красивый закат. Оранжевый свет уходящего за дома солнца отражается на облаках. Потрясающее зрелище. Саша с детства любит смотреть на небосклон, считая его самым прекрасным из всего, что можно увидеть в этой жизни.       — Я всё спросить хотел, — начинает Дима, который наоборот глядит вниз, рассматривает водную гладь. В ней тоже отражаются последние лучи солнца. — Почему Мамаев тебя выбрал для этого задания?       — А почему тебя? — спрашивает вместо ответа Максименко, не поворачиваясь к напарнику.       — Я жил в соседней квартире от Марио. Джикия, естественно, пробил, что надо, вот и назначили.       — Понятно. Я с Марио просто... общался хорошо, в общем. Приятелями были.       — То есть ты знал, что он из «Ригеля»? — удивляется Баринов.       — Нет. Я не знаю, состоял ли он хоть в какой-нибудь группировке. Мы с ним никогда не говорили об этом. Вообще-то, Марио работал в офисе одной строительной компании. Сначала менеджером, а потом его до директора по маркетингу повысили. Он не особо счастлив был, собирался после выходных заявление начальнику нести, потому что должность не для него... Марио был очень хорошим человеком, знаешь. Добрый, отзывчивый, понимающий. И если он действительно из «Ригеля», то... То я просто не знаю, что вообще творится в этом чёртовом мире. Если такие люди, как Марио, становятся убийцами, значит, в нашей жизни закончилось последнее хорошее, доброе. Тогда нам всем просто надо выстрелить себе в голову и начать всё заново, ибо это ужасно.       Дима хмыкает, втягивая никотин и тут же выпуская горький дым наружу. Он в чём-то согласен с Максименко, хоть и странно слышать подобные слова от человека из «Империи». Баринов мог бы назвать эту речь правильной с моральной точки зрения, вот только морали в них с Сашей едва ли больше, чем в серийных убийцах, ворах и прочих уголовниках. И всё-таки Диме искренне жаль Марио, хотя он знает, что это чувство пропадёт уже завтра утром. «Из «Империи» можно уйти только в случае своей смерти», — вспоминаются слова Мамаева, сказанные парню в тот день, когда он заявил о своей готовности присоединиться к организации.

***

      Марио с трудом открывает глаза. В голове ощущается странная пустота, ни одной мысли не поймать, даже если бы сильно захотелось. Тело ужасно болит, дышать как-то тяжело.       Вокруг царит полумрак, помещение мужчине незнакомо, поэтому он с удивлением оглядывается по сторонам. Только сейчас Фернандес понимает, что он сидит на стуле и руки у него связаны за спиной. От полного непонимания ситуации в душе зарождается страх. Мерзкий и липкий, он начинает заполонять собой все мысли.       — Ну, хвала небесам. Я уж думал, ты подох, — Марио дёргается от чужого голоса. Перед ним стоит незнакомый мужчина, заинтересованно наклонивший голову.       — Кто вы?       — Александр Кокорин, будем знакомы, — он протягивает ладонь для рукопожатия. — Ой, сорян, забыл, что ты связан. Наверное, пора пить таблетки для памяти, как думаешь? А то сам связал и тут же забыл, — Кокорин начинает ходить взад-вперёд по помещению. — Значит, ты у нас Марио Фернандес? Не местный, приезжий... И откуда только в «Ригеле» такие берутся?       Марио внимательно следит за всеми движениями Саши. Этот человек почему-то пугает, впрочем, наверное, на фоне всей этой странной обстановки, пугать может, кто и что угодно. Он говорит непонятные вещи, задаёт вопросы, на которые Фернандес не знает ответа. Кажется, такое положение вещей начинает злить Кокорина.       — Тяжёлый случай, однако, — вздыхает он, кладя ладонь на плечо Марио. — Ладно, давай определимся, какой вариант мы с тобой выбираем: быстрый или долгий?       — О чём вы?       — Ох, блядь, твои бесконечные вопросы и тупое выражение на лице начинают реально заёбывать. Короче, ты хочешь, чтобы я сразу начал выбивать из тебя информацию, или ты всё-таки ещё немного подумаешь? Конечно, времени у меня и так дохуя, но я не собираюсь тут торчать сутками.       — Я даже не понимаю ничего...       Кокорин недовольно цокает языком. Такой ответ его не устраивает. Марио чувствует сильный удар в живот и закашливается, сгибаясь, но Саша дёргает его за волосы.       — Мне повторить вопрос? — спрашивает в самое ухо мужчины. — Сочувствую тому, кто создал «Ригель», он притягивает к себе тупых идиотов, — далее следует очередной удар. В этот раз уже в район скулы. — Ты диалог со мной поддерживать будешь или как?       Фернандес кивает, потому что начинает понимать — за любой протест его будут бить. Силы у Кокорина много, злости, судя по всему, тоже, а в сочетании это превращается в отбитые органы и переломанные кости тех, с кем мужчина вынужден сталкиваться. В данном случае подобная судьба уготована Марио.       Он хотел бы отвечать на эти вопросы, хотел бы, чтобы всё прекратилось в конце концов, вот только Фернандес совершенно ничего не понимает. Он не знает, о каком «Ригеле» идёт речь, не знает ни про какие организации, их деятельность и людей, в них состоящих. За честность Кокорин награждает мужчину новыми ударами, и каждый сильнее предыдущего. Создаётся впечатление, что Саше даже нравится такой расклад дел.       — Чё, воспоминания не нахлынули ещё? — спрашивает он у Марио, смотря, как по подбородку того медленно стекает капля крови.       — Я... не понимаю...       Саша бьёт его по лицу, Саша бьёт его в грудь и живот, Саша в какой-то момент начинает бить его ногами с такой силой, будто мстит мужчине за что-то. Он уже ничего не спрашивает, ведь знает, что ответа не дождётся. Попытка узнать необходимые данные изначально оказалась провальной. Впрочем, Кокорин был готов к этому.       На Марио указала его старая знакомая Инга. Она могла сколько угодно уверять Пашу, что Фернандес работает на злейших врагов «Империи», вот только сама же прокололась, когда рассказала о своей потерянной должности. Разумеется, Инга просто решила убрать конкурента с дороги, ведь он помешал ей занять один из руководящих постов в компании. Если Паша засомневался и захотел проверить слова девушки, то его подчинённый прекрасно знал, чего на самом деле добивалась старая знакомая.       Вечером Саша приходит к Мамаеву в кабинет с новостями, старательно пряча окровавленные костяшки пальцев за спиной. Не было у него времени смывать чужую кровь, хотелось побыстрее обо всём доложить руководителю.       — Как успехи? — спрашивает Паша.       — Он не из «Ригеля». Он, кажется, понятия не имеет, что такое преступный мир, в принципе.       — Разве такие люди ещё остались? Ладно, не наше дело. Выходит, Инга нас подвела.       — Она просто хотела убрать его с дороги. Ты же сам слышал про должность. Не понимаю только, зачем ты ей поверил?       — Однажды она вывела нас на человека из «Ригеля», я подумал, что в этот раз может получиться то же самое. Обидно, мы зря потратили время. Теперь надо как-то решать вопрос с этим Марио, не можем же мы держать его у себя, — Паша косит взгляд и всё-таки замечает кровь не только на руках, но и на рубашке подчинённого. — Саша, блядь, сколько раз я просил не быть такой свиньёй? Ты же знаешь, что я терпеть не могу пятна крови, где бы они ни были.       Кокорин виновато улыбается, снова пряча руки за спину.       — Слушай, — говорит он, облизывая губы. — А чисто теоретически мы можем оставить этого Марио у себя? Ну, не навсегда, а на неопределённый срок.       — Если ты сейчас же пойдёшь мыться, то я подумаю, — Паша отворачивается к окну. — Знаешь, ты в последнее время привозишь много ненужного ни мне, ни «Империи» геморроя, Саша. Я уже устал тратить ресурсы на твои игрушки.       — Милый, но ты же меня любишь? — мужчина упирается подбородком в плечо руководителя, обнимая его со спины. — Тем более, мне хватит всего пары месяцев. Просто в последнее время столько дерьма произошло, а на нём я отлично снял стресс. В любом случае, нам придётся его убить по правилам твоей же организации, так почему бы не сделать это чуточку позже? Ведь всё в твоих руках, Паша. Ты здесь закон, ты здесь главный.       — Будем считать, это мой тебе подарок на годовщину, маленький садист, — Мамаев произносит это сквозь улыбку. — Блядь, Саша, кровь! Просил же уйти. Ещё и меня облапал этим всем.       Кокорин тут же отпрыгивает в сторону и спешит скрыться за дверью, потому что Паша в гневе страшен даже для него.       Наверное, странно иметь отношения со своим подчинённым. Ещё более странно, когда подчинённый в этих отношениях главнее. Впрочем, разве это кого-то заботит? Точно не Пашу. Мнение остальных его тем более не волнует.       Это начинается спонтанно, наверное, даже слишком стремительно. Когда Кокорин приходит к нему в кабинет, Мамаев уже готов выслушать очередную слезливую историю о долгах каких-нибудь членов семьи, ведь все идут в «Империю» исключительно по нужде, а не по собственному желанию. Люди настолько наивны, что считают будто преступные организации действительно будут решать их проблемы, предоставлять защиту. Как весело потом смотреть на труп очередного идиота, который хотел денег, а получил пулю в лоб при первом же задании. Так вот, когда Кокорин приходит в кабинет руководителя «Империи», тот практически сразу записывает его в ряды десятков разменных монет, но всё же спрашивает для приличия:       — И почему же вы хотите присоединиться к нам?       — Я люблю убивать, — просто отвечает Саша, демонстрируя свою фирменную улыбку-оскал. — Думаю, каждой организации нужен такой человек. Кстати говоря, вам очень идёт эта рубашка.       Паша усмехается на комплимент, понимая, что этот человек совсем не такой, как десятки приходивших сюда до него. Пожалуй, на памяти Мамаева, лишь двое смогли произвести на него подобное впечатление и сразу попасть в число «избранных». Речь, естественно, о близнецах. Правда, им всё же пришлось приложить немало усилий, дабы подтвердить своё место среди приближённых руководителя. А вот Кокорина Паша включает в этот коллектив моментально, на следующий день представляя его перед остальными. Разумеется, просто так никаких привилегий Саша не получит, пусть сначала докажет все свои слова, брошенные в кабинете.       Ему хватает трёх дней, чтобы произвести нужное впечатление на Мамаева. Три дня — три успешно завершённых задания. Такой идеальной статистикой могут похвастаться лишь Миранчуки, правда, кажется, у них появляется серьёзный конкурент. Впрочем, на этом поручения для Кокорина практически сводятся к нулю, поскольку в конце того самого третьего дня начинаются его отношения с руководителем. Вернее, сначала это были далеко не отношения...       Саша кидает на стол пистолет и смотрит на Мамаева исподлобья. Его рубашка перепачкана в крови, штаны в таком состоянии, будто их только что сняли с какого-то бомжа, не говоря уже о том, что на лице мужчины несколько глубоких царапин.       — Что-то пошло не так? — спокойно спрашивает Паша, чуть поднимая бровь.       — Да всё, блядь, пошло не так! — гневно выплёвывает Кокорин. — Там все подохли. Ты мог дать мне нормальных напарников?! Что это за дерьмо, которое даже не умеет вовремя уворачиваться от пуль?! Кого ты понабрал в свою ёбаную организацию?! Мало того, что они тупы, как деревяхи, так ещё и стрелять нихуя не умеют. Один долбоёб выронил ствол, пока целился. Руки у него, блядь, задрожали! Ублюдок недоразвитый.       — Только не говори мне, что его застрелили прямо на твоих глазах. Я ж расплачусь иначе.       — Ага, застрелили его. Слишком большая честь! Я сам его грохнул. Пусть остальные посмотрят на это и поймут, куда попали. Нехуй с ними возиться.       — Ладно, — разводит руками Паша. — Эти умерли, значит, придут другие. Не придут, значит, будем искать. Благо несчастных и обречённых у нас целая страна. В целом, задание завершено успешно, или цель до сих пор в здравии?       — Успешно, — бурчит Кокорин. Его бесит ледяное спокойствие руководителя. Когда мужчина в бешенстве, он хочет рвать и метать, убивать всех, кто попадётся под руку, но тон Паши почему-то удерживает его на месте, словно гипнотизирует, подавляет волю.       — Вот и прекрасно. Ну, раз тебе нужны нормальные напарники, может быть, в следующий раз я разрешу тебе поработать с Миранчуками. Они должны тебе понравиться.       Мамаев смотрит на него с какой-то самодовольно-высокомерной улыбочкой, что бесит Сашу ещё больше. Он в несколько шагов преодолевает расстояние между ними и впивается грубым поцелуем в губы руководителя. Тот словно ничему не удивлён, позволяет подчинённому целовать себя глубоко и развязно. Кокорин ожидал совершенно другого, хоть какого-то сопротивления, хоть жалкого намёка на него, но Паша опять делает всё для того, чтобы злость выплеснулась наружу. Саша сдерживаться не намерен, ему абсолютно плевать, что он сейчас делает со своим начальником, создателем «Империи», тем более, тот, кажется, совсем не против.       Наверное, нормальные отношения не начинаются подобным образом, однако Паша и не планировал называть себя нормальным. Говорить такое про Кокорина вообще смешно. Этот человек — полная противоположность любой нормальности, принятой в обществе.       С тех пор проходит десять месяцев, за время которых во всё это постепенно вклиниваются какие-то намёки на нечто серьёзное, что люди зовут, кажется, любовью. Паша радуется этому, Саше всё ещё до фонаря. Он не парится из-за таких мелочей, у него собственные представления насчёт любви и прочих розовых соплей.       — Давно хотел спросить, чё это за хрен в фоторамке? — Кокорин выходит из душа, вытирая голову полотенцем. Отсутствие какой-либо одежды нисколько не удивляет Мамаева, он уже привык к подобному ужасу в своей спальне, хотя много раз просил подчинённого не опускаться до всей этой пошлости.       — Ты про это? — Паша подходит к прикроватной тумбочке, на которой из вещей только лампа и фоторамка со снимком какого-то мужчины. Весь его вид выражает пафосную гордость, от него так и веет властью. Рядом с ним стоит совсем молодой Паша со своей лёгкой полуулыбкой на губах.       — Бывший твой, что ли? — усмехается Кокорин.       — Какой же ты придурок, Саша. Это мой учитель, наставник, практически отец. Благодаря ему, я сейчас тот, кем являюсь.       — Дай угадаю, он давно сдох?       Мамаев поджимает губы и хмурится, беря в руки фоторамку.       — Нет. Но весь мир уверен, что его убили. Только я знаю, что он всё ещё жив, просто... — мужчина тяжело вздыхает. — В общем, так было нужно.       — Ну и хрен с ним. Не люблю всю эту загадочность. Если сдох, то сдох, без всяких там, — Саша вырисовывает рукой в воздухе какой-то знак.       — Ты действительно придурок, — Паша ставит фоторамку на место, не забыв напоследок любовно провести по ней ладонью. — Придурок, садист и настоящая свинья. Ещё и ничего святого у тебя нет. Господи, послала же Вселенная вот это именно на мою голову.       Саша довольно улыбается, растягиваясь на простынях. Это у Паши комплименты такие, он знает.       — Слушай, как ты смотришь на то, чтобы я завтра встретился кое с кем? — Кокорин проводит ладонью по спине руководителя, привлекая его внимание.       — Хочешь наведаться к Инге? Без проблем. Она же нас подвела, а я предупреждал её, что за ложную информацию придётся отвечать в полной мере. Только, знаешь, дорогой мой, не сильно там задерживайся. Просто завтра очень важный день.       Саша хочет спросить, какой именно, но потом понимает, что это явно связано с их отношениями, и тут лучше не рисковать. У Паши просто блестящая память на всякую чушь, которую он обожает отмечать, и если кто-то не помнит, в какой день и час был их первый взгляд друг на друга, то этот кто-то мгновенно выселяется на ближайшие сутки в свою квартиру. А потом ещё будет показательное игнорирование.       Тем не менее, Саша понимает, что завтрашний день и без этого будет памятным, ведь он наконец-то поквитается со своей старой знакомой, прилично попортившей ему кровь много времени назад. Месть всегда сладка.