***
Двадцать шестого декабря Паша решает собрать своих подчинённых в последний раз в этом году. Обычно он никогда не затягивал их встречу до такого позднего времени, просто сейчас нужно было срочно закончить несколько объёмных дел, и Мамаев потратил на них больше полутора недель. Все сидят на местах, строго закреплённых за каждым человеком. Иногда на ум приходит вопрос, что будет со стулом условного Джикии, если его вдруг убьют. Наверняка, в «Империю» придёт кто-то вместо него, но вот будет ли он иметь право сидеть там, где сидел такой человек, как Георгий? Впрочем, у них в коллективе собраны люди, которые вряд ли умрут на ровном месте. Дима Баринов, с вечным скучающим выражением на лице, водит взглядом по стенам, иногда тяжко вздыхая, будто у него было много работы в последние несколько дней. Он пытается завести разговор с Максименко, однако тот лишь отмахивается от навязчивых вопросов, полностью погрузившись в свои мысли. Их у него не особо много, по сути, только одна, зато какая! Саша до сих пор не знает, стоит ли делиться ею с кем-то. Буквально позавчера он давал отчёт перед Георгием по поводу какого-то задания, которое выполнил более месяца назад. Дело в том, что мужчина распределял последние данные, касающиеся этого года, и именно в задании Максименко была то ли неточность, то ли не самая правдивая информация. Она, впрочем, подтвердилась, хотя и заставила Джикию удивлённо поднять брови, поскольку он не верил в подобные результаты. Уж точно не в отношении Саши. Закончив эту неприятную процедуру с доказательствами своего профессионального роста, Максименко сразу же покинул здание, чтобы побыстрее оказаться дома. В тот день он был без машины, поскольку тремя днями ранее отдал её в ремонт, подумав, что в ближайшее время ему точно не придётся много ездить. До наиболее близкой остановки идти далеко, нужно пересечь весь квартал с небоскрёбами, благо, здание «Империи» не самое последнее в череде высоток. Саша проходил мимо бара, где работает его тезка по фамилии Головин, и ненадолго остановился в раздумьях, не посетить ли заведение, чтобы немного порадовать себя этим вечером. Посмотрев на время, Максименко понял, что бар только-только должен открыться, и тут же увидел, как к дверям подходят двое. Первым, вполне ожидаемо, был Головин, который на ходу вынул из кармана куртки ключи, не отвлекаясь даже от разговора с каким-то человеком. Максименко сначала не поверил собственным глазам. Такое никак не могло быть наяву, только во сне или в какой-то параллельной реальности. Однако рядом с Головиным стоял никто иной, как Марио. Марио, который, чёрт возьми, был убит близнецами ещё в сентябре! Конечно, Саша начал приглядываться получше, ведь он мог просто обознаться, вдруг сознание совершенно случайно заметило в незнакомом человеке что-то, отдалённо похожее на Фернандеса, и теперь пыталось убедить в этом парня? Но нет. Это точно был именно Марио. Максименко немедленно отошёл как можно дальше, опасаясь, что его могут заметить, хотя Головин и его собеседник находились на другой стороне улицы, да ещё и практически за углом одного из небоскрёбов. И всё же лучше перестраховаться. Саша намеревался проследить, куда именно пойдёт Марио, потому что никаких объективных причин для посещения этого квартала у него не было. К тому же, совершенно неясно, каким образом Фернандесу удалось завести знакомство с Головиным, ведь в его баре он не появлялся, а больше нигде теоретически с ним пересечься не мог. Не говоря уже о самом главном вопросе, возникшем в голове Саши: «Каким, блять, образом Марио удалось выжить?» Ответ был только один: Миранчуки его отпустили или упустили. Но вряд ли в своём состоянии мужчина был способен на побег, а братья никогда никого не отпускали. Парадокс... Правда, ещё больший разрыв шаблона Максименко испытал в тот момент, когда увидел с какой уверенностью Фернандес направился к небоскрёбу золотистого цвета. К зданию, мать его, «Ригеля»! — Но не будем забывать и об ошибках, — резкий голос Паши вырывает Сашу из размышлений. Собрание длится уже около получаса, и всё это время он не слушал руководителя. Если он заметил, то вряд ли парня ждёт что-то приятное. — Например, нашу погоню за якобы членом «Ригеля». Я до сих пор не понимаю, как мы могли поверить в такую чушь, будто бы какой-то офисный работник участвует в деятельности нашего врага, — недовольный взгляд Мамаева упирается в Джикию, ведь именно он должен был найти всю возможную информацию про Марио. — Не я пустил в свой кабинет бабу с улицы, — совершенно спокойно хмыкает мужчина. — А я делаю только то, что мне прикажут. — До того момента Инга, царство ей небесное, нас не подводила, не использовала в своих гнусных целях. В любом случае, нас это не оправдывает. Будем смотреть в глаза действительности и примем тот факт, что мы показали себя не с лучшей стороны. Зато сейчас равновесие восстановлено, и все, кто заслужил, наказаны, — на лице Паши мелькает улыбка. — По итогам этого года я хочу отдельно выделить двух членов нашей организации. Лёша и Антон уже почти десять лет работают в «Империи» и ещё ни разу не заставили меня сомневаться. Идеальные показатели, никаких нарушений внутреннего порядка, точное и чёткое исполнение всех моих требований. Не могу пройти мимо того факта, что благодаря Антону у нашей организации появился спонсор, и теперь нам не нужно каждый месяц ломать голову над тем, откуда брать ресурсы. Миранчук считает, что без этой отдельной благодарности вполне можно было обойтись. Все присутствующие здесь знают, каким именно образом ему удалось привлечь спонсора конкретно к «Империи». Кокорин, который, кстати, сегодня не опоздал, уже скалится своей фирменной улыбкой, с вызовом посматривая на парня. Подобное переглядывание в прошлый раз закончилось дракой, и Антон, в принципе, не против повторить, только вряд ли стоит делать это во время собрания. — На сегодняшний день близнецы выполняют очень ответственное задание, которое может в корне поменять расстановку сил в нашем конфликте с «Ригелем». Я надеюсь, что всё закончится удачно, и Лёша с Антоном вернутся в нашу организацию, как победители. — Смотри, не перехвали, — с усмешкой произносит Кокорин. — Сейчас-то они герои, а завтра уже могут стать предателями. Вдруг им в «Ригеле» понравится больше? Он провоцирует, знает, что ещё чуть-чуть и кто-то из братьев сорвётся. Конечно, расчёт на Антона, поскольку он ни одного выпада в свою сторону оставить без внимания не может, а Кокорин наслаждается этим. — Да, в «Ригеле» неплохо, — совершенно неожиданно говорит Лёша. — Возможно, именно поэтому на такое задание не послали тебя. Сколько ты сменил организаций до «Империи»? Теряются в этот момент, кажется, все, включая Сашу. Вечно молчаливый, тихий и старающийся лишний раз не привлекать внимание Миранчук-старший отвечает ему с такой наглостью и вызовом. Кто бы мог подумать, что он умеет. Антон переводит на брата восхищённый взгляд. — Кстати, о «Ригеле», — на правах руководителя Паша берёт ситуацию в свои руки и продолжает собрание. — Вот, что мы выяснили про них за год. Дальше Мамаев зачитывает с листа длинный список со всей информацией, которую принесли близнецы, нашёл Джикия и удалось выхватить другими методами. Понемногу внимание подчинённых возвращается к руководителю, однако Лёшин поступок надолго останется в памяти каждого, в особенности, в памяти Кокорина. Собрание длится ещё около часа, а потом Паша поздравляет всех с наступающим и отпускает до следующего года. Антон иронично усмехается на поздравление, потому что в интонации Мамаева всегда слышится не искреннее пожелание хорошо провести праздник, а что-то дежурное, брошенное небрежно, чисто из-за необходимости и вежливости. Он так же и близнецов с днём рождения поздравил. Тот день, очередное семнадцатое октября, в которое братьям исполнилось двадцать пять, они вряд ли забудут. Конечно, хотелось бы сказать, что это из-за важной даты, из-за того, как они отметили, как им было хорошо тогда, но нет. Тот день запомнился очередным внезапным вызовом в здание организации, прямо посреди праздника. Паша сообщил Миранчукам, что они теперь будут числиться в «Ригеле», играя роль связующего звена между врагами. — И, кстати, с днём рождения, — в конце добавил Мамаев. — Огромное спасибо, — натянуто улыбнувшись, произнёс Антон, всем своим видом показывая, как он относится к новому заданию, о котором, разумеется, нельзя было сообщить днём раньше или позже. На улице, практически у самого выхода из небоскрёба, к близнецам неожиданно подходит Максименко и кивает в сторону, сообщая, что им срочно надо поговорить. Близнецы, в принципе, никогда особо не общались с Сашей, а тут какая-то странная таинственность, будто они собираются обсуждать великую тайну, в которую посвящены только втроём. — Давай быстрее, нам из «Ригеля» надолго выходить опасно, — говорит Антон, поскольку ему просто хочется поскорее оказаться в тёплой комнате. На морозе стоять совершенно неинтересно. — Вы же убили Марио, верно? — без предисловий, сразу в лоб, спрашивает Максименко. — Кто такой Марио? — на лице Лёши самое непонимающее выражение из всех возможных. — Ну, тот человек, который будто бы из «Ригеля». Паша сегодня просто вспоминал. — Да, убили. И что теперь? — Никакой ошибки быть не могло? Вы убили именно его, а не кого-то другого? — Максименко, ты за кого нас держишь? — возмущённо произносит Антон. — Естественно, его. Паша приказал — мы сделали. Или ты думаешь, что этот Марио, избитый до полусмерти, сидя в закрытом помещении, мог внезапно сбежать, ещё и кого-то другого вместо себя оставил? Мне кажется, ты болен. Сходи к врачу, проверь голову. — Нет, я нисколько в вас не сомневаюсь. Не зря же Паша вас считает лучшими, — конечно, врёт Саша очень плохо, да и силой убеждения не владеет, но надо как-то выкручиваться. — Это даже не у меня вопрос возник, а у Джикии. Он и меня в чём-то там подозревал, я позавчера ездил сюда, доказывал свою правоту. — И почему же Джикия сам не обратился к нам? Если у него какие-то проблемы, пусть сообщает о них заранее и лично. — Вы бы его видели! Он совсем замотался с этими годовыми отчётами, или чем ему приходится заниматься к концу каждого года? В общем, когда я закончил там распинаться, он попросил узнать у вас насчёт Марио. Лично я понятия не имею, с чего вдруг он засомневался в его смерти. Я сам был в шоке! — Так Джикия до сих пор сомневается, или всё уже само разрешилось? — Я думаю, что разрешилось. Иначе он с вами после собрания это обсудил бы. — Будем надеяться. Близнецы прощаются с коллегой и направляются в сторону небоскрёба, в котором базируется «Ригель». Только в комнате Антон решает наконец-то озвучить вопрос, мучивший его с первых минут разговора с Максименко: — Он ведь врал. Откуда ему известно про Марио? — Не знаю. Мы сделали всё возможное, чтобы скрыть его, — пожимает плечами Лёша, выглядя не менее растерянно, чем брат. — Только если где-то на улице столкнулся. Конечно, маловероятно, но мы теперь все в одном районе ходим. Марио вряд ли сидит целыми днями в своём кабинете, никуда не высовываясь. — Если Максименко кому-то скажет, нас убьют. — Не переживай раньше времени. Может быть, всё обойдётся. Хочется верить, что всё обойдётся, но шанс мал настолько, насколько мала вероятность случайной встречи Саши и Марио на улице, как уже говорил Лёша.***
Тем временем, сам Марио, который даже не подозревает, что его существование раскрыто кое-кем из «Империи», направляется к Роме, чтобы побеседовать с ним, как с профессионалом в области человеческой психики. Их последний разговор с Зобниным был не так давно, однако с того времени Фернандеса ещё несколько раз накрывали отрывочные воспоминания. Теперь они появлялись не только в кабинете или около него, но норовили заполонить собой все сны мужчины, из-за чего он подскакивал на кровати в холодном поту, не понимая, где находится. В компьютерной, как всегда, лишь двое её работников. Илья сидит за фортепиано и перебирает клавиши пальцами. Он нажимает только на две, чередуя одинаковые звуки и с внимательным видом прислушиваясь к ним. Марио никогда прежде не видел мужчину за инструментом, хотя Саша не раз говорил, что Илья довольно часто за него садится, когда его накрывает очередной приступ. Неужели сейчас именно такой момент? Рома стоит около небольшой искусственной ёлки, находящейся у дальней стены комнаты. Перед ним на столе картонная коробка, где блестят стеклянные шарики и прочие фигурки. Рядом с коробкой разбросана мишура. Зобнин устанавливает верхушку на новогоднее дерево. — Не знал, что вы празднуете, — говорит Марио, и мужчина тут же прижимает указательный палец к губам, чуть заметно кивая в сторону Ильи. Видимо, стоит общаться тише, раз Кутепов сейчас в своём «музыкальном настроении», как называет это Рома. — Мы не празднуем. Вернее, празднуем, но каждый делает это самостоятельно, — шёпотом поясняет психиатр. — У нас нет каких-то устоявшихся традиций насчёт Нового года. А ёлка... Это была инициатива Илья. Я подумал, что можно её поддержать. Ты чего-то хотел? — Я к тебе с профессиональным вопросом. — Слушаю, — Рома откладывает в сторону золотистую вытянутую фигурку. Марио пересказывает всё, что произошло с ним в последние несколько дней, не упуская ни одной подробности, ведь каждая может оказаться самой важной в вопросе его здоровья. Зобнин слушает внимательно, иногда бросая взгляд в сторону Ильи, который перестаёт нажимать одни и те же клавиши, а полностью разворачивается к фортепиано и, выдохнув, заводит какую-то неспешную мелодию. Саша говорил, что это полонез Огинского, вроде как, любимая композиция матери Ильи. — Насколько я понимаю, наибольшее впечатление на тебя оказывает кабинет, — произносит Рома. — Ты не можешь понять, почему именно, и я не советую тебе напрягать память. Это может вылиться в нечто нехорошее. Почему бы тебе не пойти к Денису и не попросить его о смене кабинета? — Я не хочу его напрягать, — виновато опуская взгляд в пол, отвечает Марио. — Денис довольно легко меня принял, относится ко мне очень даже хорошо, не могу сказать, что работой сильно нагружает. Понимаешь, моя просьба будет выглядеть каким-то нытьём на пустом месте. С чего бы Денису идти на подобные уступки и потакать моим желаниям? — Но ведь ты объяснишь ему, почему именно не можешь находиться в своём нынешнем кабинете. — Я не смогу, — качает головой Фернандес. — Он ведь подумает, что я псих, выгонит меня сразу же, а там... Там меня найдут люди из «Империи» и убьют. — Хорошо. Тогда я скажу ему об этом. Не беспокойся, я здесь за штатного врача, поэтому имею право докладывать о таких вещах. Тем более, речь идёт о психическом здоровье его подчинённого. В нашей профессии это очень важно. Марио вполне доверяет Роме, иначе ничего не стал бы ему рассказывать. Мужчина настолько благодарен, что даже не обращает внимание на странную оговорку Зобнина про «нашу профессию». Он ведь не убийца, он в штабе не числится и просто присматривает за Ильёй, так что никакого отношения к «их» профессии не имеет. — Это тот самый полонез? — интересуется Фернандес, поворачиваясь к Илье, который быстро перебирает пальцами по клавишам. Удивительно, как он вообще помнит такую сложную композицию. — Да. Очень красиво, правда? Мне нравится, когда Илья играет, пусть я и знаю, с чем это связано, — немного грустно добавляет Рома. — Но, кстати, он знает и другие композиции. У него хорошо получается. Не понимаю, почему он не мог стать музыкантом? Кутепов делает небольшую паузу прежде, чем дать инструменту исполнить последний звук. Он опускает руки на колени и долго смотрит на клавиши перед собой, впрочем, всё-таки смотря куда-то сквозь них. Рома подходит к мужчине, мягко улыбается ему и просит сыграть ещё раз, если несложно. — Хорошо, как хочешь, — спокойно отвечает Илья. Совершенно не скажешь, что сейчас он находится в нестабильном психическом состоянии, вполне адекватен. Хотя нельзя утверждать, что у него не бывает приступов, да и потом у каждого они выражаются по-своему. Марио заворожённо слушает новую мелодию, отмечая, что у Ильи действительно есть данные, и ему бы в самом деле стоило связать свою жизнь с музыкой, а не с преступностью. Тогда, быть может, не произошла бы та трагедия, о которой рассказывал Саша. Сейчас Кутепов мог бы сидеть не в маленькой компьютерной, а в просторном зале какой-нибудь филармонии, и его слушатели состояли бы не из двух человек в лице Ромы и Марио. Им бы восхищались толпы заинтересованной публики, любители всех возвышенных искусств, вроде музыки, поэзии, живописи, скульптуры и прочего. В зале постоянно слышались бы аплодисменты и восторженные вздохи. Но, к сожалению, всё, на что может рассчитывать Илья — мягкая улыбка Ромы, его же похвала да мнение Марио, которое, впрочем, может быть, совершенно неинтересно Кутепову. Он снова заканчивает исполнять композицию и опускает руки, смотря тем же нечитаемым взглядом на клавиши. В его позе видна обречённость, но Фернандес старается сдержать свою жалость, прекрасно понимая, что мужчине она не нужна, ведь всё равно не поможет. Теперь ему вряд ли поможет хоть что-то. — Тебе ещё одну? — спрашивает Илья у Ромы, облокотившегося на ближний стол. Тот утвердительно кивает. В этот раз музыка грустнее предыдущих. Видимо, мужчина играет только то, что близко его душе, и вполне понятно, что радости там мало. Прямо посреди композиции дверь в компьютерную распахивается, и на пороге образовывается Головин, притащивший откуда-то непонятную коробку. — И зачем вам столько? — достаточно громко интересуется парень, а Илья тут же резко захлопывает крышку фортепиано, заставляя Марио с Ромой вздрогнуть. — Ой, я... Простите... — Саша поспешно скрывается за дверью, оставляя коробку у входа. — Я, наверное, тоже лучше пойду, — осторожно говорит Марио, предчувствуя нечто нехорошее, что может произойти с минуты на минуту. Головин, притаившийся у стены, чуть ли не отпрыгивает в страхе, когда Фернандес выходит в коридор. Он был уверен, что Илья пойдёт за ним, дабы объяснить максимально доходчиво, почему нельзя вламываться, как танк, посреди исполнения. Надо ведь уважать чужие интересы, психическое состояние и, в принципе, можно быть более деликатным. А брать пример с Дзюбы — это вообще плохо. Ведь именно он в организации самый отъявленный хам, какого только поискать. По крайней мере, в глазах Ильи и, естественно, Игоря. — Ты что им принёс? — спрашивает Марио, когда они отходят к лифту. — Ой, да Рома попросил побольше новогодних украшений. Им там в голову ударило впервые в жизни украсить всё, что можно. Ну, вот я и насобирал. Со всяких знакомых, конечно же. Своего у меня ничего нет, — улыбается Саша. — Так, не надо придавать моим словам настолько прямо значение. — Я ничего не придавал. — Ага, а смотришь так, будто я, как минимум, украл эти игрушки из ближайшего магазина. — Нет, просто... Неужели у тебя так много знакомых, чтобы две коробки украшений собрать? Саша смеётся. Оказывается, все его полезные в данном случае знакомства заканчиваются на какой-то женщине, работающей в детском доме. Каждый год им присылают по некой программе неимоверное количество новогоднего декора, который невозможно развесить по всему зданию — часть всё равно остаётся. И эту самую часть женщина абсолютно спокойно отдала во временное пользование Саше. — А как ты нашёл эту женщину? — Ну-у-у, — Головин чешет затылок, бегая взглядом по стенам лифта. — Не люблю я такое рассказывать, но я уже три года как помогаю это детдому. Деньгами, всякими другими вещами. У меня же возможностей много из-за того, что я в «Ригеле». Правда, там никто об этом не знает, а то отказались бы. Нельзя же несчастным детям принимать помощь от тех, у кого руки по локоть в крови! — последнюю фразу Саша произносит очень возмущённо. — Как будто у нас совсем ничего святого нет. Мы ведь не маньяки или серийные убийцы. Да, мы тоже убиваем. Да, с точки зрения морали мы все будем гореть в Аду, но это совершенно не значит, что мы не способны на доброту, милосердие и другие тёплые чувства... — Можно ещё один нескромный вопрос? — Давай. — Почему именно детдом? Парень несколько удивлённо смотрит на Марио, но потом понимает, из-за чего тот удивился. Действительно, детским домам помогает достаточно небольшое количество людей, в принципе, а людей в возрасте Саши тем более. Может быть, он единственный на всю страну, кто в свои двадцать четыре года оказывает поддержку такой организации. Было бы понятно, если бы Головин вкладывался в акции какой-нибудь компании или хотя бы поддерживал вымирающих животных. — Я тебе потом скажу, хорошо? Не сейчас. На самом деле, Саша не уверен, что захочет это сделать позже, ведь тогда придётся объяснять предпосылки такого решения. Они же кроются в его прошлом. Головин, с детства росший без родителей и, по сути, каких-либо других родственников, ибо тётю очень тяжело причислять к ним, всегда мечтал обрести настоящую семью. Пусть бы это были совершенно не родные по крови люди, но зато родные по духу, убеждениям и прочим объединяющим вещам. Мечта Саши практически воплотилась в жизнь, когда он вошёл в банду Андрея. Однако этой семьи его лишили. До сих пор парню больно вспоминать остатки их базы, под которыми погибли некогда родные ему люди. Впрочем, теперь Головин обзавёлся новой семьёй, с которой точно не расстанется в ближайшее время. Пожалуй, нынешний коллектив даже чуть-чуть роднее и дороже для сердца, чем все предыдущие. И вот, почувствовав, что он исполнил свою мечту, Саша решил подумать о тех, кто находится в похожем положении. Парню хочется подарить детям, чувства которых он прекрасно понимает, немного заботы и поддержки, чтобы они знали — мир не без добрых людей. Пусть и люди эти работают на «Ригель»... После ухода Марио проходит около часа. Рома более-менее успокаивает Илью, которому, конечно, не особенно становится лучше. Правда, в этой стадии вообще вряд ли кому-то может стать лучше после нескольких успокаивающих слов и действий. Но всё, что мог, Зобнин сделал, а теперь у него есть ещё одно важное дело, поэтому он направляется к кабинету Дениса. Им надо обсудить состояние Марио, вызывающее много вопросов у психиатра. Руководитель сидит в кресле, повёрнутом к панорамному окну и пьёт что-то алкогольное прямо из горла. На появление Ромы он никак не реагирует, пока тот не кашляет несколько раз ради привлечения внимания. — Послушай, есть кое-какие важные новости, — начинает Зобнин, становясь напротив Черышева. — Это касается Марио. Тебе надо найти ему другой кабинет для работы, поскольку этот заставляет его испытывать некие симптомы, связанные с его расстройством. — Какое у него расстройство? — удивлённо спрашивает Денис. — Посттравматическое стрессовое. Как и у Ильи, что вполне логично, если учесть всё пережитое им с июля по сентябрь. Короче говоря, его рабочее место почему-то вызывает подсознательный страх. Марио, конечно же, ничего не понимает, но я не вижу смысла копаться в его голове. По крайней мере, сейчас. Если тебе нужен полноценный работник, то ты должен дать ему другой кабинет. Я уверен, что это решит половину проблем. — Хорошо. А насколько велики эти проблемы? — По сравнению с Ильёй, они ничтожны. Но мы вполне можем довести Марио до этого состояния. Не понимаю, зачем ты вообще оставил его здесь? Денис только машет рукой. Перед Ромой он не считает нужным отчитываться. Во всяком случае, ровно до того момента, пока без этого нельзя будет обойтись. Руководитель делает очередной глоток, заставляя психиатра поморщиться. — Ладно, мне пора. У Ильи опять та самая стадия, — у дверей мужчина ненадолго задерживается. — С днём рождения, кстати. Не надоело в тридцать второй раз отмечать его в компании бутылки? — С удовольствием нашёл бы себе другую компанию, да только не приучили, — хмыкает Денис. — Как знаешь. Каждый выбирает свой путь.***
В Новый год у всех были свои планы. Как и говорил Рома, у них в организации не существовало общих алгоритмов к празднованию, все делали только то, что им было нужно. Например, Игорь в восемь вечера пошёл делать себе салат, с которым рассчитывал сесть в своей комнате перед экраном телевизора и посмотреть какой-нибудь лёгкий фильм, не изобилующий неожиданными сюжетными поворотами. Вообще-то, мужчина никогда не ел в комнате, считая, что для этих целей существует кухня, но раз в год подобную вольность себе простить вполне можно. Особенно, если никто про неё не узнает, как и про то, что Акинфееву нравятся мелодрамы. Артём планировал открыть виски, который в прошлом году ему подарил Головин на день рождения. Этот напиток ждал своего часа, постоянно отставлялся в сторону до лучших времён, и вот его момент настал. Дзюба, на самом деле, не смог бы объяснить, почему именно сейчас, а не ещё через пару-тройку лет, просто какое-то внутреннее чувство подсказало. Пить мужчина собирался, естественно, в одиночестве, ведь у других совершенно иные дела в Новый год. Зато кухня полностью в его распоряжении, а значит и холодильник, к которому можно будет подходить неограниченное количество раз. Лишь бы только там что-то было. Близнецы, всегда привыкшие отмечать исключительно вдвоём у себя в квартире, надеялись и в этот раз поступить так же. Им, в принципе, сегодня даже не обязательно было выходить из комнаты в социум. Тем более, что социум не самый приятный. Лучше провести двадцать четыре часа наедине друг с другом. Рома же собирался сделать это с Ильёй. У них вообще намечалась своя вечеринка с атмосферой, понятной только для них двоих. Пока Игорь доставал из холодильника ингредиенты для салата, Зобнин постоянно бегал из кухни в компьютерную и обратно. То коробку конфет из своих личных запасов в шкафчике достанет, то вспомнит про бокалы и вернётся за ними, то потом догадается забрать какую-нибудь скатерть, так как раскладывать фрукты на голый стол, по мнению Ильи, просто недопустимо. Кстати, за фруктами Рома тоже заходил несколько раз, чем вызывал недоумение у появившегося в помещении к тому моменту Артёма. Тот, между прочим, на эти самые фрукты уже глаз положил, уже предвкушал, как будет чистить вот тот крайний мандарин, а, по итогу, вынужден был всего лишь печально проводить всё изобилие на тарелке взглядом. И чем теперь, интересно, закусывать? Головин весь день ходил, словно в воду опущенный. Никто так и не смог добиться от него нормального ответа на вопрос, куда делся их вечно весёлый и неунывающий Саша. А Саша всего лишь ждал, что Сэр приедет хотя бы сегодня в столицу. Дело было даже не в их споре, на который парню, если честно, давно стало плевать. Впрочем, он не смог бы объяснить, в какой момент и почему стал ждать мужчину просто так, без какой-либо мотивации. Это, кажется, произошло само по себе. Единственное, что несколько удивляло Головина и заставляло его лишний раз задумываться, это факт неимоверного сходства с тем, как он влюбился в Дениса Дмитриевича. Встреча с Александром практически в точности повторяла встречу с Черышевым в Монако. А появление симпатии ни с того ни с сего так и вовсе идентично. В общем-то, поэтому расстроенному Саше уже не хотелось никакого праздника. Он планировал запереться у себя в комнате, чтобы всё проспать. Однако внезапно ему позвонила та самая женщина из детдома с предложением приехать на ёлку к детям. Мол, чтобы они увидели своего благодетеля. Парень долго отказывался, поскольку не любил подобные мероприятия, но всё-таки женщина смогла его уговорить с условием, что никаких отдельных представлений и почестей не будет. Саша просто посмотрит на небольшой спектакль, послушает, как дети читают стишки, как радуются подаркам, купленным на деньги Головина, а потом уедет к себе в организацию. В любом случае, это звучит интереснее, чем простое лежание на кровати в попытках заснуть. Тем временем, Марио накануне договорился с Костей, чтобы встретить Новый год с ним. Конечно, если бы его коллеги решили отмечать в своём кругу, он бы остался с ними, ведь нельзя отделяться от коллектива, но у них были свои планы. Кучаев невероятно обрадовался этой новости и предупредил Фернандеса, что с ними ещё будет Чалов, поскольку тот тоже оказался одинок в праздник. Ну, а у Кости уже давно сложились с ним неплохие приятельские отношения, так что не было никакого повода отказывать в гостеприимстве, хотя Федя думал, что навязывается, и до последнего пытался убедить своего друга-рекламщика, что ничего страшного не случится, если он останется у себя дома в обществе телевизора. Вот только спорить с Костей в большинстве случаев бесполезно. Зато у другого Феди, по сравнению со всеми остальными, были просто наполеоновские планы. Хотя для него эти планы были абсолютно одинаковыми почти ежедневно. Тут только повод поменялся, да и атмосфера вокруг стояла несколько иная. Тем не менее, именно смоловские планы накрылись первыми. — Вот нахуя я вообще так парился? Нахуя рядился, как на свадьбу? — возмущается мужчина, сидя за столом с Дзюбой, поскольку тот единственный присутствует на кухне. — Потратил деньги на шампанское, а я его терпеть не могу! — Ой, ну, допустим, денег у тебя полно, от одной бутылки не обеднеешь, — говорит Артём, наливая себе в стакан ещё немного виски. — Нет, даже не смотри на меня так. Не тебе этот напиток богов дарили. — Ну и пошёл ты на хуй, — фыркнув, Смолов демонстративно отворачивается. На часах около половины одиннадцатого. До Нового года Артём явно успеет прикончить бутылку, учитывая то, что сел он примерно в пятнадцать минут девятого. Интересно, что будет делать потом? Просто уйдёт к себе спать? Как же невероятно скучно всё это! Феде очень не хватает веселья, с которым сегодня ничего не получилось. Недовольный Игорь заходит в помещение. Ему пришлось прервать просмотр фильма буквально на самом интересном месте, поскольку в салате оказалось слишком мало соли. Конечно, Акинфеев вполне мог бы и перебиться, но почему-то потребность в соли стала слишком резкой, без неё салат просто не лез в горло, а вечер грозился вот-вот испортиться. — Ого, Федя, ты чего-то рано, — отмечает мужчина, разыскивая солонку. — Да, блядь! Ты не поверишь, какой это пиздец! И Смолов начинает повторять свою историю специально для Игоря. Дело-то не такое уж и серьёзное, но Федя умеет добавить драматизм ко всему, что бы с ним ни приключилось. Вот и сейчас он видит трагедию мирового масштаба в том, что какая-то там очередная девушка внезапно решила отметить Новый год не в его обществе, а со своей подругой из Норильска, которую не видела в живую уже полтора года. Нашла, конечно, с кем отмечать! Мало ли этих подруг будет, а Федя один-единственный на всю страну. — Дебил, хватит ржать! — обращается Смолов к Артёму, практически полностью упавшему под стол от смеха. Удивительно, но у Игоря на лице тоже появляется подобие улыбки после рассказа коллеги. Он действительно находит ситуацию слишком абсурдной и забавной, жаль в его фильме такого не показывали. Тогда мужчина позволил бы себе даже посмеяться в голос. — Ладно, это, конечно, здорово, но кто-нибудь видел солонку? — Так её же разбили, — утирая ладонью выступившие слёзы, говорит Артём. — Ну, этот припадочный из одинаковых в очередной раз психанул и ёбнул её об пол. Буквально дня четыре назад. — Замечательно, — всплёскивает руками Игорь. — Мне одному кажется, что от Антона слишком много убытков? То кружка, то солонка... — И мои нервы, — добавляет Федя. — Так вы же с ним не общаетесь, как ты умудрился нервы посадить? — интересуется Артём. — Он мне до этого их вымотал. До сих пор не могу отойти. — Ну, да. В твоём-то возрасте уже тяжело переносить подобные потрясения. Федя закатывает глаза. Год заканчивается, а шутки про возраст всё ещё актуальны, по мнению Дзюбы. Ужас, у него просто отвратительные коллеги. Каждый так и норовит вывести из себя или просто подпортить настроение. Ладно, к одному Артёму Смолов уже давно привык, мог иногда не обращать внимание на его бесконечные подколы, но теперь-то к нему ещё добавился Антон, который одним взглядом ставит мужчину куда-то на уровень плинтуса. То же, нашёлся тут лучший в рейтинге! Федя, может быть, тоже в чём-нибудь лучший. — Я бы сказал, конечно, в чём, да боюсь аппетит Игорьку испортить, — усмехнулся Дзюба. — В итоге, у нас соль вообще существует? Или без солонки её никто покупать не стал? — у Акинфеева фильм на паузе, ему срочно надо узнать, чем закончилась сюжетная ветка с какой-то Валентиной, которая влюбилась в тракториста Ивана, хотя находится замужем за председателем колхоза. Пока Артём пытается вспомнить, когда он в последний раз видел соль, кухня пополняется новыми лицами. — О, только вспоминали! — радостно произносит мужчина, замечая на пороге близнецов. — И нахуя мы пришли? — недовольно спрашивает Антон, обращаясь к брату. — Что тебе тут показалось интересным? — Просто кто-то очень громко выражает своё недовольство, — Лёша кидает многозначительный взгляд на Федю. Тот удивлённо вскидывает брови, не понимая, как можно было его услышать из другого конца коридора. Не так-то громко он возмущался, между прочим! Да и вообще, у него есть веский повод. — Интересно, какой, — хмыкает Антон, которому, впрочем, совершенно всё равно. Артём слушает историю Смолова в третий раз, Игорь во второй, и что-то им подсказывает, что своей трагедией мужчина будет делиться со всеми, кто войдёт в это помещение. Даже, если они не попросят. Остаётся только надеяться, что остальным в лице, например, Ромы ничего на кухне не понадобится. — Вау, нашёл проблему. И зачем я вообще должен был это услышать? — спрашивает Миранчук, скрещивая руки на груди. Его брат понимает, что, кажется, им совершенно неожиданно придётся задержаться здесь, поэтому смотрит в сторону стула. Стоять ему надоело. Федя, заметив это движение глаз, уступает место Лёше, а сам перебирается ближе к Артёму, чему тот очень даже рад. — Вообще-то, мы как бы напарники. По идее, мы должны общаться друг с другом, поэтому я и поделился своими проблемами. Был бы ты нормальным человеком, как минимум, посочувствовал бы. — Ой, прости, наверное, я ненормальный. Я даже рад, что у тебя всё обломилось. Может быть, хоть в следующем году работать станешь. — Интересно, с какой стати, — усмехается Артём. — Ну, есть же поговорка: «Как Новый год встретишь, так его и проведёшь». Вот он проведёт его не в чьей-то постели, а в организации, может, что-то поменяется. — Такими темпами я весь год проведу с вами, — без удовольствия произносит Федя. — Ещё и с Дзюбой рядом, судя по всему. Это худшее, что вообще могло со мной произойти сегодня! — Удивительно, но меня это ужасно радует, — на губах Антона появляется торжествующая улыбка, и он занимает место около брата, оказываясь ровно напротив их напарника. — О, у вас тут и шампанское есть. — Не тебе покупалось, — откидывая в сторону руку парня, произносит Федя. — Оно моё. В крайнем случае, поделюсь с Игорем. Акинфеев бормочет себе под нос что-то про величайшее благородство Смолова, продолжая осматривать все шкафчики, где мог затеряться какой-нибудь вскрытый пакет с солью. Однако ничего не находит, поэтому грустно смотрит на свою тарелку с салатом. — Хотите салат с крабовыми палочками? — интересуется мужчина, поскольку сам просто не сможет впихнуть себя ни ложки. — Давай его сюда, будет вроде закуски, — кивает Артём. Игорь тут же отодвигает себе стул, садясь во главе стола, так как не хочется просить кого-либо перемещаться ради него. Он ведь не собирался оставаться здесь и проводить последний вечер в году в обществе своего ужасного напарника, вечно недовольного Феди и близнецов. Однако без соли салат совершенно невкусен, а без салата неинтересен фильм. Потом как-нибудь досмотрит, если захочется. А пока что Акинфеев убьёт время со своими коллегами, с которыми, может быть, всегда слишком мало общался. — Федь, а можно? — указывая головой в сторону шампанского, спрашивает Лёша. Смолов совершенно спокойно отдаёт ему бутылку. — Не понял прикола, — Антон удивлённо смотрит на мужчину. — Ну, ты же не попросил. — О, Господи! Лёша всё равно со мной поделится, так что ты ничего не выиграл от этого. — Я не дал тебе. Этого мне вполне достаточно. Вскоре в клуб любителей шампанского вступает Игорь, поскольку ему тоже нужно было что-то делать, лишь бы не просто сидеть и слушать остальных. В итоге, непьющим остался только Федя, с которым Артём наотрез отказался делиться виски. Даже внимания не обращал на все намекающие взгляды коллеги. Без пятнадцати двенадцать возвращается Головин, который приносит в коллектив несколько интересных историй про детскую ёлку. Удивительно, что никто не спрашивает, какого чёрта парень вообще делал в детдоме, да ещё и спектакль какой-то там посмотрел. Из присутствующих только Игорь в курсе Сашиной благотворительности. Остальные просто воспринимают произошедшее, как факт, а Федя вообще ждёт, когда сможет поведать свой печальный рассказ. Стоит ему начать, и Дзюба с Акинфеевым синхронно закатывают глаза, пытаясь показать Смолову, что не обязательно сто раз повторять одно и то же, даже если Головин ещё ничего не слышал. По крайней мере, большинство подробностей вполне можно было опустить. Атмосфера принимает более дружеский и расслабленный характер, что не скрывается от внимания Саши. Ему безумно это нравится, поскольку наконец-то его дорогой и любимый коллектив начинает походить на что-то, напоминающее семью. До этого момента парень, скорее, сам додумывал сходства, а теперь видит их собственными глазами. Но всё-таки доля грусти на душе присутствует. Связана она, разумеется, с Александром, который теперь, может быть, никогда не окажется в России, раз не смог это сделать до наступления Нового года. — Ох, блядь, — вдруг выкрикивает Артём, заставляя Лёшу, положившего голову на плечо брата и что-то полушёпотом ему вещавшего, вздрогнуть. — Новый год через три минуты, а мы нихрена не готовы. — Что ты предлагаешь делать? — интересуется Федя. — Загадывать желание, конечно же! Кажется, ни у кого тут не было особых желаний, но раз надо, значит, надо. Все наполняют свои бокалы, даже Смолову достаётся немного шампанского, глоток которого он, так и быть, соизволит сделать. В последние секунды уходящего года каждый задумывается, что бы пожелать, и произносит это про себя. После чего по кухне раздаётся звон, а Дзюба громогласно произносит: «С Новым годом!» — С Новым годом, позорище, — язвительно говорит Антон, чокаясь с Федей. — И тебя, истеричка. — Игорёк, с Новым годом! — отдельно поздравляет Артём, получая в ответ что-то взаимное, но достаточно неразборчивое. — Тебя, придурок, тоже с праздником! — притягивая к себе за шею Смолова, продолжает мужчина. — Дебил, блядь, двухметровый, отпусти! По кухне проносится волна хохота, так как Федя очень забавно пытается вывернуться из хватки Дзюбы, при этом не разбив своего бокала и не расплескав его содержимого. В конце концов, Артём товарища отпускает. — Идиотина, ты меня чуть не задушил! — Ой, подумаешь, по-дружески приобнял. — Послал же бог такого друга... — ворчит Федя. — А вы друзья? — хором удивляются близнецы. — К сожалению, — так же хором отвечают им мужчины. — Да, это не особенно видно, но если вы спросите у кого-нибудь из них, кто его друг, то Федя назовёт Артёма, а Артём Федю, — добавляет Головин. — Такой вот парадокс. Хотя вполне в духе нашей организации... Договорить парень не успевает, так как отвлекается на звук пришедшего сообщения. Номер ему неизвестен, однако текст послания говорит сам за себя: «С Новым годом, Саша. Знаю, что у вас он уже наступил. Спор остаётся за мной, но я верю, что смогу вернуться в Россию. Мне же надо озвучить своё условие». В самом конце ещё стоит смайлик, что окончательно выбивает Головина из колеи, и он даже позволяет себе глупо улыбнуться, чем привлекает внимание Артёма. — Ты чего такой довольный? — Неважно. Лучше скажи, что ты загадал, — быстро переводит тему парень. — Не сбудется, если скажу. — Да у тебя и так каждый год не сбывается, — машет рукой Федя. — Твоя мечта слишком неосуществима. — Это ещё с какой стати? — Ты сам подумай, не будь тупым. И тогда приходится объяснять всем неосведомлённым в лице близнецов и, что удивительно, Игоря, какая именно мечта у Артёма. Она привела его в «Ригель», да и вообще в преступный мир. Дело в том, что Дзюба с детства увлекался футболом. Сначала гонял во дворе с приятелями, потом вздумал попробовать пробиться в какую-нибудь команду, но везде ему отказывали. Даже в самом плохом, как казалось Артёму, клубе ему объяснили, что футболист из него, мягко говоря, не очень. Однако футбольная страсть мужчину не покинула, и он вознамерился купить какой-нибудь футбольный клуб. Разумеется, для этого требовались немалые деньги, ведь даже частично стать собственником за сто рублей нельзя. Так как эта идея, превратившаяся потом в мечту, возникла у Артёма в студенческие годы, то он сразу бросил университет, прекрасно понимая, что только теряет драгоценное время. И ушёл в преступность, где всегда крутятся большие деньги. Правда, в Москве его ни в одну группировку брать не хотели. Пришлось ехать аж в Тулу, которую мужчина всегда считал некими задворками страны. Там, впрочем, его приняли чуть ли не с распростёртыми руками, ведь им очень не хватало рабочих рук. — Но потом пришёл один чувак к нам, — с недовольными интонациями вспоминает Дзюба. — Пришёл и всё развалил, сволочь. Хотя, может быть, мне даже стоит его поблагодарить, ведь тогда я бы не оказался здесь. — Действительно, сволочь, — произносит Игорь. — Короче говоря, когда наша группировка приказала долго жить, я опять рванул в Москву. Кое-какие деньги у меня были, но их всё равно не хватило бы для договора. Надо мной ещё и поржали бы. В общем, я решил снова попытать счастья в местных объединениях, поскольку имя кое-какое себе сделал. Даже в рейтинге был сто тринадцатым. — А сейчас ты какой? — спрашивает Антон. — Последний раз девяносто восьмым стоял, — парень в ответ самодовольно усмехается. — Ой, блядь, сидите на своём первом месте и не вякайте. Да если бы Илья был адекватен, то хер бы вы его обогнали. — При чём тут ваш Илья? — Ну, так он же легендарный Монстр. — Он?! Да, ладно. Вот этот Илья? — Антону требуется ещё несколько секунд, чтобы воспринять информацию. — А я ещё думаю, что мне в нём таким знакомым показалось. Ничего себе, как он изменился. Я бы никогда не подумал... — Так ведь трагедия, — говорит Саша. — Тут кто угодно изменился бы. — А он был нашим с Лёшей кумиром одно время. Однако на Илье разговор долго не задерживается, снова переходя на появление Артёма в «Ригеле». Мужчина вспоминает, как пытался пробиться в группировку с названием «Южная», но его сразу почему-то невзлюбил руководитель. Стоило только переступить порог кабинета, как из кожаного кресла с высокой спинкой послышалось категоричное: «Артём Сергеевич Дзюба? Вы никогда не будете работать у меня. И советую не переходить мне дорогу». Человеком, который так резко выставил Артёма, был небезызвестный Валерий Георгиевич. — А чем ты ему не понравился? — интересуется Игорь. — Да, блядь, ситуация, конечно, смешная ужасно. Я, пока был в Туле, иногда со своими выезжал на небольшие заказы. К нам в захолустье раз в год приезжали всякие чуваки из столичных группировок решать свои дела. Видите ли, в Москве им «стрелу» уже не забить, надо наши места поганить. Ну, вот они периодически нанимали нас на свою сторону, правда, могло получиться так, что люди с одной группировки должны были убивать друг друга. Но руководству было плевать, у нас там всё делалось ради денег. Ведь чем больше денег, тем больше шанс подняться, найти единомышленников и выйти на ведущие позиции, — Артём оценивает удивление на лицах коллег, которые, разумеется, ничего не слышали о ситуации за пределами столицы. Даже у Феди в Краснодаре ничего подобного не случалось. — Короче говоря, на какую-то очередную «стрелку» съехались люди из «Южной» и кто-то ещё. Так получилось, что меня наняли вторые. Вот я и перестрелял там часть «Южной», а этот Валерий Георгиевич, видать, обиделся. Но, знаете, что меня радует? — с весёлой улыбкой спрашивает Дзюба. — Интересно, что в подобной ситуации может радовать? — комментирует Саша. — Что я теперь в «Ригеле», а Валерий Георгиевич... Ха, да я в душе не ебу, где он теперь побирается после развала «Южной»! — У меня в баре. Пьёт каждый божий день и травит байки. О тебе, если что, ни разу не вспомнил. — Ну, и хуй с ним. После «Южной» Артём пришёл в другую группировку — некий «Закат». Там его приняли, хотя тоже не сразу. Сто тринадцатое место в рейтинге и опыт работы в какой-то тульской группировке, как оказалось, не сильно могли впечатлить преступную элиту столицы. Но Дзюба сумел сказать правильные громкие слова, заинтересовавшие руководителя. Он согласился принять его на испытательный срок, за время которого остался доволен новым подчинённым. Правда, наступали смутные времена, на горизонте появилась какая-то «Империя», начавшая свою странную деятельность по устранению нежелательных конкурентов, и многие группировки стали подумывать о собственной безопасности. Переходить дорогу Мамаеву почему-то никто не хотел, хотя, казалось бы, кто такой Паша в те годы? Собственно, совершенно никто. — И тогда руководитель шепнул мне, что с моим потенциалом надо валить в более приличное место, которое точно не скопытится в ближайшее время. Посоветовал «Ригель». Вот только я уже шарил во всех московских объединениях, прекрасно понимал, каковы мои шансы присоединиться к «Ригелю». Но попытка — не пытка! Как выяснилось, у них всего лишь полгода, как сменился руководитель, ну, то есть Дэн пришёл. Это и сыграло мне на руку. Ему нужны были новые люди в команду, а тут я, весь такой деятельный и с потенциалом. Игорь усмехается. Он прекрасно помнит, как Дзюбу принимали в организацию, ведь именно он тогда лично присутствовал при переговорах Дениса. Тот ещё мало что понимал в управлении, поэтому всегда держал при себе опытного Акинфеева, прошедшего службу при предыдущем руководителе. Он советовался с ним, долго решал, стоит ли брать Артёма в коллектив, и лично Игорь был решительно против. По его мнению, мужчина очень много приукрасил о своих способностях, да и вообще, судя по его развязному поведению, Денис устанет разгребать за ним проблемы. Только Черышев почему-то решил пойти наперекор взглядам Игоря, подумал, что надо рискнуть, и теперь был уверен, что ни разу не ошибся, когда принял в свои ряды Артёма. — Знаете, во всей этой истории мне не даёт покоя тот факт, что Дзюба пошёл убивать людей только из-за наивного желания купить футбольный клуб, — говорит Антон. — Типа тебя вообще не смутило, что надо будет мочить людей направо и налево? — Удивительно, но нет, не смутило. Это тоже работа. Надо относиться ко всему проще. — Я, пожалуй, отсяду от тебя, — Федя двигает свой стул в сторону. — Мало ли, к чему ты там ещё проще относиться будешь. — Ой, Смолов, не бойся, тебя и пальцем не трону. Слишком брезгливо, — Артём улыбается уголком губ. — Вот ты тут наезжал на мою мечту. А у самого-то, небось, вообще хрень какая-нибудь. Ну, что ты мог себе пожелать? Побить рекорд по количеству людей в постели? — Ты мыслишь слишком однобоко. Впрочем, я всё равно тебе не скажу. — Бессмысленно. Раз уж у меня не сбывается, у тебя тем более не сбудется. Федя согласно кивает головой, ведь сам уже давно не верит во все эти новогодние желания, которые обязательно должны когда-нибудь исполниться. Загадывает чисто по привычке, привитой ещё в детстве, хотя ни на что не надеется. Смолов никому бы не сказал своей мечты, даже если бы человек был ему очень близок, потому что, стыдно признаваться в такой глупости, но Федя всего лишь хочет влюбиться. По-настоящему. Ему кажется, что это было у него с Ингой, хотя иногда закрадываются некоторые сомнения. Он-то её точно любил до беспамятства, а вот девушка... Скорее всего, нет. И тогда эту любовь нельзя уже назвать настоящей, ведь она не взаимна. По крайней мере, по убеждениям Смолова именно так... Вечер, давно ставший ночью, не спешит заканчиваться. Темы для разговора, не взирая на редко возникающие паузы, не иссякают. — Что, не лезет уже? — спрашивает Федя, смотря на Артёма, который всё же не смог прикончить свою бутылку виски до наступления Нового года. — А вот поделился бы со мной, не пришлось бы давиться. Но нет, жадность фраера сгубила. — Хорош нести чушь, я просто перерывы делаю, — отнекивается Дзюба, что, впрочем, в глазах его друга лишь пустая отговорка. — Не веришь? Да я ещё целую бутылку выпить могу. — Чем докажешь? — Игорёк! — окликает мужчина своего напарника, немного задремавшего под историю Саши. — У нас есть водка? Желательно две бутылки. — Ну, допустим, есть. Даже две бутылки, — непонимающе отвечает Акинфеев. — А что вы собрались делать? — Есть одна охрененная игра. Сейчас мы с Феденькой поиграем, а то он что-то стал во мне сомневаться. — Да уж, — тянет Антон, допивая остатки из своего бокала. — Вы тут ещё в русскую рулетку сыграйте, раз на то пошло. — Так мы в неё и собираемся, — с предвкушением улыбается Дзюба. Его друг в это время думает, зачем вообще полез. — Игорёк, доставай бутылки и все возможные стаканы и кружки, какие у нас есть. Феденька, слушай внимательно, объясняю специально для тебя, чтобы потом не было всяких: «Ой, а надо было раньше говорить, теперь не считается». Где-то будет водка, где-то вода, пьём по очереди, и кто первый покажет, что выпил водку, тот и проиграл. — Погоди, а разве там не одна порция на все стаканы должна быть? — Феденька, у меня свои правила. Тем более, нам же надо убедиться, что я могу выпить бутылку, — Смолов обречённо вздыхает. Кажется, в начале своей дружбы с Дзюбой, тот предупреждал, что в азартные игры с ним играть не стоит. Только вряд ли Федя слушал. — Впрочем, играть вдвоём несколько скучно, — намекающей интонацией продолжает мужчина. — Нам бы ещё кого-нибудь. Ну, Головина не берём, детям в таком участвовать рано, — Саша закатывает глаза и хочет что-то сказать, однако Артём уже переключает своё внимание на следующую жертву. — Игорёк? — Нет, спасибо. Мне хватит шампанского на сегодня. Не горю желанием набухиваться в слюни. Большинство за столом уверено, что Акинфеев вообще никогда не напивался. Может быть, сегодня первый раз, когда он в компании позволил себе немного алкоголя, да и то в честь праздника. — А вы? — взгляд Артёма останавливается на близнецах. — Лёха? — то ли специально, то ли как всегда по невнимательности смотрит на Антона. — Я пас. Хочу запомнить остаток вечера, а мне уже довольно весело после всего лишь двух бокалов, — мужчина поворачивается немного вбок, понимая, что звук пошёл не с той стороны. — Сами развлекайтесь, — поддерживает брат. — Это всё ужасная глупость, но я бы посмотрел на проигрыш Смолова. — Ой, а сам зассал, значит? — язвительно спрашивает Федя. — Ну, всё понятно. Я даже не сомневался. — Ладно, не знал, что тебе нравятся унижения. Я с вами. И я выиграю. Лёше остаётся только по лбу себя ударить. Антон слишком самоуверен, к тому же повёлся на банальный развод. Впрочем, так уж и быть, он морально поддержит этого дурака. Заниматься разливом отправляют Головина, как единственного бармена на всю компанию. Разумеется, делает он всё под зорким контролем Игоря, чтобы, во-первых, не решил кому-нибудь подыграть, что, правда, кажется несколько нереальным, а во-вторых, сам не решил немного отхлебнуть. Кружки, стаканы и даже четыре стопки выставляются по кругу. Антон сидит напротив Феди, заранее победно усмехаясь, а Артём чувствует, что он тут вообще никому неинтересен. Надо как-то исправлять ситуацию, но для этого, пожалуй, потребуется выиграть. Впрочем, мужчина уверен в себе не меньше, чем Миранчук. Первый круг проходит спокойно, никто ничем себя не выдаёт и, вполне возможно, что всем выпала вода. На втором круге тоже ничего выдающегося не происходит, зато на третьем, который заканчивается именно Артёмом, мужчина вдруг закашливается, тем самым, выдавая себя. Да уж, хотел привлечь внимание победой, но вместо этого проиграл. — Да просто не в то горло попало, — оправдывается Дзюба, пытаясь вернуться в игру, но Игорь, который следит за исполнением правил, лишь качает головой. По сути, на этом всё должно закончиться, ведь основной причиной начала игры было утверждение Феди, что Артём не сможет много выпить. Так и получилось, но сейчас никого уже не интересует первоначальная цель, ибо есть кое-что поинтереснее. Противостояние Смолова и Миранчука просто обязано продолжиться, несмотря ни на что, иначе зачем вообще выпендривались. Саша удаляется разливать напитки по уже освобождённым сосудам, так как участники финала соизволили начать всё заново. Лёша обеспокоенно смотрит на брата, у которого шансов гораздо меньше, чем у его напарника. Во-первых, Федя не пил весь вечер шампанское, как не в себя. Во-вторых, неизвестно, умеет ли Миранчук-младший употреблять такое количество водки, в принципе. Но выглядит он пока что вполне неплохо, даже бодро. — Думаешь тебе это поможет победить? — спрашивает Антон, видя, как Смолов закатывает рукава рубашки. — У каждого свои методы. — Феденька, ты только не расстраивайся сильно, хорошо? — притворно-успокаивающе произносит Артём, желая повысить градус напряжения. — В любом случае, ты в выигрыше. Ты же изначально тупо напиться хотел. — Нет, тут дело принципа. Головин расставляет наполненную посуду и садится на своё место, откуда очень удобно наблюдать происходящее. Игорь остаётся во главе стола, чтобы не упустить ни одного лишнего движения, свидетельствующего о проигрыше какого-нибудь участника. Стаканы опустошаются довольно стремительно, между кругами только делается небольшая пауза, чтобы Антон и Федя успели высказать друг другу несколько колкостей. Азарт переполняет кухню, борьба ведётся нешуточная, поскольку никто не намерен проигрывать. Когда на столе остаются последние две стопки, Саша объявляет, что их надо выпить одновременно. Конечно, такого правила не существует, но сейчас оно кажется вполне логичным. Антон и Федя даже встают со своих мест и зачем-то близко наклоняются друг к другу, смотря глаза в глаза. Игорь, желая устроить настоящую кульминацию, прибегает к обратному отсчёту. Напарники опрокидывают в себя содержимое стопок. Всё замирает, лишь потемневшие карие глаза внимательно смотрят в мутные зелёные. — Я, блядь, видел порно, которое так же начиналось, — вставляет Артём. — Кто выиграл-то, ёпт? — У тебя что было? — Антон кивает на стопку в руках Феди. — Вода. — У меня тоже. И оба заливаются громким смехом. Не смешно только Артёму, который ждал конкретного исхода.***
В четыре утра Марио возвращается в здание организации, хотя сделать это было очень непросто. Костя пытался уговорить друга на ночёвку, ведь придётся вызывать такси, а пока его ждёшь, можно уснуть, да и потом не убьют Фернандеса, если он приедет днём. Однако мужчина утверждает, что ему лучше поторопиться, ибо неизвестно, что выдумает Денис в самом начале года. Вдруг он собрание устроит? Конечно, звучит максимально бредово, но Марио, стоит ему выпить больше бокала, а сегодня в него вылили аж четыре, всегда начинает строить невероятные теории. К тому же, он понимает, что если останется у Кости до полудня, то не окажется в организации и на следующий день. Кучаев потрясающе умеет удерживать в гостях. Впрочем, тут на помощь к Фернандесу приходит Чалов, согласившийся остаться на ночёвку вместо него. Феде вообще уже давно хотелось спать, он практически оккупировал собой диван и держался из последних сил. Итак, к четырём утра Марио оказывается в своём новом доме. Кое-как доходит до лифта, пошатываясь и иногда стукаясь о стены. Внутри кабины мужчина очень долго напрягает память, поскольку напрочь забыл, на каком этаже живёт. Нажимает что-то более-менее похожее, однако, уже приехав, понимает, что ошибся. Коридор не тот, да и номера комнат идут не так. Марио прислоняется к стене, стараясь сосредоточиться. Не будет же он сейчас тыкать в каждую кнопку. Этак можно и до следующего дня прокататься или, что более вероятно, заснуть прямо в лифте. — Доброе утро, — перед Фернандесом стоит Денис, который, судя по уличной одежде, то же только-только вернулся откуда-то. — Здрасте. А как вы тут? — Живу здесь, представляешь, — усмехается руководитель. — Вон, в той комнате. А вот, что ты тут забыл, уже интереснее. — Я этажом ошибся, кажется. Черышев улыбается и прислоняется к стене рядом. Марио удивлённо смотрит на него, ничего не понимая. Почему Денис не пошёл к себе? — Потому что мне так захотелось. — Я вслух спросил? — ещё больше удивляется Фернандес. — Ага. Они стоят около минуты молча, при этом Денис прикрывает глаза, будто собирается спать прямо тут. — А вы с кем отмечали? — неожиданный вопрос выводит его из дрёмы. — Один. — А я к друзьям ездил. Судя по тому, что руководитель повернул голову в сторону своего помощника, он заинтересовался историей. Конечно же, Марио рассказывает её, хотя некоторые детали сознание уже потеряло, да и язык не всегда поворачивается, как надо. На лице Дениса вдруг показывается мимолётная грусть. — Здорово, что у тебя остались друзья за пределами нашего мира. Наверное, это очень хорошие друзья, раз они не забыли о тебе, вопреки всему. — Да, Костя и Федя потрясающие. Мне с ними повезло, — Марио делает запинку, замечая очередную волну грусти у руководителя. — Простите... Я не подумал, что у вас... — Во-первых, прекрати так официально ко мне обращаться. Я несколько раз тебе сказал, что не люблю это. Во-вторых, ты ничего обо мне не знаешь, поэтому глупо извиняться, — голос звучит гораздо резче, словно он делает Марио выговор, хотя совершенно не собирался. — Чёрт, ну вот, теперь мне надо извиняться. Я не хотел говорить это всё таким тоном. И снова замолкают, чувствуя некоторую неловкость. В подобной ситуации уже давно пора разойтись по своим делам, да только ни Денис, ни его помощник с места не двигаются, почему-то думая, что побег будет ещё более идиотским решением, чем всё случившееся. — Я, кстати, был уверен, что Саша твой друг. Игорь с Федей тоже... — тихо произносит Марио. — Может быть. Я не знаю, на самом деле, можно ли нас считать друзьями. Мы давно друг друга знаем и общаемся вполне неплохо, но всё это лишь за пределами работы. А я всегда работаю. Выходит, друг из меня не очень. Ну, это и не удивительно. — Почему? — Потому что я не умею ни дружить, ни... — Денис прерывается. — Ладно, что-то мы с тобой заболтались. Иди лучше спать. Да и мне пора. Он уходит, толком не попрощавшись, и Фернандес провожает руководителя долгим взглядом. Его последние слова заставляют задуматься, жаль только, что думать так тяжело, будучи под влиянием алкоголя. Остаётся надеяться, что данный разговор не будет забыт.