Мафия

      Марио открывает глаза, чувствуя себя, мягко говоря, не самым лучшим образом. Он инстинктивно поворачивает голову вбок, чтобы упереться взглядом в будильник на тумбочке, но вместо этого утыкается носом в спинку какого-то дивана. В его комнате дивана нет, а значит, что он вчера заночевал, непонятно где. У Кости есть диван, но он светлого какого-то цвета, а не тёмного. Марио удивляется, что в состоянии похмелья он ещё может проворачивать такие сложные мыслительные процессы о сравнении диванов. Всё-таки пора подниматься.       В голову тут же ударяет неприятный шум, и Марио морщится, массируя пальцами виски. Нужна вода и таблетка, но сначала надо понять, где он проснулся. Оглянувшись по сторонам, Фернандес приходит к выводу, что у него нет версий. И это плохо. Он никогда раньше не ночевал в неизвестных местах. Так, глубокий вдох, выдох, надо собраться с мыслями и силами, чтобы встать на ноги и обойти территорию.       Марио видит кровать за диваном, очень ровно заправленную, видит шкаф, стол, стул... Ладно, кажется, проще взять и уйти. Знать бы ещё, где его ботинки и куртка. А, ну да, в прихожей, логично. Судя по тому, что они не валяются в беспорядке, либо владелец комнаты заботливо их поправил, либо сам Марио целенаправленно собирался провести в этом помещении ночь. Впрочем, едва ли сейчас это так важно. Марио одевается и дёргает ручку двери, чтобы внезапно выяснить, что она заперта. Замечательно, его закрыли в какой-то комнате. И что теперь делать?       Он прислоняется спиной к стене и медленно оседает на пол, хмурясь. Умудрился же влипнуть в такую глупую историю! А ведь Костя прекрасно знал, что Марио достаточно одного бокала шампанского для счастья, но всё равно не уследил и позволил своему товарищу напиться. Впрочем, Марио должен был следить за собой сам, ему всё-таки не пять лет... И тут Фернандес вспоминает, что человечество несколько десятков лет назад изобрело мобильные телефоны. Можно ведь позвонить кому-нибудь из «Ригеля», чтобы они помогли решить сложившуюся проблему. Только Марио понятия не имеет, кому звонить. Раньше всегда существовал универсальный вариант в виде Саши, а теперь... Может, Игорю? Хотя нет, он вряд ли поднимет трубку, точно сейчас чем-нибудь занят и проигнорирует Фернандеса, не соблюдающего режим. Артём? Ну, придётся потерпеть полчаса подколов, а потом Дзюба, наверное, возьмётся за дело... Федя! Вот уж кто точно эксперт в области похмелья и последствий. Марио, не раздумывая, звонит Смолову.       — Федя, доброе утро, у меня проблемы, нужна твоя помощь, выслушай и не перебивай, — быстро говорит Марио, боясь, что в половине десятого утра его никто не захочет слушать.       — Так, стоп. Во-первых, давай медленнее, я только проснулся. Во-вторых, какие ещё проблемы?       — Короче, у меня есть друг Костя. Мы с ним раньше работали в офисе...       — Стоп. Выбрасываем первые двадцать девять лет твоей жизни, сразу к вчерашнему дню.       — Откуда ты знаешь, сколько мне лет? Ладно, неважно. В общем, вчера мы с Костей отмечали его повышение, и я напился. А теперь я где-то, тут закрыта дверь, и я сижу в коридоре, не зная, что делать. Чёрт, у меня же через полчаса рабочий день начинается! — вдруг вспоминает Марио, откидывает голову назад и ударяется о стену.       — Ты там жив? — интересуется Федя, сквозь зевок. — Давай, рассказывай, как выглядит комната.       Марио начинает перечислять все предметы интерьера, которые доступны его зрению.       — Так, погоди, какой диван? Чёрный? А, тёмно-коричневый. Это называется красный оттенок чёрного.       — Спасибо, Федя, но разве это решает проблему? — не понимая, спрашивает Марио, удивлённо смотря на диван.       — Ага. У меня в комнате такой же, как и у Игоря. А знаешь, где есть ещё точно такой же диван, просто потому что он покупался одновременно с нашими? — в голосе Феди ясно слышна усмешка. — В комнате Дениса. И вот теперь уже у меня очень много вопросов.       — Если честно, у меня тоже, — Марио растерянно оглядывается по сторонам.       Если это действительно комната Дениса, то Марио можно прямо сейчас выйти в окно, чтобы не умереть от стыда. Он даже боится представить, каким образом мог оказаться в комнате своего руководителя, а учитывая их не самые простые отношения в последние дни, Денис его, скорее, четвертует, чем выпустит отсюда.       — Алло, Марио, — произносит Федя в трубку телефона. — О своих приключениях расскажешь мне потом. Я так понимаю, ты очень спешишь на работу. Денису сам позвонишь, или мне это сделать?       — Зачем ему звонить?       — А ты разве не заперт в его комнате? Я почти уверен, что он сделал это случайно, потому что всегда закрывает дверь на ключ, когда куда-то выходит. Вообще-то, он уже сто лет живёт на этаже один, поэтому бессмысленно заниматься подобной хернёй, и я ему об этом говорил. И я знал, что однажды Денис лоханётся с этой своей привычкой! Блин, пойду потребую с Игоря деньги... На сколько мы тогда спорили, интересно?       — Федь, а ты не мог бы не говорить ничего Игорю? Просто я не хочу, чтобы все знали о том, как я оказался у Дениса в комнате. Если дойдёт до Артёма, то он придумает какие-нибудь невероятные теории, и я потом никогда не докажу, что это всё не так, — Марио даже боится представить, что будет, если выяснится, что на самом деле всё так. Наверное, он умрёт от стыда на месте. Впрочем, лучше бы он умер вчера, можно даже на этом диване красного оттенка чёрного, хотя Денис вряд ли прыгал бы от счастья, обнаружив утром труп у себя в комнате.       — Но если я не скажу Игорю, то никто не даст мне денег за спор, — тем временем, продолжает вещать о своих проблемах Федя. — Ой, да не бойся ты. Игорь сплетнями не интересуется, это чисто наши с ним товарищеские приколы, которые всё равно не выйдут за пределы его и моей памяти.       — А ещё моей и Дениса. Нас уже четверо, — со стоном отчаяния говорит Марио.       — Ну, четверо — это не вся Москва, а я однажды влип в такую историю, что в меня буквально тыкали пальцем на улицах. Правда, это было ещё в Краснодаре, но неважно. Так, ладно, я, пожалуй, действительно позвоню Денису, чтобы он тебя выпустил, а то потом будет возмущаться, почему ты не вышел на работу.       — Спасибо за помощь, Федя.       — Обращайся, если надо будет опознать ещё чей-то диван.       Денис на самом деле даже не думает о том, что он закрыл дверь собственной комнаты, покидая её утром, когда Марио ещё спал. Конечно, у Черышева промелькнула мысль о том, что надо бы разбудить своего подчинённого и хотя бы просто выставить вон, но потом он откинул её подальше, поскольку знал, что тогда придётся либо объяснять Марио ситуацию, либо снова изображать тирана. Ни того, ни другого Денису не хотелось. Он вообще думает, что проклятая Вселенная решила над ним хорошенько посмеяться. Не стоит давать этой тварине лишних возможностей.       За такими размышлениями Дениса застаёт звонок Феди. Сначала Смолов несколько секунд молчит в трубку, а потом вдруг начинает смеяться.       — Ты там накурился, придурок? — устало спрашивает Денис, думая, что не удивится уже ничему.       — Нет, просто ты утром Марио у себя в комнате закрыл.       — Блядь.       Кажется, у Вселенной ещё будет шанс посмеяться вместе с Федей. Денис же посыпает себя всеми известными ругательствами, пока поднимается на свой этаж и идёт до комнаты, которую так опрометчиво закрыл. Его встречает Марио, стоящий в прихожей. Как только он услышал шаги по коридору, так сразу подскочил с дивана, сыгравшего слишком большую роль сегодняшним утром, и устремился к выходу, чтобы быстрее покинуть комнату.       — Я не знаю, что делал, но заранее прости, — быстро произносит Фернандес и уже намеревается совершить побег, как вдруг рука Дениса хватает его за запястье, останавливая.       — Раз уж так вышло, давай обсудим.       «Нет, боже, только не это», — произносит про себя Марио, но в действительности лишь согласно кивает головой и опускает взгляд на куртку в своих руках. И о чём они будут говорить? Тем более, в достаточно тесной прихожей. Пока он был тут один, то эта теснота, в целом, особо не ощущалась, но теперь они с Денисом слишком близко друг к другу. Между ними, в лучшем случае, метр.       — Марио, для начала объясни мне, какого чёрта каждый раз, когда ты выпиваешь, то считаешь своим долгом припереться под мою дверь?       — Прости.       — Это не объяснение.       — Я знаю, — в очередной раз кивает Марио, всё ещё не поднимая взгляда. — Но я просто этаж постоянно путаю. И так получилось, что два раза я оказывался тут. Это всего лишь совпадение. Очень глупое совпадение.       — Я был бы удивлён, если бы ты делал это специально. Хорошо, почему ты вчера решил спать в коридоре? А, ты этого не помнишь. Замечательно, тогда вопрос не имеет смысла.       — То есть я вчера заснул в коридоре, а ты... Ой, мы же теперь на «вы». Извините, Денис Дмитриевич... Так вот, получается, что вчера вы просто из коридора перенесли меня сюда?       — Не перенёс, а взял за руку и отвёл. Ты меня, конечно, прости, но я пока не готов носить тебя на руках, — на лице Марио написан ступор. Он не сразу понимает смысла сказанных слов, но потом до него доходит, и он даже позволяет себе нервную усмешку. — Так уж вышло, что у меня нет ключей от других комнат, и я не мог найти тебе место нигде, кроме своего дивана. Кстати, спасибо тебе огромное за то, что быстро заснул и тебя не тошнило полночи. А то бывали случаи, после которых как раз приходилось покупать новые диваны.       — То есть я просто спал тут? И у нас ничего не было с вами?       — Естественно, нет. С какой бы стати вообще? — Денис вдруг замолкает. — Подожди, а тебя не смутил тот факт, что ты проснулся в одежде?       Марио в который раз хочется ударить себя по лбу за тупость. Боже, он действительно совсем не обдумал своё пробуждение, но уже высказал вслух то, чего не должен был. Он виновато смотрит на Дениса и уже строит планы побега. А ещё он делает вывод, что больше никогда в жизни не станет пить. Во всяком случае, с Костей и где-либо за пределами здания «Ригеля».       Федя ржёт на протяжении всего завтрака, когда слышит историю целиком. Марио с удовольствием ничего бы ему не рассказал, но выбора не было. Федя пообещал не обсуждать произошедшее даже с Игорем, забыть про свой выигрыш, и это, конечно, не давало никаких гарантий, но Федя поклялся и уверил Марио, что он — человек своего слова.       — Какой позор, — продолжает сокрушаться Фернандес. — Слава богу, что Денис разрешил мне до двенадцати не приходить, я бы просто не смог смотреть ему в глаза. Надо же было ляпнуть такое!       — Я тебя умоляю, нашёл, из-за чего париться, — отмахивается Федя. — Вот я однажды...       — Что ты однажды? — в дверях кухни стоят близнецы, заинтересованно смотрящие на Смолова.       — Я однажды... пакет молока купил, а Артём весь его выпил. Потом выяснилось, что оно было просроченным, — Марио, которому, может быть, хотелось узнать, в какие ситуации попадал Федя, совершенно не хочется, чтобы в их разговор вступал кто-то ещё. Он, словно параноик, боится, что любое его действие сразу раскроет ту ужасную сцену, которая произошла с ним утром. Молящий взгляд Фернандеса — единственное, что останавливает Федю от рассказа и заставляет на ходу придумать какую-то нелепую историю про молоко. Впрочем, близнецам явно всё равно, что слушать. Тем более, неудача Артёма их даже немного радует.       Марио как будто внезапно вспоминает, что ему надо переодеться, а то со вчерашнего дня он до сих пор в помятой после ночи на диване одежде. К тому же, до начала рабочего дня всего лишь полтора часа, надо банально морально подготовиться к нахождению с Денисом в относительной близости. Конечно, не в такой, как сегодня в тесной прихожей.       — Что это с ним? — удивлённо спрашивает Лёша, когда видит нервные движения Марио.       — Да он проснулся в комнате Дениса после какой-то пьянки, теперь переживает, что пойдут слухи, — произносит Федя, запоздало останавливаясь и вспоминая, что он вообще-то поклялся никому не говорить. Вот и очередная история, в которую он, кажется, влип. — Так, давайте договоримся, что вы этого не слышали? Я просто пообещал Марио, что никто не узнает.       — Раньше думать надо было, — разводит руками Лёша.       — А я даже хочу, чтобы все узнали. Особенно Дзюба. Про нас троих, значит, выдумывать всякий бред можно, чтобы даже Илья был в курсе, а про других нет? Лично я за справедливость. Братик, твоё мнение? — спрашивает Антон и получает утвердительный кивок.       — Лёша, Тоша, не стоит. Марио — мой друг, а я не нарушаю своих обещаний. Ну, только если по тупости, как сейчас. Зачем вам портить ему жизнь? Вон, ничего не случилось, а он уже весь на нервах, вы своими обидами только с ума его сведёте. Нам вполне хватает нестабильного Ильи.       — Марио для тебя друг, просто прекрасно, — недовольно произносит Антон. — А мы тебе уже не друзья?       — Друзья. Я бы сказал, что почти лучшие...       — Да, только что-то ты нас так не защищал, когда Дзюба трепал своим языком про то, что мы якобы чуть ли не спим вместе.       Федя тяжело вздыхает, понимая свою ошибку. Он, конечно, наорал тогда на Дзюбу, но вот перед другими никак его слов не опровергал. Да и после случившегося они с Артёмом вполне обычно продолжили общаться, словно ничего не было. С другой стороны, если повернуть слова Артёма чуть-чуть иначе, то можно сделать вывод, что он относительно прав. Была одна ситуация, когда Федя и близнецы спали вместе. Ну, в одной кровати, потому что...       — Но это вообще не тот контекст! — говорит Лёша. — Тогда мы просто смотрели фильм, он оказался тупым, Тоша как всегда заснул, а мы решили, что нефиг его будить, ляжем так. И Артём про эту ситуацию знать не знает.       — И слава богу, — бормочет Федя. — Ладно, я понимаю, что поступил очень хреново, когда не защитил вас, но, по сути, к вам относятся так же, как и до этого. Никто не тычет в вас пальцем и не отсаживается подальше за столом. Можно сказать, что ничего вообще не произошло. А Артём... Ну, блядь, вам же на него всё равно похуй.       Близнецы переглядываются. Антон пытается что-то красноречиво изобразить взглядом, Лёша в ответ хмурится, а потом оба вздыхают.       — Так уж и быть, мы не обижаемся. Но! Это не значит, что мы будем молчать про Марио, — Федя только собрался благодарить небеса за удачное разрешение ситуации, как вдруг выяснилось, что всё не так-то хорошо. — Вот, помучаешься чуть-чуть, хоть почувствуешь ответственность за свои слова.       Ответственность за свои слова чувствовать совсем не планировал виновник всего утреннего беспредела — Марио. Он понимал, что всё равно ему придётся провести целый день в обществе Дениса, так как сегодня они разбираются в каком-то отчёте, который подкинул Илья. Очень вовремя, конечно, как будто нельзя было это сделать несколькими днями ранее.       Денис усердно смотрит в стол, делая самый заинтересованный вид. Он, разумеется, слушает, о чём ему говорит Марио, но если бы не слушал, то почти ничего не потерял бы. На самом деле, Денис задумывается, сколько бесполезной информации ему приходится вкладывать себе в голову, особенно эти отчёты и всякие тезисы из них.       — Я не знаю, уместно ли о таком спрашивать, — вдруг прерывается на полуслове Марио. — Но вообще можно рассчитывать на отпуск? Или у вас это запрещено?       У них предусмотрен отдых в несколько дней после выполненных заданий, существуют выходные в праздничные дни, потому что даже членам преступных группировок хочется справить Новый год или съездить за город на майские. Например, Артём каждый раз ходил на стадион, ибо другой возможности посмотреть футбольный матч не у телевизора у него не было. Конечно, случались иногда непредвиденные ситуации, и выходные внезапно отменялись, потому что какие-то идиоты решили именно в этот момент назначить «стрелку», но это происходило крайне редко. Преступный мир всё-таки старался отдыхать по общим законам. Тем не менее, всё это касается обычных, рядовых людей из группировок, а Марио достаточно необычен. Он работает практически без выходных, да ещё и с утра до ночи, потому что не рискует жизнью.       — Да нет, рассчитывать можешь, — пожимает плечами Денис. — Но не факт, что сможешь уйти.       — Опять издеваетесь? Денис Дмитриевич, я понимаю, что в последнюю неделю у нас были очень непростые взаимоотношения, но это не повод теперь постоянно заострять на этом внимание. Я прекрасно знаю о том, что поступил, как идиот, и...       — Вообще-то, я просто пошутил, — перебивает Денис. — Но если хочешь считать себя идиотом, я не препятствую.       — Ну вот, опять. Спасибо. Всегда мечтал услышать такое в свой адрес, особенно от вас. Знаете, когда мы были почти друзьями, я думал, что вы лучший руководитель, которого можно найти, но, видимо, я ошибся. А Саша, наверное, был прав. Вы ведёте себя, как нормальный человек, только когда вам это нужно.       — Ты заболел, что ли, Марио? Что ты несёшь? Похоже, тебе действительно необходим отпуск. Отправляйся в него прямо сейчас.       Марио смотрит на Дениса сначала с непониманием, потом рассержено, хотя не только ему тут стоит обижаться. Вообще, конечно, разговор получился нелепый, но в духе сегодняшнего дня. Марио начинает неторопливо складывать разбросанные по столу листы, как будто специально тянет время.       — А что происходит? — вдруг спрашивает он.       Денису и самому хотелось бы знать. Впрочем, что происходит конкретно с ним, он всё-таки знает. Вспоминаются слова Игоря о том, что уже наступило время для действий, для исполнения своих давнишних желаний. Денис представляет, что прямо сейчас, в этот самый момент, он вдруг поднимается со своего места, подходит к Марио и, допустим, целует его. Бред. Идиотизм. Никакой адекватной реакции в ответ точно не будет. И с чего Игорь решил, что сейчас уже можно делать всё, что хочешь? Нельзя. Во всяком случае, не совсем всё. А Марио ждёт ответа...       — Ничего, — просто пожимает плечами Денис. — Всё так, как и было. Ничего не поменялось, ничего не произошло.       — И до какого числа у меня отпуск?       — Неделя. В следующий понедельник можешь снова начать работать.       — Спасибо.       Денис кивает в ответ на эту благодарность, а сам думает только о том, что вряд ли вообще будет предпринимать какие-либо шаги к изменению, или к чему его там призывал Игорь на крыше. Глупость это всё. Большая глупость, которую лучше бы забыть. Всё равно даже в перспективе у них с Марио ничего не могло бы получиться, это даже звучит бредово и невероятно. Денис в очередной раз убеждается в том, что в его голове очень много лишней и бесполезной информации.

***

      Преступный мир предпочитает отдыхать так, как это делают все обыкновенные люди, а потому в субботу и воскресенье Паша не работает. Впрочем, не только он, но и вся остальная «Империя», ведь задания раздавать всё равно некому. Разве что Джикия продолжает сидеть в своём кабинете, разыскивая необходимые данные, потому что сам проявляет инициативу. Если кто-то уродился трудоголиком, то это только его личные проблемы.       Паша редко курит прямо в квартире, но обычно это происходит лишь в те моменты, когда ему настолько хорошо, что не хочется совершать ненужных действий, вроде выхода на балкон. Странная, конечно, привычка, но, в целом, понять её можно. Саша, по крайней мере, понимает.       С тех пор, как он прямо сказал Паше, что любит его, нисколько не наврав, что-то поменялось. Саша не знает, в чём именно это проявляется, но всё вокруг них стало каким-то другим, будто более светлым, что ли. Даже в Пашиной квартире будто стало больше света, хотя они как не закрывали шторы, так и не делают этого. Саша пока не может определиться, нравятся ли ему такие перемены, или он хочет вернуть всё назад. По сути, основной переменой стало принятие собственных чувств, которые очень усложняют теперь осуществление собственной же драгоценной мечты, но Саша предпочитает не думать об этом слишком часто, чтобы не расстраиваться и не заниматься самокопанием. Он, вообще, не тот человек, которому нравится анализировать собственные поступки, потому что большинство из них совершены без какой-либо задней мысли, иногда даже без чётко поставленной цели, скорее, на эмоциях и мимолётном желании.       — Знаешь, мне нравится весна, — говорит Паша, выдыхая в сторону дым. — Мне нравится запах черёмухи, а ещё солнце. Единственное, что я терпеть не могу в весне, это некоторые воспоминания о том, что однажды произошло примерно в конце апреля.       — И что же произошло? — интересуется Саша, разворачивая стул, чтобы можно было смотреть на Пашу, а не в стену напротив.       — Да, в целом, уже неважно. Это было давно, пора бы забыть, как страшный сон, — Мамаев делает последнюю затяжку и подходит к окну, чтобы выкинуть окурок. — Но иногда приходится вспоминать. Если посмотреть с другой стороны, то в том событии были и положительные моменты. Например, я смог найти себе цель в жизни.       — Стать главным в преступности?       — Ага.       Паша обычно рассказывает всё и всегда, но вот именно какой-то определённый отрезок своего прошлого всегда пытается скрыть, при этом бесконечно на него намекая. У Саши даже проскальзывает мысль, что Мамаев просто каждый раз думает, стоит ли посвящать в те события своего возлюбленного, или он пока ещё недостаточно ему доверяет. Саша хотел бы, чтобы ему доверяли, и это обычное желание, никак не связанное с его планами по уничтожению преступности. Просто приятно, когда ты становишься единственным человеком в чьей-то жизни, которому можно поведать любую тайну, любую историю и как бы разделить её с кем-то ещё, прекрасно зная, что оно останется только между вами.       Однажды Саша прямо интересуется, почему эту тему они старательно обходят стороной и не обсуждают подробно, как всё остальное, на что Паша отвечает, что когда-нибудь придёт нужный момент, и он точно всё расскажет.       — Но тогда у меня не останется тайн. Ты будешь знать меня всего.       — Мне кажется, это было бы не так плохо.       — Может быть, но пока я хочу оставить эту тайну нераскрытой.       Саша соглашается, не видя ничего страшного. Тем более, может быть, тайна не настолько серьёзна, просто Паша специально нагнетает вокруг неё загадочности, чтобы... У Саши нет вариантов, зачем это нужно делать, но, по сути, ему немного всё равно. Раньше ему было вообще наплевать на любые тайны, которые ему рассказывали, но теперь он начинает понимать, что иногда стоит обратить на них внимание. Особенно в случае с Пашей.       Он улыбается, когда Саша обнимает его, когда может запрокинуть голову на Сашино плечо и улыбнуться просто от того, что хочется улыбнуться. Паше слишком легко с Сашей, слишком хорошо, и в этом всём иногда звучит невысказанный вопрос, а точно ли всё настолько прекрасно, как кажется? Паша старается не думать, он хочет верить, что сейчас у них лучшие дни в жизни, которые они могут провести вдвоём, ведь позже обязательно будет хуже. Всегда может быть хуже, рано или поздно всё равно наступят нелёгкие времена, поэтому надо успеть почувствовать... счастье? Да, Паша называет это счастьем.       — Зачем тебе пистолет в моей квартире? — интересуется Мамаев, вытаскивая оружие за рукоятку из кармана Сашиных домашних штанов. — Тем более, когда ты просто завтракаешь со мной на кухне.       — Ну, мало ли что может произойти. Мы всё-таки не простые люди, которые всего лишь завтракают.       — Ты действительно боишься, что сюда кто-то вломится, выбив дверь, и убьёт нас?       — Нет. Но я допускаю такой вариант.       — Мне страшно представить, какие ещё варианты ты себе там выдумываешь.       — Ну, есть один, — произносит Саша, наклоняясь к Пашиному уху. — И между прочим, я знаю, что ты тоже прячешь ствол в верхнем ящике тумбочки.       — Не прячу, а целенаправленно храню. Кто тебе вообще давал право шариться в моей тумбочке?       — А тебе есть, что в ней скрывать?       Паша смеётся. Его тумбочка не представляет из себя ничего особо интересного, чтобы в ней можно было что-то скрыть. К тому же, для Саши в этом доме открыты все двери, ящики и даже окна, пусть смотрит, что хочет и где хочет.       Только Саше позволено делать с самим Пашей, что угодно. Например, внезапно приподнять над полом и усадить на кухонную тумбу только потому, что так целоваться удобнее. Паша кладёт руки на Сашины плечи, сцепляя пальцы в замок, и смотрит как-то восхищённо. Кокорин искренне не понимает, что в нём такого, из-за чего Паша слишком часто смотрит на него именно так.       — Знаешь, мы могли бы быть очень счастливы, — произносит Паша.       — Разве мы несчастливы?       — Больше, гораздо больше, чем сейчас.       — И что мешает?       — То, что нас могут убить, — усмехается Паша. — И даже твоя предосторожность не поможет. Особенно, если из нас двоих убьют меня.       — Ты слишком часто думаешь об этом после покушения.       Ещё бы он не думал, как будто на него каждый день покушаются. К этому невозможно подготовиться, этого нельзя ожидать, тем более, когда ты знаешь, кто именно устраивает подобные развлечения. Он ведь проверяет Пашу, он хочет убедиться, что тот остаётся по-прежнему сильным и неподвластным никому в этом мире, потому что это был его же завет перед тем, как внезапно исчезнуть из Пашиной жизни. Правда, он даже не догадывается, что нашёлся один человек, перед которым Паша вмиг теряет всю свою силу, ради которого он готов на всё, не прося, по сути, ничего взамен. И этот человек сейчас стоит напротив Паши, смотрит в его тёмные, отчего-то ставшие печальными, глаза, и даже представить не может, какие невесёлые мысли, порой, крутятся в голове Мамаева.       Сашу всегда удивляла Пашина любовь к объятиям во сне. Сам он не очень любит всё это, во всяком случае, раньше не любил, но иногда приходится пересматривать свои привычки, отвыкать от них и заменять другими. Куда бы Кокорин не старался отвернуться, как бы не пытался отодвинуться от Паши, всё заканчивалось либо тем, что Мамаев всё равно прижимался к нему, либо Саша падал с кровати, которая неожиданно оказывалась не настолько широкой, как он думал. В последнее время Саша уже привык к тому, что одно его плечо всегда занято Пашей, его головой и частично руками. В какой-то момент Саша даже находит в это всём что-то милое, хотя он человек очень далёкий от милости. Его попытки в романтику и подобные сопли закончились на Инге, и с тех пор Кокорин не собирался больше падать в это болото.       Однажды Паша сидит на кровати и крутит в руках пистолет, который держит у себя в тумбочке. Саша в этот момент как раз заходит в комнату, чтобы узнать, почему никто не пришёл на его зов об ужине. Он там, между прочим, очень старался нормально сварить макароны. Вообще-то, Саша никогда ни для кого не готовил, только лишь для себя, и то необходимости в этом почти не было. Хватало всяких полуфабрикатов, которые можно было закинуть на десять минут в микроволновку и не париться у плиты. Но вот сейчас ему что-то ударило в голову, что он аж вышел в ближайший магазин, оказавшийся не таким уж и ближайшим, чтобы просто купить пачку каких-то макарон. Ещё бы он в них что-то понимал, конечно. Просто купил самые дорогие в надежде, что цена оправдает качество.       — Он снова в Москве, — говорит Паша, сильнее сжимая рукоятку пистолета. — Не понимаю, зачем он стал так часто сюда приезжать, ведь однажды все поймут, что он жив. Или ему это и нужно?       — Ты об этом своём наставнике? Судя по тому, что я о нём слышал, он какой-то ебанутый. Неудивительно, что он не может нормально залечь на дно, а постоянно пытается вылезти с него, словно бессмертный.       — Роман Николаевич никогда не делает ничего просто так. Он явно хочет меня о чём-то предупредить, но я не понимаю.       — Покушение на тебя тоже было его предупреждением? Или, может быть, своеобразным проявлением заботы?       — Ближе ко второму, — хмурится Паша.       — Значит, сейчас стоит ждать от него чего-то подобного?       Паша пожимает плечами. Появление Романа Николаевича в Москве вполне может пройти достаточно мирно, если тот не преследует никаких целей. Прошло всего лишь три месяца с последнего его такого приезда. Вряд ли сейчас он заинтересован конкретно в Паше, хотя... Романа Николаевича очень сложно понять, ещё в лучшие времена он отличался своей непредсказуемостью. Паша только надеется, что однажды ему удастся увидеть своего наставника лицом к лицу, просто чтобы убедиться, что всё это время под его именем не скрывался кто-то другой, решивший воспользоваться славой известного убийцы.       — Ты недавно сказал, что мы могли бы быть очень счастливы, если бы над нами не было постоянной угрозы смерти, — говорит Саша. — А если бы умер я?       — Я бы выстрелил себе в голову, — легко отвечает Паша, прислоняя дуло пистолета к своему виску. — Я не смог бы прожить без тебя даже лишнего часа.       — Значит, мы должны умереть вместе, чтобы никому не пришлось идти на жертвы.       Саша видит, как Паша поднимается с кровати, и уже разворачивается к нему спиной, так как на кухне остывают макароны, но вдруг чувствует что-то холодное, упирающееся под его левую лопатку.       — Если я не убью тебя первым, — произносит Паша, щёлкая взводимым курком. — Ты — один из трёх человек во всём мире, которому я могу доверять, потому что я люблю тебя. Я очень надеюсь, Саша, что ты не решишь меня внезапно предать.       Кокорин нервно сглатывает, судорожно думая, уж не догадывается ли Паша о чём-нибудь. Вроде бы, он никак себя не выдавал всё это время, с предельной осторожностью проворачивал все свои дела, которые придумывал.       — Успокойся, я пошутил, — с усмешкой Паша убирает пистолет от спины возлюбленного и целует того в плечо.       — С такими шутками, я точно сдохну раньше, чем будет нужно, и тогда тебе придётся застрелиться, — выдыхая, произносит Саша, смотря перед собой, а затем оборачивается.       — Можем застрелиться вместе.       — Потрясающее предложение, но мне надо подумать.       Саша приподнимает подбородок Паши, чтобы коснуться губ того. Наверное, было бы очень романтично одновременно застрелиться, и Саше кажется, что это не самый худший сценарий для них. Оба не достигнут своих сумасшедших целей, но всё равно уйдут счастливыми. По-своему счастливыми, конечно. Жаль только, что мир потеряет таких великих людей, как они. А Паша и Саша уверены, что уже вошли в историю. Хотя бы в историю друг друга.