Мафия

      Май пролетает для Марио совершенно незаметно. Казалось бы, только он вышел из отпуска, как вот уже осознаёт чувства к Денису, как вдруг вспоминает своё прошлое и признаётся в нём, а дальше он даже не успевает отслеживать дни. Он понимает, что теперь у него с Денисом то самое, что называется отношениями, но Марио слишком сильно чувствует разницу между тем, что они пытались изображать с Ингой, и тем, что происходит сейчас. Марио иногда совсем не понимает, что ему делать, но искренне надеется, что Денис понимает. Тот ведь влюблялся чуть ли не каждый месяц когда-то в прошлом, пусть это и было очень давно.       Тем не менее, иногда у Марио появляется такое ощущение, что всё слишком быстро развивается, что за месяц они с Денисом прошли слишком много этапов, которые люди обычно проходят чуть ли не в течение целого года. Впрочем, другие люди не имеют за спиной столько проблем, активно подталкивающих вперёд, потому что иначе можно попросту не успеть сделать всё, что так хочется.       Марио замечает, что теперь Денис многое умалчивает. Как раз те самые проблемы, о которых раньше вполне охотно рассказывал, так как его первому помощнику было необходимо о них знать. Однако в данный момент Денис решает вдруг оградить Марио от части профессионального, ему хочется уберечь его от многих неприятностей, которые растут над «Ригелем», словно огромная волна, постепенно подбирающаяся к маленькому беззащитному острову, желая скрыть его в своих водах. Денис надеется, что их организация не будет тем самым островом, который точно никогда не выйдет из битвы с этой волной. Денис надеется, что его команда не окажется населением этого острова, которым только и останется, что принять свою судьбу, ведь бежать просто некуда.       А Марио всё же пытается выяснить, что же так беспокоит дорогого сердцу человека, почему он стал ещё более задумчивым, чем прежде. Казалось бы, большинство старых болячек, мешающих нормально жить в настоящем, было устранено, однако это практически никак не помогло Денису стать хоть немного радостнее, спокойнее, не дало ожидаемой лёгкости. Почему-то Марио уверен, что даже Илья с появлением Ромы в своей жизни освободился от половины оков прошлого. Это значило только одно — дело в Марио, он как-то не так поступает. Определённо, требуется чья-то помощь, ибо своим мозгом Фернандес ни к чему не приходит, а Денис слишком упёртый и непробиваемый, всегда уводит разговор в другое русло, пытается отвлечь. Марио, конечно, иногда ведётся на это, но иногда поддаётся специально, понимая, что его попытки докопаться до истины всё равно окажутся бесплодными.       За помощью Марио теперь мог обратиться только к Игорю, ведь тот, помимо большого опыта, имел ещё и многолетнюю дружбу с Денисом. К тому же, Игорь всегда, абсолютно всегда, в курсе различных неурядиц в «Ригеле», даже если это было типичное бытовое происшествие между людьми, жившими на каком-нибудь этаже.       — Боюсь, что я не смогу тебе помочь так, как ты хочешь, — совершенно ровным, годами выработанным, голосом говорит Игорь, ходя по своей комнате и перенося какие-то ящики с места на место.       Он решил именно сегодня заняться традиционной майской ревизией мест хранения, чтобы выкинуть ненужный хлам и освободить пространство. Хлама у Игоря, впрочем, почти никогда не было, но он умудрялся даже среди, казалось бы, нужных вещей найти что-то, что ему уже не требовалось. По крайней мере, Игорь был уверен, что в ближайший год не потребуется, а значит, надо отправить куда подальше. Тут, кстати, у него существовало очередное распределение: кое-какие вещи немедленно выкидывались в мусорный пакет, кое-какие убирались в глубины шкафа до востребования, а некоторые Игорь даже отвозил к себе в бордель, где мог пристроить тем или иным образом, что казалось совсем уж фантастическим уровнем мастерства. В общем, ничего просто так, без причины, у Игоря не появлялось и не исчезало. Этим он кардинально отличался от своего друга Феди, комната которого, наверное, стала бы личным адом Акинфеева, если бы он хоть раз решил там навести ревизию. Но Игорь считал, что каждый человек должен следить за своим жильём сам, поэтому ни во что не вмешивался даже при просьбе.       — Почему? — удивлённо спрашивает Марио, подходя ближе к столу, на котором Игорь раскладывает какие-то предметы, с намерением отправить их в очередной ящик для глубин шкафа.       — Потому что, Марио, есть некоторые вещи, о которых я не могу с тобой говорить.       — Денис запретил?       — При чём тут Денис? — возможно, Игорь врал. Однако он всё произносил и делал с одинаковыми механическими интонацией и выражением лица, что докопаться не смог бы никто, тем более Марио. — Денис уж точно не стал бы беспокоить меня ради таких глупостей. Нет, я не имею в виду, что твоё беспокойство — глупость, просто Денис не стал бы об этом так заботиться. Знаешь ли, тайна не настолько велика, чтобы потребовалось её от всех скрывать.       — Если она незначительная, то почему мне нельзя её узнать? Когда я пытаюсь поговорить с Денисом, чтобы хоть немного помочь ему, ведь я его люблю, он постоянно уходит от темы, пытается переменить её или вообще завершить разговор. Это наводит на определённые подозрения. Я не понимаю, что происходит!       — Поверь, не ты один, Марио, не понимаешь. Сейчас очень сложно однозначно рассудить о чём-либо. Такая уж нестабильная ситуация, такой непостоянный мир...       — Значит, это связано с «Империей»? Они сделали что-то, что ухудшило положение «Ригеля», а Денис не знает, что делать? Об этом он постоянно думает?       Игорь вздыхает, долго смотрит на плетёную коробочку в своей руке, после чего кладёт её на дно ящика.       — Я не говорил тебе ни одного, ни другого, ни третьего, — произносит Акинфеев.       — Выходит, я полностью прав?       — Марио, сейчас «Империя» постоянно делает что-то, что портит нам жизнь, естественно, у Дениса заканчиваются как решения, так и терпение. Всё очень логично и предсказуемо, но радует, что ты дошёл до этого своими мозгами, а не услышал из случайного разговора.       — Да вы меня тут совсем за идиота держите?! — неожиданно даже для самого себя выкрикивает Марио. — Сколько можно?! Я — помощник Дениса, я имею право знать обо всех проблемах «Ригеля», потому что это и моя организация, и мой дом тоже! И я им дорожу не меньше вашего! Меня задолбала эта якобы забота о моей психике, или над чем вы там так корпите? Я вполне могу перенести парку-тройку потрясений, тем более, что рано или поздно они всё равно всплывут на поверхность, и мне придётся с ними столкнуться. Или вы и тут закроете меня в комнате, отошлёте куда-нибудь подальше, чтобы самостоятельно со всем разобраться?       — Почему бы тебе не сказать то же самое Денису? Я уверен, ты сможешь достучаться до него. К тому же, Марио, не только ты чего-то не знаешь, тут все, кроме меня и Дениса, не в курсе настоящего положения вещей. Вернее, в курсе лишь их основной сути, без глубины. Но ни Илья, ни Федя, ни близнецы, ни, о Господи, Артём не бегают по этажам, сотрясая воздух и возмущаясь. И ты сам сказал, что рано или поздно всё всплывёт на поверхность, почему бы просто не подождать и не узнать обо всём вместе с остальными?       — Да потому, что я — не остальные! Меня беспокоит это всё. А самое главное, что меня беспокоит Денис. Он — мой любимый человек, и я хочу сделать всё, чтобы облегчить ему жизнь.       — Бесполезная трата времени. Он — не только твой любимый человек, Марио. Он — руководитель ведущей преступной организации страны, это огромнейший груз ответственности, и ты, как и любой на твоём месте, никогда не сможешь что-либо улучшить в этом вопросе. Тут всё зависит исключительно от самого Дениса, а все остальные лишь служат ему дополнительными ресурсами. Изредка какой-никакой поддержкой. Но сейчас поддержка ему мало поможет. Он должен сам решить, какой шаг предпринимать, чтобы спасти или уничтожить «Ригель». Если уж совсем начистоту, Марио, — Игорь поворачивается к нему лицом, смотря своим серьёзным, холодно-непроницаемым, взглядом. — Мне кажется, что ваши отношения сейчас не к месту. Они отвлекают Дениса от главного, от того, что может предрешить его жизнь. Ему надо бы поторопиться с решением, касательно «Империи», ему бы думать о нём целыми днями. Тогда это всё вряд ли растянулось бы на несколько месяцев. Одно решительное действие, и мы на шаг впереди «Империи», а пока выходит так, что мы играем по её правилам. Денис явно медлит, он может в любой момент упустить ситуацию, и я боюсь, что в этом повинен и ты, Марио.       Тот выпученными глазами смотрит на Игоря. Да, Акинфеев всегда отличался умением бесстрастно рассуждать обо всём даже в присутствии главных действующих лиц какой-либо ситуации, и этим он был схож с Артёмом. Только Артём рубил правду-матку, скорее, по свойствам характера, говорящего ему всегда идти напролом, переть танком и никого не слушать. Игорь просто всё время выступал в роли своеобразного судьи, никогда не принимал чью-либо сторону. Ну, лишь в редчайших случаях, которые можно было по пальцам пересчитать.       Вот и сейчас Игорь поступил так, как поступал всегда. Глупо было бы обижаться на него за это, тем более, своими словами он прямо имел в виду, что дальнейшее Марио должен воспринять без обиняков. Да, это Марио понял. А ещё Марио лишний раз убедился в своей мысли, что дело-то в нём, это он каким-либо образом постоянно мешает Денису, заставляет его задумчиво мерить шагами кабинет, часто молчать и даже нарушать свой режим сна, из-за которого, кажется, в скором времени могло ухудшиться и здоровье.       — Игорь сказал, что я и наши отношения создаём «Ригелю» проблемы, — говорит Марио, сидя на диване, прижав к себе колени.       Его отношения с Денисом действительно развиваются стремительно, поэтому нет ничего удивительного в том, что уже через две недели после обоюдного признания чувств Марио впервые остался у Дениса на ночь. С тех пор он каждые два-три дня остаётся у него и всегда в воскресенье, так как чаще Денис считает пока излишним. Ему нужно немного больше личного пространства, да и к тому же, он проводит с Марио в рабочее время практически целые сутки. Сегодня как раз один из тех дней, когда Марио мог остаться, если сам того хотел, а хотел он обычно всегда.       — Нашёл кого слушать, — фыркает Денис, закрывая дверцу шкафа. — Игорь ничего не понимает в отношениях, так как никогда в них не был.       — Правда?       — Да. У Игоря немного необычные взгляды на такое. Он как-то, лет в шестнадцать, заявил мне, что при нашей профессии должно быть запрещено вступать в отношения, да и вообще иметь какие-либо чувства. Исключительно физиологические потребности. Он потому себе бордель и построил, кстати.       — Возможно, он в чём-то прав.       — Никто не спорит, но правда у каждого своя. Я не согласен с ним. Я считаю, что нет ничего ужасного в том, чтобы влюбиться... Ладно, сейчас я так считаю, несколько лет назад я думал иначе. Марио, тем не менее, объясни мне, почему Игорь вдруг сказал тебе это?       Марио вздыхает и бормочет что-то, вроде: «Ты будешь ругаться». Понятное дело, что ругаться Денис не будет, к тому же, на ночь глядя, но Марио понимает, что не стоило бы Денису знать, о чём они сегодня с Игорем разговаривали. Ведь эту тему сам Денис обходит десятой дорогой вот уже целый месяц. Однако поздно давать заднюю, сам ведь начал.       Он рассказывает ему все свои переживания, подозрения, варианты и домыслы. Пересказывает почти слово в слово свой разговор с Игорем, отмечая, что тот совершенно не заботился о чувствах Марио, когда делал свои громкие заявления. На это Денис только в очередной раз фыркает, потому что иначе и быть не могло.       — Я тебя услышал, — говорит Черышев, чуть улыбнувшись. — Марио, солнце, пойми, сейчас действительно очень много вещей, о которых нельзя судить однозначно сразу. Всё стремительно меняется каждую секунду. Да, я признаю свою вину, мне следовало рассказать тебе хоть немногое из того, что известно только Игорю. Просто я не уверен, что тебе это нужно. Ну, ты послушаешь, а дальше, что?       — Я помогу тебе принять верное решение, как твой помощник, — уверенно произносит Марио. — Это же моя работа, я должен её качественно выполнять.       — Да, ты прав. Но даже у меня сейчас нет стоящих идей, а я, как ни крути, руководитель. Если уж я в ступоре, Игорь в ступоре, то вряд ли кто-то ещё может дать подходящий совет, — Марио вздыхает обречённо и голову поворачивает в направлении окна, скрытого за плотными длинными шторами, собирающимися в складки на полу. — Не обижайся, прошу, — Денис проводит тыльной стороной ладони по его щеке. — Я обещаю всё-всё тебе рассказать, когда станет понятно, что грядёт в будущем.       — Я уверен, что ничего хорошего там не будет. А ты опять решишь умолчать, так как заботишься обо мне.       — Я клянусь, что ничего умалчивать не стану. Даже если всё будет совсем плохо, даже если выяснится, что «Ригель» на грани гибели или уже погиб, — Марио хмыкает недоверчиво. — А теперь я больше не хочу об этом разговаривать. Я предпочитаю не думать о работе хотя бы по вечерам.       — Но ты же о ней думаешь, я знаю.       — Это непроизвольные мысли, я стараюсь от них избавляться, — Денис целует Марио в щёку, которую только что так самозабвенно гладил. — Пойдём спать.       — Слушай, а меня часто спрашивают, почему я прихожу позже на завтрак в некоторые дни.       — О Господи, неужели кого-то это так беспокоит? Знаешь, давно хотел сказать, что у вас довольно странная жизнь там, на этаже.       — Это беспокоит всех, кроме Игоря, потому что он всё знает. Я просто думаю, рассказывать ли другим, чтобы успокоились, или тебе не хочется, чтобы все были в курсе?       Денис поднимается с дивана и идёт к кровати с намерением включить лампу на тумбочке.       — Поскольку я всё ещё главный в этом здании, то меня мало беспокоит, что там о нас подумают. Если ты, солнце, считаешь нужным рассказать — рассказывай. Если тебе кажется, что для нас это будет плохо, то не рассказывай, — в процессе своего разговора Денис успевает ещё и выключить верхний свет, чтобы в комнате образовался приятный полумрак. Он заметил, что после напряжённых рабочих будней, которые теперь были буквально недели напролёт, у него начинают болеть глаза от яркого света.       Денис всегда дожидается, пока Марио заснёт, сам делая вид, будто бы тоже спит, но сон у него не идёт уже полмесяца точно. Заснуть удаётся только под утро, за три-четыре часа до отвратительной трели будильника, которая никогда прежде так не раздражала. Да, Денису приходится врать, что он ни о чём не думает, на самом же деле, он думает очень о многом, в большинстве своём о том, как же сохранить хрупкий баланс между «Ригелем» и «Империей». Ведь раньше худо-бедно, но удавалось его поддерживать, а теперь Паша, словно мозгами не в ту сторону уехал, творит какой-то бред сумасшедшего, не поддающийся логике. Если он следует заветам Романа Николаевича или мстит за что-то из прошлого, то это явно не должно делаться такими методами. Просто поставил бы ультиматум, вызвал бы всех на «стрелку», но Паша почему-то тоже тянет, будто бы иногда его берут сомнения в правильности собственных поступков.       Денис ужасно хочет с ним поговорить с глазу на глаз. Даже не для того, чтобы выяснить Пашины цели, а просто спросить, почему его так не устраивает идея равноправия. Он явно стремится к главенству. Денис знает, что сейчас все остатки преступного мира уверены, что именно «Ригель» ведёт ситуацию в стране и всё контролирует, но сам Денис никогда этого не добивался, он не хотел быть первым и единственным, как не хотел и его отец.       Денис смотрит на мирно спящего Марио, голова которого покоится у него на груди, и представляет, как, должно быть, ужасно не знать, что творится на душе у любимого человека. А Денис чувствует угрозу, чувствует, как она нависает над ним и вот-вот прикоснётся к нему. Это по-настоящему пугает. Если Денис неожиданно сейчас умрёт, то пропадёт всё, ради чего он живёт в данный момент. Марио не выдержит этого, ситуация с «Империей» разрешится не в ту сторону, а люди, которыми Денис дорожит, как самыми близкими и родными, просто окажутся лицом к лицу с ужасными препятствиями. Денис не уверен, что они смогут с ними справиться. Он верит в своих людей, безусловно верит, но иногда в душу закрадываются опасения.

***

      Утром за столом раздаются довольно обыденные вопросы, которые так или иначе всё равно доходят до темы отсутствия Марио в коллективе. Удивительно, что за месяц подобных разговоров никому не надоело перетирать их из пустого в порожнее. Впрочем, а чем им ещё заниматься? Все они люди, а люди любят различные сплетни, пусть и отказываются это признавать зачастую.       Лёша же полностью поглощён своими размышлениями о покушении на Дениса. Времени остаётся всё меньше и меньше, у них с Антоном есть ещё восемь дней. Приходится думать об убийстве даже за завтраком, когда, может быть, хотелось бы поучаствовать в разговорах со всеми. Вместо этого Лёша наклоняется к уху брата и начинает нашёптывать очередной вариант, который придумал буквально вчера. Теперь Лёша уделяет очень много внимания деталям, старается предусмотреть все возможные ошибки и найти способы их решения. Антон изредка кивает, принимая такой или иной метод, кое-где хмурится или пожимает плечами. Он, конечно, верит в своего изобретательного Лёшу, хочет верить, что это всё их спасёт, но почему-то ощущение конца гораздо сильнее. Антон уверен, что всё равно их план провалится по тем или иным причинам.       — Ну надо же, не прошло и года! — громко говорит Артём, приветствуя Марио. — И что же тебя в очередной раз задержало?       — Просто общество некоторых громких личностей уже достало даже бедного Марио, — морщится Федя, ведь Артём орёт прямо над его ухом, не давая нормальной возможности насладиться завтраком. А Федя в последнее время и так слишком мало наслаждается чем-либо. — Я бы тоже от нашего стола подальше держался.       — Да кто тебе не даёт? Вперёд и с песней, как говорится.       — Ручищами своими не маши над моей тарелкой, блядь, — зло отвечает Федя, когда ладонь Артёма указывает ему маршрут в направлении двери, чуть было не задевая рядом стоящие предметы.       — Раз уж вам всем так интересно, где я пропадаю, — Марио садится за стол, ставя перед собой лишь чашку с чаем. — Придётся признаться, — он выдерживает интригующую паузу, чтобы точно все повернулись к нему, даже близнецы, занятые своими какими-то делами. — Почти месяц я встречаюсь с Денисом. Ночую иногда я у него, естественно. Вот и позавтракал сегодня тоже с ним.       Артём делает такое удивлённое лицо, словно ему только что раскрыли тайну мироздания. Он, конечно, умеет преувеличивать всё, в том числе свою реакцию на что-либо. Федя задумчиво хмыкает, сообщая, что догадывался обо всех этих ночёвках и завтраках, поэтому не особенно шокирован, а про себя отмечает, что даже у Дениса сложились какие-никакие отношения, хотя всё казалось совсем безнадёжным. Не то чтобы это злило или вызывало зависть, просто неожиданный факт, что среди всех присутствующих внезапно именно Федя оказался как бы не к месту, не у дел. Да, были Артём с Игорем, но этих Смолов предпочитал в расчёт как-то не брать. Особенно Игоря, с которым всегда всё было более, чем понятно.       — Радостно, — произносит Антон, пытаясь выдавить из себя искреннюю улыбку. — Месяц встречаетесь, да? И насколько всё серьёзно?       — Я надеюсь, что очень, — с нотками мечтательности в голосе говорит Марио. — У нас сейчас всё так хорошо, практически не верится. Но мне иногда подсказывает какое-то мерзкое чувство, что это может быстро закончиться. Я боюсь, что произойдёт что-то страшное.       — Да не бери в голову, я уверен, что у вас ничего страшного не случится, — Лёша воодушевлённо хлопает Марио по плечу. — Если это тебя успокоит, то я просто на сто процентов уверен, что вы с Денисом будете счастливы. Очень долго.       Теперь-то точно дольше, чем можно было предположить, Лёша ведь за это долголетие в каком-то смысле и отвечает. Он снова поворачивается к брату, который выглядит не слишком радостным. А Тоша предчувствовал, что их планам не суждено будет сбыться. Конечно, отношения Марио и Дениса, по идее, никак не должны были сказаться на желании близнецов жить. Только если Антон фактически сдался ещё в самом начале, предоставив бороться Лёше, то и он сейчас понял, что не сможет. Они ведь уже спасли как-то Марио, они, может быть, не клялись, но мысленно подразумевали, решили при помощи своей телепатии, что сделают всё для того, чтобы искупить вину перед Марио. Вина, правда, не их, она лежит на «Империи», на Паше, на Кокорине, на Баринове с Максименко, которые привезли Фернандеса в организацию. Близнецы в данном случае вообще ничего плохого не сделали, наоборот, лишь спасли Марио, дали ему жизнь, дали свободу, безопасность, как когда-то их дали самим близнецам в «Империи».       Но чувство вины почему-то не покидало, Лёше и Антону казалось, что они тоже причастны к тем двум месяцам страданий, которые Марио пришлось кое-как перенести. Да и, наверное, несправедливо сначала давать Марио жизнь, свободу и безопасность, а теперь убивать его любимого человека, фактически забирая всё это обратно. Антон уверен, что Фернандес подобную трагедию не перенесёт.       Перед Миранчуком есть живые примеры схожей ситуации. Просто Илья явно сильнее духом и характером, он крутился в преступности с восемнадцати лет, он всё это видел и делал, но даже он повредился рассудком. Если заточение в десятой комнате сделало с Марио то, что сейчас происходит с Ильёй, то очередная травма элементарно его добьёт, сведёт в могилу, как сказали бы в какой-нибудь художественной книжке. Ещё один пример — Федя. Он тоже перенёс смерть любимого человека, пусть и случилось это после их расставания, но нельзя же просто взять и забыть о том, как он любил Ингу. Такое не вычёркивается. Федю смогли вытащить со дна подходящие люди, вот только, кто вытащит Марио?       Смотря на всех присутствующих, Лёша понимает, что здесь поддержки ждать не от кого, а они с братом не смогут спасти Фернандеса, даже если останутся в «Ригеле» и дальше... Если «Ригель» сам по себе ещё будет существовать без руководителя. Выходит, что своим убийством близнецы отберут жизнь, свободу и безопасность не только у Марио, но и у всех, с кем они провели бок о бок почти год, с кем практически сроднились, к кому привыкли, несмотря на все отрицательные моменты. Их приговор оказался в миллиард раз ужаснее, чем думалось сначала. Лёша понимает, что своим решением Паша фактически переложил на них с братом всю ответственность, предоставил именно им двоим решить судьбу преступного мира. Только не в качестве поощрения за годы преданности, не в качестве своеобразного подарка «лучшим из лучших», а в качестве наказания. И такую вину не искупишь уже никогда.       — Своевременно, блядь. Ни раньше, ни позже! — сокрушается Антон, когда они с братом остаются наедине. — Ну, и что теперь? Лёша, теперь у тебя есть ещё тысяча вариантов, как выбраться из этого дерьма?       — Я обязательно что-нибудь придумаю, — только и может сказать Лёша, но в его взгляде больше нет ни грамма уверенности.

***

      Последнее, что хотелось делать Феде в этот день, да и в любой другой день, в принципе, — открывать дверь своей комнаты Артёму. Тот с вечной жизнерадостностью и шилом в заднице вот вообще не вписывался в Федину тоску и самоуничижение. Жаль, что Дзюба таких слов не знает, а потому ему совершенно плевать.       — Вопрос жизни и смерти, Феденька, — мило улыбаясь говорит Артём, буквально впихивая друга обратно в комнату.       — Я не буду в миллиардный раз покупать тебе билет на стадион. Потрать хоть раз свои деньги.       — Там сейчас смотреть нечего, ни одного матча века. Я не о том.       — Я морально не готов принимать участие в какой бы то ни было херне, которую ты придумал, — с тяжёлым вздохом произносит Смолов, падая на диван.       — Успокойся, твоё участие будет минимально, — впрочем, это не особенно внушает доверие, тем более, что большинство планов Артёма всё равно приводят к тому или иному пиздецу. Федя, конечно, думает, что если начать разгребать за своим другом, то можно неплохо отвлечься от переживаний, но ему вообще не хочется ничего делать. Только лежать бы, смотря в потолок, предаваясь унынию, тяжело вздыхать бы, сокрушаясь о несправедливости всего мира, который будто бы настроен против Феди и его, наконец-то, совершенно искренних чувств.       Смолов одним глазом косит на Артёма, пока расхаживающего по комнате и цепляющегося взглядом за небольшой беспорядок.       — Знаешь, мне ужасно скучно, — говорит Артём и задумчиво опирается ладонями на спинку дивана. — Ну, ты меня точно поймёшь, сам постоянно от скуки страдаешь. Вон, даже сейчас выглядишь так, будто завтра на казнь.       Федя лишь фыркает: скука! Куда там! Сейчас ему просто охуеть, как весело. Каждый день всё новые и новые развлечения, соревнования с самим собой и улучшение очередного рекорда по выдержке и невозмутимости. Если так пойдёт и дальше, Федя самолично запишет себя в книгу Гиннесса.       — В общем, я думаю, как бы взбодриться, — продолжает Артём. — Вот прямо тухну тут, в этом проклятом небоскрёбе! Я был бы счастлив, если бы у нас случилась «стрела» с «Империей», потому что, ну, сколько можно, а?       — Да ты адреналиновый наркоман, — хмыкает Федя.       — Ох, кто бы сомневался, Феденька, что ты разбираешься в подвидах наркоманов, — он тут же шутливо хватает Смолова за выставленный в свою сторону средний палец. — Короче, сегодня за завтраком, когда Марио про себя и Дэна рассказывал, я прямо понял, что мне надо сделать. Я подкачу к Игорю!       Федя чуть воздухом не давится и тут же принимает сидячее положение, недоумённо смотря на Артёма. Тот с широкой улыбкой и по-детски распахнутыми глазами выглядит, как настоящий идиот. Умалишённый идиот, который растерял последний рассудок. Энтузиазм из этого придурка так и прёт, буквально придавливая Федю к дивану.       — Ты ёбнулся? — прямо спрашивает Смолов.       — А что не так? Я посмотрел, мы тут все понемногу разбились на пары, а я с Игорем как-то не при делах, выбиваемся из коллектива, не вписываемся, не к месту, понимаешь? — о, Федя прекрасно понимает. — Как думаешь, у нас с ним может что-то получиться?       — Нет. Это конкретная ересь. Лучше забудь об этом сейчас же, иначе наша организация не выдержит очередного апокалипсиса между вами...       — Во-о-от, апокалипсис! Мне нравится, как ты это называешь, — Артём в один шаг обходит диван и плюхается рядом с другом. — Послушай, Феденька, сейчас я тебе такое расскажу, ты просто охереешь.       — Я уже достаточно охерел, пожалей, прошу.       — Да, понимаю, в твоём возрасте тяжело переносить такие потрясения, но ничего поделать не могу.       Шокирующая информация состоит в том, что Артём уверен, будто бы сама судьба целенаправленно сводит их с Игорем. Сначала она привела Артёма в «Ригель» и каким-то невероятным чудом помогла ему пробиться в команду к Денису, столкнув на первом же собрании с Игорем. Затем она определила их в напарники, даже не удосужившись уточнить, зачем это нужно. Прими, как факт, и живи теперь с этим. Далее судьба приволокла Игоря на кухню в Новый год и оставила без соли для салата, тем самым, удержав Акинфеева в общей компании. Потом судьба занесла Артёма в комнату к Игорю, где они выяснили, что оба увлекаются футболом. Артём, кстати, подозревает, что у них с Игорем может быть гораздо больше общих интересов, просто это обнаружится позднее. Ну, и в довершение своей теории Дзюба заявляет, что после любого пиздеца они с Игорем всё равно сходились обратно.       — Знаешь, судя по твоим словам, судьба — это Дэн, — говорит Федя. — Он тебя сюда принял, он же вас с Игорем в напарники назначил. А, погоди, на Новый год солонку разбил Антон, значит, он тоже судьба.       — Твою мать, вот это мистика, — серьёзно задумывается Артём. — А я всегда знал, что Дэн этим своим взглядом всю душу наизнанку выворачивает и людьми управляет. Ну, а Миранчук вообще на меня как-то порчу наслал, нечему удивляться.       — Блядь, как я с тобой общаться-то начал? — поднимая брови, произносит Федя. — Артём, может быть, для тебя это всё очевидно, но Игорь точно не ответит положительно. Я его знаю побольше твоего, поверь мне, что там без шансов для кого-либо.       — А ты пытался, да? — Артём придвигается ближе, заговорщически смотря на друга. Ну, прям как девочка-сплетница в школе, рассказывающая своей подруге последние сводки о том, кто с кем и где.       — Не пытался, но думал. Стало легче? — утвердительный кивок Дзюбы подразумевает, что он требует подробностей. — Господи, давай так, я, в целом, всех так или иначе рассматривал в этом контексте. Ладно, признаюсь, ты и Илья никогда в мой список не входили. Не обижайся только.       — Счастье-то какое, я б тебя, истеричку, не вынес.       — Спасибо, дружище, ты вообще мудак временами. Короче, Артём, послушай мудрого человека, то есть меня... Хватит ржать, долбоёб! О серьёзных вещах говорим. Тебе к Игорю с этой хернёй лучше не соваться никогда, найди себе менее опасное развлечение. И голову свою проверь как-нибудь на днях, а то меня напрягают твои идеи.       — Ладно, Феденька, я тебя услышал.       Артём поспешно покидает комнату друга, и тот уверен с точностью в тысячу процентов, что Дзюба сделает всё наоборот, не прислушавшись ни к одной здравой мысли. Это же Артём, блядь, когда он вообще кого-либо слушал? Зачем только приходил, непонятно, зря отвлёк Федю от пучины самокопания.       Шёл второй день ревизии, которую производил Игорь. Ставя очередной ящик со всякими мелочами в шкаф, он обнаруживает прислонённую к задней стенке картину. Какая-то абстрактная мазня слишком яркого цвета, напоминающая спираль, закручивающуюся к центру. Почти гипнотизирует, но Игорь лишь фыркает и пытается припомнить, как этот нестандартный шедевр чьего-то творчества к нему попал. Кажется, Головин подарил на тридцатипятилетие.       Игорь ещё раз придирчиво рассматривает картину, потому что подарок выкидывать жаль, но и хранить его в шкафу бессмысленно. Можно прикрепить на стену, только это совершенно не вписывается в интерьер комнаты, а Игорь не хочет портить идеально выстроенную гармонию в цветах, форме и положении меблировки. Выход приходит в голову довольно быстро — Игорь просто сбагрит картину Феде. Одним хламом больше, одним меньше — вряд ли для Смолова имеет большое значение, не то что для Игоря. К тому же, Головин об этом не узнает и не обидится, потому что его просто тут нет и не будет.       Внезапный громкий стук, сотрясающий дверь, заставляет Игоря вздрогнуть и чуть ли не уронить картину на пол. Он ставит её к стене между маленьким угловым столиком и полуприкрытой дверью в ванную. По дороге к объекту шума Игорь успевает её захлопнуть, потому что не считает полуприкрытость чем-то аккуратным.       — Следовало догадаться, — кивает сам себе Акинфеев, впуская Артёма внутрь. — Разгар дня, у тебя должна быть очень веская причина для визита.       — Безусловно. Такая веская, что рядом с ней ничего не стоит вообще.       — Тогда поторопись с выражением мыслей, я, видишь ли, занят, — Игорь обводит руками небольшой хаос в комнате, который Артём, например, называет порядком у себя. Подумаешь пара флакончиков каких-то стоит на журнальном столике, а не на полке в ванной, тоже мне проблема! Жить же не мешают.       — Переезжаешь, что ли? — отшучивается Артём, добиваясь улыбки от Игоря, как раз берущего флакончики в руки. — Игорёк, короче, как ты думаешь, мы могли бы быть вместе?       — В каком месте? — из ванной уже спрашивает Акинфеев.       — Что? Причём тут место?       — Ну, ты спросил, можем ли мы быть в месте. Мне интересно, в каком именно месте мы с тобой можем быть.       — А, смешно. Я имел в виду, не место, а вместе... Ну, типа, могли бы мы с тобой начать отношения? Как Денис и Марио, например.       Игорь выходит из ванной, осознавая вопрос. Артём смотрит на него выжидающе, глазами своими голубыми, такими не вяжущимися к его образу и характеру, часто моргает и пальцы заламывает, словно нервничает. Дзюба и нервы, ну, надо же!       — Не думаю, — мотает головой Игорь.       Удивительно, но Артём совершенно не расстраивается. Вместо этого он принимается объяснять что-то про судьбу, которая всё время подталкивает его к Игорю, затем переходит на какие-то воспоминания, абсолютно не отпечатавшиеся в памяти Игоря, и делает вывод, что уже года четыре как влюблён в Акинфеева, просто странно это признавать. Мол, невозможно влюбиться в такого человека, и, уж тем более, не разлюбить его в течение четырёх лет.       — И, понимаешь, вся хуйня, которую я творил, это от любви, — самым невинным и искренним голосом продолжает Артём, по пятам ходя за Игорем, занимающимся своими делами на протяжении всей исповеди.       — Забавно, — хмыкает Акинфеев. — Мне, наверное, приятно знать, что ты в меня влюбился. Это очень неожиданно.       — Тебе надо подумать?       — Нет, я и так всё прекрасно знаю. У нас с тобой ничего не выйдет, Артём. Мы слишком разные и оба имеем жёсткие принципы, которыми никогда не поступимся, даже друг ради друга.       — Игорёк, что-то ты хрень какую-то несёшь.       — Артём, ещё раз внимание, — Игорь разворачивается к нему. — Дело даже не в тебе конкретно. Может быть, при других обстоятельствах я согласился бы с тобой попробовать отношения, но, прости, жизнь сложилась иначе.       — Да что не так с этими грёбаными обстоятельствами?       — Я не принимаю отношения, — твёрдо и просто говорит Игорь, пожимая плечами. — Считаю, что в нашей профессии они недопустимы и только создают лишние проблемы. Для меня не существует таких понятий, как любовь и симпатия. Я никогда никого не любил. У меня есть определённые физиологические потребности, которые я удовлетворяю согласно расписанию. Я целый бордель ради этого приобрёл, Артём. Понимаешь теперь, в чём загвоздка?       — Допустим, — хмурится Дзюба. — Ладно, Игорёк, раз не хочешь отношений, давай остановимся на этих твоих потребностях.       — Чего? — со смехом спрашивает Акинфеев.       — А что такого? Или тут тоже есть какие-то ограничения? — и судя по всему, Артём отступать не планирует, даже думать не хочет, насколько странно и бредово звучит его предложение. Но Игорь решает, что если и принять правила этой игры, так уж до конца. Посмотрим, насколько далеко Артём готов зайти, напрочь ли отсутствует его инстинкт самосохранения.       Игорь открывает ящик письменного стола и достаёт оттуда календарь, перелистывает необходимое количество страниц, останавливаясь на мае. Артём заглядывает через плечо, убеждаясь, что у его напарника действительно есть расписание.       — Ты, блядь, не человек, — только и может сказать.       — Ну, смотри, я в пятницу планировал, — обыденно говорит Игорь. — Потом уже в июне. Вот, значит, шестого числа, потом двенадцатого, ну и там дальше ещё. Кстати, завтра как раз пятница. Если долбоебизм не отпустит, так уж и быть, приходи.       — А я приду, — серьёзно утверждает Артём, видя в глазах Игоря насмешку и сомнение в его уверенности. Ничего, он узнает, насколько упорным бывает Артём, когда ему скучно.       — Приходи.       — И приду.       — Пожалуйста, приходи. А сейчас оставь меня в покое, я хочу нормально закончить свои дела. И да, вон там возьми картину у стены и отнести к Феде.       Артём кивает и ураганом уносится к Смолову. Тот встречает его в том же положении, что и раньше, — на диване.       — До чего договорились? — спрашивает Федя, и Артёма нисколько не удивляет, что его действия настолько предсказуемы, что можно сразу обо всём догадаться.       — До удовлетворения физиологических потребностей.       — Неплохо. И как? Удовлетворили?       — Завтра.       — Странные у вас отношения, конечно.       — Уж кто бы говорил, — цокает языком Артём, а потом вдруг резко впихивает в Федины руки картину и уносится со словами о том, что к чёрту завтра.       Вот и дожили, приплыли, как говорится. Даже Артём и Игорь каким-то невероятным образом решили делать что-то там ужасно нелогичное между собой. Не отношения даже, так, секс по дружбе. Сомнительная авантюра, но Федю занимает не это, а то, что ему даже подобное не светит. Ему, впрочем, вообще ничего не светит. Парадоксально, что, оказалось, именно ему суждено остаться в одиночестве.       А Артём чуть ли не с ноги вышибает дверь Игоря, которую тот, пребывая в небольшом замешательстве, забыл закрыть на ключ. Артём врывается ураганом и тут же припечатывает Игоря к стене, впиваясь в него поцелуем, жёстким и требовательным. Благо у Акинфеева ничего в руках не было, а то точно выронил бы.       — На хуй твоё расписание, — говорит Артём. — Теперь я буду решать, когда и что.       Игра выходит на новый уровень.