ID работы: 9679805

Мафия

Слэш
NC-17
Завершён
66
автор
Размер:
536 страниц, 50 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
66 Нравится 139 Отзывы 13 В сборник Скачать

Глава 34. Последний косяк и последний патрон

Настройки текста
      Они все готовятся к «стреле». Оказывается, для этого недостаточно просто прийти толпой в назначенное время и начать перестрелку с врагом. Сначала надо учесть множество факторов, разработать стратегию, план действий, к тому же, необходимо понять, кого именно брать с собой. На «стрелу» нельзя прийти всей организацией, обычно туда приезжает руководитель со своими ближайшими помощниками-заместителями и ещё максимум человек пять-шесть для поддержки. Это правило возникло на заре преступного мира, потому что очень многие банды, выясняя отношения друг с другом, элементарно задавливали числом конкурентов. Разумеется, было бы слишком глупо давать шанс выигрывать всегда тому, у кого больше последователей, и тогда появились правила. Некоторые даже стали называть их «преступной этикой».       «Преступная этика» определила не только правила «стрелы», но и условия, при которых её можно назначить, кроме того, появились некоторые законы, которым преступный мир стал подчиняться. Часто они шли в разрез с мировыми законами, однако на то преступный мир и назывался преступным, что постоянно переступал границы и черты, проведённые людьми с началом человеческой истории. Так вот, появились правила. Они обозначили различия между бандами, группировками и организациями, сказали, когда можно получать новый статус для своего объединения, вскользь упоминалось даже о том, что все эти структуры должны мирно сосуществовать, не превращая преступную жизнь в вечный конфликт всех со всеми. Впрочем, именно это правило носило не самый обязательный характер, за него ратовали, чаще всего, наиболее крупные организации, которые банально не хотели постоянно лишаться своих последователей и планировали решать более личные задачи. Собственно, само правило предложил «Ригель» много лет назад, когда он ещё не успел перейти в статус организации, но уже был к нему близок. Правило приняли, но не стали делать законом, оставив в качестве настоятельной рекомендации. Мелкие объединения понимали, что только конфликты и бесконечная борьба помогут им получить свою долю влияния, помогут не кануть в Лету, а потому ни о каком мире между собой речи быть не могло. Банды и группировки продолжали вести непрекращающуюся войну друг с другом, изредка устраивая перемирия с кем-либо, чтобы перекинуть все силы на очередного противника. Организации предпочитали выгодно сотрудничать с равными по статусу и даже с теми, кто чуть ниже, предлагая им свою помощь.       Наверное, возникает вопрос, кто же следил за исполнением всех этих законов, ведь если нет надзирателя, то не избежать нарушений. Преступный мир бы с этим не согласился. Блюстителями закона были все по чуть-чуть. Каждый мог предъявить каждому и указать на нарушение какого-либо правила. В таком случае собирался своеобразный совет преступности, где большинство решало, было нарушение в самом деле или нет. Если признавали ошибку и ложные обвинения, то конфликтующие могли назначить «стрелу», чтобы окончательно закрыть вопрос. Могли, конечно, просто удовлетвориться своей победой на совете и разойтись, но «стрелу» выбирали чаще. Она помогала целиком прочувствовать вкус победы... Но случались и такие ситуации, когда объединение, чья невиновность была признана на совете, проигрывала на «стреле». В преступном мире нет справедливости, тут всё всегда решают сила и изворотливость.       Проигрыш на «стреле» считался худшим событием в жизни любой преступной организации или группировки. Это было не просто моральное унижение, не просто потеря человеческого ресурса, ведь обычно в результате «стрелы» проигравшая сторона либо понижалась в статусе, либо вообще переставала существовать. Если убивали руководителя, то остатки объединения отходили на милость победителю. Чаще всего, конечно, их ждала расправа подобного рода, но иногда их забирали во вражескую организацию, где они становились такими же рядовыми членами, могущими принести пользу. И только попробуй не пойти, вспомнить про честь, про клятвы, какие давал своим бывшим коллегам! Кстати, иногда не все оставшиеся в живых начинали работать на врага, зачастую их распределяли между разными объединениями. Кто-то даже уезжал в группировки из других городов. Кому-то удавалось вообще покинуть преступность и начать мирную жизнь. Однако этот случай произошёл буквально пару раз за всю историю преступного мира, ведь обычно люди, окунувшиеся в этот омут, уже не могли привыкнуть к отсутствию стрельбы и смертей вокруг, да и потом, становясь вольной птицей, ты сразу вставал под дуло тысяч пистолетов. Тебя всегда могли заказать, как неудобного, так как, находясь в объединении, ты всегда был под защитой своих коллег или преступного совета, а, выйдя из преступности, ты оставался один на один с собой и своим прошлым, люди из которого любят временами наведываться к старым приятелям, чтобы свести счёты.       За весь период своего существования «Ригель» участвовал в разного рода «стрелах» около семи раз. На заре зарождения, пока он числился ещё бандой, конечно, столкновения случались чуть ли не каждую неделю, но их нельзя было назвать полноценными «стрелами». С переходом в статус группировки всё несколько изменилось. Тем не менее, большую часть «стрел», а именно четыре штуки, «Ригель» перенёс в период с две тысячи четвёртого по две тысячи шестой год. Дело в том, что в эти два года произошли события, повлиявшие на всю дальнейшую жизнь преступного мира, они предопределили его судьбу и стали своеобразной почвой для возникновения «Империи». В две тысячи четвёртом некий Широков Роман Николаевич, будучи совершенно несогласным с тогдашним руководителем «Ригеля» — Черышевым Дмитрием Николаевичем, самовольно покинул организацию. Как известно, любое преступное объединение можно покинуть лишь в двух случаях: в случае его распада и исчезновения или в случае собственной смерти. Широков ушёл сам по себе, поэтому был вынужден основать свою группировку, которая сразу же стала врагом для «Ригеля», жаждущего расправы над предателем. Все четыре «стрелы» происходили как раз между Широковским сборищем и теми, кем руководил Черышев-старший. Противостояние между ними закончилось смертью Широкова и уничтожением его детища. Правда, как выяснилось значительно позже, смерть была подстроена, но теперь это уже не играло большой роли... Наверное.       Кроме того, у «Ригеля» была «стрела» в девяносто пятом году с каким-то саратовским недоразумением, внезапно решившим, что оно может угрожать столичным организациям. Недоразумение называлось «Салют», однако вместо ярких вспышек на небе, символизирующих радость победы, оно получило лишь громкие выстрелы в тупые головы своих последователей и забвение. Другая «стрела», произошедшая, как итог, после решения совета преступности, была между «Ригелем» и «Федерацией». Эта встреча вошла в историю, поскольку никто в ней не выиграл, и никто не проиграл. Она закончилась своеобразной ничьёй, когда в живых из прибывших на «стрелу» осталось лишь по руководителю да по их заместителю. Четвёрка решила, что стоит пожать друг другу руки, заключить какое-нибудь соглашение и разойтись, как в море корабли, ибо: «Мы слишком влиятельные организации, чтобы истреблять себя, как никчёмные банды». Именно эти слова произнёс Дмитрий Черышев в девяносто восьмом году. С тех пор ничьи на «стрелах» начали временами случаться, в конце концов, став вполне рядовым и возможным явлением.       Ещё одна из семи «стрел» состоялась уже после мнимой смерти Широкова. Она была последней, так как потом возможность организовать «стрелу» просто перестала существовать. Ровно через год на преступной арене появилась «Империя», которая начала устранять всех неугодных, пока «Ригель» занимался своими делами, ни во что не вмешиваясь. Может быть, именно этой политикой невмешательства удалось довести ситуацию до того, что происходит сейчас. Реши Дмитрий проявить чуть больше настойчивости, помоги он хоть кому-нибудь из преступных организаций, возможно, в данный момент их существовало бы гораздо больше, возможно, «Империи» уже не было бы, а вместе с тем, не было бы и проблем. Однако Черышев-старший выбрал иной путь: «Это не наша война, и не моим людям погибать в ней ни за что». Когда руководителем стал Денис, то он попытался как-то всё исправить. Он отправлял часть своих подчинённых на помощь, пытался заключать дружеские союзы с оставшимися объединениями, даже предложил им безумную идею временно стать единой организацией, чтобы справиться с общим врагом, а потом снова разъединиться и жить, как прежде. Это предложение было сразу же отвергнуто, так как многие решили, будто «Ригель» пытается хитростью подчинить всех себе. А послушай хоть кто-нибудь Дениса, не назови все руководители его молодым идиотом, не знавшим ещё настоящей преступной жизни, не припомни они ему все годы в Испании и за спиной у отца, в безопасности и довольстве, быть может, сейчас всё было бы совсем по-другому. А так преступный мир проиграл войну какой-то непонятной организации с громким названием «Империя».       И вот, организаций больше не было, не было и группировок, оставались только нестабильные банды, которые, в основном, базировались на территории Московской области, стараясь не соваться в столицу — омут-водоворот серьёзной преступности. «Империя», впрочем, и по бандам умудрилась проехаться, чтобы те поняли, кого следует бояться и уважать. Поскольку лишь две организации теперь делили между собой пальму первенства, вели борьбу за существование, то уже не было необходимости созывать советы — их просто упразднили, так как никакого большинства не соберёшь. Что касается законов и правил, то они тоже стали не нужны. Чисто из благородства «Империя» пыталась следовать некоторым, особо жёстким, но, в целом, и на них ей было плевать. Никто всё равно не предъявит, ведь остался лишь «Ригель», которому, ну, совсем не нужны были какие-либо столкновения и выяснения отношений.       Началась эпоха напряжённого застоя, когда никто не планировал делать первый шаг и чего-то выжидал, но все знали, что грядут ещё большие потрясения, чем раньше. Кто-то хотел этих потрясений, кто-то молился, чтобы они никогда не произошли, ведь их содержание зависело от выигравшей стороны. Но для того, чтобы определить, кто выиграл, а кто проиграл, требовалась ещё одна «стрела». Многие начали приписывать ей заранее какие-то невероятные мистические свойства, называя «последней «стрелой» преступного мира». Кто-то действительно верил, что из неё не выйдет победителем никто, две организации просто уничтожат друг друга, и на этом преступный мир окончательно погибнет, оставшись лишь в областных бандах, уличных компаниях гопников и отдельных отморозках.       Как оно сложится на самом деле, вся преступность ожидала со дня на день, затаив дыхание.

***

      — Мне аж интересно, скольких из нас позовут на «стрелу», — рассуждает Артём, качая ногой в такт своим мыслям. — Вот бы меня.       — Смотря, кого Денис назовёт своими помощниками. Раньше их всегда было по одному, — говорит Игорь.       — Но в последнее время у Дениса их фактически трое, — замечает Федя. — Хотя, будем честны, мне вообще не присралось стреляться с «Империей».       Артём удивлённо округляет глаза, смотря на своего друга, как на самого умалишённого человека в мире. Игорь лишь фыркает, потому что ожидал подобной фразы от Феди. Ещё бы тому захотелось помереть на ровном месте! К тому же, лично у Смолова с «Империей» никаких счетов нет. Вот Игорь вполне может с ней поквитаться, учитывая всю долгую историю знакомства с основателем и руководителем организации. У них есть несколько нерешённых между собой вопросов ещё из юности, но вряд ли Пашу вообще хоть немного интересует Игорь, ему наверняка хочется столкнуться ни много, ни мало, с самим Денисом.       — Не думаю, что Дэн решит рискнуть и из всех троих выберет Марио, — продолжает Федя.       — Это вообще глупо и бесполезно. Я, конечно, слышал о том, что Марио когда-то был в бразильской банде, но... — соглашается Игорь.       — Чего?! — удивлению Артёма сегодня просто нет предела. — Где там Марио был?!       — В бразильской банде четыре месяца. И давайте не будем придавать этому настолько огромное значение. Мы тут, кажется, все принадлежим к преступному миру, так что, ничего сверхъестественного не произошло, — Марио, стоящий на пороге кухни, где, естественно, после собрания все и сидели, проговаривает это достаточно спокойно, хотя слышно, как ему неприятно, что другие теперь тоже в курсе его тайны. Казалось бы, уж кто-кто, но не Игорь должен распространять всякие слухи.       Но задевает Марио ещё и то, что его снова задвигают куда-то, снова не берут в расчёт, будто он совсем бесполезен и числится в «Ригеле» только из-за того, что встречается с руководителем. Да, может быть, Марио действительно кучу лет не держал в руках оружие, может быть, он морально вообще не готов принимать участие в «стреле», но ведь Денис ещё не вынес своего решения, зачем надо заранее списывать его? Вот, когда Денис скажет своё категоричное «нет», тогда и надо рассуждать. И то, Марио планирует ещё поспорить. Правда, тут надо признаться, лишь для вида, чтобы не потерять лицо, потому что у Марио, в самом деле, желания участвовать в «стреле» столько же, сколько у Феди.       — Знаете, можете считать меня наглухо отбитым, но как же я рад, что вся эта хуйня наконец-то закончится, — говорит Артём, вновь расплываясь в довольной улыбке.       — Да тебя и без этого считали. То же мне, удивил! — Федя разводит руками. — Не понимаю, как можно хотеть сдохнуть.       — Пф, это кто тут ещё сдохнет? В отличие от некоторых, Феденька, я хотя бы напарников своих не переводил зазря, прячась за их спинами.       — Вспомнил, блядь! С тех пор утекло очень много воды.       — И крови всех, кто прикрывал твой зад.       — Между прочим, не знаю, что там в прошлом, но сейчас Федя вполне нормально подготовлен, — говорит Лёша. — Уж явно не хуже тебя.       — О, надо же, кто решил высказаться! Давно я не слышал нашего защитника всего и вся. Вот и до Феденьки уже дошёл, — Артём даже разворачивается к Миранчуку лицом, чтобы тот услышал следующие его слова. — И кстати, я ведь не договорил. Кроме всей этой движухи вокруг «стрелы», меня безумно, просто, охуеть, как, сука, радует, что я наконец-то увижу в деле наших звёзд. Как-никак, надо же убедиться, за какие нынче заслуги попадают на первую строчку рейтинга.       — Смотри, не обломись, — фыркает Лёша.       Они с братом точно пролетают мимо этой легендарной «стрелы». Просто не доживут. А так, у них тоже нет особого желания на ней присутствовать, ибо тут всё навевает воспоминания о всяких рейдах, а любой рейд по своей сути всегда являлся мини-прототипом «стрелы». В жизни близнецов, кстати, «стрела» была лишь одна, когда «Империя» разваливала «Южную». В целом, это было единственное открытое противостояние со стороны Пашиной организации, ведь во всех других случаях он предпочитал действовать издалека, несколько хитро и подло, нарушая все законы «преступной этики». Лишь с Валерием Георгиевичем такое провернуть не удалось, пришлось идти на настоящую перестрелку, по итогам которой «Южная» была уничтожена, а её руководитель чудом спасся. Надо признать, что он тоже был не менее хитрым человеком, чем Паша, ибо в настоящее время он умудрился не только сохранить свою жизнь, отойдя от преступности, но и в данный момент согласился на сомнительную авантюру «Империи», чтобы выступить на её стороне.       — Да, я же совсем забыл, — Марио резко оборачивается к столу. — Федя, Лёша и Антон, вы должны прийти к Денису часов в шесть, он хочет дать вам какое-то задание завтра.       — Мы к «стреле» готовимся. Какие, к чёрту, задания? — возмущённо спрашивает Антон.       — Задайте эти вопросы Денису. Я тут вообще ни при чём.       Возмущение Антона было понятно, пожалуй, лишь ему самому и брату. Дело в том, что завтра наступало третье июня, а это последний день их жизни, который совсем не хотелось проводить под свист пуль на каком-то непонятном задании. Конечно, есть шанс, что их грохнут прямо там, что, наверное, было бы лучше смерти от садистских рук Кокорина, но шанс этот был слишком минимальным. Пусть Артём думает там, что угодно, но близнецы не за красивые глаза рейтинг возглавили, поэтому они банально не могут взять и специально умереть. Это глупо и некрасиво. Да и подыхать на глазах Феди — не очень-то хорошая идея.       — Ты что делаешь? — видя, как Игорь загибает пальцы, напряжённо думая, интересуется Артём.       — Считаю, какая эта «стрела» будет в моей жизни. Получилась шестая.       — Ебать, ты как вообще жив до сих пор?       — Ну, «Ригель» выигрывал, вот я и жив. Логично, правда?       — Сейчас все охренеют, но я тоже участвовал в одной «стреле», — говорит Федя. — Это была абсолютно идиотская хрень, я даже сейчас не понимаю, какого хуя я попёрся на неё. Как я выжил, я тоже не знаю, если честно.       — А чё, в Краснодаре тоже «стрелы» устраивались? У вас там, дай бог, одна приличная организация была, вы с кем там стрелялись? — с сомнением спрашивает Артём.       — Во-первых, у нас было три организации, не надо превращать мой город в отсталое село. Во-вторых, а я и не говорил, что «стрела» была в Красе. Это было в Саратове. Просто у моей организации была, ну, типа организация-побратим из Саратова. Они там у себя с какой-то группировкой мощной посрались, назначили «стрелу», и тут выяснилось, что у них слишком мало нормально подготовленных людей...       — Господи, это ж насколько всё плохо в Саратове, что они тебя в нормально подготовленные записали, — качает головой Артём.       — Заткнись, дебил, и дай мне договорить. Короче, наша организация послала к ним подмогу, меня тоже туда пихнули за большие заслуги. Нет, блядь, я реально там считался чуть ли не лучшим. Хорош, ржать!       — Да мы верим, Федь, верим, — говорит Антон, сдерживая улыбку.       — Погоди, важный вопрос. Тебе сколько тогда было? — снова влезает Артём, заставляя Федю нетерпеливо закатить глаза.       — Двадцать три.       — А, ну, ничего ещё. Хоть песком своим весь Саратов не засыпал.       — Сука, как же ты заебал шутить про возраст!       — Федь, ты дальше рассказывать будешь? — вздыхает Лёша. — Интересно вообще-то.       — Да, очень интересно, сколько ещё ты сможешь логично наврать. Язык у тебя, конечно, такое помело, Феденька.       Смолов показывает Артёму средний палец, поскольку сам-то он прекрасно знает, что история правдива. Жаль, что друг у него — тупоголовый идиот, который просто завидует, ибо Федя уверен, что у самого Артёма ни одной «стрелы» в жизни не было.       — Ну, что там рассказывать? Мы приехали в Саратов, нам объяснили, что делать. Где-то две недели готовились. Кстати, эта саратовская организация проиграла. Нет, представляете, проиграть чмошной группировке!       — Боюсь, я даже знаю, почему они проиграли, — отчаянно пытаясь не заржать на всю кухню, произносит Артём.       — Вообще, саратовские всегда были какими-то борзыми и отбитыми, — спокойно поддерживает тему Игорь. — Мне Дмитрий Николаевич рассказывал, как в девяносто пятом сюда в Москву тоже приезжали одни, думали, что смогут наехать на «Ригель». Естественно, их уничтожили, но факт остаётся фактом. Это что должно было ударить в их воспалённые мозги, чтобы иметь наглость припереться в столицу и попытаться потягаться с одной из крупнейших организаций?       — Погодите, если саратовская проиграла, как Федя остался жив? — Антон непонимающе хмурится, пытаясь уложить всю информацию в голове.       — Так вот я и сам не ебу! — удивляется Смолов. — Все мои тоже погибли. А я, блядь, каким-то чудом выжил и в Крас вернулся. Удивительно, что меня где-нибудь по дороге пристрелить не попытались.       — И вот это всё «чудо» как раз и доказывает, что ты тут нам напиздел, Феденька. Не было никакой саратовской «стрелы», никогда ты не числился лучшим в своей организации. Но история, конечно, хороша, — Артём одобрительно хлопает друга по плечу.       — Не хочешь — не верь, мне похер. А мне после той «стрелы» даже кликуху дали.       — И какую же?       — А вот не скажу. Сдохни, блядь, от любопытства, раз не веришь мне. Тебе-то вообще рассказать нечего, да?       Артём открывает рот, но тут же закрывает его, брезгливо фыркая. Да, ему нечего рассказать на тему «стрел», но это не отменяет факта, что он всё равно не верит Феде, да и у Артёма полно других, не менее офигенных, историй. С ним практически на каждом шагу какое-нибудь приключение случается, а тут, подумаешь, «стрела» в Саратове. Нашёл, чем гордиться! Он бы ещё тут втёр какую-нибудь дичь про перестрелки с областными бандами.       Тем не менее, момент с кликухой, которую, по словам Феди, ему присвоили, не оставляет Артёма равнодушным. Он планирует каким бы то ни было образом узнать её, потому что это банально интересно. А кто в «Ригеле» точно может узнать всё про всех? Конечно же, Илья! Артём однажды просил его о помощи, намеревается и сейчас поступить так же. Пусть Кутепов разузнает про саратовские события последних лет, может, там где-то и проскочит Федино погоняло.       Из присутствующих на кухне, пожалуй, только Лёша искренне поверил Феде и его истории. В целом, Лёша всегда был уверен, что Федю не просто так приняли в «Ригель», наверняка, у него были какие-нибудь рекомендации. К тому же, у Смолова во всю грудь татуировка какой-то стены, где с правой стороны написано что-то про Саратов. Ну, зачем ему было просто так о нём писать? Это странно и глупо, как кажется Лёше. Значит, Саратов упоминается по определённой причине, почему бы истории о «стреле» не быть ею?

***

      К шести часам, как и было сказано, близнецы вместе с Федей стоят в кабинете у Дениса, слушая необходимую информацию по своему завтрашнему заданию. Оно должно быть исполнено к двенадцати дня, ибо сейчас счёт всего идёт буквально на секунды. Федя прикидывает, что для этого им надо будет выехать часов в семь утра. Такого издевательства ещё с ним никогда не случалось, и это заранее бесит. Но Федя лишь закатывает глаза, продолжая слушать весь остальной бред, который ему рассказывает Денис.       Рядом с креслом руководителя стоит Марио. Его рабочий день всё ещё не закончен, и тот перерыв на чай, когда он пришёл на кухню, был лишь частью процесса. У всех же есть перерыв на обед, верно? Марио ничем не хуже.       — Слушай, Дэн, а почему вдруг внезапно надо грохнуть его? — перебивает Федя. — Да, он когда-то входил в какую-то группировку, мы всегда убиваем только тех, кто когда-то куда-то входил, а потом сделал что-то тупое, но почему сейчас-то? У нас скоро «стрела», надо готовиться, как не в себя, сам говоришь, что времени ни хрена нет. Но мы продолжаем ездить по рядовым заданиям.       — Вот хоть бы раз меня не перебили, — вздыхает Денис. — Даже от своих никакой субординации... Федя, ваше задание напрямую связано с «Империей». Они тоже сейчас готовятся к «стреле», но у Паши нет такой команды, как у меня, а на «стрелу» всё равно придётся взять кого-нибудь. Он уже почти месяц, как вербует всяких бывших членов преступного мира, обещая им, в случае победы над нами, всякие блага, которые никому и не снились. Этот человек тоже входит в число завербованных. Мы, благодаря Илье, выяснили, что он достаточно хорош. Вон, пятнадцатое место в рейтинге. Естественно, нам нафиг не сдались такие люди вокруг Паши в день «стрелы».       — С этого надо было начинать, — фыркает Федя. — А в чём смысл убивать его с утра пораньше?       — Потому что завтра вечером у них в «Империи» какое-то собрание всего и вся, и он на него поедет. Надо, чтобы не доехал.       На словах про собрание Лёша с Антоном переглядываются. Разумеется, их на собрании, наверное, тоже будут ждать, чтобы оттуда сразу отправить в десятую и ей подобные комнаты. Да уж, зрелище будет потрясающим. Сначала они вместе с Федей грохнут нового члена «Империи», а потом придут на собрание, где при всех их пошлют на казнь. Получается, что количество их предательств существенно увеличится: Марио, которого они скрывали дважды, затем Денис, потом этот человек. Четыре предательства... Да их должны будут казнить прямо в Пашином кабинете.       — И я так понимаю, что если мы убьём его утром, то к вечеру, к собранию, «Империя» об этом узнает? А дальше, что? Они отменят собрание? Я, блядь, запутался, Дэн. Это бредятина полная.       — Боже, как вы все могли так отупеть? Я, кажется, брал нормальных людей в свою команду, — цокает языком Денис. — Мне плевать, отменит «Империя» своё собрание или нет. Главное, что этот человек будет у себя в доме, когда вы приедете, и не надо будет искать его по всей Москве. Приехали, убили, уехали. Всё очень просто!       — А откуда вообще известно так много об «Империи»? Ну, про собрание, про вербовку, — осторожно спрашивает Лёша, боясь, что влез в не самый удачный момент разговора.       — У нас есть один хороший информатор, который, в отличие от Ильи, вынюхивает всё через различные связи, а не через технику. Сашу мы ведь успешно просрали, теперь вся наша надежда только на этого человека.       — Ты про Мишаню? Хороший чувак, — кивает Федя.       — Можно ещё вопрос, да? — тем временем, продолжает Лёша. — А известны все люди из «Империи», которые будут на том собрании завтра?       — Нет. То, что этот человек туда поедет, просто логичное предположение, совсем не факт, — говорит Денис. — Лёша, почему каждый раз, когда я как-либо упоминаю «Империю», объясняя вам задание, ты всегда начинаешь что-то уточнять про неё? Это ведь даже, по сути, не имеет отношение к тому, что вы должны сделать.       — Мне просто интересно, — и только Лёша мог сказать настолько глупую фразу, в которой все увидели бы какой-то подозрительный подтекст, так, чтобы она прозвучала искренне и совершенно убедительно.       — Ладно, тогда можете быть свободны.       Антон немного задерживается у дверей, бросает короткий взгляд через плечо в сторону Дениса и Марио, а потом отмахивается, словно передумал что-то говорить.       Всё время, пока Денис рассказывал про задание, Марио смотрел на близнецов. Он с первого дня, как увидел их в «Ригеле», почувствовал, будто когда-то уже сталкивался с ними. Это странное чувство не покидало его вплоть до сегодняшнего дня, просто в другое время у Марио не было настолько удобной возможности хорошенько подумать над своими ощущениями. К тому же, с близнецами ему удавалось достаточно редко пересекаться, лишь на кухне, на собраниях. Марио постоянно был занят работой, у него в голове было много различных мыслей, которые затмевали именно эту, как самую незначительную. Тем более, говорят, что иногда люди могут просто напоминать кого-то, с кем мы имели возможность увидеться хотя бы раз на улице, в толпе, в метро или ещё где-либо. Чувство дежавю очень странное и плохо изученное.       Однако близнецы, если и напоминали кого-то, то только друг друга. Марио, в целом, не припомнит, чтобы в своей жизни сталкивался с другими близнецами, кроме Миранчуков. Это слишком уж редкое явление, как выяснилось. Тогда становится ещё более непонятно, отчего Марио кажется, будто их голоса смутно знакомы, да и лица имеют какие-то известные ранее черты.       И вот сейчас, ни раньше, ни позже, а когда Лёша в очередной раз уточняет что-то про «Империю», потом Антон немного задерживается у двери, Марио вдруг накрывает воспоминание. Он уже отвык от них, ведь те таблетки, которые ему прописал Рома, хорошо справлялись со своей работой, заставляя практически полностью забыть время своего пребывания в «Империи». Впрочем, вместе с этим и ещё какие-то незначительные вещи, которые Марио и так вряд ли бы вспомнил.       Но вот сейчас он стоит с ужасным осознанием. Он вспомнил Миранчуков. Вспомнил, где сталкивался с ними. Это было в «Империи». Сложив два и два, получится, что близнецы имеют какое-то отношение к вражеской организации, и не просто так Лёша постоянно про неё спрашивает у Дениса. Однако Марио помнит, как они с Сашей искали предателя, и это был совершенно непонятный человек, некогда принадлежавший «Империи», но потом переметнувшийся на сторону «Ригеля». А близнецы... Что было насчёт них? Кажется, ничего. Да, совсем ничего. Будто они не принадлежали ни к какому объединению до организации Дениса, будто пришли сюда буквально с улицы. Да, в целом, все так и считали, даже Артём несколько раз в разговоре называл их «одинаковыми с улицы». Что же тогда они делали в «Империи»?       Ложась спать, Марио вспоминает ещё некоторые подробности своей встречи с близнецами. Они должны были его убить... Должны, но не убили. Вместо этого Лёша и Антон отвезли его в больницу к Юрию Палычу... а потом передали какие-то вещи, чтобы Марио было, что надеть при выписке, даже немного денег оставили, чтобы он смог куда-нибудь доехать. И ведь именно они просили передать, чтобы он немедленно шёл в «Ригель»! Выходит, что близнецы спасли его, сохранили ему жизнь. Да, даже продолжили это делать в дальнейшем.       — Солнце, у тебя всё хорошо? — обеспокоенно спрашивает Денис, видя широко распахнутые глаза Марио, смотрящего в стену.       — Что? Да, не переживай. Всё нормально, я просто вспомнил кое-что.       — Это связано с «Империей»?       — Нет, не связано, — раздражённо говорит Марио. — Денис, то, что ты сейчас думаешь только о ней, не значит, что все делают так же.       — Просто ты так испуганно выглядел, что я подумал, будто это то самое из твоих... прости, пожалуйста, припадков.       — Спокойной ночи, Денис. И у меня уже сто лет, как нет припадков.       Выходит, что, если близнецы работали на «Империю» тем или иным образом, они всё равно не могут, по сути, считаться предателями «Ригеля». Иначе они не стали бы спасать Марио. Наверное, не стали бы... Фернандес понимает, что уже путается в собственных догадках, понимая лишь два факта, которые противоречат друг другу. А ещё он понимает, что должен сказать об этом Денису, учитывая всю нынешнюю ситуацию, ведь, кто знает, а вдруг Марио своей новостью спасёт «Ригель»? Но если он скажет, вряд ли Денис станет копаться и разбираться в этом, ему сейчас не до того, он просто убьёт близнецов, чтобы те не встали ни на его сторону, ни на сторону «Империи». Так будет справедливее и проще. Однако Марио хочет помочь «Ригелю», хочет принести какую-то большую пользу, доказав, что нельзя его постоянно не брать в расчёт и считать бесполезным, но, одновременно, он не хочет, чтобы его спасители, которым он искренне благодарен, чьи имена он планировал узнать всеми возможными способами ещё в больнице, чтобы поблагодарить, были убиты из-за него же. Это ведь совсем не благодарность.       Марио решает пока молчать и думать. Может быть, дальше станет немного понятнее.

***

      Всё идёт не так с самого начала. Задание буквально целенаправленно двигается к провалу, совершенно не подчиняясь воле Феди и его напарников. Нет, конечно, начинается всё достаточно неплохо, они даже успевают вовремя выехать, хотя все трое были уверены, что не встанут к семи утра. Пока они обсуждают план действий, то всё тоже идёт нормально, они проговаривают каждую мелочь и знают, как действовать в той или иной нестандартной ситуации.       Казалось бы, ну, что тогда могло произойти? А произошло самое тупое и ужасное — цели не оказалось в доме. Этот чёртов урод, за которым они приехали, ещё два дня назад упёрся, хрен знает куда, и почему-то ни Илья, ни какой-то там лучший информатор Мишаня не знали об этом. Более того, так как Федя и близнецы поняли невозможность выполнения задания, лишь войдя в дом, они оказались в западне. Охрана, и чёрт его знает, кто ещё, внутри были, в отличие от нужного человека.       Завязалась перестрелка, из которой троица каким-то невероятным чудом вышла живой. Возможно, будь там не близнецы, то все точно погибли бы, но они ведь и не из такого дерьма выбирались, верно? В любом случае, задание осталось невыполненным, ощущения на душе у всех были совершенно мерзкими, а Федя решил ещё благородно выгородить близнецов и в одиночку отправиться с докладом о провале к Денису. Он, видите ли, не хотел, чтобы репутация напарников пострадала. Если бы он только знал, что этой репутации осталось жить полдня, то, может быть, согласился бы взять их с собой, а так лишь нагло выпихнул из кабинета руководителя.       Пока Лёша и Антон ждали своего напарника и друга, на телефон Миранчука-младшего пришло сообщение от Паши.       — Смотри-ка, он приглашает нас посетить сегодняшнее собрание, — фыркает Антон, раздражённо нажимая на кнопку блокировки экрана.       — Да уж, только этого нам для полного счастья не хватало, — качает головой Лёша и прислушивается к тому, что доносится из кабинета Дениса.       Удивительно, но ни криков, ни обвинений не слышно. Выходит, что Черышев признал просчёт своих подчинённых, не пытаясь даже перекинуть провал исключительно на плечи троицы. Паша бы уже разорался на всю Москву, стучал бы кулаком по столу и угрожал.       — Ну, что? — спрашивают близнецы в один голос у Феди, когда тот выходит в коридор.       — Да ничего. Дэн похвалил вас за то, что перестреляли всю охрану, сказал, что к чёрту этого урода, разберёмся потом. Судя по всему, у нас сейчас слишком дофига задач, поэтому провал никого не удивляет. А зачем тогда вообще надо было устраивать канитель, я так и не понял. Короче, я вообще спать пойду, меня всё это жутко бесит.       — Спокойной ночи, блин, — говорит Антон и думает, что им с Лёшей тоже выспаться бы перед собранием.       Впрочем, уже в четыре часа сон уходит, и Антон просто тупо смотрит в потолок, испытывая самое сильное раздражение за последние два-три месяца. Как же его всë достало. Как же он хочет, чтобы всë поскорее закончилось, пусть бы даже его смертью. Ну, благо, сегодня их последнее с братом собрание, а потом ещë помучиться несколько дней, и они отправятся в обещанный Ад на небесах.       — Будет грустно, если там нас разделят, — задумчиво произносит Антон, поворачивая голову к Лëше. — Ты-то, небось, в Рай попадëшь.       — И не надейся. Я всю жизнь старательно грехи собирал, чтобы с тобой всегда рядом быть, — он улыбается, целуя брата в плечо. — Как думаешь, Федя ещë спит?       — Зачем он тебе?       — Да хочу ещë пару грехов на душу взять. Ну, и прочему бы нам с ним не попрощаться, верно?       — Братик, только не говори, что ты собираешься ему всë рассказать, — Антон резко принимает сидячее положение, с опаской смотря на близнеца.       — Ага, конечно, прямо побежал ему всë рассказывать. Нет, уж, Тошенька, давай хоть для Феди хорошими людьми останемся.       У них есть несколько часов до собрания, которое Паша назначил на половину восьмого. Идти до здания, благо, минут десять, можно до последнего сидеть с Федей.       Да, будет очень печально оставить его вот так. Ещë и сразу после неудачного задания и такого суматошного, совсем идиотского дня. Антон надеялся, что их история закончится более красиво.       — Вам чего? — Федя встречает, на удивление, недружелюбно. Судя по его лицу, недавно проснулся, а судя по пакету с травкой на журнальном столике, он ещë и стресс снимал.       — День сегодня поганый, — со вздохом говорит Антон. — Надо бы, знаешь, как-то настроение себе поднять, что ли... Ходят слухи, Федя, будто у тебя есть необходимые средства, — кивает совсем однозначно в сторону пакета, проходя в комнату. — Ты же не против поделиться с лучшими друзьями? Мы же твои лучшие друзья, да?       Феде почему-то слишком пусто на душе, поэтому он даже не пытается отговорить близнецов. Он, конечно, помнит, что в прошлый раз вышло из такого их желания поднять себе настроение и развеяться, но сейчас его это совсем не волнует.       Близнецы, как и всегда, садятся по обе стороны от него. Федя смотрит, с какой долей профессионализма Антон вытряхивает на бумагу траву, немного думает и уменьшает дозу на две трети, после чего довольно быстро сворачивает самодельную сигарету и передаëт Лëше. Федя, как человек разбирающийся, понимает, что Антон не в первый и даже не во второй раз собирается курить травку. Кажется, такие истории Феде никто не рассказывал.       А вот Лëша, очевидно, даже простые сигареты очень давно или же вообще никогда не курил. Он с сомнением смотрит на то, что дал ему брат, и потом просто повторяет все движения за ним. Удивительно, как это у него получается ни разу не ошибиться и сделать всë совершенно зеркально, будто они с Антоном — один и тот же человек? Федя ещë больше убеждается в существовании близнецовой связи на каком-то подсознательном уровне.       Странно это признавать, но Антону безумно идëт курить. То, как он держит самокрутку между своими тонкими пальцами, как запрокидывает голову, приоткрывает губы, чтобы выдохнуть густой дым, при этом блаженно щурясь, создаëт своеобразную эстетику, от которой Федя не может оторваться. Есть ощущение, что всë плохое, придуманное этим миром, Антон способен превратить чуть ли не в искусство. Впрочем, Федя уверен, что его затуманенный травой разум просто дорисовывает необходимые детали, делая Антона, к которому у Смолова есть определëнные чувства, ещë более привлекательным.       — Что это такое? — спрашивает Миранчук, кивая в сторону картины.       Когда Артëм притащил эту авангардную и немного абсурдную мазню от Игоря, Федя долго не мог понять, куда же еë пристроить. Казалось бы, в его комнате должно найтись место любому хламу сомнительной ценности, но над картиной Феде пришлось хорошенько подумать. В конце концов, он решил повесить еë прямо перед диваном, куда обычно люди вешают телевизор, но его у Феди всë равно не было и не должно было быть в ближайшее время.       — Очередной привет от Головина, — хмыкает Федя. — Он Игорю это дарил на один из дней рождения. На тридцать пять лет, кажется.       Антон подходит близко к картине, не отрывая от неë взгляда уже несколько минут. Он смотрит на эту разноцветную спираль, смотрит в самую еë середину, чувствуя, как его туда затягивает, как все цветные всполохи начинают сливаться сначала в мутный фон, а потом превращаются в чëрную точку в середине спирали. Маленькая чëрная бездна, в которую Антон падает, никак не в силах достигнуть дна. Его жизнь — это сплошной полëт к чëрной точке, иногда прерываемый яркими мазками, вроде Лëши и Феди. А дна всë не видно и не видно... Какого же чëрта, если сегодня он уже должен оказаться там? Сегодня он должен почувствовать, наконец, его под ногами, будучи окружëнным сплошной темнотой.       У Лëши в голове невозможная пустота, какой-то еле уловимый звон в ушах, и взгляд чуть-чуть размывается, стоит устремить его на определëнный предмет. Это травка так действует, да? Лëша чувствует, как Федя убирает из его пальцев скрученную бумажку и сам докуривает, приобнимая друга. А Лëша кладëт голову ему на плечо, так ярко чувствуя, какой же Федя тëплый. Как удобно и приятно сидеть вот так вплотную к нему, и какие же у Феди глаза красивые.       — Лëш, — шепчет Федя, смотря на него так же прямо и проникновенно, проводя ладонью по его щеке с какой-то особой нежностью и заботой.       — Я вам не мешаю, нет? — Антон резко отворачивается от спирали, однако та картина, что тут же открывается перед ним на диване, его почему-то совсем не трогает.       Он делает себе новую самокрутку и обходит диван, становясь за ним. Федя чувствует, как Антон кладëт руки на его плечи, как наклоняется, подбородком упираясь ему в макушку, и, зажав самокрутку между зубами, выдыхает перед собой новую порцию дыма.       — Федь, вот ты на кухне вчера рассказывал про свои саратовские подвиги. Такой ты смелый, правда? Федя, а ты когда-нибудь играл в русскую рулетку? В настоящую, где стреляться надо.       Смолов отрицательно мотает головой, предчувствуя дальше что-то страшное, но такое интересное, что он вряд ли найдёт в себе силы отказаться.       — А вот я играл, — продолжает Антон. — Хотя у меня выбора не было, просто сказали играть, я и играл... От этого, может быть, моя жизнь зависела, Федь. Вот как ты думаешь, было бы лучше умереть из-за отказа играть или от единственного патрона в пистолете, потому что не повезло?       — Не знаю.       — Я думаю, что из-за невезения. Это ведь лотерея, вдруг выиграешь? А если откажешься, то точно умрёшь.       — И когда это с тобой случилось?       Федя бегло переводит взгляд на Лёшу и понимает, что тот знает, иначе не реагировал бы так спокойно на слова брата. Лёша очень хорошо знает историю, которую сейчас собирается поведать Антон, только лишь совсем незначительные детали, вроде имени ещё одного действующего лица и места, где всё происходило, ему неизвестны.       — Однажды я и один человек проводили совместный вечер, — начинает Антон. — Этот человек до сих пор достаточно влиятельный, может при большом желании перевернуть весь наш преступный мир...       — Он всё ещё жив? — удивляется Лёша, ведь знает, что все, с кем Антон имел в непродолжительное время отношения особого характера, в конце концов, оказывались мертвы. Чаще всего от рук самого же Антона.       — Да, жив. Вполне здравствует и даже не чешется. В общем, сейчас это неважно. Мы с ним выпивали. Не думайте, что меня с ним связывало что-то такое, — Антон делает непонятное движение рукой. — Всего лишь вечер в компании, как обычно у хороших приятелей. Вдруг он предложил мне сыграть в одну интересную игру, а именно в русскую рулетку. Естественно, я хотел отказаться, потому что это полный бред. Зачем мне с нифига раскидывать собственные мозги по всей комнате? Напоминаю, что человек был очень влиятельным, поэтому он смог надавить и заставить меня сыграть с ним. У нас был один патрон на двоих. Он сделал первый выстрел, который оказался осечкой, потом передал ствол мне.       — На тебе должен был сработать, — уверенно говорит Федя.       — Как видишь, не срослось, — Антон разводит руки в стороны, усмехаясь.       За время своего достаточно короткого рассказа, который он, впрочем, умудрился неспешно растянуть минут на пятнадцать, Миранчук где-то нашёл Федин пистолет, вытащил из него все патроны, рассыпав их по письменному столу, куда, собственно, и сам взгромоздился, но один патрон потом вернул обратно.       — Ну, и как же у тебя получилось не проиграть?       — Хочешь узнать? — спрашивает Антон, кладя перед Федей пистолет. — Тогда давай тоже сыграем.       — Вам не кажется, что можно и без этого обойтись? — Лёша обеспокоенно смотрит сначала на брата, потом на Смолова. — Это уже явно лишнее и мало отношения имеет к истории.       — Ещё как имеет, — Антон вообще никак не реагирует на близнеца, только испытующе прожигает дырку в Феде. Тот изначально знал, что будет согласен на любую авантюру, которую выдумает один из его друзей, потому что есть в Антоне что-то такое завораживающее, почти гипнотизирующее, что заставляет беспрекословно следовать за ним, что привлекает и не отпускает.       — Идите на хер со своими играми! Это бред, Тоша. Я не хочу, чтобы кто-то из вас сейчас сдох по-глупому.       — Лёш, а разве сейчас не лучший момент умереть? — на этом вопросе Федя окончательно теряется в происходящем, только продолжает усиленно думать над предложением Антона. — Ты только посмотри, какой прекрасный вечер! — он машет рукой в сторону окна, где уже начинают затухать первые огни уходящего солнца. — Видишь, сегодня закат малиновым будет. Красотища! Да и потом, сегодня случилось или случится, я чувствую, всё плохое, что можно придумать. Не лучше ли прямо сейчас решить все вопросы?       Лёша резко хватает пистолет и, приставив к своему виску, нажимает на спусковой крючок. Антон даже не шевелится, стоит статуей, будто совершенно безразлично смотря на брата. Федя дёргается, но слишком поздно. Он только слышит, как пистолет даёт осечку.       — Прости, Федь, ты так долго думал, что мой братик всё решил за тебя, — разводит руками Антон и берёт оружие в свои руки. Он делает всё медленнее, чем Лёша, словно хочет, чтобы Федя, ошарашенно таращащийся на него, рассмотрел всё в подробностях. Снова осечка. — Теперь ты.       Смолов дрожащей от волнения рукой забирает пистолет. Он был уверен, что на Антоне раздастся выстрел, но раз этого не произошло, выходит, что именно Феде уготована самая незавидная участь. Впрочем, Федя задумывается о словах Антона про сегодняшний день. Может быть, действительно, именно в такие дни и надо умирать? Вот для чего им всем жить? Впереди «стрела» с «Империей», где их шансы на победу совершенно неизвестны. А если им повезёт, то дальше, что? Снова одно и то же? Задания, совместные вечера, которые приносят удовольствие, перемешанное с горечью осознания своей ненужности. Во всяком случае, для Феди точно. Он ведь знает, что всё обязательно вернётся на круги своя, стоит ему выжить на «стреле». А смысл? Зачем ему это всё снова? Когда-то сам Антон и говорил, что лучше жить без смысла, он только ограничивает свободу и счастье. Вот и Федя хочет попробовать, каково делать что-то совершенно бессмысленное.       Он выдыхает и нажимает на спусковой крючок. В ту же секунду по комнате разносится громкий смех Антона, а Федя удивлённо смотрит на пистолет, давший третью осечку кряду.       — Ты думаешь, я дам нам всем тут сдохнуть просто так? — сквозь смех спрашивает Миранчук, вытягивая вперёд ладонь, на которой лежит тот самый последний патрон, будто бы вставленный в пистолет. — Теперь понимаешь, как я не проиграл?       — То есть ты просто обманул того человека? Успел вытащить патрон? — говорит Федя, еле шевеля губами. — А ты, Лёш... Все эти разговоры сейчас про лучший момент для смерти... Ты знал об этом!       — Конечно, знал, я же не идиот, чтобы внезапно стреляться, — фыркает Лёша. — Просто подыграл братику.       — Ебать, у вас шуточки.       — Ну, не всё же нам утопать в доброте и милости, — Антон поворачивает голову к окну. — А закат сегодня будет действительно красивым.       За десять минут до начала собрания в «Империи» близнецы покидают Федю, как думается им, навсегда. Лёша смотрит в окно, за которым действительно собираются яркие всполохи всех оттенков красного, розового, малинового. Солнце утопает в этих всполохах, расплывается огненной лужей по кромке заката, и это была бы, наверное, потрясающая картина, вроде той разноцветной спирали в Фединой комнате. Лёшу она тоже впечатлила, было в ней что-то гипнотическое, затягивающее. Только Лёша сумел вовремя оторваться, когда понял, что может навечно быть прикованным к этой картине.       — Знаешь, а пошло оно к чёрту это сраное собрание, — вдруг говорит Лёша. — Всё равно убьют. Мне вообще никуда не упёрлись эти мерзкие рожи перед смертью.       — То есть мы просто не пойдём? — Антон вопросительно выгибает бровь, стоя между коридором и комнатой.       — Да. Останемся здесь.       Они садятся на кровать и около минуты молчат, осознавая, что же сейчас решили сделать. Они никогда не пропускали ни одного собрания, потому что это всегда было чревато последствиями. Антон чётко понимал все возможности Паши, представлял, что тот мог бы с ними сделать за неявку. Хотя нет, не с ними, с кем-то одним, и тут всё зависело от настроения Мамаева. Если он решал, что виноват Антон, то всегда страдал Лёша. Если думал, что они вместе приняли какое-либо спорное решение, то отыгрывался на Антоне. Забавно, получается, что в любом случае хуже было Антону, либо морально, либо физически. Но что поделать, когда твой руководитель — человек, который способен буквально по щелчку пальцев перевернуть весь преступный мир. Впрочем, он уже практически сделал это, ведь уничтожил конкурентов, а скоро может убрать «Ригель».       — Тош, — вдруг вздрагивает Лёша. — Тоша!       — Ты чего кричишь?       — Я придумал! Я придумал, как нам спастись!       Лёша вскакивает со своего места, размахивает руками в разные стороны, совершенно безумным, но радостным, как никогда, взглядом смотря на брата.       — Мы должны сбежать! Отсюда, как можно дальше. Тоша, ведь все так делают, даже мы так делали. Господи, какой я тупой, сразу не мог догадаться...       — Подожди, братик. Куда ты собрался бежать?       — Да неважно, главное, чтобы подальше от Москвы. Например, за границу!       — И кто нас там ждёт? У нас с тобой даже паспортов заграничных нет.       — Ну, сделаем.       — Ты знаешь, сколько времени на это потребуется? Нас вообще-то завтра убьют.       — Поэтому нам надо где-то пересидеть это время. Да и потом, сейчас опасно из страны сбегать, Паша сразу об этом узнает. Надо пересидеть время «стрелы», а потом свалить, — Лёша, наконец-то, выдыхает и снова садится рядом с братом. — Послушай, если «Империя» выиграет, то мы сбежим сразу же, как станет известно. Паше будет плевать, он будет в эйфории от победы, он уже практически всего достигнет. Зачем ему предатели, вроде нас? Лишний балласт. Весь преступный мир будет в его руках, у него не останется времени на то, чтобы мстить всяким, типа нас. К тому же, за границу он не сунется, там своя «преступная этика».       — А если «Империя» проиграет, то нам же лучше. Вообще никто никогда искать не станет. Вряд ли мы так интересны Денису и остальным, у него и без нас нормальная команда, и он знает, что мы на него гнать не будем, так как это бессмысленно, — начинает понимать Антон.       — Ну да, мы же не эти... саратовские отморозки, — Лёша улыбается счастливо. — Тоша, ты представляешь, мы будем жить!       — Подожди, ты так и не сказал, где мы, собственно, скроемся, пока не станут известны результаты «стрелы».       — В какой-нибудь глухой деревне, где-то, где нас не знают.       — Нас вся страна, блин, знает.       — Неправда, даже тут, в Москве, есть люди, которые вообще не интересуются преступностью, и мы для них никто. Вспомни директора забегаловки, где мы работали.       — Как раз-таки он нас боялся, потому что знал, кто за нами стоит.       — Он был наивным дебилом, который поверил мне. Просто иначе он нас не взял бы.       — Я охреневаю с тебя, Лёша, — растерянно вертит головой Антон. — Ладно, допустим, мы уедем в условную Сибирь, в какую-нибудь деревню... Это звучит более-менее адекватно, но я чувствую, что здесь что-то не так.       — Слушай, ну, а какие у нас ещё варианты? Мне кажется, это единственная возможность, надо ей воспользоваться. Какая разница уже, Тош? Нас завтра гарантированно убьют, а тут есть призрачный шанс спастись.       — И когда же мы свалим? Под покровом ночи?       — Нет, я думаю, утром. На рассвете. Очень романтично.       Лёша целует брата в щёку и идёт к шкафу, чтобы начать собирать вещи. За окном растворяются малиновым морем остатки дня, который мог быть последним в жизни близнецов, но, возможно, судьба по заветам Газинского снова встанет на их сторону и даст последний, наверное, самый последний шанс на спасение...
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.