— Америка, дорогая, это место, где все точно будут счастливы! И мы с тобой тоже будем счастливы! — говорит мужчина в сером затёртом костюме, указывая куда-то ввысь своей исхудалой рукой. Рядом с ним, прижавшись к его плечу, стоит такая же измождённая женщина с огненными волосами, закинутыми через плечо. Она смотрит на мужа с надеждой, хочет верить его словам, хочет узнать, когда же они, наконец, окажутся в этой стране, где все всегда счастливы.
Саша видит этот фильм, кажется, в третий или четвёртый раз подряд. Он прекрасно знает, что конец будет трагичным, поскольку оба героя погибнут, так и не достигнув Америки. Их большая мечта останется лишь мечтой, растворённой в облаках, откуда упадёт их самолёт. Головин выключает телевизор, не желая дальше наблюдать за страданиями персонажей и их наивной надеждой.
Саша и Александр живут в Нью-Йорке уже практически пять месяцев. Они приехали сюда тоже с надеждой на лучшую жизнь, на более удачные обстоятельства, по сравнению с теми, с которыми пришлось столкнуться в России. Во всяком случае, Александр надеялся. Путь на родину ему теперь был заказан, ведь если раньше удавалось найти кое-какие лазейки, то теперь все дороги перекрыло правительство, которому Ерохин и его деятельность очень сильно не приглянулись с самого начала. Они думали, будто он станет играть по их правилам, будто подчинится и начнёт с ними сотрудничать. Как бы не так! Александр относился к преступности, был одним из её многочисленных представителей, и ему не было никакого дела до других общественных сфер.
Надо понимать, что в любом уголке мира, где есть хотя бы кусочек преступности, она разделяется на две-три отрасли. К первой, обычно самой значительной, многочисленной и влиятельной, относятся различные преступные объединения. Зачастую они существуют совершенно самостоятельно, никак не пересекаясь с другими отраслями. Они как бы мир в мире. Их основной деятельностью являются убийства, а поскольку убийства могут сильно изменить положение вещей во всей преступной сфере, ведь убивают вне зависимости от статуса, то всех людей, принадлежащих к преступным объединениям, считают высшими преступниками в этой своеобразной иерархии. К ним относятся с уважением, все знают, что именно они управляют судьбами и жизнями, крутят ими, поворачивают под разными углами ради собственного благополучия.
К низшим преступникам всегда причисляют людей, промышляющих воровством. Все эти банды, устраивающие разбои и ограбления банков, эти единоличники, занимающиеся карманными и квартирными кражами, — низшая, а потому не особенно уважаемая часть преступного общества. Убийцы смотрят на них свысока, называют буквально мусором, стараются никак с ними не пересекаться и не контактировать. Руководители преступных объединений считают позорным и недостойным принимать в свои ряды бывших членов таких банд. Если в твоей организации есть человек, хотя бы раз касавшийся области воровства, значит, ты становишься изгоем высшей отрасли преступности. Конечно, бывают исключения, ведь всё зависит от места — страны или города, в которых происходит дело. Так, например, Денис, будучи руководителем «Ригеля», принял в свою команду Сашу, который до этого момента занимался именно кражами и ограблениями. После этого события авторитет «Ригеля», однако, нисколько не уменьшился. Тем не менее, Денис всё равно старательно отучал Головина от пагубных привычек, чтобы никто не мог попрекнуть Сашу в его прошлом. Денис видел в нём гораздо больший потенциал, видел в нём убийцу и способности разведчика, а не просто бандита.
Существует и ещё одна отрасль, которая иногда сливается с высшей преступностью. Дилерство считается чем-то промежуточным, так как людей, посвятивших себя исключительно ему, слишком мало. Обычно крупные группировки, желая подняться и стать более влиятельными, начинали заниматься нелегальной продажей чего бы то ни было, а иногда умудрялись даже легально устроиться, чтобы не слишком конфликтовать с общими законами. Пожалуй, дилерство — единственная область, где так или иначе, но приходится подчиняться чужой воле, иначе можно опробовать на себе роль Александра и жить в вечных бегах. А если при этом на тебе висит преступное объединение, то управлять им практически невозможно, оно становится под угрозу распада, превращается в лакомый кусок для конкурентов. С дилерством приходится быть очень осторожным, нужно постоянно оглядываться назад, проверяя, нет ли за тобой беды. Зато тем, кто посвящает себя конкретно этой области и больше ничему, жить гораздо проще. Они могут позволить себе проворачивать сделки, даже не находясь на территории страны, к которой они имеют отношение. Так поступает и Александр.
В США, в Нью-Йорке, у него имелось несколько хороших связей. Благодаря им, он сумел сохранить часть бизнеса, который пришлось временно прикрыть в России. Впрочем, в данный момент, прикрыть, скорее всего, насовсем, ибо вряд ли Александру удастся возобновить свою деятельность в таком непростом статусе.
Тем не менее, за пять месяцев ситуация в жизни Ерохина поменялась очень стремительно. Сам того не подозревая, он вступил в конфликт с какой-то бандой из Гарлема, и пока всё находилось в каком-то неопределённом, но достаточно опасном положении, как для самого Александра, так и для его бизнеса. Как ни крути, но здесь Александр — чужак, к нему все относятся с некоторым пренебрежением и недоверием, многие двери для него напрочь закрыты. Он вынужден выбирать менее выгодные варианты, чтобы не находить себе новых врагов среди местных дилеров, уже создавших себе статус и имя.
В Америке существует одно объединение, которое контролирует деятельность всех дилеров. Оно же даёт согласие на расширение бизнеса или запрещает заключение сделки в определённой части страны. В большинстве своём объединение выступает на стороне местных дилеров — они находятся в привилегированном положении, потому что их своеобразные прошения рассматриваются в первую очередь. Если бы Александр однажды обратился за помощью к объединению, чтобы ему, скажем, разрешили перегонять машины из Нью-Йорка в Нью-Джерси, ответ ему не давали бы в течение полутора месяцев. Сначала это объяснялось бы отправкой запроса в Нью-Джерси, где местное отделение этих контролёров должно было поинтересоваться у сообщества джерсийских дилеров, согласны ли они на появление в своём штате продукции человека из Нью-Йорка. Потом они обязательно устроили бы голосование, затем оповестили бы об итогах голосования главный штаб контролирующего объединения, а те уже, в свою очередь, могли бы дать или не дать разрешение Александру.
Разумеется, в Нью-Йорке тоже существует своё сообщество дилеров, вот только здесь оно ещё и подразделяется на пять более мелких частей. Практически во всех районах города имеется мини-сообщество, в котором каждые три года переизбирают председателя. Александр входит в сообщество дилеров из Бруклина. К его счастью, основную часть, ядро сообщества составляют русскоговорящие дилеры, когда-то тоже перебравшиеся в США по разным причинам. Тем не менее, это не даёт Александру слишком много преимуществ. Он как все, а, может быть, даже чуть хуже, ведь не имеет обширной сети торговли, так как повсюду ему только и делают, что отказывают. А вот его коллеги по цеху, жившие в штатах гораздо большее время, уже успели обустроиться и забрать себе определённые районы влияния, которыми не особенно планируют делиться с новоприбывшими.
Сообщество устраивает собрания два раза в месяц во Всемирном финансовом центре — Брукфилд-Плейс. Конечно, он находится не в Бруклине, а на Манхэттене, но там собираются все сообщества, как для решения конкретно своих вопросов, так и для обсуждения общих проблем. О дате и времени проведения собрания все члены сообществ узнают за две недели до события, и к этому времени каждый должен успеть найти способ приехать на встречу. Всех, кто по тем или иным причинам не посетил собрание, записывают в особый список, который потом отправляется в главный штаб, и он может наложить санкции на этих людей, например, не разрешить им продвинуть свой бизнес в новом направлении или закрыть какую-нибудь принадлежащую им контору. Александр посещает все собрания, ибо у него проблем и без них выше крыши, а ухудшать своё положение просто некуда.
В конце мая как раз проводится очередное собрание, куда массово съезжаются коллеги Александра. Он появляется в Брукфилд-Плейс одним из первых, дружелюбно приветствует остальных, пока идëт по длинным нескончаемым коридорам к дверям зала, в котором сегодня будут заседать бруклинцы.
— Как дела с гарлемскими? — интересуется у Александра один из дилеров, пересаживаясь на стул поближе.
Ярослав Ракицкий приехал в США из Украины и был первым из всех представителей дилерского сообщества, кто решил наладить контакт с Александром. Ярослав занимался поставкой огнестрельного оружия. Конечно, в большинстве своëм, он спонсировал различные Нью-Йоркские банды и группировки, снабжая их всем необходимым по довольно нескромной цене. Ярослав обожал торговаться, и был в этом деле поистине мастером, ибо ни разу в жизни не понизил цену за время споров с покупателем, а иногда даже умудрялся еë повысить ещё больше. Его сделки обычно не срывались, ведь, по сравнению с конкурентами, товар Ракицкого отличался более высоким качеством, долголетием, да и в чëм только не превосходил. Ярослав умел убеждать, заставлял покупателей видеть в его товаре какие-то невероятные, неповторимые детали, на которые там и намëка могло не быть на самом деле. В общем, Ярослав был прирождëнным торгашом.
В бруклинском сообществе его уважали, ему завидовали, кто-то умудрялся даже строить против него различные заговоры, но, кажется, ещë ни одна попытка не увенчалась успехом. Дело Ярослава продолжало процветать и расти. Он планировал в скором времени заниматься поставками не только огнестрельного, но и холодного оружия, а также расширить список взрывчатых веществ. И самое главное, что этого Ярослав добился всего лишь за два года.
— Мне сейчас не до разборок, — спокойно отвечает Александр, смотря в сторону кафедры, куда через полчаса поднимется председатель сообщества. — Есть более насущные проблемы, а там дело так и стоит. Пока они не начнут мне угрожать, я с места не сдвинусь.
— Слушай, неправильная у тебя политика. От того, что ты пытаешься их игнорировать, только хуже выйдет. Ты же в курсе, что даже наш главный штаб знает о вашем конфликте? Гарлемское сообщество может и жалобу подать, что ты якобы местных прижимаешь. Наше положение здесь незавидное, мы чëртовы мигранты, на нас тут смотрят, как на людей второго сорта. Тебя просто раздавят, перекроют все пути.
— А что ты предлагаешь ему делать? — в разговор неожиданно влезает Роман Ерëменко.
Про него среди бруклинцев ходили разные слухи. Личность Ерëменко была загадочной и вызывающей множество вопросов. Он жил в России, вроде как, даже родился там и провëл долгое время в группировке где-то на юге страны. Потом переехал в Финляндию, взял их гражданство, начал понемногу заниматься дилерством, специализируясь на перегоне машин и поставках какой-то техники. Говорили, что при этом он продолжал оставаться членом российской группировки. Неизвестно, что заставило приехать его в США и открыть здесь своë дело. Основная часть бизнеса Романа продолжала находиться в Финляндии, а вот группировку он покинул, навсегда потеряв статус высшего преступника, чему, кстати, мало расстроился...
Впрочем, всё это находилось под большим вопросом, были люди, которые опровергали всë вышеперечисленное, утверждали, что никогда Ерëменко в группировке не был и всегда занимался дилерством, а кто-то даже ставил под сомнение его финское гражданство, говоря, будто то совсем другой человек с такой же фамилией, и весь бизнес в Финляндии, выходит, тоже не Романа, а кого-то другого, с кем его путают. Сам же Ерëменко ни на один слух комментариев не давал, лишь пожимал плечами, мол, думайте, что хотите. Очевидно, его забавляли все эти сплетни и атмосфера загадочности, неопределëнности вокруг своей фигуры. Он хотел, чтобы такого было как можно больше, ведь чем больший интерес ты вызываешь у окружающих, тем выше твои шансы продвинуться, раскрутиться и выйти на лидирующие позиции.
— Ярик, подумай своей башкой, если Саня сейчас начнëт наводить суету вокруг всего конфликта с Гарлемом, то главный штаб точно наложит на него санкции. Он просто подставит сам себя, привлечëт слишком много внимания, и это покажется подозрительным. У Сани проблем до жопы, а ты ему предлагаешь в ещë одну хуйню ввязаться, — заканчивает свою мысль Роман, откидываясь на спинку стула.
— Да тут ещё поглядеть надо, — цокает языком Ярослав, покачивая головой в такт своим словам. — По идее, можно постараться усидеть на двух стульях сразу. Например, попробовать договориться с Гарлемом, а на ближайшем общем собрании ненавязчиво намекнуть нашему дилерскому президенту, что, мол, есть некие тёрки, но мы не при делах, это всё ваши начали.
— Ну, ты у нас мастер вертеться! — усмехается Ерёменко.
— А я бы и выкрутился, это Саня сидит... Ни рыба, ни мясо, Господи!
— Так, уважаемые коллеги, я, конечно, очень благодарен за поддержку и варианты, но, давайте, свои проблемы я решу сам? — говорит Александр.
Роман лишь повторно усмехается и взглядом показывает куда-то в сторону двери, напоминая остальным, что председатель уже вошёл и надо бы замолчать, а то за излишний шум тоже по головке не погладят. Тут надо предельно внимательно следить за своим поведением, не смотреть, куда не стоит, не говорить, когда все молчат, надо делать максимально заинтересованный вид, даже если председатель несёт откровенную чушь или просто бесполезную информацию.
Председателем среди бруклинцев в январе этого года назначили Деяна Ловрена. Хорват уже практически пять лет был членом сообщества, кроме того, имел наибольшее количество связей с представителями других районов Нью-Йорка и окрестностей. Можно сказать, что Деяна фактически считали за своего, даже главный штаб относился к нему благосклоннее, чем к его коллегам по сообществу.
Между прочим, в этом году Ловрен боролся за место председателя с Ракицким. Многие русскоговорящие бруклинцы ставили на победу Ярослава, голосовали за него и всячески отдавали ему предпочтение, но, по итогу, голоса всё равно сравнялись, и решение должен был принять главный штаб. По их мнению, хорват заслуживал лидерский пост больше украинского торговца оружием. В целом, никто ни на кого зла не держал, Ярослав даже остался доволен решением главного штаба, поскольку не очень-то хотел становиться на ближайшие три года представителем сообщества на городском уровне. Это огромная ответственность, а также опасность для собственного бизнеса. Ярослав не был уверен, что сможет уделять равное внимание общественным проблемам и своему заработку, боялся потерять средства к существованию. Он и кандидатуру свою выдвинул только из-за того, что по правилам требовалось хотя бы два кандидата, а бруклинцы уговорили его попробовать. Чисто из интереса Ярослав потратил полтора месяца за изображение ожесточённой борьбы.
Деян зачитывает с кафедры статистику за весенний период. В зале стараются открыто не зевать, пытаются незаметно переговариваться, следя за тем, чтобы всевидящий хорват не повернулся в их сторону. Александр в это время обдумывает свои проблемы и выходы из ситуации, которые ему предложили Роман и Ярослав.
Он не уверен, что оба дилера действительно хотят ему помочь, возможно, у них есть личный интерес к происходящему, возможно, они планируют извлечь из этого выгоду для себя. Александр ни с кем в сообществе старался не сближаться, чувствуя, что здесь люди далеко не чисты на руку, спят и видят, как бы избавиться от конкурента. Оно и понятно, ведь их положение, как правильно отметил Ярослав, незавидное, их действительно недолюбливают и частично презирают. Каждый хочет стать на один уровень с местными, американскими от рождения, дилерами, чтобы иметь больше денег, больше славы, больше влияния. Они все приехали в США за мечтой, за лучшей жизнью, ищут тут спасение, но штаты, оказывается, не резиновые. Кому-то всё равно суждено сойти с арены.
Ракицкий и Ерёменко не вызывают доверия у Александра ни на долю. Они слишком быстро решили наладить с ним общение, слишком активно пытались интересоваться ходом его дел, добавляя ко всему этому намёки на искренние переживания и заботу, а также наиболее весомый аргумент о том, что русским следует держаться вместе. Совсем неважно, что один украинец, а другой обладает двойным гражданством. Данный факт решили не учитывать.
— Но не стоит думать, что дела идут хорошо, — слышит Александр, внезапно обращая внимание на слова Деяна. — Разумеется, у нас имеется статистика по проблемам нашего района. Как показывают диаграммы, Бруклин сейчас на предпоследнем месте по уровню дохода от дилерских продаж. Естественно, статистика охватывает только легальные пути заработка. Лично мне прекрасно известно, что большинство из вас занимаются нелегальным распространением чего бы то ни было, вот только надо учитывать, что доход от этого падает исключительно в ваш карман, а не идёт на благо района и штата.
— А что вы предлагаете? — интересуется Ерёменко. — Я-то с радостью перевёл бы свои поставки прекрасно всем известного порошка на легальные рельсы, но меня же посадят. Поменяйте законодательство, и я отдам вам часть своего дохода.
По залу проносится приглушённый смех, и даже на лице Деяна возникает подобие улыбки.
— Данный вопрос зависит не от меня, а от правительства нашего штата. Я могу лишь внести предложение в главный штаб.
— Внесите, внесите! — кивает Роман. — Это будет очень забавно.
— Кроме извечного вопроса низких показателей, у нас есть и более, скажем так, локальные проблемы, — тут же возвращается к прерванной теме Деян, перелистывая страницы своего доклада. — Например, конфликты с другими районами. Казалось бы, всем известно, что не стоит пытаться отобрать хлеб у американских дилеров, и уж тем более, не стоит пытаться лезть в деятельность преступных банд из других районов Нью-Йорка. Тем не менее, видимо, не всем из нас понятно это простое правило. Наверное, надо бы его повторять на каждом собрании специально для недавно приехавших.
Александр ловит устремлённые на себя взгляды. Конечно, уже все в курсе его проблем, которые и проблемами-то назвать сложно. Никаких открытых конфликтов между ним и Гарлемом ведь нет, просто почему-то каждый бруклинский дилер пытается раздуть из мухи слона. Вот и сейчас Деян решает, что стоит уделить особое внимание этому инциденту, словно от него зависит мировой баланс. Как же здесь любят преувеличивать и приукрашивать!
— Если можно, хотелось бы получить более-менее подробные комментарии, — говорит Ловрен, рукой указывая Александру, чтобы тот подошёл к кафедре и при всех разъяснил, что же произошло, и что он намерен с этим делать.
С тяжёлым вздохом Ерохин направляется к месту для ответа, словно ему предложили подняться на Голгофу. На самом деле, он ведь даже не знает, что сказать. Оправдываться не станет, ибо не видит в этом никакого смысла, да и к тому же он сам не слишком-то в курсе, что именно не понравилось гарлемской банде, раз уж она решила высказать какие-то претензии. Александр всего лишь хотел заключить одну мелкую, совсем незначительную сделку на территории района, но местная преступность увидела в этом нечто вопиющее.
Он оглядывает зал, отмечая в глазах своих коллег смех и некоторое пренебрежение к нему. Ярослав утверждает, что так всегда и везде принимают новичков, потому что неизвестно, чего от них ожидать. Вот только Александр уже практически пять месяцев живёт и работает в Нью-Йорке, разве он всё ещё считается новичком?
— Дорогие коллеги, между мной и Гарлемом нет конфликта... — начинает Ерохин спокойно и уверенно.
***
Довольно понятно, что пока Александр занимается своими дилерскими делами, Саша тоже не сидит сложа руки. Саша, откровенно говоря, ужасно скучает и медленно умирает от бездействия. Теперь он прекрасно понимает Федю, которому ни одно действие не могло доставить удовольствие, а ещё больше понимает Артёма, всегда и во всём искавшего приключений. Саше тоже безумно хочется приключений, но по некоторым причинам он никак не может их найти.
Во-первых, любой его сомнительный или вовсе неверный поступок может отрицательно сказаться на бизнесе Александра. Саша не собирается приносить лишние проблемы в их и без того достаточно нелёгкую жизнь, если сравнивать её с жизнью коллег Ерохина. Во-вторых, Саша больше не может вступать ни в одно преступное объединение, а он уже настолько свыкся с той работой, которую выполнял у Дениса, что банально не представляет, как теперь существовать без неё. Так, почему же Саша не может вернуться в преступность? Дело как всегда упирается в их с Александром положение. Приезжие русские, никому тут неизвестные, практически не имеют шансов вступить в чью-нибудь банду, не говоря уже о группировке или организации. В США никто не слышал о «Ригеле», об «Империи», никто даже не интересовался европейскими объединениями, поэтому все твои регалии и имя сразу обнуляются, становятся пустым звуком, и всё приходится начинать с истоков, правда, к ним тоже не особенно подпускают.
Разумеется, Саша не один такой. В Бруклине хватает бывших членов преступного мира, известных ранее в рамках своего города или страны. Они давно уже организовали своё сообщество «лишних представителей высшей преступности». Среди них не было воров, не было дилеров, только убийцы.
Это общество, конечно, не обходится без странностей. Они все прекрасно осознают своё практически безнадёжное положение, некоторые даже полностью смирились со своим статусом, но они с поразительным упорством продолжают создавать иллюзию, будто бы всё до сих пор по-прежнему. Они живут прошлым, отчаянно цепляются за него, как актёры играют свои старые роли изо дня в день, из года в год. Некоторым удаётся искренне поверить в собственную же фантазию, и это чем-то напоминает сумасшествие, но никто не придаёт ему значения.
Саша чисто ради развлечения тоже решает войти в сообщество «лишних», разумеется, предварительно посоветовавшись с Александром. Тот лучше понимает в тонкостях жизни вечных иммигрантов, наверняка, знает, с кем стоит сблизиться, а от кого следует держаться подальше. Благодаря нескольким своим связям, Александр тщательно изучает все детали сообщества и обнаруживает, что ничего опасного для Саши в нём нет. Так, Саша становится «лишним».
Они организовывают своеобразные собрания, которые всегда проходят в чьём-нибудь доме. На этих собраниях в обязательном порядке обсуждается положение преступности, последние события, которые в ней произошли, но обычно все стараются говорить исключительно о преступности своей Родины, так как американские дела почти никого не интересуют. Саша удивляется, как эти люди умудряются узнавать хоть что-то из родных краёв, ведь он, как ни пытался, ничего не смог выяснить про «Ригель», да и в целом про российскую преступность. Он даже думал, что она, возможно, умерла, больше не существует, раз нельзя найти ни одной новости. Жизнь в неведении ужасно пугает Сашу временами.
Но, кроме нынешней ситуации, члены сообщества не могут обойти стороной своё прошлое. Из раза в раз повторяются уже всем известные истории, байки, пересказываются случаи и вспоминаются старые данные, неактуальные уже лет пять, если не больше. И, несмотря ни на что, здесь всё равно продолжают удивляться, смеяться, сопереживать этим заезженным рассказам, словно никогда прежде их не слышали. «Лишние» живут в каком-то своём идеальном мире, стараясь не выходить за его границы или делать это очень осторожно, дозированно, чтобы не получить разрыв шаблона, не узнать что-либо, чего они боятся. Саша не совсем понимает их поведение, даже временами ужасается ему, но больше всего его приводит в настоящую панику мысль, что ведь он тоже может стать таким, как «лишние», он, рано или поздно, научится жить, как они, и уже не вырвется, замкнётся.
Чтобы стать своим среди этого общества, Саша занимается организацией их собраний в собственном же доме. Тут хватает пространства для множества гостей, атмосфера вполне соответствует их ожиданиям, все чувствуют себя комфортно. Все, кроме, пожалуй, Саши, откровенно скучающего среди бывших преступников. Он ведь может выйти из их сообщества, может разорвать все связи с ними, но боится, что это скажется на Александре, к тому же, Саша надеется как-то помочь ему, наладив контакт с частью бруклинцев. Впрочем, он догадывается, что его рвение окажется напрасным, ибо «лишние» были изгоями не только на словах, но и на деле. Население всегда относилось к ним, как к старой болячке, которая уже не беспокоит, но всё равно никуда не девается, так что приходится жить с ней дальше.
В тот день, когда Александр уезжает на своё собрание бруклинских дилеров, Саша как раз принимает в доме членов преступного общества. Среди них у него есть несколько приятелей, которых Саша отобрал по довольно странному признаку. Они просто чем-то, хоть отчасти, хоть изредка, напоминают его семью из «Ригеля». Да, Саша всё ещё называет «Ригель» своей семьёй и домом, всё ещё лелеет надежду однажды вернуться к ним, потому что это существование... О нём и говорить лишний раз не стоит, всё слишком понятно без слов.
Например, среди «лишних» есть одна довольно яркая личность, про которую говорят, будто её уже каждая собака в Нью-Йорке знает. Личность зовут Гжегожем Крыховяком. Окружённый всеобщим вниманием, любящий выделиться из толпы, часто скучающий даже в самой шумной и весёлой компании, будто бы чем-то отягощённый и страдающий, он напоминает Саше Федю. Правда, в отличие от Смолова, у Крыховяка нет рядом такого неугомонного и немного раздражающего друга, вроде Артёма, да и травкой Гжегож не балуется. Но сходства Саша всё равно видит.
Так же резко, как Гжегож, в обществе выделяется ещё один человек. Маринато Гилерме соединяет в себе сразу двух людей из «Ригеля» то ли на радость Саши, то ли на несчастье. Разумеется, Маринато вызывает ассоциации с Марио из-за созвучного имени и бразильского происхождения. Тем не менее, образом жизни и некоторыми чертами характера Маринато похож на Игоря. Серьёзный, практически безэмоциональный, всё время держащий своё мнение при себе. Саша не удивился бы, если бы вдруг узнал, что у Маринато тоже есть куча дурацких правил, которым он беспрекословно следует.
Встречаются, конечно, и другие аналоги коллег из «Ригеля». Кто-то отдалённо похож на Илью своей мрачностью и замкнутостью, у кого-то душа нараспашку, как у Артёма, а в одном человеке Саша даже смог обнаружить взгляд, как у Дениса. Однако всё это совершенно не то и не те. Саша прекрасно понимает, что «лишние» — временная замена своих прототипов, причём, возможно, не самый лучший вариант этой замены. Саша всё равно не сможет сродниться с ними так же, как со своей некровной семьёй. Факт убивает Головина, вводит его в тоску и уныние. Он не может больше смотреть на них, не может слышать их, потому что сразу мыслями уносится куда-то за океан, к
своим, таким родным и далёким.
Сначала Саша боится говорить об этом Александру, думая, что тот не поймёт, или они поссорятся из-за такого глупого повода. У Ерохина никогда не было рядом людей, к которым он мог бы привязаться, он отучился от этого очень давно, и только Саша смог немного нарушить статистику. Головин знает, что должен научиться жить так же, но все его попытки оказываются полностью провальными. Он уже никогда не сможет разорвать свою связь с «Ригелем».
И тогда приходится прямо говорить с Александром, приходится признаваться, делиться всем, что так сильно мучает. К удивлению Саши, но Ерохин воспринимает информацию совершенно спокойно, говорит даже, что это нормально, и Саша скоро привыкнет... Но Саша так и не привыкает.
Как бы он хотел узнать хоть немного, хоть пару слов о том, что сейчас происходит с его семьёй! Что там с «Империей» и их войной? Смог ли Марио стать частью коллектива? Что с его психикой? Жив ли Артём или всё-таки словил какую-нибудь шальную пулю со своим вечным безрассудством? Сработались ли Федя с близнецами, удалось ли им подружиться? Ну и, конечно, как там Денис Дмитриевич? Саша хоть и знает, что больше не испытывает к нему ни грамма той детской любви, которая раньше их связывала, всё равно не может вычеркнуть Черышева из своей семьи. Он ведь глава этой семьи, куда же без него?
Вот только вопросов у Саши много, а ответов, к сожалению, ни одного...
***
Александр возвращается с собрания позднее, чем обычно. К этому времени Саша успевает выпроводить из дома последнего члена общества, частично прибрать последствия их пребывания тут. Сегодня произошëл внезапный конфликт между Гжегожем и кем-то, перебравшимся в Нью-Йорк из Чикаго только ради того, чтобы вступить в ряды «лишних». Да, бывали и такие странные кадры, которых Саша уже совершенно понять не мог и даже не пытался. Так вот, произошëл конфликт на почве того, что чикагец стал утверждать, будто самыми лучшими главами преступных объединений всегда считались хорваты, так как есть в них какие-то врождëнные способности к руководству и лидерству. К тому же, они относительно безжалостны. В качестве бесспорного аргумента чикагец привёл собственный опыт. Когда-то он жил в Голландии и, естественно, состоял в группировке, пусть и немногочисленной, а главой у них был как раз какой-то хорват. В общем, в нëм чикагец выделил черты, которые считал плохо развитыми у тех руководителей, которые не относились к хорватскому народу. Казалось бы, при чëм тут Гжегож? Но дело в том, что Гжегож тоже был руководителем в недавнем прошлом, тоже управлял группировкой, и уже на своëм примере и опыте был совершенно не согласен с чикагцем. Это ведь, получается, что все, кроме хорватов, сущие бездарности, не умеющие организовывать коллектив. Спор разгорелся до невероятных масштабов, и Гжегож в порыве злости со всего размаху даже разбил об пол свой стакан с текилой.
Саша рассказывает эту историю, пока Александр ходит из комнаты в комнату, словно не знает, куда бы себя пристроить. Наконец, он останавливается посреди гостиной и растерянно смотрит на Сашу, вмиг замолкающего.
— Что случилось? — обеспокоенно спрашивает Головин, подходя ближе и касаясь плеча Александра.
Тот порывисто прижимает Сашу к себе в крепких объятиях, целуя в макушку.
— Меня выгнали из Бруклинского сообщества из-за неурядицы с Гарлемом, — тихо и виновато говорит Александр, избегая Сашиного взгляда.
— То есть как выгнали? Разве это возможно?
— Да, когда вслед за этим тебя вызывают на ковëр к представителям главного штаба, а они закрывают все твои потоки и делают все сделки недействительными ровно на год.
Саша даже рот от удивления приоткрывает. Теперь он выглядит не менее растерянным, потому что прекрасно понимает, о чëм Александр пока ещë не сказал. У них отобрали всë. Им больше не на что будет жить, если как-то не переломить ситуацию, но как еë переломишь, если главный штаб уже вынес наказание и расписал все условия?
— И что же нам делать? — спрашивает Саша.
— Боюсь, нам придётся снова уехать. Здесь больше нечего искать, ни одной возможности не осталось. Всë перекрыли, всë запретили. Только я понятия не имею, где ещё можно попытать счастья.
Саша не знает, рад он этой новости или нет. Они покинут Америку — это хорошо, потому что здесь просто невыносимо, здесь всë настолько надоело, что вызывает буквально тошноту одним своим видом. Они снова вынуждены превращаться в эмигрантов — это плохо. Саша ведь надеялся, что с этим масштабным переездом они обретут, наконец-то, безопасность и встанут на ноги, Александр сможет устроить все свои дела. Ожидания не оправдались совершенно, но новый переезд не гарантирует вообще ничего. Может быть, он только усугубит их положение, потому что всë придëтся строить с нуля. Саша не знает, готов ли Александр к такому.
— У меня осталась часть бизнеса в России, который пока ещë не прикрыли, правда, он нелегален, но кому какое дело сейчас! — рассуждает Александр чуть позже, сидя на диване в самой обречëнной позе, какую Саша хоть раз видел. — У меня есть какая-то загибающаяся контора в Люксембурге, да только она и в лучшие годы практически ничего не приносила. Смысл в ней?!
— И всë же лучше, чем ничего, — произносит Саша.
— Да, это ясно. Тем не менее, здесь мы оставаться не можем, слишком опасно, да и бессмысленно. В Россию ехать нельзя. Остаëтся только чëртов Люксембург! Однако на этой конторе долго не протянем, нужно искать новые способы в других странах, потому что в Люксембурге и без нас полно желающих и умеющих... Твою мать, Люксембург — это Европа. Европа — это близко к России. Что, если правительство решит меня искать и обнаружит буквально под носом?
— Ты думаешь, что Люксембург — это такое очевидное место, где можно скрываться? Мне кажется, он вообще мало кому интересен.
— Но было бы лучше не рисковать. Надо думать. Должно же быть какое-то место, где мы ещë можем спокойно жить...
В гостиной воцаряется тяжëлая тишина, в которой сидят двое усиленно думающих людей. Спустя полчаса Сашу вдруг озаряет, казалось бы, самой очевидной мыслью:
— Есть такое место. Нам надо ехать в Монако!
— В Монако? — с сомнением спрашивает Александр.
— Да. Возможно, меня там ещë помнят... Нет, я уверен, что меня там должны помнить! К тому же, в Монако часто скрываются преступники, которые потом планируют свалить куда-нибудь дальше. А ещë в Монако достаточно легко устроиться дилеру. Да и вообще, там достаточно легко устроиться всем. Я не рассказал тебе, как там возникали банды? Так они же буквально на каждой улице по несколько штук! И их количество постоянно растëт. То же самое и с дилерами. В Монако очень выгодно заниматься бизнесом. Оттуда есть пути к другим странам, к той же Франции.
— Подожди-подожди, Саш. Во всëм, что ты сейчас говоришь, ты сам-то уверен?
— Да, конечно, — энергично кивает головой Саша. — Иначе и быть не может! Мы должны ехать в Монако!
Он не был в этой стране почти пять лет. Он понятия не имеет, как там теперь обстоят дела с преступностью и еë отраслями. Саша не уверен, что у него есть соответствующие связи, которые помогут им с Александром. Раньше была банда Андрея, но все еë члены погибли при взрыве. Тем не менее, у Саши должны были остаться два или три человека, с которыми он завëл неплохое знакомство, хотя они принадлежали к разным отделениям преступности.
Саша знает, что Монако — это единственная возможность для него хоть немного приблизиться к «Ригелю», хоть что-нибудь о них узнать. Ему надоело быть по третью сторону баррикад, он тоже хочет быть частью этой истории, хочет, наконец, сделать что-то сам, а не просто пойти за кем-то.
