На Его Стороне (By His Side)

      Бертольд вздохнул, бездумно глядя на телевизор в своей больничной палате. Он всегда мог позвонить медсестре и попросить ее переключить канал, но ему не хотелось никого беспокоить. К тому же, шоу, которое шло прямо сейчас, немного успокаивало. Не потому, что ему оно нравилось, конечно, но Райнер всегда любил смотреть эти документальные фильмы о природе, и львы, копошащиеся в саванне, выглядели довольно-таки мило, как ему показалось. О, они только что убили газель.       Теперь ему не хотелось смотреть документальный фильм о природе. Газель пыталась отпрыгнуть, используя собственные ноги, она старалась изо всех сил, но в конце концов львицы все равно убили ее. Мысли об этом заставили его опустить взгляд на обрубки ног, и Бертольд почувствовал легкое жжение в глазах. Он хотел, чтобы кто-нибудь обнял его и заставил почувствовать себя лучше. Райнер оставался с ним в больнице, но ему нужно было ездить домой и ходить на работу с утра. Сейчас была середина ночи. Райнер наверняка либо спал, либо ворочался в постели, пытаясь уснуть. Он мог сказать, что Райнер плохо спал, да и сам он тоже.       Бертольд поднял руку и прижал её концом к кнопке вызова медсестры. Он хотел, чтобы канал переключили. Он был голоден и хотел перекусить. Ему нужно было в уборную. Возможно, они могли бы даже убрать ощущение зуда в спине, до которой он не мог дотянуться. Бертольд потряс головой и откинулся на подушку, разглядывая обрубки своих рук.       Руки. Он не осознавал, насколько часто использовал их, пока они не исчезли. Даже сидя здесь, на больничной койке, он чувствовал себя в ловушке. Бог знает, что он почувствует, когда вернется домой. — Все в порядке, мистер Гувер? — Бертольд отвел взгляд в сторону от лица медсестры. Она была доброжелательна, но он чувствовал себя неловко рядом с ней. Она улыбнулась ему, Бертольд немного поерзал на своих культях. Если бы он напрягся, то мог бы вполне почти касаться их концами друг друга. Бертольд грустно улыбнулся медсестре, закрыл глаза и откинулся на спинку кровати. — Э-э... Я хотел попросить о паре вещей, мэм. Мне нужно в уборную... — Бертольд почувствовал себя ещё более неловко. Нуждаться в помощи, чтобы воспользоваться ванной, было абсолютно унизительно, и не существовало никакого способа избежать этого. Ещё с тех пор, как он был чертовым ребенком, которого приучили к горшку, рядом с ним в ванной никого не было. И чтобы сестра помогала ему мыться? И это в буквальном смысле никогда не закончится. Что он будет делать, когда вернется домой? Такое станет делать Райнер? Это было бы даже хуже...       Бертольду хотелось плакать всякий раз, когда его переносили из инвалидной коляски на больничную койку. Он чувствовал себя таким грязным и незащищенным каждый раз, когда заходил в ванную. Медсестра видела все это и продолжала видеть постоянно, каждый день, каждый день. Но он не мог этого выносить. А когда он вернется домой... Господи. — Не могли бы вы почесать мне нос? — медсестра одарила его понимающей улыбкой и, протянув руку, провела по его носу. — Немного выше... — она сделала это ещё раз, но чуть выше, и Бертольд облегченно вздохнул, когда зуд прошел. — Что-нибудь еще, мистер Гувер? Мы собираемся дать вам немного больше лекарств позже вместе с вашим завтраком. Вы чувствуете боль на данный момент? — так заботливо. Бертольд слабо улыбнулся медсестре и посмотрел на экран телевизора, прежде чем кивнуть. — Не могли бы вы переключить для меня канал на телевизоре? Мой муж любит смотреть подобное со мной, но я больше не хочу... — Бертольд зевнул, медсестра потянулась к его столику и взяла пульт. — Просто включите какое-нибудь реалити-шоу. Моего мужа нет здесь, он не посмеется надо мной за то, что я это смотрю... — он издал легкий смешок. Райнер любил подтрунивать над ним из-за просмотра реалити-шоу и тому подобного. Повторный показ «Марлийского берега» — звучит идеально.       Несмотря на все это, Бертольд не смог сдержать улыбки, когда Петра выплеснула чашку с водой на Эрда. Он часто любил смотреть это шоу. Райнер закатил бы глаза, но тут же улыбнулся бы Бертольду, будь он здесь прямо сейчас.       За его здоровьем тщательно следили. Оставалось надеяться, что в ближайшие пару месяцев его выпишут из больницы. По возможности он проходил физиотерапию в дневное время. Пока он был в коме, его мышцы ослабли и немного усохли. Но если он хотел использовать протезы и снова ходить, то должен был быть убежден в том, что его мышцы достаточно сильны для этого.       Как-то раз в полдень с Райнером пришла Габи и очень много болтала. Не больше, чем обычно; Габи умела говорить. Она рассказала о беседе со своим другом Удо, который заявил ей, что бионические руки прошли длинный путь и, возможно, скоро у него будут абсолютно крутые руки, как у робота. В ответ на это Райнер улыбнулся, но всё, чего Бертольд действительно хотел, — чтобы у него были его собственные живые руки. И все же он был счастлив тому, что Габи по-прежнему разговаривает с ним, как обычно.       Он хотел умереть. Он чувствовал себя обузой, когда медсестрам всё приходилось делать за него. Теперь делать это придется Райнеру, и он точно не заслуживал того, чтобы тормозить собственную жизнь ради помощи жалкому расточителю. Бертольд прикусил губу и задумался о том, какой теперь будет его жизнь. Торчать на диване весь день? Райнер надеялся, что он сможет ходить, но Бертольд видел лишь нескончаемую черноту.       Когда он не проходил физиотерапию, то просто смотрел в телевизор или в окно, боясь времени, когда ему придется есть и посещать уборную. В один день у него защемило сердце, когда он наблюдал за птицами, летающими вокруг, потому что они были свободны и могли лететь, куда им вздумается. По тротуару у больницы ходили люди. Как же им повезло, они даже не подозревали об этом.       Должно быть, в какой-то момент он заснул, потому что его разбудила другая медсестра с едой, соком, водой и таблетками. — Проснитесь и пойте, мистер Гувер. Готовы принять лекарство и позавтракать? — М-мм... — Бертольд не мог протереть глаза. Боже. Он моргнул, туманно глядя на еду. Выглядела она, как всегда, пресно. Яичница-болтунья, вероятно, была несвежей, и он мог сказать, что тост был недостаточно хрустящим. Он скучал по стряпне Райнера. Или Карины. Или по любому фастфуду, одно название которого звучало просто божественно. Бертольд открыл рот, медсестра положила таблетки ему на язык и поднесла ко рту воду. Он проглотил лекарство и для верности выпил еще немного воды. — Спасибо… — Пожалуйста, мистер Гувер. Прошлым вечером доктор разговаривал с вашим мужем. Надеемся, что вас выпишут примерно через месяц. Мы знаем, что вы, должно быть, хотите вернуться домой, — Бертольд открыл рот и позволил медсестре покормить его. Слабо, как всегда, но, по крайней мере, они давали ему быть сытым. — Я хочу домой, но просто... я не знаю. Я больше не могу делать свою работу, не могу печатать... — Бертольд слегка пошевелил культями. — Вы будете продолжать заниматься физиотерапией. Ваш муж договорился о том, что физиотерапевт будет приезжать к вам домой по расписанию. Он хочет, чтобы за вами ухаживали, — Бертольд жевал тост, положенный ему в рот. — Не могли бы вы положить немного яйца на тост? — медсестра кивнула и сделала, как он просил. — Райнер всегда заботился обо мне, даже до всего этого... Не знаю, что бы я без него делал, — медсестра хмыкнула, пока Бертольд ел яичницу и тосты. — Просто будьте ему благодарны. Он посещает вас гораздо чаще, чем посещают здесь кого-либо другого, — медсестра дала Бертольду отхлебнуть сока. — Сегодня у вас важный день. Взволнованы? — Конечно, — на самом деле он не ощущал волнения как такового. Во всяком случае, он чувствовал себя не так, как должен был бы. Он собирался встретиться со своим протезистом, чтобы сделать слепки для изготовления временных протезов. Разве он не должен был с нетерпением ждать этого?       Опять. Он должен быть на седьмом небе от счастья. Но он ничего не мог с собой поделать, тоска по своим конечностям просто охватила его. Он был так растерян эмоционально, и приближение к получению протезов ног заставляло его чувствовать себя подавленным.       Сидя на больничной койке, Бертольд разглядывал свои обрубки. Он еще не был готов к изготовлению слепков с рук. Операции по ампутации рук проводились следом за операциями по удалению ног; для рук требовалось немного больше времени. Ему было стыдно, потому что больше всего на свете он хотел вернуть свои руки.       К черту ходьбу. Ему нужны были руки! Он мог бы просто использовать инвалидное кресло и прожить всю свою жизнь без ног. Без рук он не мог есть сам, не мог переключать телевизор, не мог почесаться, не мог больше одеваться. Не то чтобы он носил много одежды, но как насчет всей его одежды? Ничто больше не будет выглядеть, как прежде, — нормальным.       Конечно, он немного оживлялся всякий раз, когда Габи начинала говорить о различных видах протезирования рук. Но это чувство ускользало всякий раз, когда он ощущал себя в своей новой реальности, пока медсестра кормила его супом. Возможно, Райнеру стоит почаще приводить Габи к нему, чтобы хорошее настроение не исчезало. Ей всегда удавалось поддерживать его, даже до того, как он лишился конечностей.       Все, что он мог, — это придать своему лицу выражение храбрости для Райнера, когда тот заходил к нему, как и всегда. — Как прошел твой день сегодня, Бертл? — Райнер поудобнее устроился в кресле у больничной койки Бертольда. Та теперь была чертовски близко к его креслу; Бертольд никогда не видел, чтобы кто-нибудь, кроме Райнера, сидел в нем. Райнер, как обычно, накрыл ладонью щеку Бертольда и прижался губами к другой. Бертольд зарделся и слегка улыбнулся. — Все было хорошо. Они взяли слепки с моих ног, — Бертольд улыбнулся, как идиот, когда Райнер полез в сумку, которая была у него с собой, и вытащил один из его любимых шоколадных батончиков. Он открыл рот, жуя восхитительную сладость и удовлетворенно постанывая. Когда он закончил, Райнер предложил ему глоток своей любимой содовой, и Бертольд оценил его жест. В сумке лежал пластиковый контейнер с какой-то едой, но Бертольд не мог разглядеть, что там было. Все должно быть лучше, чем те ужасные больничные обеды, к которым он привык. — Как это было? Ты почувствовал себя лучше от этого? — Райнер рассеянно схватил со стола пульт и переключил канал. На экране появился какой-то рекламный ролик. Затем он переключил его на исторический канал, потому что Бертольду всегда нравились такие вещи. Бертольд отвернулся, стараясь не встречаться взглядом с Райнером. — Все было хорошо, я думаю. Я чувствовал себя странно, — они наложили ему на ноги кучу мокрых повязок и сказали, что конечности немного усохнут. Слепки для окончательного протезирования, скорее всего, будут взяты через несколько месяцев, или возможно, пройдет около года. Райнер озабоченно поднял брови. — Похоже, ты не очень-то рад этому, Бертл. Ты хорошо себя чувствуешь? — Бертольд закусил губу и вздохнул, подняв культю и указав на свое плечо. Райнер понял намек, протянул руку, поскреб плечо Бертольда и слегка улыбнулся, услышав вздох облегчения от мужа. И все же, когда Бертольд вновь взглянул на него, в глазах Райнера мелькнула тревога. — Всё происходит слишком быстро для меня, Райнер. Я не выношу всего этого, — глаза Райнера наполовину закрылись, а выражение лица стало печальным. — Я знаю. Мне очень жаль, Бертл. Но я старался оборудовать дом, чтобы тебе было легче, когда ты вернешься. Все будет хорошо, — Бертольд моргнул, но промолчал. Райнер нервно заерзал на стуле. — На днях ко мне приходил Порко, и мы заменили все дверные ручки в доме на рычажные, — Бертольд нахмурился и отвернулся. — Перестань говорить, что все будет хорошо, Райнер! — Бертольд повысил голос, и Райнер отшатнулся. — У меня больше нет ни рук, ни ног! Они забрали их, и я даже не могу больше мочиться в одиночестве, а ты ведешь себя так, словно все в порядке! — Райнер слегка отстранился, и его губы крепко сжались в тонкую линию. — Это невыносимо! Я бы предпочел умереть! — Не говори так, Бертольд! — громко сказал Райнер после его последних слов. — Они думали, что ты не справишься, но ты сделал это! Я знал, что ты сможешь. Ты сильный, ты сможешь пройти через это, и... — Я не хочу этого! Я бы никогда этого не захотел! Почему ты так поступил со мной? Почему ты просто не дал мне умереть?! — лицо Райнера потускнело, но на лице Бертольда все еще читался гнев. Это было правдой, он предпочел бы просто умереть. Он думал об этом каждую ночь, лежа в своей постели в одиночестве. Какого бога он мог разозлить, чтобы быть проклятым этим существованием? — Бертольд... — голос Райнера тоже поник, он покачал головой и быстро встал, развернулся и вышел из комнаты. Бертольд моргнул и мотнул своей головой в ответ, откинувшись на подушку. Какая-то часть его знала, что Райнер не сделал ничего плохого. Черт, он сделал бы то же самое, если бы Райнер лежал на больничной койке с гниющими конечностями. Но другая часть его просто была. Так. Зла. Почему именно он? Почему?       Он должен был извиниться, когда Райнер вернется. Бертольд закрыл глаза и тяжело вздохнул. Ему нужно было успокоиться, прежде чем он скажет еще что-нибудь, о чем потом пожалеет. Одному Богу известно, что в два часа ночи, уставившись в потолок больничной палаты, он готов был разорвать себя на части за то, что сказал это Райнеру.       Райнер ни в чем не виноват. В этом не было ничьей вины. Дерьмо случается. Порко сказал это всего несколько дней назад, когда он пролил воду на клавиатуру и мистер Магат набросился на него.       ...Ах. Это было не просто несколько дней назад. Должно быть, прошло много недель. Что же он все-таки пропустил? Райнер взял его обручальное кольцо и изменил его. Габи, судя по всему, уже исполнилось четырнадцать. По словам Порко, Сашу слишком часто увольняли за то, что она воровала обед у мистера Магата. Дом перестраивался, чтобы приспособиться к нему.       Через несколько минут Райнер вернулся в палату. На одну из этих минут Бертольд забеспокоился, что он просто ушел домой. Но это было не похоже на Райнера, он бы так не поступил. Он оставил ключи от машины и сумку на столе, так что он не мог уйти, не вернувшись, даже если бы захотел. — Прости, Райнер... — сказал Бертольд; щеки Райнера были влажными. Бертольд чувствовал себя таким виноватым. Райнер старался изо всех сил, а он постоянно его отталкивал. Его муж покачал головой, достал из продуктовой сумки контейнер и отнес его в маленькую микроволновку. — Я знаю...       Райнер нажал на кнопку, чтобы разогреть принесенный ужин. Он обернулся и посмотрел на Бертольда. — Ты знаешь? — Я знаю, что сделал бы всё, чтобы спасти тебя. Я бы тоже сказал им, чтобы они забрали твои руки и ноги. Это... нечестно, что я так злюсь на тебя за это, — губы Бертольда дрожали, пока он говорил. — Я просто хочу, чтобы всё было, как прежде. Я хочу пойти домой и свернуться на постели, пойти на работу и жаловаться, каким же мудаком мистер Магат может быть, и, когда ты скажешь мне то же о Зике, я почувствую себя счастливым, — Райнер издал тихий смешок, и микроволновка запищала. Он достал еду и принес ее Бертольду. — Это суп, который приготовила мама. Она сделала очень много, так что завтра я принесу тебе еще, — Райнер достал пластмассовую ложку и начал кормить Бертольда. — Бертольд. Я думаю... Однажды мы с тобой привыкнем к этому. Не знаю. Я просто продолжаю думать о будущем и о нас, сидящих на диване вместе, как всегда. Я живу будущим, потому что жить настоящим слишком больно. Как будто не имеет значения, что ты чувствуешь сейчас, — Райнер взял банку содовой и поднес ее к губам Бертольда. Когда тот закончил пить, он погладил Бертольда по голове. — Прости. Я веду себя, как эгоист. Я даже не спросил тебя, готов ли ты начать всю эту протезную хрень. — Что мы будем делать, Райнер? — губы Райнера крепко сжались в тонкую линию; вместо ответа он уставился в суп и поднес ко рту Бертольда еще одну ложку. — Я не знаю, Бертольд, — Райнер часто заморгал и принялся помешивать суп с усталым и нечитаемым выражением лица. — Думаю, нам остается только надеяться на лучшее.       Бертольд моргнул и принялся за еду. После всего этого он уже не был уверен, какой Райнер ему больше по душе: надеющийся, остающийся оптимистом Райнер, или Райнер, который определенно чувствует себя раздавленным нынешней реальностью. — Я так рад, что ты наконец-то дома, Бертл, — сказал Райнер, толкая коляску Бертольда вперед. Они пока отложили все разговоры о протезах, преимущественно для удобства Бертольда. Он бы солгал, сказав, что ему не нужны протезы рук и ног: ему ужасно хотелось снова жить нормально. Но сейчас он просто хотел вернуться домой и немного привыкнуть, прежде чем они начнут что-то делать. — Мне не терпится вернуться домой. Я скучал по нему. Надеюсь, ты поливал мои цветы, — он легонько посмеялся. Последовало неловкое молчание; Бертольд поднял глаза на Райнера и увидел виноватое выражение и румянец на его лице. — Мои цветы мертвы, да? — Боже, прости, Бертольд, я просто был занят всем остальным, и... — Тише, Райнер. Все хорошо. Я знаю, что ты был занят, ухаживая за мной и переделывая дом для меня. Я все еще люблю тебя, — Райнер что-то пробурчал, открывая дверцу машины и вытаскивая Бертольда с инвалидного кресла. Опустив его на сидение и пристегнув ремнями, он положил инвалидное кресло в машину. — Я убрал все твои ковры, но не волнуйся. Сейчас они просто в сарае на заднем дворе. Теперь в душе есть скамья для тебя. — Ага, — Бертольд наблюдал за проносящимся мимо пейзажем через окно машины. Теперь он понял, насколько сильно побледнела его кожа; он редко выходил на улицу, когда лежал в больнице. По дороге домой в машине стояла тишина, но она не была напряженной. Просто они оба устали. Бертольд ощутил умиротворение, редкое для него в эти дни, когда знакомый район, в котором они жили, показался из окна машины. Соседские дети все еще играли во дворах с игрушками, в баскетбол и другие уличные игры. — Мы дома! — радостно произнес Райнер, когда они подъехали к парковке у дома. Он открыл багажник и начал собирать коляску Бертольда, затем открыл дверцу и усадил в неё самого Бертольда. Райнер наклонился и оставил поцелуй на его щеке. — Мама и Габи приходили и следили за чистотой в доме. Они придут позже к ужину, хорошо? — Хорошо. Спасибо тебе, Райнер, — ох. Мебель была переставлена. Для удобного передвижения на инвалидном кресле, по всей видимости. Райнер вкатил его внутрь и поставил коляску у двери. — Можешь отнести меня на диван? — Конечно могу, — Райнер поднял Бертольда с кресла и уложил на диван. Бертольд немного поерзал, устраиваясь поудобнее. Райнер включил телевизор на нетфликс; Бертольд был более чем доволен этим, так как половина того, что он смотрел в больнице, была рекламой. — Хочешь посмотреть что-нибудь конкретное? — Хмм. Выбирай сам. Я просто рад, что наконец-то нахожусь дома, — Райнер включил какой-то документальный фильм о природе, на этот раз о насекомых, и ушел на кухню, оставив Бертольда одного. Он оглядел свой дом. Всё выглядело довольно мило, почти по-прежнему.       Он хотел стакан воды. Но кухня, казалось, находилась на другой планете, подумал Бертольд, глядя на свои ноги. Конечно, даже если бы у него были ноги, имело бы это хоть какое-то значение? Он полагал, что может как-нибудь брать вещи своими культями. Бертольд закусил нижнюю губу. Он все еще не хотел быть обузой. — ...Райнер? — из кухни донеслось громкое «м», и Бертольд почувствовал знакомый запах готовящегося попкорна. — Не мог бы ты принести мне немного воды? — Да, дай мне минуту, — Бертольд ощутил тоску. Не из-за того, что Райнер задерживался, просто он не мог сделать это сам.       На этом чувство тоски не закончилось. Райнер перемещал его из комнаты в комнату; у него не было рук, чтобы держать и поворачивать колеса инвалидной коляски, и даже если бы он был на это способен, ему был нужен кто-то, кто вытащил бы его из неё. Райнер помог ему сходить в уборную, что в итоге ощущалось гораздо более неудобным, чем когда это делали медсестры, потому что, хоть это был просто Райнер, это был Райнер. Он переодел его в пижаму; Карина укоротила ему штанины. — Я люблю тебя, Бертл, — сказал Райнер, натянув на них одеяло. Они лежали на боку; Райнер положил руку на бедро Бертольда и водил ею взад-вперед. Шелк пижамы приятно ощущался в его ладони, и Райнер слегка подался вперед, чтобы поцеловать Бертольда в губы. — Так сильно. Не могу передать, как приятно снова видеть тебя дома. Кровать больше не кажется такой пустой…       Бертольд почувствовал себя неловко. Ему кровать казалась очень пустой. Он отвык спать в их супружеской постели. Это было так же, как и всегда... за вычетом пары рук и ног. Его взгляд скользнул в сторону, на простыни, он больше не смотрел Райнеру в глаза. Райнер обхватил Бертольда руками и заключил его в объятия, нежно целуя в висок. — Райнер... — Райнер слегка отстранился и встретился с ним взглядом. Бертольд почувствовал, как в его животе разрастается тревога. — Ты можешь... не трогать меня так сильно? Я просто... не хочу, чтобы меня трогали прямо сейчас. Прости.       Подавлен — слишком тяжелое слово. Но Райнер, однако, выглядел расстроенным от этой просьбы, его руки перестали прикасаться к Бертольду и исчезли. — Извини. — Просто дай мне немного времени, Райнер, — кивок. Райнер моргнул и повернулся к Бертольду спиной. — Всё в порядке. Я... понимаю, — он мог понять, но ему все равно было больно. Он просто хотел прижаться к Бертольду, обнять, поцеловать его, заняться любовью и всем остальным, что между ними было. Губы Бертольда слегка задрожали, он поднял руку, но не смог дотянуться до Райнера после того, как тот перекатился, увеличив расстояние между ними. — Завтра придет твой физиотерапевт. Я буду здесь утром перед работой, но мама подойдет позже, чтобы помогать тебе. — Хорошо. Спасибо, Райнер, — сказал Бертольд, слегка придвинувшись, чтобы дотянуться своей культей до Райнера. Он дотронулся до его спины, и тот на секунду оглянулся, прежде чем повернуться назад. — Доброй ночи, Бертольд. Я люблю тебя.       Бертольд моргнул; его глаза слегка жгло. — Я тоже люблю тебя, Райнер. Доброй ночи.       И вновь в два часа ночи Бертольд уставился в потолок, чувствуя себя абсолютно бесполезным. Он повернулся, чтобы посмотреть на Райнера, который ворочался во сне и, как всегда, пускал слюни.       Бертольд вздохнул и закрыл глаза, ерзая. Здесь он чувствовал себя чуть ли не хуже, чем в больнице. Теперь он был бесполезен и причинял Райнеру боль. — Ты никогда раньше не скулил о такой сильной мышечной боли, — заметила Энни, толкая коляску Бертольда, пока они вдвоем выходили из дома. Он находился там уже пару недель, и физиотерапевт не давал ему покоя. Бертольд не мог не чувствовать себя немного неудобно от того, что люди останавливались и глазели на него, даже когда взгляд Энни заставлял их поспешно ретироваться. — В последний раз я чувствовал подобную боль, когда ты опрокинула меня в спарринге. Я должен был знать, что случится, когда ты опрокинешь Райнера, — Бертольд улыбнулся при этом воспоминании, и Энни испустила легкий смешок. — Мне нужно, чтобы мои мышцы были сильными. — Само собой. Как у тебя с мужем дела? Раньше ты трещал о нем без умолку. Это действительно раздражало. Но сегодня ты за весь день ни словом о нем не обмолвился, — Энни завезла Бертольда в ресторан, и они довольно быстро устроились. — Он в порядке, — Энни что-то проворчала в ответ и подняла бровь на довольно-таки слабую реакцию касательно Райнера. У них, должно быть, небольшие проблемы. Она не могла сказать, что была удивлена этим. Бертольд явно тосковал по своим конечностям, а Райнер просто выгорел.       Самое меньшее, что она могла сделать, — это забрать Бертольда с собой после полудня, чтобы Райнер мог отдохнуть. Обычно в свободные от работы дни Райнер оставался с Бертольдом, а нанятая ими сиделка не приходила. Он дремал всякий раз, когда она была у них, а Бертольд беспокойно ерзал на диване. — Твоя маленькая приятельница отлично справляется с уроками тайского бокса. — Моя маленькая приятельница? — Бертольд тихо рассмеялся. Габи записалась на занятия с Энни в спортзал, где та работала. Младшая сестра Энни Софи была одной из лучших подруг Габи, поэтому Габи уделяла ей немного больше внимания. — Она так часто говорит обо мне? — Она говорила о том, как круто было бы, если бы у тебя были руки робота и ты был бы похож на Терминатора, — Энни взглянула на официанта и заказала им обоим воды. — Она витает в облаках. — Я бы оказывал ей чуть больше доверия, Габи очень наблюдательна, — Бертольд краем глаза заметил, как на него уставилась какая-то семья. Он почувствовал себя неловко, прижав руки к туловищу и немного съежившись. — Возможно, она просто делает то же, что и Райнер. Они оба стараются быть веселыми и оптимистичными, независимо от того, насколько плохо себя чувствуют. — Она скучает по тебе, приходящему посмотреть на ее спарринг, — Бертольд вздохнул и покачал головой. — Я тоже скучаю по этому, — выражение лица Энни не изменилось, когда их с Бертольдом взгляды пересеклись. — Тогда приходи посмотреть. Ты же знаешь, что Райнер возьмет тебя с собой. И ему тоже придется выйти из дома, чтобы увидеть Габи, — Бертольд закусил губу и наклонился вперед, потягивая воду из соломинки. — Я не могу. Ты же знаешь. Райнер постоянно делает всё за меня, и даже когда мне приходится пользоваться ванной, он помогает мне мыться. Я не думаю, что Габи захочет, чтобы ее видели со мной на людях, ты же знаешь, как ведут себя подростки... — Энни покачала головой и нахмурилась. Бертольд был упрям и не хотел её слушать. Райнер, вероятно, был не на шутку расстроен. — Ладно. Бертольд. В любом случае мне все равно, придешь ли ты посмотреть на спарринг Габи. Но она скучает по тебе. Надеюсь, ты это понимаешь.       Бертольд уставился на воду. Он понимал.       Он был дома уже пару месяцев; вместе с временем, проведенным в больнице, прошло почти девять или десять месяцев с тех пор, как он заболел. И он, наконец, почувствовал, что готов перейти к следующему этапу; его ждала встреча с протезистом. — Ваши конечности уже подверглись усыханию. Когда вы получаете протезы сразу после ампутации, ваши конечности все еще заживают и сжимаются, поэтому устанавливаются временные протезы, а затем вы должны немного подождать, пока конечности не будут готовы к изготовлению постоянных, — он помнил эту протезистку. Впрочем, прошло немало времени с того дня, как он видел её в последний раз. — Я уверена, вы помните, как мы начали делать первые слепки много месяцев назад. — Да. Тогда я еще не был готов. Мой муж и его двоюродная сестра были слишком легкомысленны, и я боялся подвести их. Но они позволили мне подождать, когда я сказал ему об этом, — Бертольд наблюдал за протезисткой, пока она занималась своим делом. — Какими вы хотите видеть свои протезы, мистер Гувер? — Бертольд рассеянно прижал концы рук друг к другу и поерзал. — Ах, я... не знаю. Я просто хочу гулять побольше и самостоятельно заботиться о себе. Мой трудотерапевт уже помог мне, а физиотерапевт уверен, что мое тело достаточно сильно, чтобы справиться с протезированием. — Хорошо, вы сказали, что хотите гулять. Вы хотите пойти в поход? Бегать? Или просто хотите иметь возможность прогуливаться по дому и снаружи? — Я просто хочу что-то более общего использования. Не что-то сверхлегкое. Что-то... среднее, я думаю, — протезистка кивнула и что-то записала в своем блокноте. — Для людей не является редкостью иметь более одного протеза в зависимости от их желаний. Особенно для верхних конечностей. Я думаю, что в ваших интересах быть открытым для идеи множественного протезирования. Страховка вашего мужа довольно значительна, так что не беспокойтесь о стоимости слишком сильно. Мы можем работать с вами. — Будет ли у меня крюк? — мысли Бертольда немного путались. Габи и Райнер часто отпускали пиратские шуточки. Может быть, когда-нибудь они вернутся. В его ситуации ему было не до шуток, и Райнер с Габи отнеслись к этому с пониманием. И Порко не смел шутить по этому поводу, чтобы не навлечь на себя гнев Райнера. — Многие люди с ампутациями предпочитают иметь крючковые протезы. Они больше подходят для менее деликатных задач. Вы могли бы гораздо больше, имея различные виды протезов. — Смогу ли я стрелять из пистолета? И однажды снова пойти на стрельбище? — Бертольд мягко улыбнулся, когда протезистка кивнула. — Вы сможете вернуться к работе, заняться стрельбой; чем бы вы ни занимались раньше, вы, вероятно, сможете заняться этим снова. Просто немного иначе, вот и все.       Бертольд посмотрел на свои ноги, потом на руки. Он беспокойно заерзал. — Это потребует времени, да? — Да. Вам потребуется время, чтобы перенести центр тяжести на новые ноги и привыкнуть к этому. Ваше чувство равновесия будет нарушено, и для ваших конечностей это станет тяжелым испытанием. Но вы справитесь. К ручным протезам также придется привыкать. Я в вас верю. — Спасибо?..       Протезистка рассмеялась и улыбнулась ему. — Я видела вас много месяцев назад. Все они действительно думали, что вы умрете. Они беспокоились об этом даже после того, как удалили вам руки. Я тоже думала об этом. Но вот вы здесь. Не стоит недооценивать себя, мистер Гувер. — Спасибо. — Готовы начать? — Готов, — Бертольд снова погрузился в мысли о прогулке по парку с Райнером и грезил этим, пока протезистка снимала слепки.