death of a bachelor

После войны у Ньюта нет ни сил, ни желания думать о пропущенных экзаменах. Он пытался восстановиться не только от израненного тела, но и от израненной души. Тесею так же разрешили уйти в отпуск, и они вместе остались дома помогать маме с гиппогрифами. Ей потребовалось некоторое время, чтобы перестать злиться на них.       Но, к счастью, она не обиделась и сказала, что рада, что они наконец-то дома и что ей больше не нужны седые волосы после этого, понимаете, мальчики?       С осенью наступает новый учебный год в Хогвартсе, и он должен поговорить с директором о том, чтобы наконец сдать свой экзамен (если он все еще имеет право на это). В отличие от Тесея, который к тому времени уже успел вернуться на работу и стать похожим на нормального человека, Ньют все еще не хотел выходить из дома, разве что присматривать за гиппогрифами. От одной мысли о том, чтобы выйти на улицу, у него начинало крутить в животе: он не желал видеть людей и незнакомцев. Живых или мертвых — не важно, и был бы счастлив, если бы ему никогда больше не пришлось этого делать.       Из школы уже начинали приходить письма, требующие его присутствия, но Ньют успешно игнорировал их. Он слышит, как Тесей изо всех сил пытается убедить маму, что все люди разные и Ньюту просто нужно больше времени. А потом он спрашивает, не хочет ли Ньют поговорить с профессионалом, чтобы помочь ему справиться с апатией. Ньюту, конечно, не нравится, что он беспокоит свою семью, но при этом же возмущается, что они лезут не в свое дело.       Однажды ночью он обдумывает свои ужасные мысли и задается вопросом, что же с ним не так. Ньют не знает, что делать: он не хочет помощи, но в то же время не может помочь сам себе. Редкие кошмары, от которых он просыпается по ночам с криком, лишь глубже закапывают его в яму, из которой он не может выбраться.       Однажды, потягивая чай на диване, Ньют бесцельно блуждает глазами по комнате, пока не цепляется за книжный шкаф. Все книги в беспорядке из-за того, что Ньют никогда не может поставить прочитанную книгу на свое место, и папа уже давно перестал организовывать порядок. Он вспоминает, как во время войны читал роман, который отвлекал его от суровой реальности. Что-то о приключении, в котором один из персонажей присоединяется к экспедиции, чтобы произвести впечатление на женщину своей мечты. К своему большому разочарованию, Ньют потерял книгу, но он полагает, что это к лучшему: любые воспоминания, связанные с войной, лучше оставить позади.       Кстати об этом...       Ньют со звоном ставит чашку и несется в свою комнату, в поисках письменных принадлежностей. Он поспешно достает пергамент и садится за стол.       Дорогой Персиваль,       Он благодарит его за то, что спас на поле боя, и надеется, что он оправился по возвращении домой. Он также пишет, что был глубоко обижен на него, но уже осознал, почему Персиваль счел необходимым отдалиться от него и что если Персиваль не возражает, то Ньют хотел бы продолжить их общение.       После этого спасения стало ясно, что Персиваль все еще заботится о нем, и Ньют, по крайней мере, хочет выразить ему свою благодарность, даже если его скудные слова не могут охватить всей бесконечной доброты Персиваля к нему.       Немедленного ответа не последовало.       И этого следовало ожидать после того, как они не обменивались письмами более пяти лет. Он лишь хочет, чтобы письмо благополучно дошло до адресата и чтобы тот знал, что Ньют по-прежнему думает о нем и волнуется.       Его жизнь продолжается свои чередом в течение следующих нескольких недель, и Тесей еще дважды спрашивает, не хочет ли Ньют поговорить с кем-нибудь. Ньют почти обдумывает это, поскольку больше не может сидеть сложа руки.       И вот однажды к ним домой приходит чиновник Министерства, желающий повидаться с Ньютом, так что, хочет он этого или нет, ему приходится общаться с посторонним человеком.       Мама смотрит на него так, словно спрашивает: «Ну и что ты натворил?»       И Ньют слегка оскорблен этим, хотя на самом деле думает о том же самом. Ради Мерлина, в чем же дело? Он ведь несколько месяцев никуда не ходил.       Пока они разговаривают (или, вернее, все разговаривают за него), Ньют чуть не роняет чай от шока, когда ему говорят, что он освобожден от своих экзаменов из-за участия в войне. Министерство признает его большие заслуги в области драконоведения и удостаивает его привилегии обучаться на магозоолога, если он решит продолжить свой карьерный путь. Ньют и думать не мог о подобном. Он принимает письмо из рук чиновника так осторожно, будто это хрупкий фарфор.       — Мы хотели сообщить вам об этом раньше, — говорит чиновник, — но школа некоторое время не могла установить с вами контакт, и поэтому мы решили попробовать более радикальный подход.       Ньют краснеет, и ему действительно некого винить, кроме себя.       — Эм... спасибо... — это все, что он может сказать, и чиновник лишь кивает в ответ и покидает комнату.       Он еще долго сидит на месте, в оцепенении сминая бумагу между пальцами и размышляя. «‎Вот оно», — решает он. Это возможность буквально в его руках, и он был бы невероятно глуп, если бы не воспользовался ею.       На выходных, чтобы не мешать занятиям (а также избежать толпы людей), Ньют навещает профессора Кеттлберна. Тот так же, как и всегда, ворчит, что он слишком долго не заходил.       Он получает неожиданно сильный удар в плечо, как только объясняет свою ситуацию, и вздрагивает не от боли, а от смущения. Профессор смотрит на него широко раскрытыми глазами, а затем его взгляд сочувственно смягчается, и Ньют не знает, как это воспринимать. Профессор говорит, что есть один магозоолог, который был бы счастлив иметь протеже и что он может порекомендовать Ньюта, если он захочет. К счастью, он не стал дожидаться ответа и сразу же повел его посмотреть на существ.       Некоторых он узнает, а некоторые — новенькие. Есть те, кто вырос со своими семьями, есть те, кто остаются самостоятельными. Ньют помогает убирать их жилища, кормит их завтраком, и это самое спокойное, что он чувствовал за последние несколько лет. После того, как Ньют заканчивает с делами, он укладывается на бок на полянке рядом с нюхлерами, подкладывает руку под щеку и наблюдает за тем, как существа громко пищат друг на друга. Внезапно он чувствует жжение в носу, и первые слезы из многих последующих вытекают из его глаз, смачивая рукав рубашки. Он всхлипывает каждые несколько секунд, и каждое моргание выталкивает еще больше влаги. Один из нюхлеров с любопытством смотрит на него, и Ньют смеется, слегка задыхаясь.       Он не помнит, когда засыпает.

***

      Когда он открывает свои липкие и опухшие глаза, солнце уже давно садится за горизонт. Он сонно потирает лицо, слишком поздно осознав, что его руки все еще грязны. Профессор Кеттлберн треплет его по плечу и волшебным образом очищает его лицо и руки. Ньют отвечает ему застенчивой улыбкой в знак благодарности.       — Ты словно изменился и совсем не изменился одновременно, — глубокомысленно замечает профессор.       Они наблюдают за вспышкой солнца, когда оно опускается за башни замка Хогвартса. Яркий красный свет заливает архитектуру величественным сиянием. Это самое прекрасное зрелище, которое Ньют видел с тех пор, как закончилась война.       — В других частях света это выглядело бы иначе.       Ньют, не вставая, смотрит на профессора, но тот не сводит глаз с горизонта, и Ньют принимает эти слова за совет.       — Спасибо, сэр, — тихо говорит он.       — И помни, что ты в любое время можешь вернуться сюда, мой мальчик, — отвечает мужчина.       К тому времени, как он возвращается домой, с его груди сваливается огромная тяжесть, и только тогда он обнаруживает, что действительно не мог спокойно дышать все это время. Он падает на постель с вновь обретенной надеждой и громко вскрикивает от постороннего движения под одеялом. С дико колотящимся сердцем он встает, берется за уголок и резко откидывает одеяло, уставившись на нюхлера, невинно глядящего на него в ответ.       Ньют моргает раз, другой, совершенно сбитый с толку.       — Как ты сюда попал?       Нюхлер молодой, ему не больше нескольких месяцев. Ньют осматривает его еще раз и понимает, что это один из детенышей школьной консерватории. До сих пор не понятно, как ему удалось проследить за ним всю дорогу до дома.       — Тебе не следует здесь находиться, — без особого энтузиазма возражает он, когда нюхлер на удивление послушно позволяет себя поднять. Ньют осторожно вертит существо в руках туда-сюда. — Девочка. Хм. Для такой юной леди, как ты, опасно разгуливать тут одной, — он держит ее перед собой и снова вскрикивает, когда она чуть не выцарапывает ему глаза. Ньют в замешательстве отстраняется, наблюдая, как она извивается в попытке дотянуться до него. — Мои глаза не для того, чтобы их красть, — ворчит он. — Завтра ты возвращаешься обратно в школу, понятно?       Кажется, не очень.       Хоть он и чувствует себя плохо, он должен следить за ней сегодня ночью, чтобы она не сбежала, а утром быстро отвести ее обратно к профессору. В тот же день он находит ее набивающей живот мамиными золотыми украшениями.       После того, как Ньют в пятый раз возвращает ее, профессор Кеттлберн спрашивает, почему он вообще беспокоится об этом. Ньют пожимает плечами:       — Она должна быть в школе, в безопасности, со своей семьей, — отвечает он.       — Но это же ее выбор, не так ли?       В конце концов, Ньют решает забрать ее себе.

***

      Ньют кладет свое письмо с рекомендацией поверх беспорядочной груды одежды и предметов первой необходимости, прежде чем закрывает чемодан. Он мысленно проверяет, не забыл ли чего, а затем, махнув рукой, решает, что это не так важно.       Сегодня он будет спать в своей постели в последний раз перед тем, как отправиться в путешествие. На прошлой неделе он разговаривал со своей семьей, и, к всеобщему удивлению, Тесей воспринял эту новость тяжелее всех, хотя больше всех поощрял Ньюта.       Утром он получает еще одно письмо. Адрес нацарапан до боли знакомым почерком, и его сердце почти останавливается. Тесей передразнивает его ошеломленное лицо, и Ньют толкает его локтем, но обнимает на прощание.       — Береги себя, ладно? — шепчет Тесей, крепко сжимая его. — Иначе я приеду и надеру тебе...       — Тесей, перестань приставать к моему сыну, — перебивает мама и оттаскивает Ньюта. Она целует его в обе щеки и обнимает так нежно, как может только она. Ньют в последний раз вдыхает мягкий, сладкий аромат, который всегда ассоциировался у него с мамой. — Я буду скучать по тебе, дорогой. Пиши почаще, иначе Тесей будет наименьшей из твоих забот.       — Обязательно постоянно угрожать мне? — с улыбкой жалуется Ньют.       Он прощается с отцом через камин, так как ему пришлось уйти по срочной работе, а затем должным образом прячет в пальто Джозефину — его новую компаньонку-нюхлера — и, наконец, уходит.       Хотел бы он сказать, что приберег лучшее напоследок, но не может не почувствовать предательского головокружения, когда вытаскивает письмо Персиваля из кармана пальто, как только садится в поезд. В своем волнении ему особо не до возражений против людей, медленно заполняющих места. Он сверлит глазами конверт, в перерывах между тем, чтобы утихомиривать маленькую Джо, возбужденную различными людскими блестяшками.       Ответ может быть абсолютно любым, и хотя это должно было пугать (учитывая последнее письмо, которое он получил), Ньют медленно осознает, что вряд ли есть смысл забивать себе голову, пока он все таки не узнает. Кроме того, сам факт того, что в его руках письмо от Персиваля, уже не может быть отрицательным. Он разрывает конверт:       «Дорогой Ньют», — читает он и задерживает дыхание от столь знакомого приветствия.       Честно говоря, я и не ждал письма от тебя...       Ньют крепко зажмуривается, и его сердце уходит в пятки. Неужели Персиваль хочет порвать с ним все связи? Он дает себе мысленную затрещину и делает глубокий вдох, прежде чем продолжить:       ...так как я причинил тебе достаточно боли с момента нашей последней переписки. Я ожидал, что ты не захочешь видеть или слышать меня намного дольше, если вообще когда-нибудь захочешь. Именно по этой причине я старался держаться как можно дальше даже в тот момент, когда мы вели одну и ту же войну. Где тебе, кстати говоря, нечего было делать. О чем ты только думал? И куда смотрел Тесей, позволяя тебе быть там?.. ▄▄▄▄▄▄▄▄▄▄       Невольно это вызывает у него смешок, когда он пытается представить себе эту родительскую заботу в голосе Персиваля, и это также невероятно согревает его сердце после короткой, глупой секундной паники. Следующая строчка почему-то грязно зачеркнута. Полосы черных чернил резко выделяются на фоне белой бумаги и аккуратного почерка предыдущего предложения. Он проводит по пятну кончиком пальца, как будто это поможет волшебным образом прочесть строку, но нет... Это так непохоже на Персиваля — посылать черновики. Но, возможно, он просто торопился ответить и не успел переписать?.. Что само по себе странно...       ...мне очень приятно слышать тебя снова, и это невероятно любезно с твой стороны — протянуть мне руку. Я более чем счастлив возобновить наше общение и получить шанс восстановить то, что я когда-то разрушил.       Ньют ошеломленно моргает, перечитывает и снова моргает.       Если он все правильно понял, то Персиваль считает себя виноватым в том, что они так отдалились друг от друга, и это невероятно смущает. Ведь это именно он слепо обременял Персиваля своими привязанностями и навязывал ему решение. В следующей части письма нет никаких объяснений тому, почему Персиваль так думает. Только то, что он желает Ньюту всего хорошего и с нетерпением ждет ответа в ближайшее время.       Ньют перечитал письмо еще раз (отчасти в поисках ответа, который он, возможно, пропустил, но главным образом для того, чтобы насладиться им еще раз). На первый взгляд письмо кажется эмоционально сухим, каких Персиваль никогда раньше не писал, но это вовсе не потому, что он бесчувственный человек. Или, может быть, теперь, поскольку Ньют стал взрослым, он научился читать между строк? Это всего лишь первое письмо, но он уже пытается извлечь из него как можно больше. Он и не подозревал, как сильно соскучился.       Ньют перечитывает письмо еще раз, прежде чем снова сложить и спрятать в карман.       Он едет не более нескольких часов, и к тому времени, как он прибывает, у него уже есть ответ, написанный и готовый к отправке. Он полагает, что это слишком поспешно с его стороны, но в чем его вина? Он только что восстановил связь с человеком, который был неотъемлемой частью его детства и юности.       «Первой любовью», — раздается шепот из глубины его сознания, навевая горько-сладкие воспоминания. За все эти годы никто и близко не стоял к этому чувству. Что вполне объяснимо, если учесть, что большую часть своих дней (до и после войны) он проводил дома или в обществе профессора Кеттлберна. Он не испытывал потребности снова искать романтических отношений. Нет, отношения, конечно, были, но они были краткими и отчаянными, когда он не мог справиться с одиночеством. Но то были лишь неглубокие и безэмоциональные связи...       Он отвлекается от своих мыслей, когда Джозефина выпрыгивает из его пальто вслед за другими пассажирами. «Очевидно, она не терпит хандры», — думает он, тоже вылезая с поезда. Ньют успевает поймать ее прежде, чем она убегает слишком далеко, и не может избавиться от ощущения, что это точно не последний раз, когда ему придется побегать.       Направляясь к дому мадам Вудхед, он так занят отчаянными попытками спрятать Джо, что на мгновение забывает, что ему приходится пробираться сквозь мириады незнакомцев. Ему удается добраться до пункта назначения только после того, как ему еще пару раз пришлось преследовать маленькую негодяйку. Он прибывает потный, голодный и абсолютно вымотанный.       Пейзаж, открывшийся перед Ньютом, можно описать как что-то из детской книги сказок: маленький коттедж среди леса, звуки пробуждающихся ночных существ и разнообразные запахи природы — трудно поверить, что это место находится недалеко от города.       Мадам Вудхед — высокая, стройная женщина, на вид ровесница его матери, с седыми прядями в длинных темных волосах. Она разглядывает его жалкое состояние сквозь прямоугольные очки и принюхивается.       — Не совсем то, что я себе представляла, — ее первые слова сопровождаются скептически приподнятой бровью. Она отступает в сторону и пропускает его внутрь.       Ньют, заикаясь, произносит слова приветствия и смущенно нагибается, прошмыгнув мимо нее. В ступоре он резко замирает на месте. Его глаза расширяются, когда он разглядывает более чем просторное помещение, о котором никогда бы не догадался, стоя снаружи. Здесь есть все основные комнаты дома, но, кроме того, есть и огромный склад рядом с кухней, заполненный грудами припасов. А еще невероятно длинный коридор с множеством комнат. На вид, добрых несколько сотен метров или около того.       — Внутри больше, чем снаружи, — раздается голос мадам Вудхед, выводя его из ступора. Ньют смотрит на нее, на дом, и снова на нее.       — Как вы... что?..       — Если произведешь на меня впечатление, то я научу тебя, — говорит она, ухмыляясь. — Это очень полезно в путешествиях.       Все, что он может сделать, это коротко кивнуть, медленно осознавая реальность этой новой жизни, и наконец погружается в нее. Мадам Вудхед даже не пытается быть доброй к нему, но во время экскурсии Ньют становится свидетелем того, как она заботится о существах, и может с уверенностью сказать, что она — хороший человек. После того, как они должным образом представились друг другу и он позволил Джо свободно разгуливать по дому, она отослала его привести себя в порядок, и они устроили молчаливый ужин. Ньют задается вопросом: может быть, мадам Вудхед тоже не из тех, кто любит человеческое общество?       В тот же вечер Ньют пишет письмо домой о своем благополучном прибытии. Он отправляет его вместе с письмом для Персиваля через двух из многочисленных сов мадам Вудхед, а затем ложится спать. Кажется, это будет бессонная ночь: тревога от нового места сильнее, чем физическая усталость. Он не хочет беспокоить хозяйку своими кошмарами, как это часто случалось дома. Это слишком личное дело.       Где-то посреди ночи Джо пробирается в его комнату и показывает все безделушки, которые ей удалось найти, свалив их в ногах Ньюта. Он расслабленно смеется, слегка успокаиваясь.       Но внезапно к нему приходит осознание — ему придется все это возвращать... Он обреченно стонет.       — Ты ходячая проблема, ты знаешь это? — бормочет Ньют.       Джозефина невинно моргает.

***

      Его дни проходят в рутине. Он ухаживает за существами и делает заметки в погоне за знаниями. Это расслабляет и успокаивает его, и уже через три месяца он может спокойно бегать по своим делам в городе, не нервничая.       Тяжелый труд весьма эффективно отвлекал от проблем.       Как и письма Персиваля.       Они уже какое-то время обмениваются письмами, и все вроде бы как всегда... хотя и не так, как раньше. Персиваль ободряюще отвечает на все рассказы Ньюта и в свою очередь делится с ним историями о собственных событиях на работе, которые обычно держал при себе, когда Ньют был моложе.       Ньют узнает, что не так давно Персиваля повысили до самого молодого директора службы магической безопасности и что его команда авроров — хорошие, благонамеренные люди (хотя иногда они слишком много бездельничают). Он рассказывает Ньюту об ответственности, которую он несет за сохранение справедливости, и о гордости, с которой он несёт свой титул.       Содержания писем варьируются от одного к другому. Одни беспокоят его, когда все, что он читает — это короткое приветствие, извинение и простое «Устал». Другие заставляют смеяться от жалоб на плохо выполненную бумажную работу. А в одном памятном письме Персиваль признается в своей вине после того, как потерял контроль и грубо отчитал одну из своих подчиненных. Каждое слово, каждая фраза и предложение слиты с честностью, открытостью и сухим юмором, раскрывая новые стороны Персиваля.       С некоторой грустью Ньют осознает, что до сих пор между ними существует некий барьер, о причинах которого он, вероятно, догадывается. Но он также невероятно счастлив, что в глазах Персиваля он вырос из ребенка со слепой влюбленностью до настоящего друга, которому он может доверить свою жизнь.       Этот новый Персиваль — личность со своими недостатками — совсем не разочаровывает Ньюта; на самом деле, это имеет противоположный эффект, делая Персиваля еще более привлекательным в своей человечности. Единственный минус заключается в том, что Ньют не имеет возможности видеть все это своими глазами.       Однажды мадам Вудхед — Тереза («ты здесь уже достаточно долго, мальчик, зови меня Терезой») спрашивает, почему он никогда не навещает свою возлюбленную.       Ньют хмурится посреди пережевывания своего ужина, совершенно сбитый с толку. Он напрягает мозг, пытаясь вспомнить любого, с кем контактировал за все это время. Большинство его поручений были связаны с общением с владельцами магазинов... если только Тереза не имеет в виду внучку булочника, которая (как он подозревает), по какой-то причине проявляла к нему симпатию. Он ценит, что ее дедушка — замечательный пекарь, и она по совместительству тоже. Но не более того.       — К-кого? — наконец спрашивает он, тяжело сглотнув. Тереза закатывает глаза.       — Получательница твоих писем, из-за которой ты каждый раз корчишь смешную гримасу, когда получаешь ответ.       Ньют разинул рот. Гримасу?.. Возлюбленная?..       — Тереза, — медленно начинает Ньют, чувствуя, как жар ползет вверх по его шее, — я пишу своему другу.       — Ой, да ладно, можешь и не говорить о ней, если тебе так неловко, — ухмыляется она. — Я только хочу предложить тебе передохнуть, если ты хочешь пойти...       — Это он, — не подумав, вставляет Ньют, а затем, запинаясь, продолжает: — И ты все неправильно поняла, он просто... он всего лишь друг, хороший друг, вот и все.       Тереза недоверчиво выгибает бровь, и Ньют умоляюще смотрит на нее.       — Но это правда, он... э-э... когда-то я любил его, но... о боже, что я несу, — заканчивает он со стоном, закрывая лицо руками. Хуже того — Тереза издает сочувственный звук, а она никогда не сочувствует.       — Значит, это не было взаимно, — правильно догадывается она.       — Нет, но теперь все в порядке, — вздыхает он. — Я вырос из этого, и у нас... у нас все нормально.       — Поверю тебе на слово.       Они заканчивают трапезу в привычном молчании, за которым Ньют размышляет, но все еще понятия не имеет, откуда у Терезы появилась такая идея.       Персиваль — один из его самых близких друзей, и вполне разумно радоваться, получая от него письма?..       Он немного завидует людям, упомянутым в этих письмах (Голдштейн была упомянута несколько раз), потому что они ежедневно общаются с Персивалем лицом к лицу, но он лишь надеется, что Персиваль тоже считает его своим близким другом.       Однажды к нему приходит письмо от некого мистера Огастеса Уорма, в котором тот просит его написать книгу о существах по всему земному шару. У Ньюта появляется новая цель. Он немедленно сообщает об этом Терезе, та поздравляет его и именно тогда начинает обучать его секретам своей удивительной магической работы.       Она — мастер чар расширения, отсюда и удивительная архитектура ее коттеджа. Она, как и обещала в начале их знакомства, в течение следующего месяца рассказывает ему, как проектировать и укреплять фундамент, чтобы он не рухнул.       — Помни, что твоя конструкция будет хороша лишь настолько, насколько хватит твоего воображения. А я думаю, в твоей маленькой головенке его хватает, — говорит она утром в день его отъезда, сопровождая эти слова легким щелчком по его лбу.       — Конечно, только если ты перестанешь пытаться проделать в ней дырку, — парирует Ньют и обнимает ее, несмотря на все протесты. — Спасибо, Тереза, ты была великолепна. Я никогда этого не забуду.       Последние десять месяцев были лучшей терапией, о которой Ньют никогда бы не смел просить. Тереза не только любезно передавала все свои знания, но и уважала его личное пространство. Бывали особенно плохие дни, когда он не разговаривал и ничего не делал, и она позволяла ему просто сидеть рядом с ее существами и часами наблюдать за ними.       Действительно, хорошая женщина.       — Эй, отлипни! — рявкает Тереза, и Ньют поспешно отпускает ее. Она смотрит на него прищуренными глазами и фыркает, а затем снова расплывается в улыбке. — Приезжай, если найдешь что-нибудь интересное в своем путешествии. Это самое меньшее, что ты можешь сделать.       — Конечно, — серьезно кивает Ньют. После последнего рукопожатия он уходит.       Сначала он заезжает домой и проводит там ночь, а затем встречается с мистером Уормом, чтобы обсудить логистику и оплату. Он также заскакивает в новую квартиру Тесея, чтобы провести там ночь и получить пару разрешений из Министерства, прежде чем прыгать на поезд.       — Сначала не вытащишь из дома, а теперь не затащишь. У тебя нет ни два, ни полтора, — шутит его брат, когда они снова обнимаются на прощание.       — Прости, Тиз, — бормочет Ньют ему в плечо. — И спасибо тебе. Я не задержусь надолго.       Тесей гладит его по голове:       — Не надо, Ньют. Не торопись.       Ньют смаргивает влагу от теплого тона, и сквозь его сердце просачивается вина; все это время он не был рядом, хотя Тесей так же прошел через многое... Он так зациклился на себе и на своем опыте. Тесей же всегда держался храбро, особенно перед ним, и все это время Ньют бессознательно и эгоистично пользовался этим.       — Тесей...       — Кстати, передавай от меня привет Перси, если заскочишь в Нью-Йорк, — говорит его брат, отступая назад.       — Перси? Ты имеешь в виду Персиваля? — спрашивает Ньют. — С каких пор ты его так называешь?       — С таких, что его имя трудно произнести и мы не так редко видимся, — отвечает тот, и что-то странное сжимает грудь Ньюта, когда он понимает, что его брат был близок с Персивалем...       — Какая у тебя смешная физиономия, — смеется Тесей, но тут же умолкает, задумчиво хмурясь.       — Чего? — ощетинивается Ньют, защищаясь: ему не нравится этот наблюдательный, понимающий взгляд. Тесей качает головой и ухмыляется.       — Ничего. Поторопись, или упустишь свой поезд, — Тесей взъерошивает его волосы и скрывается в своем кабинете, оставляя его в замешательстве и растерянности. Ньют подскакивает, когда кто-то позади него прочищает горло, и отходит в сторону, бормоча извинения. Его взгляд падает на часы на соседней стене.       Ньют тяжело вздыхает.       Пора в дорогу.

***

      Сказать, что Ньют взволнован, — ничего не сказать.       Он задыхается, сердце бешено колотится, и несмотря на то, что сейчас зима, Ньют потеет. Все это напоминает поездку в Хогсмид на четвертом курсе. Разница лишь в том, что сейчас он едет к Персивалю и ему двадцать пять, а не четырнадцать.       Подумать только, это было уже больше десяти лет назад...       Когда он получил приглашение приехать в Нью-Йорк, он был слишком удручен неудачным инцидентом в Судане и хотел отправиться домой, чтобы немного отдохнуть. Писем от Персиваля было не много, к тому же, они запаздывали, потому что Ньют постоянно путешествовал. По какой-то причине мысль о визите совершенно не приходила ему в голову, пока он не прочитал ту самую строчку, которая призывала его приехать.       Его сердце чуть не разорвалось от волнения и восторга.       И вот теперь он чуть ли не спотыкается о собственные ноги, сходя с корабля, едва не позабыв включить переключатель на чемодане, чтобы скрыть содержимое от таможни. Он не помнит, какие ответы дает на заданные вопросы, но проходит благополучно.       Он сосредотачивается на том, чтобы найти Персиваля среди множества лиц, на которые забывает обратить внимание, и в конечном итоге на кого-то налетает.       — Простите...       — Ньют?..       Он удивленно смотрит на человека, который знает его имя, и ему требуется всего минута, чтобы определить её черты. Она старше, выше, стройнее, очень хорошо одета, но все еще та красивая девушка, которую он помнит со школьных лет.       — Лета... — выдыхает Ньют.       Лета, кажется, чувствует себя неловко, когда встречается с ним взглядом, вероятно, не ожидая увидеть его. Ньют тоже не ожидал этой встречи. Вообще-то, он совсем забыл о её существовании.       Он выходит из ступора первым:       — Как поживаешь?       — Нормально... хорошо, — отвечает она, заправляя волосы за ухо. — А ты?       — Прекрасно.       Они делят между собой неловкое молчание. Ни один из них больше не знает, как вести себя друг с другом. Встреча с Летой совсем не похожа на то, что когда-то представлял себе Ньют; он не держит зла за прошлые инциденты и за ее решение вычеркнуть его из своей жизни, поскольку это стало тривиальной вещью перед лицом всего, что он пережил за последние годы.       В данный момент она для него совсем чужая.       — Эм... я рад. Что у тебя все хорошо, — быстро выпаливает Ньют. — Мне пора бежать, так что... — он одаривает ее легкой улыбкой и машет рукой, прежде чем отвернуться.       — Постой... — начинает Лета.       — Ньют.       Глаза Ньюта рефлекторно ищут источник звука, и его сердце начинает биться чаще, когда они натыкаются на знакомое лицо.       — Извини, — рассеянно бормочет он через плечо, делая шаг вперед... а затем срывается на бег. — Персиваль!       Вот он, как всегда, щеголеватый, в хорошо сидящем костюме с черным галстуком и запонками, длинном пальто и синем шарфе. Его темные волосы, зачесанные назад, дополняют его породистое лицо, но при ближайшем рассмотрении следы времени все же заметно проглядываются в виде морщин и устало посаженных губ.       Когда Ньют приближается, лицо Персиваля теплеет от улыбки, той, что была припасена только для него, и... Моргана смилостивится...       — Здравствуй, Ньют, — приветствует его Персиваль более глубоким и хриплым, чем помнит Ньют, голосом, но все еще таким нежным.       Ньют замирает, ошеломленный тем, как воспоминания о Персивале проносятся перед глазами, будто фильм, заставляя его грудь сжиматься от нежности, ностальгии и чего-то необъяснимого. Он наблюдает, как тот слегка откидывает голову назад, чтобы полностью встретиться с ним взглядом, и хмурится.       Мерлин, он выше Персиваля...       — Когда ты успел так вырасти? — фыркает Персиваль, озадаченный и, по-видимому, встревоженный этим фактом.       Ньют, беспомощно ликуя, роняет чемодан и крепко обнимает его. Персиваль тихо хмыкает при ударе, но обнимает его в ответ, и это совсем другое дело. Он больше не тот маленький ребенок, которого обнимают.       Это приятно. Очень приятно.       Ньют больше не хочет его отпускать.