Он всегда мог развернуться и уйти

      Удивительно, но ничего не болело, обоняние не раздражал запах пыли, крови или серы. Может он умер?       Он осторожно открывает глаза, почти тут же их прикрывая от неожиданно ударившего солнца. Солнца. Он резко садиться, чуть прикрывая глаза рукой и оглядывается. Мягкая трава, на которой он лежал, рядом деревья, полностью покрытые листвой. Где-то в дали вдруг разразилась звонкой трелью птица, и он инстинктивно дернулся. Может он и умер. Осторожно поднимаясь, он продолжал быстро крутить головой по сторонам, выискивая противников и упрямо их не находил. Единственное, что могло источать угрозу – так это маленькая белка, быстро прошмыгнувшая у ног, да мелкие насекомые, в недостаточном количестве, что бы причинять хоть какой-то дискомфорт. Он явно в каком-то лесу, почти полностью залитым дневным солнцем. Это резко контрастировало с пыльным мертвым пустырем, на котором его вырубило после нескольких часов пути. Сейчас он в абсолютно нормальном, полностью живом лесу, с ярким ароматом трав и цветов, с птицами и мелким зверьем, с ручейками и деревьями, потянувшими свои зеленые ветви куда-то в ясное небо. Он бегло осмотрел себя. Ни единой царапинки или рубца, даже грязь нигде не налипла. Осточертевшая пыль, что до этого явно покрывала все тело, куда-то бесследно испарилась. Вместе с ней ушли жажда и голод, продолжавшие терзать организм даже после «ужина». От одного воспоминания он поежился, неприятный холодок прошёлся по спине, хотя погода стояла безветренной.       Из одежды на нем была только длинная рубаха грубого пошива, достающая почти до колен. Он продолжал крутить головой, осторожно поднимаясь, хотя будь его воля… Все тело захлестывала невиданная до сели легкость, хотелось улыбаться, бегать по лужайке и довольно смеяться.       Он точно умер.       Внимательно слушая звуки вокруг он начал осторожно продвигаться по лесу. Вдруг откуда-то слева послышался едва слышный плеск, а за ним еще один, а потом послышался звонкий мальчишеский смех. Он быстрым шагом направился в сторону источника звука. Через несколько секунд перед ним открылась удивительная картина – озеро, окруженное высокими деревьями. Он остановился в тени одного из них, продолжая сканировать местность угрюмым взглядом, не смотря на то, что все тело буквально разрывал восторг. Со своего места он видел всю водную гладь (озеро не было большим) и оба берега. На одном из них плескались два мальчишки. Их странные, почти седые волосы странно отсвечивали в свете дня.       —Джил, смотри! — один из мальчиков забирается на камень, а затем сильно оттолкнувшись от него прыгает в воду. Джил.       Плеск, и вот над водой уже показалась светловолосая макушка. Второй мальчишка следует примеру друга и тоже прыгает. Вода разлетается в разные стороны сотней брызг, и первый мальчишка деланно-недовольно прикрывает лицо руками:       —Ты чего брызгаешься?       Второй выныривает и недобро щуриться, вновь уходя под воду, и первый мальчик с головой погружается в омут. Выныривая, второй победно улыбается, отплывая от того места, куда только что отправил друга. Тот выныривает незамедлительно, отплевываясь и быстро мотая головой:       —Ты меня чуть не утопил!       —Не утопил ведь,—мальчик пожимает плечами, пытаясь держать невозмутимое лицо. Получалось у него плохо.       —А ну иди сюда,—первый мальчик улыбается, и на всю округу доносится звонкий детский смех.       Несмотря на расстояние, он слышал все настолько ясно, будто сам сейчас брызгался рядом с мальчишками. Несмотря на расстояние, он уверен, что лица мальчиков идентичны.       Воздуха вдруг резко не хватает, земля уходит из-под ног и он вновь падает, теряя сознание. Лицо зарывается в мягкую траву, приятно щекоча уши.

***

      Он продирается сквозь что-то мерзкое, теплое и саднящее, с твердым металлическим запахом, вырываясь из оков, отплевываясь и задыхаясь. Под его лицом – земля, покрытая пеплом и пылью, что забила глотку, уши, нос и глаза. Сил на то, чтобы поднять истерзанное тело не хватает. Он пытается, но тут же вскрикивает – если бы мог кричать – и валится обратно. Больно. Все мысли вихрем кружатся вокруг единственного слова, и он уверен, что иначе быть не может. Он слабо переворачивается на спину, пытаясь прочистить глаза от пыли, но ему кажется, что он делает только хуже. Пыль саднит, раздражая и без того пострадавшие глаза, и они, наверное, сейчас краснее собственной крови. Он уверен, что иначе быть не может. Боль терзает тело, и оно отказывается подчиняться на простейшие команды хозяина. Он должен был отдохнуть, но, кажется, устал еще больше.       Он обреченно выдыхает, быстро моргая и утыкаясь взглядом вверх. Небо встречает его багряными тучами, и он уверен, что иначе быть не может.