Два лица друга

- Привет, Энакин, - сказал Феррус, улыбаясь широко и открыто. Но, проследив за его взглядом, Асока увидела, что Скайуокер направлялся сейчас прямо к ним и выражение его лица было настолько же сердитым и почти злобным, насколько лицо Олина светилось добротой и жизнерадостностью. - И тебе привет, Феррус, здравствуйте, Мастер Толм, - едва кивнул он пришедшим товарищам. - Не смеем больше тратить ваше время впустую, падаван Тано, - церемонно откланялся Феррус и прежде, чем Асока успела сообразить, что будет дальше, взял в руки её ладонь и поднёс к губам. После чего оба мужчины кивнули ей и медленно развернулись в своём направлении. Тогрута молча посмотрела на свою правую руку, кожа которой ещё хранила тепло губ Ферруса. Она не привыкла к такому отношению и потому, не придумав ничего лучше, вытерла её о платье. Из-за плеча посмотрела на Энакина. Его лицо было темнее, чем самая чёрная ночь. Глаза едва не метали молнии, а губы презрительно кривились. - Ужин готов, - сказала Тано быстро и немного испуганно. Затем, взяв одну заранее приготовленную тарелку, быстро заполнила её тушёным мясом и протянула Энакину. Он стоял и не спеша принять тарелку, молча сверлил её тяжёлым взглядом, в котором сплелось всё то, чего прежде там не было никогда - презрение, злость, обида и что-то ещё, определения чему Асока подобрать не сумела. Но явно скорее неприятное, чем наоборот. Потом он посмотрел на цветы, что до сих пор прикрывали вырез её платья. Сейчас, когда дыхание тогруты сбилось от волнения, букет начал слегка подпрыгивать на груди. - Знаешь, что, - прошипел Скайуокер сквозь сжатые зубы - Я не знаю, где ты была после Ордена и чем занималась, но пока ты живёшь со мной и занимаешься моими детьми, забудь даже думать про прежнее своё ремесло. И чтобы никаких мужиков рядом с тобой я больше не видел. Падме, услышав такое про себя, провалилась бы в обморок, Асока же... Её красивые глаза вспыхнули гневным пламенем и почти в один прыжок достигнув его, она буквально швырнула тарелку в Скайуокера и развернувшись забежала в дом, не забыв прикрыть дверь. Бросок у Асоки всегда был неслабый, и даже длительное отсутствие тренировок не изменило этого. Тарелка вписалась ему точно в ребро, чудом не расплескав своего горячего содержимого. Потерев ушибленное место, Скайуокер присел на крыльцо и начал есть мясо. Он почти не ощущал вкус и глотал практически не жуя, но с каждым сьеденым куском его злость уменьшалась. «Вот же какая противная» - подумал он про Тано - «Навязалась на мою голову, причём, уже не впервые. И как только совести хватило нарядится в это обтягивающее до неприличия платье и начать флиртовать с мужиком. Да ещё и с каким, его давним соперником!» Ещё со времени ученичества Энакин терпеть не мог этого Ферруса и как сейчас понял, был совершенно прав. Но Асока-то какова! Мало она издевалась над ним прежде, так теперь взяла и ударила в самое больное. Завтра же её не будет в его доме. А для детей можно и что-то другое придумать. Да и вообще, если она их так любит, пускай и забирает с собой. Меньше будет воспоминаний и поводов злиться на них за смерть жены. - Я смотрю, ты не столь сообразителен, как я подумала, - послышался над макушкой сидящего Энакина голос Шаак Ти, а её рослая фигура постепенно выступала из красной пелены гнева, стоящей перед его глазами - Ты поел? Мяса хватит и назавтра, ведь его ел только один из вас. Говоря всё это, Шаак вымыла его тарелку и обтерла полотенцем, висевшим у неё через плечо. Энакин ничего не сказал, а только смущенно кивнул в ответ на её слова. - Значит, я была права, что ошиблась насчёт твоего ума, - продолжала тогрута тем же голосом. - И почему же? - выдавил из себя Скайуокер, именно это Шаак Ти и было нужно, она мигом уцепилась и возмущённо заговорила: - Сама Сила заботится о вас, она послала тебе ту, которая заботится о твоих детях после смерти жены. Люка и Леи давно бы уже не было на свете, если бы не твоя ученица, которой ты теперь и слова доброго не скажешь! - Доброго? - Энакин так и взвился, вскакивая с крыльца, не заботясь о том, чтобы не быть услышанным - Да она же совершенно бесстыжая! Выставляет себя напоказ любому, кто готов посмотреть! Ходит тут в этом пошлом платье и ловит на себе жадные взгляды мужиков! - Если ты о Феррусе, то я видела, как всё было, - совершено спокойно ответила Шаак - Это он первый к ней подошёл и начал беседу, а вовсе не она. Что же касается платья, то другого у нас не было, та же одежда, что была на ней, когда её нашли, настолько истрепалась, что непригодна даже для мытья полов. - Как бы она не выглядела, она была бы явно лучше того, что на ней сейчас, ведь это платье просто трещит по швам, - презрительно выплюнул Энакин, сжав руки в замок. Шаак Ти понимающе улыбнулась, прочтя в этих словах то, о чём он сам похоже и не подозревал, но был сейчас слишком взвинчен, чтобы понимать намёки и потому ответил лишь ставшее привычным: - Она бесцеремонная и наглая проститутка и я не желаю делить помещение с такой. Эти слова окончательно согнали улыбку с лица тогруты. Её лицо приняло ожесточённое выражение и схватив Энакина за плечо, она резко развернула его лицом к себе, благо их рост почти совпадал и глядя в глаза, возмущённо выпалила: - Да с чего ты вообще это взял? Зачем судишь о человеке, даже не разобравшись? Вспомни о том, какое воспитание даётся в Ордене и ты увидишь, как Асока его сохранила. Видел, как она разговаривает? Ходит? Ест? И подумай, разве может та, которая впитала в себя эти навыки, ступить на кривую дорожку? И вообще, Скайуокер, мне кажется, что ты слишком заигрался и слишком много ставишь на нравственность. Не важнее ли то, что являет собой сам человек, чем то, кем были его родные. Быть может, семья Тано ещё и круче всех нас, а то, что она попала в беду, забеременев от бесчестного человека, может произойти с каждым. Небось и ты к своей Падме в отпуск сбегал не для того, чтобы просто за ручки подержаться! Губы Энакина сжались в бледную прямую линию: - Падме была совсем не такая, - прохрипел он глухо. Шаак Ти усмехнулась. И над тем, что он сказал и над тем, каким тоном это сделал. - Каждая женщина бывает такой, когда она рядом с любимым, - безапелляционно заявила тогрута - И если твоя была другой, то мне тебя искренне жалко. - Я не намерен это слушать, - произнёс Энакин отворачиваясь. Шаак Ти знала, что сказать. Она уже давно поняла все чувства этого человека и прекрасно видела, что он просто пожирает себя изнутри и знала почему. Мэйс вчера согласился с ней, когда они обсудили эту ситуацию за ужином, отправив детей погулять в поле. - Я здесь не для того, чтобы говорить плохое об умерших, - сказала она гораздо мягче - А для того, чтобы напомнить тебе, о том, что какой бы ни была Асока и как бы ты к ней не относился, она спасла жизнь твоим детям. Детям Падме, если тебе так легче. И сегодня она хотела немного порадовать тебя, ответив добром на то, что ты принял её у себя. И что получила взамен? Ещё одну Джокасту, такую же вредную и принципиальную, когда не надо. Ты смотри, это Асока сейчас сдерживается, ради детей, но любое терпение небезгранично. Знаешь ведь такую пословицу - бойся гнева терпеливого человека? Вот вот. Как бы она не психанула и не отказалась помогать. Поэтому, Скайуокер, на твоём месте я бы, как минимум, извинилась! И высказавшись от души, Шаак Ти развернулась и пошла прочь. Энакин молча смотрел перед собой. Он долил себе остаток кофе и стал наблюдать за тем, что происходит вокруг. Площадка в середине лагеря понемногу пустела. Старшие джедаи уединялись со своими учениками, чтобы передать наставления, другие заканчивали хозяйственные дела. Подходили и к Энакину, пытаясь заговорить, но тот отвечал сухо и односложно, ясно давая понять, что не настроен на беседу. Товарищи списывали это на депрессию из-за смерти жены и отставали от Скайуокера. Вечер был тихим и тёплым. Лёгкий ветер шевелил ветки секвой и дубов, окружающих лагерь. Энакин понимал, что Шаак Ти сказала верно, глядя в самый корень проблемы. Понимал, но соглашаться не хотел. Ибо его просто возмущал тот факт, что он поселил у себя ту, что была живым свидетельством его несовершенства. И как наставника, и как человека, и как мужа. Живым напоминанием о том, что больше всего хотелось забыть. А не перебирать бессонными ночами, тайком от всех, как драгоценное сокровище, мысли о том, какими были её губы в тот единственный вечер...