Два лица друга

Выбежав из домика, Энакин не остановился, продолжая бежать всё дальше. Он бежал, пока окончательно не выдохся и только тогда остановился, тяжело привалившись к дереву. Оказывается, успел добежать до самого леса и зайти немного вглубь. И по странной иронии судьбы стоял сейчас ровно на том самом месте, где почти месяц назад нашли умирающую Асоку. Но Энакин при её спасении не присутствовал, а после не спрашивал, где и как оно было. Трава на том месте давно расправилась, кровь впитала земля и более ничто не напоминало о том ужасном дне. Поэтому Скайуокер ничего и не заподозрил, а просто встал, прижавшись спиной к широкому шершавому стволу. От долгого и стремительного бега дыхание сбилось и сейчас с невероятной болью выходило из грудной клетки, а сердце билось об неё так, словно решило покинуть её и скрыться в высокой траве от пережитого сейчас позора. Здесь Скайуокера и правда никто не мог видеть и никто даже не знал, что он тут, но он всё равно продолжал ощущать себя так, будто его полностью раздели и выставили на главную площадь. Была бы его воля, мужчина бы не остановился, а продолжал нестись дальше, пока не упадёт замертво, однако, знал, что это бесполезно, ведь от самого себя сбежать ещё никому не удавалось. А то, что причина всего того, что не даёт спокойно жить была на самом деле не в окружении, ни в Асоке, ни даже в её непосредственной близости к нему, а только в нём самом Энакин теперь не сомневался. Для этого достаточно было лишь самой малости - просто перестать врать самому себе и признаться в том, как на самом деле называлось его чувство к Асоке. Пусть даже и в такой нервной и почти грубой форме. Но, вот же странное дело, обычно, когда признаешься, становится легче, а Энакин сейчас ощущал, как на его плечи опустилась новая тяжесть, ещё более неподьемная, чем та, унесенная признанием. Этой тяжестью было чувство вины, острое, как световой меч и такое же горячее. И ужасно невыносимое, но очень настойчивое, что не даст тебе покоя, если ты не разберёшься с ним. Скайуокер понимал это, но не знал, что ему надо сделать, дабы снять с себя и этот груз тоже. Хотя, кто знает, быть может, если он пройдёт этот путь до конца, всё равно сейчас Энакин один, искать его не будут, значит, никто не помешает. А Асока... Как она отреагирует на его слова? Эта мысль ненадолго заставила замереть в испуге, но он тотчас от неё отмахнулся, подумав, что скорее всего Тано не обратила на них внимание, списала всё на эмоции, а может и вовсе забыла их. Не то сейчас у неё состояние. Вспомнив о последнем, Энакин ощутил, как пресловутое чувство вины опять придавило его ещё сильнее, так, что он даже стоять не мог, опустился на траву и прикрыв глаза, мысленно вернул себя на полтора года назад. В тот самый день, когда Падме заявила, что уходит от него, когда он не поддержал её идею внедрения в банковский клан, с которым сотрудничал её бывший возлюбленный Раш Кловис. Энакин страшно ревновал жену к её прошлому, ибо подозревал, что те десять лет, что прошли между их первой и второй встречей она вряд ли была ему кристально верна. При такой-то красоте и влиянии. А этот Кловис вился вокруг неё ещё со школьных лет. К нему Скайуокер питал совершенно особенное неприятие, потому, что знал, как тот спит и видит, как вернуть свою любовь. Он даже его одного спокойно не мог видеть, а уж их вместе... Неудивительно, что по этому поводу он устроил Падме серьёзный разговор, в итоге которого она обиделась и сказала, что им надо пожить отдельно и подумать, есть ли у них будущее в такой ситуации. Энакин был так зол тогда и обижен, что не стал удерживать её и она ушла. Как впоследствии узнал Скайуокер, в той операции с банковским кланом она всё же участие приняла. Но ничего не сказал на это, обида не прошла и рядом с ним в это время не оказалось никого, кроме верной ученицы. Асока видела, что наставник хмурится и даже не тратя время на выяснение ситуации, начала усиленно отвлекать его. Приглашала на прогулки, в кафе, в парк аттракционов. Энакин сперва отказывался, а потом согласился, поняв, что тогрута всё равно не отстанет. И, странным образом, начав общаться с Тано в неформальной обстановке, Скайуокер стал присматриваться к ней с точки зрения не наставнической, а простой обывательской. После чего увиденное и открытое в ней не оставило его равнодушным, он заметил, что Асока не просто наглая острячка, что вечно не слушалась и перла напролом, но ещё и очень чуткая, внимательная особа, восприимчивая к настроению окружающих. Она умела хорошо слушать и весьма точно отвечать. И вообще, за этой внешней колкостью скрывалась на самом деле очень хрупкая, нежная и искренняя душа. Асока ничего не скрывала и не совершала ничего стыдного. Она чувствовала и жила исходя из этих чувств. Энакин всё больше узнавал в ней самого себя. Так прошло около месяца, а Падме всё не возвращалась, даже не звонила. Ещё немного и Скайуокер окончательно перестал бы её ждать. Это чувство ожидания и сама его необходимость понемногу сходила на нет, лишь только на самом дне души оставалась маленькая надежда, но вместе с тем привязанность к Асоке, этой другой Асоке, знакомой только ему, крепла день ото дня. Ещё несколько дней и она начала замещать в его сердце тоску о Падме. Ещё буквально пара дней и он решился, позвонил Асоке на комлинк и предложил встретиться возле дорогого ресторана. И весь день готовил слова для признания. В чём? Энакин сам толком не мог сказать, но то, что признаться нужно это факт. Вот до назначенного времени оставалось полчаса, ровно столько, сколько нужно, чтобы добраться до ресторана. Скайуокер стоял у двери, одетый в чистый парадный костюм, тщательно причесанный и подрызганный одеколоном. Он уже собрался выйти и написал об этом Асоке, как вдруг незапертая дверь открылась. На пороге стояла она. Спокойная, бледная, почти без косметики, в простой одежде. - Эни, прости меня, я слабая, я дура, но я люблю тебя и не могу больше жить в разлуке, я поняла, что мне нужен только ты и самое главное это быть рядом с тобой. Вот так не вовремя, когда Скайуокер был в шаге от того, чтобы начать новую жизнь. Он хотел высказать ей это всё, но понял, что не может этого сделать. Эта самая надежда, что сидела на дне души, в обнимку с верой и любовью, поднялась вверх и затмила сознание, заставив думать только о том, что она вернулась и это хорошо и о том, как прекрасна она сейчас, несмотря на скромный вид. Это и вытеснило в один миг всё остальное, толкнув его прямо в объятия жены. А где-то там, на площади, не зная, что и думать, металась Асока, ждущая и переживающая, от звонков которой комлинк просто раскалился. Энакин этого даже не слышал, ведь Падме вернулась. Пришла к нему. Сказала, что любит. Призналась, что ждёт ребёнка. Это ли не счастье? Это ли не важнее всего того, что он придумал себе раньше? Энакин решил, что нет и более не вспоминал о том, что куда-то там и с кем-то собирался. Вспомнил только утром, когда собирался в храм и заметил кучу пропущенных звонков. И при этом испытал не более, чем небольшую неловкость, мигом забыв о вспыхнувшем чувстве между собой и Тано. Она уже ждала его в храме и судя по внешнему виду, не собиралась устраивать ему разборок, напротив, повела себя так, словно никакой сорванной встречи и не было, а они по-прежнему только учитель и ученица. И более никогда не поднимала этой темы и ни намёком не обмолвилась о том, что на самом деле чувствовала в тот вечер. Если бы Энакин надавил на неё или хотя бы внимательно посмотрел ей в глаза, то непременно понял бы это, увидев в них тщательно затаённую боль. Но он тогда только обрадовался такой спокойной реакции. Ведь Энакин немного опасался скандалов и разборок, что точно не пойдут на пользу его беременной жене. И всё стало как раньше, у всех троих. А потом был теракт и Асока покинула Орден, не пережив предательства. Так было по официальной версии, а другие просто не стали и выдвигать. Зачем, и так всё ясно и убедительно, вполне сойдёт для протокола. Так прошло около года, в течении которого Энакин почти не вспоминал тогруту, только, если затем, чтобы почувствовать вину за то, что едва не изменил Падме с ней. Но вот они снова встретились. Падме больше не было, но была Асока и чувство, то самое, что всё сильнее и сильнее вползало ему в душу, утверждая свои позиции. И вот сегодня наконец вырвалось наружу, в виде этого неосторожного возгласа и теперь похоже станет стеной между ними. Надо с этим что-то делать и делать прямо сейчас. «Как-то исправить ситуацию, сделать так, чтобы признание выглядело не так, каким оно было. Наверное надо стать к ней помягче, показать заботу, внимание, но при этом не позволять себе ничего лишнего. Да, так, наверное, будет правильнее,» - решил про себя Скайуокер и полный решимости, встал с земли и твёрдой походкой направился в лагерь, где как раз требовалась его помощь.