Два лица друга

Отвратительно мерзкий тогрут со шрамом через всю голову, спускавшимся по правому лекку, немного искривляя монтралл, хмурясь проходил по непролазному лесу. С раннего детства он терпеть не мог природу и мечтал жить в огромном мегаполисе, но злая судьба сделала его рождённым на Шили. С самого детства он ненавидел собственную жизнь. Пьяницу-отца, его убогую ферму, животные на которой вечно дохли, очевидно, не вынося запаха спирта, которым провоняли там даже стены. И главное, сознание того, что и его самого ждёт точно такая же судьба — заживо гнить в этом Силой забытом месте. И чтобы хоть отчасти примирить себя с этой реальностью, тогрут с раннего детства научился унижать и подчинять себе тех, кто слабее, слушая их стоны и мольбы о помощи, услаждаясь их муками, выродок удовлетворял своё ничтожное Я. Этого ему долгое время хватало с лихвой, но не тогда, когда объект унижения вырывался из-под контроля и восставал против него, уверенный, что победил. Такого этот моральный урод просто не мог снести и теперь был одержим желанием отыскать свою сводную сестру, оставившую на его голове этот уродливый шрам, не бывший однако столь же уродливым, как его душа, прогнившая изнутри. Но негодяю повезло, он быстро вышел на тех, кому его сестрица была неугодна едва ли не больше, нежели ему. А ведь совершенно случайно зашёл в эту кантину, где разговаривал со штурмовиком отец сенатора Амидалы. Кто она такая и кто таков Руви Наберри тогрут не особенно знал и не желал узнавать. Не это привлекло тогда его внимание, имя, мелькнувшее в беседе. Скайуокер. Энакин Скайуокер. Именно его произносила без конца сводная сестра тогрута во время бесконечных истязаний. Его молила о спасении. У него просила помощи. Уж не к нему ли она подалась, считая, что победила и убила его, своего брата? К нему, поймёт он немного позже, поговорив отдельно с тем штурмовиком, оказавшимся вовсе не простым имперским солдатом. Как оказалось, тот прежде был падаваном Ордена, после покинувшим его, чтобы служить Империи, ведь новый Император ненавидел Скайуокера едва ли не больше, нежели он сам. Ненависть молодого человека проистекала ещё из детства, когда они четверо: он, Энакин, Феррус Олин и Дара — их общая подруга, давно любимая Феррусом и тем будущим солдатом, отправились на миссию. Тогда световой меч его сломался, но ничего никому не сказав и желая подгадить Феррусу, тот подменил его меч своим. Но вскоре горько пожалел, поскольку из-за его поступка погибла Дара. А Энакин выступил против обоих, сказав, что это они виновны в её смерти. Феррус тогда добровольно ушёл из Ордена, а он затаился и решил отомстить. Сейчас была прекрасная возможность для этого. Трудность была всего одна: быть для всех по-прежнему хорошим, притворяясь помощником восстания, чтобы потом надеть белую броню и сделаться тем, кем он был. Пособником Тьмы, агентом Императора и будущим его учеником. От этой двойной жизни была и польза, ведь именно повстанцы сообщили, где находятся джедаи. А случайное знакомство с грязным тогрутом помогло заручится поддержкой. И именно его он отправил на Эндор, но до поры до времени не показываться, веля только докладываться об обстановке. — Пускай ещё немного поторжествуют, считая, что обыграли нас, — насмешливо произнёс напоследок новый союзник, не сняв ещё штурмовиковой брони. Для этого пока не время, но оно настанет, уже скоро, совсем скоро. Скайуокер будет сильно жалеть о том, что сделал. Прольёт из-за этого горькие слезы. Но только плакать уже будем бессмысленно и смерть милой Дары найдёт своё отмщение. А Император щедро вознаградит его за труды и возможно даже доверит такую честь, как самому убить ненавистного врага. — Кто был никем, тот станет всем, — повторил боец свою любимую фразу — Погоди, Избранный, скоро узнаешь цену своего триумфа.

***

Асока проснулась от ощущения тяжести во всем теле. Болела каждая мышца и нечто, придавившее её, мешало пошевелиться и потянуться. Нечто явно живое, мирно сопевшее, согревая горячим дыханием. Но, странное дело, это не раздражало, а как-то даже и нравилось, вот неожиданность. И ещё не открыв глаз, тогрута ощущала себя словно пронизанной неведомым теплом, покоем и неким сверхъестественным светом, что заставлял душу петь от неясного счастья, а за спиной вырастать большие крылья. Тогрута осторожно приоткрыла глаза и увидела, что в этот предрассветный час в доме было ещё совсем темно и человек, лежащий рядом, обняв её одной рукой за талию, рельефно проступал из этой темноты. Тано помнила всё, что было несколько часов назад и сейчас подумала о том, что проснутся вот так, в объятиях, было очень приятно. Вот только теперь Энакин станет презирать её сильнее прежнего. Одинокая слеза сорвалась с ресниц и потекла по правому лекку. Что если он прав и её судьба действительно быть падшей? Одна слеза превратилась в целый, неудержимый поток. Что если Энакин просто захотел удовлетворить позыв плоти, устав от долгого воздержания и сделал это с той, которая оказалась ближе всего. И будь на месте Асоки любая другая, он поступил бы точно так же. Слезы стали ещё сильнее и невыносимее. А всё потому, что ей, ситх возьми, понравилось то, что произошло между ними. Эти прикосновения, поцелуи, ласки, движения внутри. Они просто сводили с ума и лишали воли. Пускай она сто раз понимает, что это стыдно, порочно, неправильно, ей не становится менее хорошо от воспоминаний о них. И не менее больно. Слезы катились, теряя счёт. Асока хотела отвернуться от Энакина, но почувствовала, что его волосы были зажаты между её плечом и подушкой и потому просто уставилась в потолок, это лучше, чем позволить Скайуокеру проснуться и увидеть её боль. Она прикрыла глаза и снова и снова продолжала терзать себя воспоминаниями о том, как всё произошло. Она должна была возмущаться поступком Энакина, злиться на него, ненавидеть, а вместо этого чувствовала, как её тело медленно наливается жаром. Вот он отпустил её руки и она положила их на его плечи, наслаждаясь прикосновениями к нежной гладкой коже, упругости мышц и ощущением его дыхания у себя на груди. Откровенно наслаждалась им, его телом, запахом, теплом. Прикасалась к таинству запретной страсти. Конечно же теперь на это всё у Скайуокера найдётся сотня обидных и оскорбительных слов. Тяжёлый вздох не смог удержаться и рука на талии Асоки немного расслабилась и изменила положение. Она это заметила только увидев, что Энакин проснулся и сейчас, лёжа неподвижно, смотрит на её лицо. Потом убрал с неё руку и решительно сел. Скайуокер не разговаривал, а только смотрел на Асоку, пытаясь понять, что она чувствует. Потом его взгляд упал на её грудь, до сих пор бывшую обнажённой и платье, до сих пор висевшей в районе колен. Не было возможности надеть его снова или окончательно снять. И не придумав ничего лучше, Энакин осторожно поднял юбку и помог тогруте прикрыться. При этом ему в глаза бросились тёмные синяки на её запястья и капли застывшей крови на её бёдрах. - Прости, наверное я сделал тебе больно, - не найдя ничего лучшего произнёс Энакин, только потом поняв, как глупо это прозвучало в данной ситуации. Асока не ответила, лишь отрицательно кивнула и встала с кровати. - Я пойду заберу детей и займусь завтраком, - сказала она наконец, сделав над собой усилие, чтобы голос звучал так, словно это утро ничем не отличалось от других таких же. - Асока, - услышала она резкое и снова повернулась к Скайуокеру - Я хотел поговорить насчёт... Того, что произошло... - Между мной и Феррусом не было ничего, я только оказала ему помощь, - в который уже раз пояснила Асока, но Энакина интересовало другое: - Я полагаю, что после вчерашнего ты не захочешь больше оставаться со мной под одной крышей и я думаю, что учитывая нынешнюю ситуацию в галактике, развод не станет большой проблемой. - Да, так будет правильнее, наверно, - с сомнением протянула тогрута, продолжая смотреть куда угодно, только не на него, Энакин от этого быстро устал. - Посмотри на меня и ответить, - наконец не выдержал мужчина. Асока вздернула подбородок и выдержала его взгляд. Интересно, что он хочет сейчас услышать? Что она рада остаться одна после того, как привыкла уже жить с ним и детьми? То, что с удовольствием избавится от этой обузы? Нет, она не позволит ему видеть свои слезы. Ни одной. Изо всех сил старалась Асока не показать своей боли. - Я пошла за детьми, - произнесла она почти спокойно, оставив Энакина одного в огромном недоумении, но недолго ему было таким оставаться.