Два лица друга

То был Петро и смотреть на него без боли никто не мог. Как же трудно сейчас было узнать в нём недавнего шалуна и проказника. Его лицо было очень бледным, веки припухли, а глаза покраснели от слез. В глубине их каралось бы навсегда затаилась великая тоска и огромное страдание. — Они с ним так крепко дружили, — слышал он над собой голоса — Как же долго ещё будет он тосковать без своего друга. А Петро стоял возле могилы, низко опустив голову. Он считал, что просто не смеет теперь смотреть в глаза своим товарищам. Ведь они все не знали, где он был и что делал в то время, как его друга убивали. Чувство жестокой вины, такое непривычное и потому острое сжигало огнём душу мальчишки. Ведь если бы они с Заттом пошли вместе, как просила Шаак Ти, то, возможно, этого ужаса не случилось бы. О том, что в этом случае могли погибнуть они оба Петро сейчас не думал, его грызло ощущение несправедливости и неискупимой вины перед покойным. Всё то время, что прошло до погребения, Петро неотрывно смотрел в мертвое лицо друга, словно прося у него прощение. Затт не мог ответить ему, но другие видели и очень сопереживали его горю. Гунджи приблизился к нему и положив на плечо мохнатую лапу, ласково прорычал: «Не казни себя, Петро, ты не мог знать, как всё будет,» Петро в ответ посмотрел на него с грустью. Добрый товарищ пытался утешить его, как мог, думая, что тот просто переживает потерю друга. Но как бы он относился к нему, если бы знал всю правду. Не иначе, как с презрением и брезгливостью, так же, как сам Петро относится теперь к себе. Но тут его позвали, пришло время закапывать яму и перед этим следовало бросить в неё по горсти земли. Именно так хоронили близких обитатели этой планеты. Пришлось поступить согласно их правилам, всё равно сделать это как подобает у джедаев у них бы не получилось. Первой к яме подошла Шаак, бывшая ему фактически за мать, она покачнулась от бессилия и Мэйс, стоявший рядом, подхватил её за плечи. Асока подошла к ним, желая по мере сил помочь этим людям, которые помогли ей в то время, когда она сама была отверженной и никому в этом мире не нужной. Поэтому она пошла за ними в их дом и помогла с поминальным обедом, одновременно успокаивая плакавших детей. Гунджи шмыгал носом, утыкаясь лицом ей в плечо. Тано гладила его по голове и говорила, что горе не вечно, мальчик немного успокаивался и даже пытался помочь другим. Но Петро ничто не могло утешить, он сторонился другим и не принимал никакого внимания. Асока это видела и просила остальных его не трогать, пускай побудет один, ему это сейчас необходимо. И пользуясь этим, Петро ушёл в лес и разведя костёр, сжёг на нём свои штаны, в которых был в момент трагедии. Так мерзко было ощущать то, что на них осталось после встречи с Ланой. Она тоже была на похоронах. Эйла взяла её с собой, настрого велев вести себя прилично. Петро прятался от неё, не желая смотреть в это ещё недавно привлекавшее его лицо. Вместо него он видел теперь другое — холодное и мертвое лицо его друга. Мертвое из-за него. По его вине. Только об этом сейчас и думал Петро, его даже не занимал вопрос о том, кто именно убил Затта. За то все взрослые члены лагеря размышляли только об этом. Никто не понимал кому мог помешать этот скромный и тихий мальчик. Сперва они решили было, что это была случайность, что кто-то из охотников подстрелил его, приняв за дикого зверя, но очень скоро поняли, что эта версия не выдерживает никакой критики. Во-первых, никто не охотился так поздно вечером, даже эвоки всегда делали это только рано утром. Во-вторых, выстрел был сделан явно плазмой, о чём говорил характер ранения. Значит, стреляли из бластера, ведь все местные ружья стреляли пулями или стрелами. Поэтому подозревать никого из товарищей было нельзя. Однако, не все были с этим согласны, Джокаста, выслушав мнения остальных на общем собрании, созванном в связи с трагедией, высказалась самым неожиданным образом: — Товарищи, а вы не задумывались о том, что всё может быть гораздо проще, преступник ведь чаще всего тот, кто первым оказался рядом с телом. — На что это намекаешь? — подозрительно спросила Шаак, начиная догадываться, что ещё задумала эта неугомонная брюзга. - Не намекаю, а говорю то, что должно быть очевидно всем, но пока очевидно лишь мне, - слегка оскорбилась Джокаста в лучших своих чувствах - Вспомните, кто принёс тело и каким потрепанным и нервным он выглядел. Теперь только до всех дошёл смысл того, что до них пытались донести и у всех без исключения это вызвало бурное негодование. - Ты подозреваешь Мастера Толма? - почти выкрикнула всегда тихая и скромная Магистр Ундулли - Совсем уже впала в маразм. - Отнюдь, - ничуть не обиделась бывшая архивариус - На него с самого начала надо было подумать. Пришёл весь растрепанный, роба расстегнута, волосы чуть не дыбом, вам это ничего не говорит? - Говорит то, что человек, увидевший труп ребёнка просто неспособен остаться равнодушным, - решительно произнесла Шаак Ти - И первый порыв здесь, как минимум, склониться над ним и посмотреть, нельзя ли помочь, да и через лес нельзя продираться, оставшись безупречным внешне. - И бластера у него нет, Мастер Толм их всегда презирал, - поддержала её Эйла - Максимум, какое оружие он использует помимо меча, так это лук. За то все мы знаем, кто, в отличие от нас, только бластеры и использует. Намёк был более, чем прозрачным и его тоже легко легко все поняли и это повергло джедаев к долгому молчание. И лишь через несколько минут Луминара решилась нарушить томительную паузу: - Это был штурмовик. Это значит, что нас обнаружили. И убив Затта, хотели об этом предупредить. Слова Луминары повисли в воздухе, оставляя возможность подумать о том, чем это может грозить остальным. И именно их услышал молодой джедай, чья рослая фигура словно из ниоткуда возникла на поляне и вот уже пять минут слушала разговор.

***

Энакин вернулся как раз к самому разбору полётов, точнее, к собранию. Дела на базе повстанцев решились довольно быстро, лидер восстания сенатор Мон Мотма коротко доложила о результатах шпионской разведки, в частности о том, что Империя готовит новое супероружие - боевую космическую станцию, способную уничтожать целые планеты, её проектировал лично Император, а значит она совершенна и следует приложить очень много усилий, чтобы отыскать там слабое место. А чтобы пробить его, понадобится много умелых пилотов, которым и является как раз Скайуокер, Мотма не случайно вызвала именно его. Кстати потом она связалась с одной своей приятельницей, что до поры, до времени скрывалась от Империи, чтобы сказать, что скоро ей нужно выйти из тени. Но этот разговор был уже не при Энакине, которого пилот в это время доставлял обратно на Эндор. Альянс заручился его согласием и обещал вызвать как только станет что-то известно о строении боевой станции. Однако, всю дорогу до Эндора Скайуокер думал о том, что услышал, проходя мимо группы разведчиков, стоявших возле базы. Он не обратил внимания на лица, но невольно обратил на то, что они обсуждали, услышав в общем разговоре знакомое имя. Имя его жены. Асока Тано. Неужели разведчики знают о том, что она тоже на Эндоре? Откуда? И главное, а каком контексте о ней говорили? Этого Скайуокер уже не слышал, так как в эту секунду вышла Мотма и велела всем возвращаться в зал. Но как Энакин не старался, никак не мог связать этих разведчиков с его женой. В конце-концов, он просто попытался убедить себя в том, что ослышался и на самом деле разведчики говорили вовсе не о ней. При условии того, что мысли самого Энакина постоянно крутились вокруг тогруты, было совсем неудивительно. Но даже если он и не ошибся, это тоже ничего не гарантировало. Ведь, если подумать, фамилия Тано вовсе не редкая, Скайуокер мог поклясться, что по всей галактике найдётся не одна сотня семей, носящих такую же. И при этом в ней присутствует мать, сестра, жена или дочь по имени Асока или похожим на него. Так, что этот разговор сам по себе ничего не значил, но раз так, то почему тогда Энакин упорно не мог заставить себя выбросить его из головы?