Два лица друга

Энакин проснулся свежим и полностью отдохнувшим, проспав несколько часов. При этом он был уверен, что впервые за долгое, невероятно долгое время, мужчина улыбался во сне. И даже во всём его теле ощущалась сейчас удивительная лёгкость, какой он не испытывал с юных лет. С тех пор, как покинул Корусант. С тех пор, как забыл каково это быть любимым. Асока же любила его, в этом никак нельзя было сомневаться, любила всегда, едва ли не с детства. И вспоминая сейчас всё, что было с ней связано, Энакин удивлялся сам на себя за то, что раньше не понял этого. Её взгляды, смущение, радость во время их романа, который закончился толком и не начавшись. Вернее так было лишь у Скайуокера, в душе же тогруты этот роман давно вырос и развился. Ведь так всегда бывает в мыслях влюблённой. Хотя, нет, влюблённой это не то, любящей, вот верное слово. Это Падме, скорее всего, была лишь влюблена в Энакина, а Асока любила, искренне и всей душой. Любила так сильно, что готова была отпустить его в нужный момент, забыть собственное чувство, лишь бы дать ему желанное счастье с той, которую он выбрал для этого. Джедая учат самоотверженности и Тано, как видно, это усвоила, а вот он, Скайуокер, начал это делать только сейчас. Благородство души тогруты постепенно открывало ему глаза на то, какая она была на самом деле. Отпустила его, забыв собственное чувство, оставила карьеру в Ордене, чтобы не напоминать ему о совершенной было ошибке и дать спокойно жить, а теперь живет с ним рядом, терпя бесконечную грубость и пренебрежение, но при этом не бросая его и детей. Детей своей соперницы, которых не просто воспитывала по долгу, а любила их, как собственных, это было заметно ещё в первые дни, то, как она брала их на руки, бережно прижимала к себе, говорила с ними. И главное, она и Энакина этому научила, научила любить своих детей, показала, как это делать. Ему порой становилось ужасно за себя стыдно, что Асока, совершенно чужое существо для Люка и Леи, полюбила их с первой минуты, а он, родной отец, долгое время не мог к ним и прикоснуться, неосознанно виня за смерть Падме. Помнится, один раз во время особого недовольства он даже бросил Асоке в сердцах: «Если они тебе так нравятся, то забирай с собой этих выродков и проваливай отсюда!» И вспомнил, как тогда побледнело её лицо, а глаза сузились, как потом, вместо ответа, поднялась её рука и хлёстко, со всей силы, ударила по его щеке. Энакин хотел ответить ей, но почему-то не стал, а сейчас только дошло по какой причине. Он просто понял, что Тано права, он не любит своих детей так, как любит она. И теперь всё иначе, благодаря ей одной, этой маленькой хрупкой девушке, вынесшей на себе так много. Вспоминая сейчас о том, какой Асока была в первый день их новой встречи, сердце его сжалось от боли, посмотрев на всё иным взглядом. Не критическим, а близкого человека. И не как на потенциальную предательницу и врага, а ту самую Шпильку, знакомую с четырнадцати лет. Её четырнадцати. И понял вдруг, что во всём то, что случилось с ней после Ордена, более остальных виноват он сам, когда оттолкнул её чувство, до этого воспользовавшись им, как средством лечения больног самолюбия. И во что это вылилось! В то, что Асока жила после Ордена просто ужасно, возможно даже терпела унижение и горе. Если бы он тогда сказал ей иное. Если бы поступил по-другому. И какое же это счастье, что Сила позволила ему искупить вину, дала новый шанс на это и Скайуокер не упустит его и начнёт прямо сейчас. Он встал с матраса и подойдя к кровати, внезапно споткнулся, увидев, что та пустая и тщательно заправлена. Посмотрел в кроватку детей, но те мирно спали, взявшись за ручки. Где же Асока? Неужели и правда решила уйти, устав терпеть от него подобное отношение? Энакин огляделся вокруг, все немногочисленные вещи тогруты были на месте. Но вот её самой в доме точно не было. Он вышел на крыльцо. Было ранее утро и почти все в лагере ещё спали, поэтому никто не мог видеть, куда пошла Асока. На улице её тоже не оказалось и думая о самом разном, Энакин пошёл по тропинке через поле, куда они все ходили на озеро за водой. Вдруг она тоже решила принести её. При этом Скайуокер совсем забыл о том, как выглядит и потому сейчас шёл по полю в одних пижамных штанах и босой, ступая по холодной от росы траве. Его вела вперёд тревога за ближнего и ещё силовая связь, говорившая о том, что Асока рядом, просто отлучилась на время. Но в поле её не было, однако, дойдя до небольшого озера, что раскинулось возле леса, Скайуокер увидел её, одетую в одну сорочку и тоже босую. Тогрута лежала на берегу, у самой воды, повернувшись к ней лицом, при этом не двигаясь. Энакин ощутил новую смутную тревогу. Что это с ней? Ей плохо? Тяжело? А вдруг она мертва? Вдруг её тоже убили, как Затта? Какой же это ужас! - Асока! - выкрикнул он вне себя от волнения. Тогрута чуть вздрогнула и резко села. Она уже успела искупаться, но никак не высохнуть и намокшая сорочка сейчас плотно прилипала к её телу. Она повернулась на голос и увидела Энакина, он был обнажён по пояс, а мокрые от росы штаны подчёркивали его стройные ноги. Скайуокер посмотрел на неё и почувствовал, что его душу затопляет неизвестное чувство, при виде её влажной нежной кожи, белых рисунков на лице, стрелами взлетавших вверх, на которых ещё блестели прозрачные капли. Энакин протянул руку и провел по её щеке: - Шпилька, ты, что здесь делаешь? Я перепугался до смерти, когда не увидел тебя, проснувшись. - Прости, я не думала, что ты проснёшься так рано, - сказала она тихо, при этом сама не замечая, как протягивает руки и касается его мягких шелковистых волос - Вчера я не успела ополоснуться перед сном, потому, что... Словом потому, что плохо спала этой ночью. - Но ты плакала, - тут же заметил Энакин - Что случилось? Он провел пальцами по её затылку, отведя задний лекку, другой рукой легко стерев с её лица слезы, которые всё равно продолжали течь. - Скорее всего, это из-за убийства, - сказала она наконец - Вчера это было так ужасно... Когда тебя не было... Я и Мастер Толм...Мы так хотели, чтобы ты вернулся... Чтобы больше не уходил... - Не нужно плакать, - произнёс Энакин, притягивая её к себе, осушая слезы прикосновениями губ - Я здесь, я рядом, никто не посмеет и подойти. Их губы тотчас же встретились и рванули друг к другу со страстной горячностью, раскрываясь навстречу и проникая языками в полость друг друга. Энакин осторожно приподнял тогруту на руки, прижимаясь своей грудью к её, ощущая при этом тёплую дрожь её тела. Скайуокер надеялся, что это был не страх, а такое же сильное желание, как у него. Когда же Асока запрокинула голову и посмотрела на него горящим взглядом, он убедился в своих подозрениях. И чуть наклонив голову, коснулся губами её нежной, гладкой шеи. Асока не понимала того, что сейчас с ней происходит, ей казалось, что лёгкий воздушный поток подхватил её и медленно закружил, подняв в высоту. Подобных ощущений она никогда не испытывала и сейчас без сожаления отдавалась им. Энакин, тем временем, каким-то краем сознания сообразил, что их может кто-то увидеть и снова подняв Асоку на руки, бережно понёс её под разросшийся куст. Его ветки надёжно скрывали влюблённых, образуя вокруг них непроницаемый шатер. Плавно опустив тогруту на мягкую траву, Скайуокер начал её рассматривать, отмечая как мокрая ткань сорочки обрисовывает её грудь, тонкие линии ключи и плавные бедер. Она же наблюдала за тем, как Энакин снимает штаны. - Я не причиню тебе боли, - произнёс он, предупреждая любые вопросы. - Я знаю, - ответила Тано с улыбкой. Энакин почувствовал, что должен кое-что ей пояснить: - Асока, мы теперь вместе, мы муж и жена. - Да, это так, - ответила она, прикрыв веки, при этом вытянув руки над головой ладонями вверх. Энакин посмотрел на них и заметил, какие они тонкие и хрупкие, особенно в сравнении с его руками. Такой контраст удивил его и осторожно опускаясь поверх неё, Скайуокер положил свои ладони поверх её и слегка провел по ним пальцами. Асока непроизвольно развела бедра, образуя пространство, в котором Энакин легко поместился. Его лицо начало опускаться до тех пор, пока губы не нашли правый лекку и начали касаться его. - Асока, - прошептал Энакин, обдавая кожу тогруты горячим дыханием - Мне так приятно касаться тебя. Тано хотела спросить не сожалеет ли он об этом, но тут место губ занял язык и все мысли исчезли. - Прости меня, - услышала наконец тогрута - Я не смог забыть о том, что было у нас, я хотел, но никак. - Я совсем не думаю об этом, - ответила Асока - Я забыла. - Но я тогда овладел тобой, жестоко, как животное, - смог Энакин наконец признаться. - Я не могла забыть этого... Потому... Что было... Слишком хорошо... - произнесла тогрута чуть слышно, а Энакин снова прижался губами к её раскрывшимся устам. Скайуокер просто сходил с ума, снова и снова продолжая пить этот нектар, при этом касаясь руками тела своей возлюбленной, нащупывая тонкие ключицы и мягкие округлости грудей, при этом почти сходя с ума от первой и пока ещё робкой ответной ласки - Асока, обняв его, поглаживала пальцами по обнажённой спине. Энакин осмелел и найдя завязку на сорочке и потянув за край, спустил рубашку с плеч, открывая вид на возбужденную грудь. Левая ладонь накрыла правую округлости, а губы прижалась к соску на левой. Тепло и нежность кожи, её пряный запах, ощущение женственности и бесконечного слияние с ней кружило голову и лишало сознания. Рука непроизвольно скользнула ниже, касаясь влажного тепла между бёдер Асоки, хрупкого женского начала. Оно было гладким и шелковистым, готовым принять его. Указательный палец слегка развёл нижние губы и коснулся округлой горошины, прежде, чем пришло осознание и Энакин решительно убрал руку. Он вспомнил, что приличные женщины обычно не любят подобного рода ласк, например, Падме в этой ситуации просто притворилась бы, что случайного касания не было. Но как же не хотелось ему убирать руки. Энакин беспомощно завис над ней, понимая, что больше не выдержит. - Я боюсь причинить тебе боль, - прохрипел Энакин, склоняясь к лицу Асоки. Вместо ответа она лишь посмотрела на него и раскрылась ему навстречу. Скайуокер понял этот намёк и начал медленно погружаться внутрь её горячего лона, постепенно наращивая темп. Асока прижималась к нему, слегка прикусывая кожу на плече и постанывая от неизвестного удовольствия, сдерживаться было невозможно, давало знать воздержание и прошло не более получаса прежде, чем Энакин издал особенно долгий стон, с которым бурно излился вовнутрь разгоряченной тогруты. Новый рассвет мягко осветил их тела, позволяя заснуть, восстанавливая силы для непростого дня, в котором далеко не всё было ясно.