Два лица друга

Асока поднялась со стула, где до этого сидела и опустившись на колени возле Энакина, положила ладони ему на бедра. При этом её лицо сперва побледнело почти до синевы, а веки сделались почти лиловыми, затем на щеках тогруты проявились два ярких пятна румянца. Скайуокер даже испугался на миг, как бы она не потеряла сознание, но Асока выдержала этот вопрос и справившись с накатившими чувствами, смогла наконец ответит: — Это был совершенный моральный урод, в чистом виде и безо всякой примеси, недостойный даже носить имя разумного существа. Энакин молча слушал, лишь только смотрел ей в лицо ободряющим взглядом. Много чего хотел бы он спросить, но сдерживался, не желая спугнуть минуту откровенности. Поэтому Асока смогла скоро продолжить: — Ему было чуждо сострадание, он не знал, что такое боль других существ. Она позволяла ему возвыситься над другими, показать самому себе, что он царь и повелитель. Ещё совсем мальчишкой он мучил животных, ловил и медленно убивал в подвале дома, потом, повзрослев, начал удовлетворяться страданиями подобных себе. Это не человек, это просто выродок, которого планета выдерживает с большим трудом. При этих словах милое лицо тогруты снова побелело, рисунок стал почти не заметен на лбу и щеках. Глаза потемнели от подступивших слез, а Сила вокруг неё задрожала от волнения и боли. Энакин не смог выдержать этого напора и опустив одну руку ей на плечо, второй погладил по заднему лекку. Асока почувствовала в этом движении поддержку и приблизившись плотнее, впилась взглядом в лицо мужчины, словно в спасительный маяк. — Но он был у меня единственным, — произнесла она с какой-то неясной мольбой быть услышанной — Клянусь тебе в этом, других мужчин у меня не было. Но, должно быть, это намного хуже, делить постель с таким уродом, чем переспать с целым батальном клонов...Скажи, ты меня осуждаешь за это? Презираешь? Ведь это поступок недостойный джедая. Этот взгляд, выражение лица, голос. Всё это было так непохоже на прежнюю Асоку, Шпильку, которую Энакин так хорошо знал. И глядя сейчас на неё, мужчина вспомнил всё время, проведённое с ней прежде, от знакомства и до сего момента. Началось с недовольства, которое постепенно сменилось на тёплое, почти родственное чувство, которое почти переросло в большее. Вернее, это Энакин так думал, что почти, но оказалось иначе. Он любил Асоку, любил уже много времени, просто не хотел сказать этого сам себе, продолжая жить с Падме, которую тоже любил и два этих чувства, столкнувшись внутри его сердца, не вылетели из него, а остались там. Вот только чувство к жене осталось на прежнем месте, а любовь к Тано смиренно отошла на второй план, чтобы не мешать его счастью. А теперь, в отсутствии своего конкурента, оно опять заявило свои права, а он, Энакин, так и не смог принять его, признать то, что чувство осталось и потому отчаянно убеждал себя в том, что это не так. В том, что это не он, а Асока стала плохой и ужасной, и можно её только презирать. И это в то время, как в душе, на самой её глубине, продолжало жить прежнее отношение к Тано. Нет, большее, чем прежде. Желание неосознанно позвать её, попросить, а вовсе не потребовать быть с ним рядом. Только в том случае, если сама захочет этого. Энакин не станет её удерживать. Он отпустит её, если возникнет такая потребность. Отпустит, потому, что любит. Но зачем она спросила, осуждает ли её Скайуокер? Да разве же он сам, рождённый от работорговца, насильника и развратника, живший в раннем детстве среди распутства и свободы нравов имеет хоть какое-то моральное право осуждать другого человека за то, куда он попал без своей воли. А в том, что это так, Энакин больше не сомневался. Не могла Асока быть продажной женщиной и по собственному желанию отдавать на поругание свою девичью честь. Иначе у неё не было бы такого взгляда и голос был бы совсем иным. И как только раньше не подумал об этом? Ведь общался же прежде с путанами и знал, что они совсем другие. Видимо слишком уж велико было на тот момент его желание опорочить Асоку в своих же глазах, не осрамившись самому, вот и предпочёл наплевать на логику. А это привело к тому, что тогрута, сама не понимая, пытается сейчас ему сказать: «Вот, посмотри внимательно, вспомни, какой я была, и видишь, какой я стала. Подумай как следует, нужна ли я тебе вот такая? С опороченной честью, испачканная грязью разврата и родившая ребёнка от морального урода». Ответ Энакина был очевиден и дать его он собирался так же неосознанно и тем не менее ясно и без иных толкований. Он просто наклонил голову и взяв её лицо в ладони, откровенно сказал: - Ты очень красивая, Шпилька. - Вряд ли, - ответила Тано с сомнением, ведь до сих пор ей никто не говорил подобных слов - По крайней мере, прежде не была, пока ты не обнаружил это. Энакин легко провел пальцами по её мокрым от слез щекам и опустив взгляд чуть ниже, на грудь, видневшуюся в вырезе платья и с силой притянул её к себе. - Асока, я всю неделю мечтал о тебе, - прошептал он ей в монтраллы - Я безумно хотел тебя всё это время. Нет, я хотел тебя с того самого момента, когда ты появилась в лагере. Ненавидел себя за это, но ничего не мог поделать с собой, выплескивая на тебя своё раздражение за это. Скайуокеру было нелегко признаться в этом и тот, кто увидел бы его в этот момент с трудом узнали бы в этом человеке о важного героя без стража, рисковавшего собой не из бахвальства, а по зову одной лишь души. - А я думала, что ты ненавидишь меня за то, что я ушла, - сказала Асока, прикрывая глаза. - Я пытался это сделать, пытался вызвать ненависть к тебе, но не смог, а сейчас понял, что больше не в силах терзать нас обоих, - ответил Энакин, полностью открывая свою душу тогруте. Их губы снова слились и на этот раз поцелуй был глубже и напоминал борьбу за глоток воздуха. При этом лучше всего раскрывал давно сдерживаемые обоими чувства, что пришли к ним в эти несколько дней. - Я никогда не знала, что поцелуи бывают такими, - сделала она неожиданно признание. - Многие не знают этого, - поддержал её Скайуокер - И не хотят знать, потому, что глупые. - Давай же покажем им, что мы не такие, - лукаво усмехнулась Тано, коснувшись рукой его плеча. Поцелуй вновь стал набирать обороты. Реакция Асоки и главное её инициатива ободрила Скайуокера. Он опустил ладони ей на плечи и начал искать на спине застежку платья, стараясь быть неторопливым. Ведь раньше, в первых и единственных своих отношениях Энакину приходилось поневоле быть торопливым, ловя момент в возможности побыть с Падме, пока не отозвал Орден, некогда было насладиться чувственной близостью. Да и потом скромность и некоторая чопорность Падме быстро отучили его от разных излишеств в ней. Он сделался нервным, торопливым, боясь оскорбить её неаккуратным движением. Но вот Асока... Когда последняя пуговица была расстегнута, Энакин спустил платье с плеч тогруты и начал покрывать медленными поцелуями её лекку, шею и плечи, наслаждаясь нежностью и гладкостью кожи. - Асока, ты всегда так приятно пахнешь... - услышала она возле монтралов. Высвободив руки из рукавов, она запустила пальцы в его густые русые волосы. Полоска света из прикрытого окна бросала их тени на стену дома, придавая коже тогруты золотистый оттенок. Энакин посмотрел на тёмное углубление в основании груди Асоки и коснувшись его пальцем, провел вниз. После этого расстегнул свою рубашку и сбросил прямо на пол. И начал расстегивать брюки. - Ты боишься меня? - спросил мужчина, перехватив странный взгляд Тано. - Нет, - произнесла она уверенно - Прежде да, но сейчас точно нет. - Признаться, я тоже немного тебя побаивался, - неожиданно ответил Скайуокер. - Разве? - непонимающе взглянула на него тогрута - Неужели я такая страшная? - А ты думаешь легко мне было находиться с тобой в одной комнате и не сметь даже коснуться тебя, - откровенно сказал Энакин. - Ты очень сильно этого хочешь? - лукаво подмигнула Асока - Наверное, вот так, да? Она говорила и одновременно взяв руку Скайуокера, положила её к себе на грудь. - О, Сила, Асока, - почти прохрипел Энакин, положив вторую руку на другую округлость Тано, любовно поглаживая обе и касаясь пальцами сосков, пока они не затвердели. Асока выпрямилась и передние лекку упали на грудь. Энакин легко убрал их ей за спину и посмотрел на её округлости, желая рассмотреть каждую их деталь. Мужчина вспомнил, как дети касались своими губами этих сосков и как он тогда им позавидовал и от этой мысли ему стало одновременно жарко и холодно. Он медленно наклонился и припал губами к этой груди, такой небольшой, но при этом приятно округлой. Это была грудь богини и красивой любовницы. Нежно карамельного цвета с темно-вишневыми сосками. Асока почувствовала сперва лёгкое щекотание его волос, а потом влажный поцелуй, Энакин прихватил её сосок губами и чуть пощекотал языком. Тогрута покрылась мурашками от неведомого доселе блаженства. Энакин неспеша покрывал поцелуями её тело, стараясь не оставить без внимания ни одного сантиметра кожи. - Пойдём в кровать, - шепнул он с трудом оторвавшись от желанных губ Тано, прижимаясь своей грудью к её разгоряченной, он не хотел сейчас быть торопливым. Однако спать в штанах он не собирался, как и напяливать на себя ту дурацкую пижаму, что вынужден был надевать на ночь, ложась рядом с Падме. Ну уж нет, хватит с него, отныне он будет спать в том, в чем появился на свет. А если Асоке это не понравится, что ж, пусть привыкает. Энакин сбросил сапоги и одним движением стянул с себя брюки, трусы и носки, бросая в угол комнаты. Тогрута прыгнула в кровать и замерла, представив, что он сейчас ляжет возле, но уже совершенно без одежды. Это и возбуждало и вызывало безотчетный страх перед неизвестным. Ведь Роберт лишь расстегивал перед ней брюки, а полностью обнаженного мужчину Асоке видеть ещё не приходилось. Хотя, то, что она до сих пор видела у Скайуокера было очень красивым, а значит и то, что скрывала одежда не могло быть отвратительным. Но вот он уже рядом и отыскав в темноте её губы, накрыл их своими. Асока вытянулась в полный рост, прижимаясь к нему, ощущая тепло кожи. От этого поцелуя тогрута быстро успокоилась и перестала бояться. Она мигом поняла, что голый Энакин это абсолютно то же самое, что и одетый и ей так же нечего бояться его и ждать от него плохого. Тогрута проводила руками по его спине, отмечая каждую линию мышц, как это было и утром, а он при этом смотрел на неё и откровенно наслаждался видом её стройного тела, груди, тонкой талии, плоского живота с аккуратным пупком, стройных ног. Взгляд остановился, замерев на треугольнике между бёдрами. Это место было самым таинственным и сакральным, поэтому особенно манило прикоснуться к себе. Асока тем временем думала о том, что до сих пор никто, даже её родная мать, не видели её обнажённой и сейчас немного стеснялась, неосознанно пытаясь прикрыть ладонями женское начало. Энакин прижался своим крепким телом к её, нежному и хрупкому, возбуждаясь от этого контраста. Он несколько минут просто лежал, обнимая её и искренне не понимал, как прежде мог думать о ней плохо. Как о падшей, доступной женщине. Нет, это не так. Она совершенно особенная женщина, исключительная, созданная специально для него. Скайуокер поцеловал её снова, затем начал спускаться ниже, к шее, ключицам, груди. Рука скользнула по её животу и замерла между бёдер, на том самом месте, по которому легко проведя пальцами, Энакин решился на крайнюю меру - зашёл чуть глубже и проник между влажными лепестками нижних губ, найдя там желанное тепло от нарастающей страсти. Это служило хорошим знаком и Скайуокер, не стал прерываться, сменил палец на нечто иное. Он входил медленно и неторопливо, продляя общее удовольствие, которое он замечал, видя блаженное выражение на лице тогруты, её сбившееся дыхание и лёгкие стоны, вылетавшие из груди. - Асока, - произнес Энакин, совершая медленные движения бёдрами - Как у тебя так получается, быть одновременно такой женственно-страстной и при этом невинной? Ответом ему был особенно громкий стон и движение навстречу, от которого в голове Тано взрывалось по небольшому фейерверку, искры которого разбежались по телу колкими мурашками, которые вовсе не остудил, а напротив, заставил вспыхнуть особенно ярко, итогом стал бурный поток тёплой жидкости, которую Асока неосознанно пыталась удержать внутри себя, положив ладонь на низ живота, хотя внутри до сих пор пульсировало от схлынувшего возбуждения. - А теперь давай спать, - сказал Энакин, целуя её в щеку. Асока прижалась к его крепкому большому телу, ощущая исходящую от него надёжность и Силу. Она обняла его одной рукой за пояс, а вторую положила ему на грудь. Ночь была тёплой, но им всё равно не хотелось разьединяться, ведь любовь притягивает не только души, но и тела. Что же способно разьединить их?