Два лица друга

Дом встретил их вечерним полумраком, но для того, чтобы видеть друг друга света им более, чем хватало. Бледный свет звёзд и тонкого месяца проникал в окна и высвечивал очертания двух молодых людей, таких красивых и влюблённых. Вернее сказать, красивых потому, что были влюблены и счастливы и именно этот внутренний свет делал обоих такими привлекательными. В первую очередь для них же самих. Энакин встал за спиной Асоки и нежно обняв её сзади за талию, склонив голову, легко коснулся губами её макушки и плавно начал спускаться по её шее, остановившись на границе острых ключиц, маленькой ямке между ними. Прикосновение к ней вызвало у тогруты волну сладкой дрожи, руки тем временем медленно поднимались по бокам, замерев на уровне плеч, изучая каждый изгиб тела. Асока попробовала принять инициативу, но Энакин не позволил ей, сказав, что хочет сам. Тано и не думала возражать, позволяя ему узнать о себе всё то, что ему хотелось. А Скайуокер в этот момент начал спускаться, проводя руками от плеч к груди, положив ладони на обе округлости тогруты. Он ощущал, как её соски напрягаются под этим мягким теплом, грудь точно помещалась в руку Скайуокера и он улыбнулся такой соразмерности. Потом, снова подняв руки повыше, мужчина осторожно расстегнул пуговицы её блузы, пока она не стекла вниз, к их ногам. Энакин снова опустил ладони ей на поясницу и поднимаясь вверх, плавно ощупывал линию позвоночника, наклонившись ещё ниже, Скайуокер коснулся губами нежной кожи между лопаток и не удержавшись провел по ней языком, вызвав у Асоки лёгкий смех. Потом, взяв её за плечи, Энакин повернул Тано к себе и увидел то, чего и ожидал - её грудь, она успела уже чуть увеличиться от возбуждении, а соски потемнеть и заостриться, так и хотелось немедленно прильнуть к ним, покрывая бесконечными поцелуями. Что он и сделал сейчас же, не в силах оторваться от нежной кожи, пахнущей молоком и невинностью. А Асока совсем даже не утратила её, несмотря на все унижения. Энакин подхватывал губами то один, то другой сосок, обводя языком, словно оголодавший ребёнок, бывший не в силах насытиться, а он и правда никак не мог утолить свою ненасытную жадность близости. Близости с телом женщины, возможности узнать все его удивительный тайны. Обе руки Скайуокера скользнули по талии вниз, проникся за границу лосин и аккуратно стягивая их, полностью обнажая тогруту, открывая её самому себе, его пьянила сама возможность касаться её и не думать о том, что это неправильно и вообще запретно. О том, что теперь он может любить её и никому не обязан доказывать право на это. О том, что теперь она принадлежит ему, а он ей. И сейчас, в это чудесное волшебство наступающей ночи им не было жаль даже потерянного ими времени, что они провели друг без друга. Сожалели только о том, что не сразу услышали трубы судьбы, не один раз кричащие обоим о том, что они предназначены друг другу. И чудо было сейчас, что им позволили посмотреть в глаза истине и увидеть там отражения самих себя, друг друга. Нет, одного существа, соединенного из двоих, не в силах отпустить друг друга хоть на секунду. Теперь, будучи не в силах больше стоять, Энакин и Асока опустились на пол, напротив друг друга. Он тоже успел снять рубашку, оставшись пока в одних штанах. Это позволило Асоке самым подробным образом изучить все детали того, что так долго было от неё скрыто. Всего того, права на что её долгое время лишали. Она до сих пор не могла поверить в то, что может сейчас так легко коснуться его, просто протянуть руку и этого будет достаточно. Тано проделала это и дотронувшись до ключиц, медленно стала опускать ладони, наслаждаясь каждым сантиметром прикосновения к тёплой гладкой коже, упругим мышцам и шрамам, которых стало ещё больше с момента последней встречи. Особенно этот, самый страшный, историю которого Асока недавно узнала. Оказалось, его оставил близкий человек, почти родной, но ставший поэтому настолько чужим, что даже имя его Энакин называть не хочет. И хотя тогрута имела некие соображения на сей счёт, она не спешила, однако, их озвучить, ждала, пока он сам скажет об этом, или не сделает этого. Пускай решает сам. А сейчас есть занятия поинтересней. Она приблизилась ещё плотнее и взяв в ладони лицо своего мужа, начала касаться каждой его черты, словно желая запомнить и впитать в себя их все, потом пришла очередь того, что было ниже, а дойдя до шрама, не выдержав, сделала то, что давно уже хотела, нежно провела по нему рукой и несколько раз коснулась губами, словно стирая последнюю память о пережитом ужасе. Энакин в свою очередь обнял её за плечи и мягко поглаживал по спине, иногда целуя шею и плечо тогруты. Потом спустился к груди и вновь отметил своей нежностью каждую, продолжая касаться языком сосков, втягивая их губами. Ответом послужил чуть более громкий стон и едва слышное: - Мне очень нравится, когда ты касаешься меня вот так, ничто не может сравниться с этим... - Нет, кое-что сможет, - ответил Энакин, с трудом отрываясь от её грудей и прежде, чем тогрута успела спросить, что это такое, волна лёгких коротких поцелуев начала спускаться ниже, по животу, а одна из его ладоней чуть провела по внутренней стороне левого бедра и замерев между ног, легко погладила нежные, чуть увлажнившиеся складки. - Здесь ты особенно красива, - произнёс Энакин, одновременно наклоняясь и снова Асока не смогла ничего понять до тех пор, пока не ощутила, как что-то тёплое и влажное прошлось по внутренней стороне другого её бедра, а затем это лёгкое щекотание переместилось чуть вверх и Асока, посмотрев туда, с удивлением заметила, что Энакин и сейчас целует её, но только вот куда. Но главное как, так же изысканно и страстно, словно речь шла о верхних, а вовсе не о нижних её губах. Потом его пальцы осторожно раздвинули складки и язык скользнул между ними, то опускаясь вниз, то поднимаясь к округлой горошине в самом верху. Дыхание Асоки начало учащаться, а возбуждение только нарастало и когда же оно достигло крайней точки, Энакин осторожно опустился поверх неё и легко вошёл вовнутрь горячего от страсти влажного лона. Ему не хотелось быстрой разрядки и потому он двигался медленно, продляя их общее удовольствие. Асока двигалась в такт своему дыханию, при этом обняв Скайуокера руками и ногами, чтобы даже на секунду не выпустить его из своего сладкого плена. И когда же их наконец накрыл взаимный шторм великого наслаждения, они выяснили, что оба совершенно не хотят спать. Они лежали на кровати, Энакин был на спине, а Асока рядом, на боку, положив голову ему на грудь, а её левая ладонь лежала как раз там, где находилось его сердце. Скоро его ритм полностью восстановился и Энакин вдруг спросил: - Асока, могу я узнать побольше о том, где ты научилась своим манерам? Я научился им, подражая Падме, а вот ты? - Моя семья не всегда жила на той ферме, - ответила Асока, продолжая прижиматься к Энакину, в то время, как его рука гладила её по спине - Раньше у нас был собственный домик в селении, скромный, но очень уютный, там были белые занавески с вышитыми цветами, всегда было светло и уютно. Я жила там до того, как меня забрали в Орден. Мы жили там втроём, я, мама и отец. Моего отца звали Джозеф Тано, я очень гордилась, что ношу его фамилию. - Теперь уже нет, - улыбнулся Энакин, целуя её - Сейчас ты носишь мою, Скайуокер. - Ты понял, что я имею ввиду, - продолжила свой рассказ Асока - Он постоянно выступал против несправедливости, не боясь идти против действующей власти и постоянно подбивал на это остальных. Он даже хотел перевести нашу семью в лучшее место, но не успел, его убили во время очередной акции протеста, нам даже от отдали его тело для похорон. Я мало помню его, в основном по рассказам матери. - Тебе повезло, я о своём ничего хорошего не знаю, - вставил пару слов Скайуокер - Продолжай, я хочу знать, что было после. - После меня забрали в Орден, а мама была вынуждена покинуть селение, наверно соседи плохо относились к ней из-за отца, - полилось плавной рекой повествование - Она ушла далеко и поселилась в ветхой лачуге, больше похожей на сарай, очень тёмной и едва живой от старости. Мама всеми силами пыталась выжить, хватаясь за любой заработок. Потом она познакомилась с этим Хогартом, вдовцом с сыном-подростком, и переехала к нему, надеясь, что на его ферме её жизнь станет лучше. Но было бы куда разумнее для неё остаться там, где жила, ведь это оказалась не ферма, а просто развалюха, где днём было жарко, а ночами холодно. Я не знаю, может тогда, четырнадцать лет назад это место и выглядело иначе, но на тот момент, когда я туда пришла, это был просто ужас. Настоящее царство грязи и разврата. Мне стоило большого труда найти эту ферму, а найдя, я с трудом узнала в открывшей мне дверь, совершенно изможденной и болезненно-худой женщине свою мать. Она искренне верила, что здесь её ждёт лучшая доля, а ждало бесконечное рабство, бесплатное и беспросветное. - А что же твой сводный брат? - спросил Энакин в следующий момент. - Он был старше меня лет на десять и когда я пришла туда, это был уже взрослый мужчина, и совершенно беспринципный, такой же опустившийся, как и его отец, - охотно пояснила Тано - Они постоянно ругались и даже дрались, соседи ненавидели их обоих, а вскоре эта ненависть распространилась и на нас с мамой. Вскоре я стала просто бояться лишний раз показаться в городе и мама тоже не стала, зная, как не хочу я оставаться наедине с мужчинами. Энакин обнял её и прижал к себе. - Той жизни больше нет, Асока, - прошептал он ей в макушку - Сейчас мы начинаем всё заново, моя тайна умерла в тот день, когда я рассказал тебе об этом. - А Падме знала? - никак не могла спросить Асока. - Нет, - тут же ответил Энакин - Я так и не решился ей сказать. Асока поняла его скрытый посыл. Да, Энакин любил Падме и возможно любит до сих пор, но у неё, Асоки, есть то, чего у неё уже никогда не будет, его доверия. И от этого на душе стало теплее. Она приподнялась на локте и хитро улыбаясь спросила: - Энакин, то, что ты делал мне... Это... Она не могла найти определения, но он понял: - Прости, я не подумал, что ты воспримешь это как-то не так. - Да нет, - с улыбкой ответила Тано - Что если и я сделаю это тебе...