Два лица друга

Магистры ошиблись в Кеноби и его отношении к своему падавану, но за то не ошибся он сам. Энакин оказался именно таким, как тот про него и подумал - заносчивый, самоуверенный, ничего не желавший слушать того, что говорят старшие. Он всегда поступал по-своему и держал дистанцию, не подпуская к себе ближе, чем сам хотел. Оби-Ван вначале честно пытался изменить отношение к ученику и старался понять его чувства, но Скайуокер усиленно отвергал эти попытки, оставаясь верным самому себе. И ладно бы всё ограничивалось только этим, но нет, было и ещё кое что здорово раздражавшее Кеноби. Энакин постоянно, к месту или нет, сравнивал его с Квай-Гоном, намекая насколько тот был бы ему лучшим Учителем, чем стал Оби-Ван. Кеноби остро реагировал на эти высказывания, едва удерживаясь от того, чтобы его не осадить. Удерживаться заставляло то, что в глубине сознания Оби-Ван осознавал, что на самом деле Энакин прав. Квай-Гон и правда справился бы лучше, хотя бы потому, что искренне любил бы Энакина и в обучении руководствовался бы именно этим, а не терпел бы его во имя долга. Это и не давало покоя Магистру, заставляя невольно вымещать свои чувства на недовольстве учеником. Энакин этого не понимал и вёл себя так, словно и вовсе не замечал холодности наставника. Так прошло десять лет, в течении которых пропасть между двоими только продолжила расти, хотя один этого не видел, а второй просто не упоминал вслух. И потому в глазах Совета и товарищей Энакин и Оби-Ван были сплоченным тандемом. Но с каждым годом Кеноби ощущал, что его глубинные чувства подчас весьма далеки от заветов джедая. Что Кодекс становится ему всё более чужд. А сердце всё сильнее поддаётся тому, что этот Кодекс как раз запрещает. Причиной этому была одна прекрасная молодая особа, не просто прекрасная даже, а лучшая на свете. Они познакомились ещё совсем юными, во время миссии на Мандалоре. Он был падаваном-стажером, а она наследницей Мандалорского престола. Знакомство состоялось во дворце, куда Кеноби и его учитель наведались дабы узнать суть проблемы. Она была там. Стояла на парадной лестнице и смотрела на прилетевших джедаев, словно бы никогда не видела их прежде. Оби-Ван посмотрел вверх и поймав её взгляд, улыбнулся, девушка неожиданно ответила тем же и Кеноби понял, что никого не видел красивее. Она выглядела просто нереальной, эта особенная девушка. Её волосы, казавшиеся в солнечном свете совсем золотыми, были заплетены в длинную толстую косу, спускавшуюся вдоль спины изящными переливами. Кожа на лице была совсем белая, как молоко, не тронутая никаким загаром. Огромные глаза, окружённые густыми тёмными ресницами мягко светились синевато-серым светом, который оттеняло темно-зелёное платье длинной до пола с широкой юбкой и большими воланами на плечах и узкими рукавами до самых кистей. Ещё не зная её имени, Оби-Ван уже знал, что непременно подойдёт к ней и как минимум узнает, кто она такая. Но тут его отвлёк Квай-Гон, тронув за плечо, призывая к вниманию. Тот решил рассказать ему про миссию одновременно с правителем Мандалора. Та необычная девушка пришла к ним чуть позже и заметив её присутствие, правитель приобнял ту за плечо и с улыбкой представил: - Знакомьтесь, это Сатин, моя дорогая племянница и будущий правитель планеты. Кеноби замер, в последний момент закрывая открывшийся от удивления рот. Такого он точно не ждал. Оби-Ван думал, что эта девушка просто одна из горничных или секретарь, но, чтобы она оказалась герцогиней, такого он не мог ожидать даже в мечтаниях. Но этот интерес к ней было уже не скрыть и не спрятать, сколько не призывай на помощь Силу и Кодекс. И вскоре, не сумев сдержаться, улучил момент и подойдя к юной Сатин, заговорил с ней, спросив что-то мелкое и незначимое, теперь уже и не вспомнить, что именно это было. Но то, что девушка охотно и с улыбкой ответила, врезалась в память Кеноби на долгий срок. Потом уже она спросила его про жизнь джедаев и Оби-Ван залился соловьем, расписывая в красках быт падавана. К его большому счастью джедаи должны были на время своей миссии жить во дворце и это означало, что тот разговор с Сатин будет не последним, а первым в череде многих таких же. Так и вышло, поскольку вечера оставались свободными и Оби-Ван проводил их вместе с юной наследницей. Они могли общаться где-угодно и как. Могли прогуливаться по саду, в сумеречной тени деревьев, сидя под одним из них, а могли сидеть на веранде за стаканом сока, не так важно место, главное удовольствие, испытанное от этих бесед. - Скажи мне, а ты доволен тем, как живёшь? - спросила однажды Сатин, когда они сидели в столовой дворца - Ведь ты фактически подчинил свою жизнь делу, не в праве больше самостоятельно решать, куда тебе пойти и что сделать. - Доволен, - ответил тогда Оби-Ван - Это означает, что я могу спасти много страдающих и помочь тем, кто в этом нуждается. Он ответил так, как всегда до этого отвечал, но в тот момент вдруг понял, что был не совсем искренен с Сатин. Кеноби понял, что именно она ему сказала. Жизнь джедая, помимо больших возможностей, накладывала огромные ограничения. Нельзя было иметь собственного имущества. Проводить время без ведома вышестоящих. А так же привязываться к другим людям и... Любить их. Впервые Оби-Ван произнёс это в мыслях. Раньше он как-то не думал об этом понятии, жизнь джедая не оставляет много времени для посторонних мыслей. Он знал до этого только одну любовь, общую и иррациональную - любовь к родине, к народу, ко всем формам жизни, связанным Силой. Даже Квай-Гон говорил так. Но ведь есть же и другая любовь, которая направлена не на что-то абстрактное и не совсем ясное, а на конкретный объект, живой и осязаемый, который чётко отвечает тебе точно таким же чувством. И это не благодарность, не ответная услуга, а такая же любовь, чистая и бескорыстная, принесенная в дар. Раньше, по юности лет, Оби-Ван не придавал значения этому, а сейчас вот задумался и живо представил себе, каково это, любить кого-то конкретного и получать любовь взамен. Он хотел завтра поговорить об этом с Сатин. Но поговорил с Квай-Гоном и разговор был совсем даже не чувственный. За всеми своими делами по миссии Квай-Гон не замечал того, где его ученик пропадает по вечерам. Или просто делал вид, что понятия не имеет об этом. Но вот миссия окончилась и учитель отозвал ученика в сторону: - Оби-Ван, пойми меня правильно, - начал он издалека - Я не хочу тебя упрекать и обвинять в чём-то, просто решил напомнить, что подразумевает наш Кодекс. - Я помню это, учитель, - ответил Кеноби, смутно начав о чём-то догадываться. - Я искренне рад, что ты ничего не забыл, - продолжал Квай-Гон всё в той же отстранённо-спокойной манере - Просто хочу, чтобы ты понимал, что нарушение Кодекса ведёт к взысканию, а после к исключению из Ордена. Привязанность так же попадает под список нарушений. Подумай хорошо, готов ли ты рискнуть? В уточнениях можно не нуждаться, Кеноби давно научился понимать своего наставника с полуслова. Тот не стал ничего добавлять, а просто отпустил подумать и утром сказать о своём решении. А завтра они улетали. Вдвоём, официально простившись с герцогом и его милой племянницей, которая выглядела спокойной и как всегда доброжелательной, лишь небольшая бледность и чуть блестевшие глаза выдавали бессонную ночь. Спокойным выглядел и Оби-Ван, не считая кровоточащей раны в сердце, которую тот увозил с собой на Корусант. Кеноби отказался от одной любви во имя любви всеобщей и тогда был уверен, что поступает правильно, однако, с тех самых пор не было и дня, чтобы он не думал об этом случае и не спрашивал себя насколько тогда он был прав. А теперь сам стал Учителем и понял, как сложно было Квай-Гону объяснять ему принципы Кодекса, хотя, нет, ему это было как раз легко, ведь Джин знал только ту любовь, что диктует Кодекс, а Оби-Ван знал и другую. Но вынужден был говорить только о первой. Врать, выкручиваться, делать вид. Это было мучительно. Почти так же, как жить с безответным чувством, с мыслями о том, что он предал свою любовь и обречён всегда помнить об этом. Но не смея рассказать ни одной живой душе. И за все прошедшие десять лет Кеноби ни разу не дал понять Скайуокеру как сильно на самом деле отличается он от Квай-Гона и других джедаев. О том, насколько он выше их всех. Что он познал настоящее чувство. Ведь тогда ему пришлось бы признаться и в своей низости, предательстве самого лучшего, что было в жизни. Но Энакин не спрашивал его про такое, а просто жил своей жизнью и вообще не думал ни о какой любви. Да, от внимательного взгляда Кеноби не укрылось то, как мило он общался с королевой Амидалой, но не придал значения этой детской дружбе, решил, что тот уже давно про это забыл. Но спустя эти десять понял вторую свою ошибку.