Контраст

      — Как вы вообще с ним связались? Неужто Хуа Чэн захотел подлизаться к богатенькому парню?       Повсюду раздавался смех, а у Се Ляня гудела голова, и он с трудом реагировал на происходящее, сидя на полу у стенки, в которую не так давно отлетел. Из разбитого носа текла кровь, её Се Лянь еще и неудачно размазал по лицу, когда пытался стереть, и теперь его правая рука тоже была в крови. Не то чтобы это его сейчас волновало, но все равно неприятно.       — Думаю, да, — раздался другой голос, полный яда и насмешки. — Тяжело жить в бедной семье, приходится искать другой выход.       Это был первый раз, когда Се Ляня побили, причем прилюдно — обычно его зажимали в тихих местах, там, где было мало людей, но сейчас это произошло в коридоре, сразу после звонка. Дополнительные занятия, на которые остался Се Лянь после обеда, только-только закончились, и он собирался идти домой, но… не тут-то было.       — Знаете, а ведь это удобно, — непонятно было среди шума, говорил тот же человек или кто-то другой, — ебать члена школьного совета, который в случае чего может прикрыть тебя. Еще и содержать. А, Хуа Чэн?       Снова смех. Се Лянь закрыл глаза. Он не понял, в какой момент здесь появился Хуа Чэн, но с его приходом лучше не стало… по крайней мере, самому Хуа Чэну. Теперь с Се Ляня переключились на него — так как их было много, а рядом, к тому же, еще люди, вот так стоять и поливать грязью Хуа Чэна, провоцируя его, никто не боялся. Се Лянь не понимал, зачем Хуа Чэн вступился за него — нормально же жил, до него не доебывались, надо же было так необдуманно влезть во все это. Придурок.       — А вам не страшно? — до этого молчавший Хуа Чэн внезапно заговорил, и все остальные, до этого говорившие, замолчали. Только благодаря этой тишине Се Лянь мог расслышать его слова. — Избивать Се Ляня в присутствии его ебыря, — после этих слов прозвучало громкое «блять!», а, когда Се Лянь открыл глаза, чтобы посмотреть, что происходит, заметил, как сразу несколько человек оттаскивает Хуа Чэна от Ци Жуна, главного зачинщика, который решил отомстить за вылитый сегодня сок в лицо его друга.       Из-за угла вышла преподавательница, её за руку вел кто-то из «младших» учеников.       — Я отошла в учительскую буквально на десять минут, вы что тут устроили?       Завидев её, многие ученики начали быстро рассасываться, делая вид, что они не принимали в этом участие. Даже те, кто поддерживали во всем Ци Жуна, быстро слиняли, оставив в центре событий только троих. Те, кто сдерживал Хуа Чэна, тоже решили по-быстрому отойти, думая, что, пока здесь стоит кто-то из старших, тот не будет применять силу.       Се Лянь, наконец, зашевелился, решив подняться с пола. Тело все еще болело после такого столкновения со стеной, но сейчас наверняка начнутся разборки, раз подошел учитель, а проводить их, сидя на полу… Такое себе решение.       — Да просто…       Ци Жун начал говорить, но его прервали:       — Нет-нет, мне ничего не объясняйте, у меня сейчас на это нет времени, — учительница отрицательно покачала головой, хмурясь. В этот момент у нее зазвонил телефон, и, доставая его, она быстро продолжила: — Сначала в медпункт, потом пулей к директору. Я ему сообщу о случившемся. Не придете — будут разборки похуже, — и, уже отвечая на звонок, направилась прочь.       Хуа Чэн в это время, вспомнив про Се Ляня, который все время сидел тихой мышью, не влезая (это ему было, кстати, не очень свойственно, но после того, как его уже по традиции впечатали в стену, никто не удивился, что Се Лянь затих, стараясь прийти в себя), подошел ближе, склоняясь над ним.       — Ты как? — негромко спросил он, подавая руку, чтобы помочь подняться.       Се Лянь улыбнулся, показывая рукой палец вверх, и с радостью принял чужую помощь, вставая с пола. Первые несколько секунд он придерживался за руку Хуа Чэна, чтобы сохранять равновесие, но, стоило ему отпустить свою руку, и Се Лянь почувствовал, как его ладонь сжала чужая. Это немного смутило Се Ляня, но противиться он не стал.       — Спасибо.       — М-м? — протянул Хуа Чэн, усмехаясь. — За что?       У Се Ляня появилось чувство дежавю. Как будто такой диалог между ними уже был.       — Видимо, я все-таки прав, — это оказался Ци Жун, — даже фото подставного не нужно было делать, и без него слухи хорошо разлетелись бы.       Се Лянь удивленно посмотрел на Ци Жуна.       — Так это был ты…       Хуа Чэн ничего не сказал. Он просто пошел дальше по коридору, грубо оттолкнув Ци Жуна в сторону, из-за чего пришлось весь оставшийся путь в медпункт слушать его возмущения. Взгляд Хуа Чэна постоянно перемещался на Се Ляня, который шел достаточно медленно, держась правой рукой (он продумал это заранее, когда понял, что, если сейчас возьмется именно этой рукой за Хуа Чэна, то наверняка испачкает его; левая же рука оставалась чистой, не измазанной в крови) за свой нос. Кровь уже перестала течь, но он все еще жутко болел, и Се Лянь дышал преимущественно через рот, боясь сделать еще хуже, чем есть сейчас. Он не думал, что это перелом — больше похоже на обычный ушиб, но всё же…       По пути им встретилась Лин Вэнь. Она вышла из своего класса и на мгновение замерла, смотря на Се Ляня. Последний, заметив это, кивнул ей в качестве приветствия, но на этом всё. Хуа Чэн не останавливался, а разговаривать Се Ляню с Лин Вэнь было не о чем. Наверняка ее больше всего заинтересовал тот факт, что Се Лянь был побит, поэтому она так и отреагировала. А эту ситуацию Се Лянь хотел обсуждать меньше всего. Кто бы мог подумать, что произошедшее в столовой может перетечь в… это.       Хорошо хоть Ши Цинсюань ушел сразу после обеда и не видел всего. Рассказывать ему придется, конечно, долго обо всем, что случилось, но если бы Ши Цинсюань остался в школе, то тоже наверняка бы вляпался, защищая Се Ляня, а этого хотелось меньше всего. Если на Хуа Чэна столько вылилось агрессии, то страшно представить, что было бы с Ши Цинсюанем.       Через какое-то время они уже сидели вдвоем на одной кушетке в медпункте (Ци Жун устроился напротив), ожидая, пока к ним зайдет завуч — она уже приходила минут пятнадцать назад и сказала, что дождется, пока кто-либо из родителей приедет и заберет бедных учеников, иначе они из школы не выйдут, и уже с родителями начнут разбираться. Се Лянь держал у носа лёд и думал о том, как он всё будет объяснять своим отцу и матери. Сейчас для него это было проблемой номер один. Се Лянь всегда славился кротким нравом, а потому никто даже представить не мог, что тот может с кем-либо так серьезно конфликтовать в школе.       Он метнул взгляд на Хуа Чэна, невольно задумываясь — а какие родители у него? Се Лянь обычно не обращает внимание ни на финансовое положение человека, ни на то, какие у него родственники, в первую очередь для него был важен только сам человек. Но сейчас ему стало интересно, правдой ли были те слова, брошенные Ци Жуном во время попыток оскорбить Хуа Чэна.       Хуа Чэн и правда из бедной семьи? По нему и не скажешь — выглядит всегда опрятно. Се Лянь не знает, все ли так хорошо с учебниками или другими школьными принадлежностями, к примеру, или вообще с вещами, но конкретно по внешнему виду он никогда бы не сказал, что Хуа Чэн живет бедно.       Внезапно Се Лянь вспомнил про то, как первый месяц обучения их в школе Хуа Чэн ходил в чужой форме. Из-за этого возникли первые конфликты Хуа Чэна с остальными учениками, любившими тыкать людей в подобные вещи, и из-за этого Хуа Чэн впервые попал в кабинет школьного совета после драки. Спустя пару недель после этого он все-таки сменил форму.       Если копать еще глубже — Хуа Чэна никогда не было видно в столовой, он не покупал себе еду. В предыдущий раз, когда произошла драка между ним и Ци Жуном, он там оказался, как позже рассказал Ши Цинсюань, ожидая дежурившего в тот день Хэ Сюаня, но помимо того дня Се Лянь не мог вспомнить, чтобы вообще хоть раз видел Хуа Чэна среди толпы учеников. Возможно, он там и появлялся, но тогда лишь в те дни, когда Се Лянь сам не ходил обедать.       Хуа Чэн внезапно поднялся с кушетки, подходя к медсестре, и что-то тихо у нее попросил. Се Лянь заинтересованно наблюдал за ним. Медсестра кивнула и, открыв шкаф, достала оттуда пачку салфеток, с которой Хуа Чэн вернулся обратно к Се Ляню.       — Возьми лед в другую руку, — попросил Хуа Чэн.       Се Лянь послушно переложил лед из правой руки в левую, морщась. Хуа Чэн достал из пачки салфетку и, мягко взяв ладонь Се Ляня в свою, начал стирать с неё кровь.       — Ох, не надо, — тут же запротестовал Се Лянь, — я потом… сам вытру, правда, не надо, спасибо…       Хуа Чэн молча продолжил. Это еще больше смутило Се Ляня. Когда рука стала чистой, Хуа Чэн достал еще одну салфетку, теперь перейдя на лицо — провел по щеке, рядом с губой и так аккуратно, как только мог, возле носа, стирая размазанную самим же Се Лянем кровь.       Се Лянь опустил глаза вниз и, заметив несколько красных пятен на рубашке, тяжело вздохнул. Ну вот. Теперь придется сразу две рубашки отстирывать, а не одну. Знал бы, что все так будет, не стал бы менять свою рубашку.       — Я, наверное, ужасно выглядел? — Се Лянь неловко рассмеялся, переводя взгляд на Хуа Чэна. Тот посмотрел на него в ответ и улыбнулся.       — А ты можешь ужасно выглядеть?       Се Лянь хотел ответить, но не стал ничего говорить, когда заметил, как открылась входная дверь. В медпункт зашла завуч и подозвала к себе Ци Жуна. Они о чем-то негромко перекинулись парой слов, а потом вышли из медпункта, оставив тут только Хуа Чэна, Се Ляня и медсестру, заполнявшую документы.       Но через несколько минут дверь снова открылась, и в медпункт забежала девушка, с порога воскликнув:       — Там… Во дворе… С лестницы упали… — она тяжело дышала после длительного бега и говорила, прерываясь на то, чтобы восстановить дыхание. Медсестра тут же отвлеклась от документов и поднялась из-за стола, хватая аптечку.       Перед тем, как выйти из медпункта, она строго произнесла:       — Отсюда — ни ногой, — и покинула помещение.       Итак. Ци Жун, завуч и медсестра ушли, оставив Хуа Чэна и Се Ляня наедине ждать, пока приедут и за ними.       — Как думаешь, тебя скоро заберут? — Се Лянь спустя пару минут первый задал вопрос, не желая сидеть в неловкой тишине дальше.       — М-м… — Хуа Чэн достал телефон, смотря на время. — Не очень скоро. Обычно в таких ситуациях я ухожу ближе часам к… шести. А сейчас только пять, — он пожал плечами. — А ты?       — Я…       Се Лянь задумался. Его отец, являвшийся владельцем крупной сети магазинов, работал с утра до ночи, а мать частенько уезжала в другой город на целый день к своим знакомым и подружкам. Поэтому трудно было сказать, как скоро он сможет уехать домой.       — Я не знаю. Да я и не хочу, — честно признался он, вздыхая.       — Переживаешь?       — Конечно, как тут не… — Се Лянь замолчал, вспомнив, кому это говорит. — Ну, в смысле, меня наверняка ждет серьезный разговор и все дела, а я… — он помотал головой.       — Значит, родители за тебя волнуются, — сделал вывод Хуа Чэн.       — Да, — Се Лянь кивнул, — но сейчас я не хочу, чтобы они волновались.       — Почему? Это же хорошо, когда за тебя волнуются, — Хуа Чэн немного удивленно посмотрел на него, искренне недоумевая. Се Лянь, заметив это, поспешил объяснить:       — Не всегда. Иногда это волнение абсолютно не к месту.       — Мне не понять, — прошла затяжная пауза, прежде чем Хуа Чэн продолжил: — За меня никто не волнуется.       Се Лянь понял, что разговор идет немного не в то русло.       — Почему это? — наигранно возмущенно спросил он. — Я за тебя волнуюсь.       — Да? — Хуа Чэн рассмеялся. — С чего бы тебе за меня волноваться?       — Ты вечно попадаешь в передряги, как тут обойдешься без волнения? — Се Лянь улыбался, смотря на то, как совсем недавно поникший из-за не самой удачной темы для разговора Хуа Чэн вернулся к своему прежнему настроению.       — Да кто бы говорил, — Хуа Чэн усмехнулся, выразительно смотря на своего собеседника, и Се Лянь смутился, поняв, о чем тот — да уж, и правда, кто бы вообще заикался о передрягах, когда буквально сегодня стал центром конфликта, втянув в него еще и Хуа Чэна. — Но хорошо. Я буду иметь в виду.       Как раз в этот момент дверь открылась, и в медпункт зашел Фэн Синь. Он подошел к Се Ляню, поприветствовал и положил рядом его же рюкзак:       — Ты оставил в классе. Тебе мать, наверное, в тысячный раз звонила, а потом решила спросить у меня, где твой телефон.       — Ой, — Се Лянь тут же полез в карман рюкзака, доставая оттуда телефон и убеждаясь в словах Фэн Синя — целых тринадцать пропущенных от матери. — Спасибо, что принес, я совсем забыл, — виновато произнес он.       — Да ладно, в твоей ситуации я бы тоже забыл, — Фэн Синь пожал плечами, а, заметив, что Се Лянь начал набирать номер матери, сказал: — Она будет очень скоро. Мы разговаривали минут пятнадцать назад и тогда она обещала, что приедет максимум через полчаса. Так что не вижу смысла ей сейчас звонить. Обсудите всё при встрече.       Се Лянь на несколько секунд задумался. С одной стороны, он чувствовал вину, потому что не отвечал так долго на звонки матери, а с другой… Фэн Синь был прав. Гораздо легче будет поговорить уже после того, как они приедут домой. Поэтому Се Лянь нерешительно, но все же убрал телефон обратно в карман.       Фэн Синь и Му Цин были лучшими друзьями их семьи, так как довольно долгое время общались с Се Лянем. Его родители стали чуть ли не лучшими друзьями для них обоих, поэтому Се Лянь нисколько не удивился, что первый, кому позвонила мать, поняв, что ей так и не ответит собственный сын, был Фэн Синь.       — Цзюнь У узнал о случившемся от начала до конца, — внезапно сообщил Фэн Синь, — ну, то есть, от фотографии и слухов до того, что произошло сегодня. Он сказал, что будет думать над твоим уходом из совета.       — Что? — Се Лянь ошарашенно посмотрел на Фэн Синя. — Почему? Разве в совете должны быть люди с идеальной репутацией?       — Я не знаю, — Фэн Синь вздохнул, — возможно, ему не понравилось, что глава по воспитательной работе становится главной головной болью всей школы.       Се Лянь неловко рассмеялся. Да уж. Вышло весьма иронично.       — Да и пошел к черту ваш совет, — подал голос Хуа Чэн. Он сидел, скрестив руки на груди и развернувшись полубоком лицом к Се Ляню. — Даже если выгонят, только меньше работы будет.       — Ага, и вы встречаться, может, реже начнете, — Фэн Синь как-то недобро усмехнулся.       — А ты имеешь что-то против наших встреч?       — А ты не видишь, во что вылились ваши встречи?       — Поговорим об этом потом, — громко отрезал Се Лянь, прекращая едва не начавшийся спор. И Хуа Чэн, и Фэн Синь сидели надутые и недовольные жизнью.       Се Лянь помнил, как еще во время первых месяцев учебного года между ними происходила просто куча споров — Фэн Синь и Хуа Чэн невзлюбили друг друга с первого взгляда, а Му Цин увязался следом, так как во всем поддерживал Фэн Синя, хоть и не показывал этого, наоборот, делая вид, что ему абсолютно безразлично, чем занимается Фэн Синь и с кем общается. Ничего хорошего из этого не вышло: после драки Му Цина с Хуа Чэном Се Лянь промыл своим друзьям мозги, читая часовую лекцию о том, почему они должны вести себя взрослее и перестать реагировать на провокации, и после этого, вроде бы, все улеглось.       А, может, это произошло потому, что Фэн Синя приняли в школьный совет и, вечно занятый делами школы, он уже не обращал внимания на Хуа Чэна. Му Цин еще собачился с ним какое-то время, но вскоре тоже перестал, и Се Ляню тогда стало гораздо легче.       Телефон Се Ляня зазвонил. В этот раз он услышал и взял трубку.       — Се Лянь, дорогой, я подъехала, — это была его мать. ***       Завуч была занята падением ученика с лестницы, а потому диалога между ней и родителями Се Ляня не состоялось, но они договорились обязательно пообщаться позже. Се Лянь думал, что лучше бы уже все решили сегодня, чтобы не тянуть резину, но, раз уж это невозможно… Оставалось только ждать.       По пути домой они заехали в травмпункт, где Се Ляню определили ушиб, а не перелом (как он и предсказывал), и это уже не могло не радовать — меньше проблем. Мать ничего не говорила на протяжении всех этих часов, видимо, оставляя беседу на дом, и это не могло не напрягать Се Ляня.       Но он ошибся. Стоило им сесть в машину после травмпункта, сразу прозвучал вопрос:       — У тебя всё нормально?       Се Лянь вспомнил Ши Цинсюаня. Да, был уже сценарий, где все начиналось точно так же…       — Да. Это был просто… — Се Лянь замялся, тщательно подбирая слова. Все это время он только и делал, что придумывал оправдательную речь, но сейчас, когда пришла пора ее выдать, все разом забылось. — Небольшой конфликт. Всё нормально.       — Небольшой конфликт? — недоуменно переспросила женщина. — Ты сам себя слышишь? — после этого последовало минутное молчание. Се Лянь, правда, не знал, что ей сказать. — Может быть, расскажешь мне подробнее?       Се Ляня воспитывали по нескольким заветам: уважай старших, будь покорным, учись хорошо. Взамен на то, что он соблюдал эти правила, Се Лянь никогда ни в чем не нуждался: начиная с юного возраста у него были все игрушки, какие он хотел, лучшие учителя и прекрасная, практически беззаботная жизнь — так думали все те, кто смотрел на их семью издалека.       На самом же деле, если заглянуть внутрь, все оказывалось намного хуже, ведь никто не знал, каким образом Се Ляню прививали эту «покорность», как он до семи лет понятия не имел, что можно общаться с кем-то, помимо семьи и учителей (это вылилось в тяжелую адаптацию в школе, когда Се Ляню было тяжело взаимодействовать с другими детьми; в тот момент его родители задумывались над тем, чтобы полностью перевести его на домашнее образование, но решили, что лучше пусть привыкает к обществу), и насколько тяжело ему давалась учеба — до криков, до многочасовых занятий после школы, до падений в обморок от истощения морального и физического.       Се Ляню говорили, что его семья идеальна, что он должен благодарить их за то, что они сделали для него — и Се Лянь благодарил. Се Ляню говорили, что, если он не будет лучшим ребенком на этой планете, то его никто не полюбит — и Се Лянь верил в это, Се Лянь старался быть лучшим во всём. Ему твердили это с самого раннего возраста, и, когда ему уже семнадцать, Се Лянь все еще не мог отойти от главного пункта в его воспитании — будь лучшим. Во всём.       Он думал, что, если нарушит это, если перестанет так стараться, если с вершины горы опустится к самому ее подножию, все станут относиться к нему совершенно иначе. И это больше всего пугало Се Ляня. И сейчас больше всего он волновался именно за то, что испортил свою репутацию, что, если родителям расскажут, с чего именно все началось и какие слухи про него распространили по всей школе, это перетечет в большую проблему. Это перетечет в то, что Се Ляня любить перестанут.       — Не вижу смысла. Мы всё уладили, — мягко произнес он, молясь, чтобы водитель начал ехать быстрее. Хотелось запереться в своей комнате и не отвечать на все эти вопросы. Се Лянь также надеялся, что мать сама поговорит с отцом, и ему не нужно будет еще два часа разъяснять всё второму родителю, как он делает сейчас. — Такого больше не повторится. Правда.       — Я поверю тебе, но… меня все равно напрягает это.       — Я понимаю.       Разговор оказался коротким, но крайне неуютным, и, когда машина остановилась у дома, Се Лянь обрадовался так, как не радовался за последний месяц. Наконец-то он может побыть в тишине и подумать обо всем, что случилось.