Контраст

      Говоря совсем уж откровенно, за эти несколько дней, что Хуа Чэн отсутствовал, Се Лянь успел соскучиться. Ему казалось, что так скучал он по кому-то впервые: возможно, потому что до этого, даже если они не виделись с человеком вживую, то хотя бы списывались (созваниваться Се Лянь не любит еще с детства — ему гораздо проще отправить СМС), но сейчас, когда не было ни того, ни другого… Се Лянь чувствовал себя как-то не так.       Он много думал над тем, что произошло в их последнюю встречу с Хуа Чэном, но никак не мог прийти к единому выводу, чего он хочет на данный момент сам. Се Лянь лишь надеялся, что ему не придется с этим торопиться: в моменты, когда тебе выносят мозг со всем и сразу, меньше всего хотелось думать об устройстве своей личной жизни. И...       — Се Ля-я-янь? Эй? Се Лянь?       Се Лянь, до этого уткнувшийся в телефон с задумчивым видом (хотел повторить конспект: фотографировать страницы и позже листать их в телефоне намного удобнее, чем таскать с собой учебник), поднял голову и кивнул Ши Цинсюаню в знак того, что слышит его. Занятия им перенесли в другой кабинет, поэтому сейчас они оба шли по коридору к нужному классу.       — Не поможешь мне сегодня в совете? — Ши Цинсюань смотрел жалобно-жалобно, явно пародируя кота из «Шрека».       — Ох… — Се Лянь неуверенно пожал плечами. Ему, честно, хотелось помочь, но… — Я сегодня должен вернуться пораньше домой. Даже на дополнительные не иду.       — О? Чего так?       — Ну… — он замялся. — Я должен сегодня кое с чем помочь матери.       — Ого, она бывает дома, — Ши Цинсюань усмехнулся. — Вот черт, — но тут же огорчился, когда понял, что разгребать работу ему придется в одиночестве, — может, позвать Фэн Синя? Он ведь такой добрый и неравнодушный человек…       Се Лянь несдержанно прыснул.       — Позови, конечно, он ни в коем случае тебе не откажет. Я уверен. Или, может, Хэ Сюаня…       — Отличная идея! — Се Лянь бросил недоверчивый взгляд на Ши Цинсюаня, который достал телефон, чтобы, видимо, написать Хэ Сюаню.       Се Лянь подошел к двери, пока Ши Цинсюань что-то быстро набирал в смартфоне, и дернул за ручку. Не поддавалась. Неужели закрыто? Быть такого не может, у них же тут урок совсем скоро…       За дверью прозвучал чужой громкий смех.       — Ой, они так и не открыли, да? — позади него послышался женский голос, и Се Лянь обернулся: перед ним стояла ученица, которую он видел впервые.       — Они?       — Ребята из 4-2 заперли кабинет еще с конца того урока, когда ушел учитель. Точнее, не заперли, — она немного нахмурилась, — заставили чем-то, скорее всего. Ключей-то у них нет, — и тяжело вздохнула. — Я тут всю перемену жду, мне надо тетради отнести в тот кабинет…       — А как же преподаватель? — Се Лянь удивился — неужели ни одному учителю не понадобилось зайти в класс, особенно перед уроком?       Вместо девушки ответил подошедший Ши Цинсюань, видимо, подслушавший их разговор:       — Так его нет сегодня, ты забыл? Я говорил тебе, — это звучало несколько обиженно, но Ши Цинсюань, на самом деле, уже привык видеть последнее время Се Ляня, витавшего в облаках, поэтому ему не казался удивительным тот факт, что он забыл про их утренний разговор. — Нам в группу задание скинули. Сказали, чтоб к концу урока сдали тетради.       — Из 4-2, говоришь? — Се Лянь ненадолго задумался и, предварительно попытавшись открыть дверь еще раз (очевидно, безрезультатно), с силой толкнул локтем в эту же дверь. — Откройте!       Опять смех.       С другой стороны двери кто-то к ней подсел, удерживая, судя по тому, что если раньше дверь сдвигалась хоть на немного, то теперь Се Лянь, надавливая на нее всей силой, не мог сдвинуть ее ни на миллиметр.       Он, тяжело вздохнув, отступил, поворачиваясь к Ши Цинсюаню:       — Никак. Кажется, придется звать кого-то ещ…       Се Лянь не успел договорить — дверь открылась так резко и с такой силой, что невероятно больно ударила его по спине, и Се Лянь, потеряв равновесие, начал падать вперед. Благо, стоявший перед ним Ши Цинсюань вовремя среагировал, поймав его, тем самым предотвращая встречу лица Се Ляня с прекрасным полом.       Ему понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и, шипя и потирая рукой ноющую спину, посмотреть на стоявшего у порога ученика, собственно, виновника всей ситуации.       — Ну да, — Се Лянь практически смеялся, — ни о ком другом я и подумать не мог.       — Се Лянь, — взгляд Ши Цинсюаня потемнел, — пойдем отсюда. Сделаем задания в столовой.       — Да какого черта? — а вот его друг, наоборот, крайне нехарактерно для самого себя, вспылил. — На урок этот кабинет должен быть наш.       Как будто в доказательство его словам прозвенел звонок. Остальные одноклассники Се Ляня предпочли остаться в стороне, поэтому сейчас он, как староста, и Ши Цинсюань, как друг старосты, отдувались вдвоем за всех. И многие из них мялись, сомневаясь, стоит ли в такой ситуации звать учителя — ну, вдруг оно само как-нибудь разрулится.       Все поняли — нет, не разрулится, — как только вышедший из кабинета Кэ Мо схватил Се Ляня за руку, резко потянув его на себя, и затащил его за собой в класс. В этот раз Ши Цинсюань вовремя среагировать не успел — его рука вместо Се Ляня сжала лишь воздух, а дверь в кабинет громко захлопнулась.       Ши Цинсюань ударил по ней в попытках открыть, но ничего не вышло.       Все потому что еще два человека, судя по всему, друга Кэ Мо, как только Се Лянь оказался в помещении, тут же прислонились к двери, не давая посторонним зайти.       — Ты мешаешься, — Кэ Мо отчетливо выделял слова, продолжая сжимать чужую руку в своей. — Прекрати лезть, куда тебя не просят. Это последнее предупреждение.       — Угрожаешь мне? — Се Лянь попробовал вырваться, но у него ничего не вышло: Кэ Мо лишь сильнее сжал ее.       — Не боишься моих угроз? — он рассмеялся. — Твоя псина не сможет защищать тебя вечно. Как, например, сейчас.       Через секунду Се Лянь оказался откинутым в ближайшую парту; больно ударившись о нее уже настрадавшейся поясницей, на которой наверняка после такого появятся синяки, он несдержанно ойкнул.       — У меня нет псины, — гневно прошипел Се Лянь, не в первый раз слыша подобное сравнение.       С тех пор, как они начали ближе общаться с Хуа Чэном, издевательства прекратились — все потому что теперь, как выражались многие, у Се Ляня имелся цепной пес, рычавший на каждого, кто косо посмотрит на его хозяина.       И Се Лянь понимал, почему так. Взять хотя бы сегодняшнюю ситуацию: будь здесь Хуа Чэн, вряд ли бы он оказался запертым в одном кабинете с Кэ Мо и его компанией.       Но Се Лянь также искренне надеялся, что Хуа Чэн об этой ситуации не узнает. И вообще — никто об этой ситуации не узнает. Иначе, если это дойдет до родителей, скандал неизбежен.       Как только он подумал об этом, в дверь постучали:       — Немедленно откройте, — это был уже явно кто-то из учителей.       Кэ Мо нехотя махнул рукой, мол, отходите, и в кабинет зашла молоденькая, недавно устроившаяся на работу девушка:       — Опять вы? *       Из кабинета директора Се Лянь вышел с безумно мрачным видом. Ши Цинсюань, ожидавший его все это время, обеспокоенно спросил:       — Ну как?       — Плохо, — кратко бросил Се Лянь. Но через несколько секунд все же решил рассказать подробнее: — Сказали, будут родителям звонить. Опять. И Лин Вэнь написала. Меня исключили из совета.       — Что-о-о-о-о? — Ши Цинсюань удивленно уставился на друга. — Как исключили? За что?       — За косяки. Но, знаешь, я, наверное, даже рад.       — Ладно, насчет совета не столь важно. Может, я тоже начну косячить, чтобы вылететь из него, — он попытался подбодрить Се Ляня, но тот был ужасно огорчен тем, что учителя вновь будут звонить его матери. мнеконецмнеконецмнеконецмнеконецмнеконецмнеконецмнеконецонаубьетменя       Это может стать последней каплей, решающей для того, чтобы его родители начали принимать меры. Раньше этими мерами были полная изоляция от внешнего мира за исключением школы, теперь… Се Лянь не знал. Он спокойно жил уже два года без лишних скандалов. Но этот учебный год перевернул абсолютно все, и именно потому что Се Лянь не делал никаких серьезных ошибок за ближайшее время его нынешние проблемы очень остро воспринимались матерью.       Он и сам задумывался над тем, что старается недостаточно много.       Се Лянь мог бы решить все эти проблемы, если бы приложил достаточно усилий. Он знает. Он мог бы. Во всем происходящем только его вина — ничья больше.       И все это нужно как можно скорее исправить. Вот только пока что даже представить не может, как именно. ****       Се Лянь возвращался домой совершенно не в настроении. Произошедшее в школе высосало из него все жизненные силы, поэтому с остановки (сегодня за ним заехать не смогли — еще один фейл; казалось, этот день просто создан из неудач) он шел медленно, несмотря на то, что ему нужно было вернуться пораньше.       Очень хотелось забыть обо всем, как о страшном сне.       За последнее время Се Лянь начал слишком часто думать о том, как же он, черт возьми, устал.       Устал от учебы, устал от конфликтов в семье и в школе, устал от усталости. Устал от невыносимой ненависти ко всему окружающему и к самому себе, к желанию избавиться от всех в своей жизни, к…       — Хуа Чэн?..       Се Лянь заметил его совершенно случайно, посмотрев в сторону, пока он проходил мимо дома своих соседей: Хуа Чэн сидел на земле, там, где не было снега (которого после недавнего повышения температуры осталось не так много), и, уткнувшись лицом в свои колени, видимо, спал — на оклик подлетевшего к нему Се Ляня никак не отреагировал. Только спустя несколько секунд, когда обеспокоенный Се Лянь растолкал его, Хуа Чэн сонно открыл глаза и несфокусированным взглядом огляделся:       — О, — он зевнул, — ты уже вернулся? Я думал, ты будешь сегодня позже.       — Ты!.. Ты чего тут забыл? — усталость Се Ляня как рукой сняло. — Как давно ты здесь? Почему не дома? Холодно же, — он снял с себя шарф, завязывая его вокруг шеи Хуа Чэна.       Хуа Чэн же сидел, глупо улыбаясь:       — Я соскучился, — спокойно произнес он. — Но я не знал, во сколько ты заканчиваешь. Хотел перехватить тебя по дороге домой.       — У тебя получилось, — не очень весело заметил Се Лянь. Он взял Хуа Чэна за руку, вздрогнув от того, насколько холодной оказалась его ладонь, и помог тому подняться. — Подумал бы о себе, ты же заболеешь…       — Я здесь не больше двадцати минут, ты вовремя подошел, — Хуа Чэн не стал даже возвращать шарф, утыкаясь в него лицом, чтобы хоть немного согреться: да, засыпать все же не стоило.       — Да, но тебе лучше вернуться домой.       Во-первых, Се Лянь не имел возможности пригласить того к себе, а во-вторых, оставаться на улице не вариант по двум причинам: Хуа Чэн замерзнет еще больше — раз, Се Лянь все-таки должен вернуться раньше во избежание грандиозного скандала — два.       Хуа Чэн тяжело вздохнул.       — Я понимаю. Но далеко все равно не уйду.       — Хах? Тебе сейчас лучше всего прийти домой, согреться и…       — Мне некуда идти, гэгэ, — хоть улыбка не исчезала с лица Хуа Чэна, Се Лянь почувствовал напряжение в его голосе и то неприятное чувство, которое преследовало первый месяц их знакомства Се Ляня каждый раз, когда его друг улыбался. — Кстати, в понедельник я собираюсь вернуться в школу.       — Как твоя нога?       — Уже нормально.       Се Лянь сомневался, стоит ли спрашивать, по какой причине Хуа Чэн не может быть сейчас у себя дома, но… оставить его на улице? Нет, ни за что. Должно быть какое-то решение.       Он неуверенно достал из своего кармана телефон.       — Гэгэ, — Хуа Чэн, внимательно следивший за чужими действиями, насторожился, — что ты хочешь сделать?       — Спасти тебя от обморожения, — ему ответили таким тоном, будто сказали нечто самой собой разумеющееся — мол, и так же понятно, зачем лишние вопросы?       — Не нужно, — моментальный протест, — я пришел сюда не за этим. Это не первый раз, все нормально. Я не хочу доставлять тебе проблем… — Се Лянь сжал свободной рукой его ладонь и посмотрел прямо в глаза, что заставило Хуа Чэна замолчать и смутиться; но, несмотря на это смущение, он все-таки не отводил своего взгляда, поэтому несколько секунд они играли в «гляделки».       — Я понимаю, — голос Се Ляня звучал так искренне, так по-доброму, что в его чистых и святых намерениях не усомнился бы даже самый не доверяющий людям человек, — не беспокойся насчет этого. Я просто хочу помочь.       Хуа Чэн перестал улыбаться — ну вот, теперь наверняка думает, что он пришел сюда только потому что его выгнали из дома. Но нет, все совсем не так… Хуа Чэн, правда, безумно скучал. И потому так же безумно рвался на свободу, чувствуя себя птицей в клетке — отнюдь не золотой. Он впервые был рад, что его выздоровление шло относительно быстро, и готов был выходить в школу вот-прям-сейчас, практически через день после того, как подвернул ногу, но его заставили сначала все же сходить в ненавистный травмпункт (дежурный врач уже не сдерживался, видя Хуа Чэна — «Ну, что на этот раз?»), а следующий прием, после которого можно выходить в (все еще ненавистную, но с появлением Се Ляня не так сильно) школу, должен был состояться только в пятницу, то есть завтра. Но произошло кое-что, вынуждающее Хуа Чэна выйти из дома уже сегодня.       — И… Спасибо, что сказал мне, — Се Лянь думал — наверное, ему тяжело принимать помощь от кого-то, а рассказывать о своих проблемах Се Ляню практически равняется принятию этой самой помощи. Иначе — никак. Об этом знали все, кто знаком с ним хотя бы несколько недель, и это то, чем активно пользовались люди. Се Лянь слишком неравнодушен к чужим проблемам. — Подожди минуту, — с этими словами он отошел в сторону, набирая чей-то номер.       И говорил по телефону так тихо, что Хуа Чэн с трудом улавливал лишь отдельные фразы: «Только не кричи, у меня просьба…» «…но это важно…» «Да, я обязательно исправлю» «Нет, ничего такого» «…только один день, прошу» «Я приду и все тебе объясню»       Закончив, Се Лянь подошел к Хуа Чэну:       — Идем.       — Куда?       — Ко мне.       — Но твои…       — Я все уладил, — Се Лянь улыбался, но, несмотря на эту улыбку, выглядел крайне измученно — судя по всему, разговор выдался тяжелым.       — Я же говорил, — Хуа Чэн не мог этого не заметить, — я не хочу, чтобы ты из-за меня скандалил со своими родителями. Гэгэ, пожалуйста, не стоит.       — Дело в другом… Можешь пообещать мне кое-что?       — Говори, — за всю доброту, за всю помощь, оказанную ему Се Лянем за дни их знакомства, Хуа Чэн был готов сделать для него все, что его душе угодно — без преувеличения. Буквально всё. Тот самый случай, когда на вопрос «А если бы он спрыгнул с крыши, ты бы тоже?», Хуа Чэн с уверенностью бы ответил — да. И спрыгнул бы.       — Не обращай внимания на то, что она будет сегодня говорить мне, если услышишь, — звучало, это, конечно, крайне подозрительно, но Хуа Чэн кивнул в ответ: «Обещаю». — Как много времени тебе нужно, чтобы… уладить свои проблемы?       — Гэгэ, если я тебе мешаю…       — Нет, — Се Лянь несдержанно перебил его, за что тут же извинился: — Прости. Просто запомни: ты мне не мешаешь. Мне не тяжело. Я не заставляю себя. Это не из жалости. И ничего такого, ладно?       — Извини.       Ему все еще трудно свыкнуться с мыслью, что его компания кому-то… нужна? И что с ним общаются не потому что жалеют его. И… К нему могут испытывать что-то кроме неприязни. И он тоже может.       — Так что насчет времени?       — Не очень много. Меня выгнали на пару суток. Опекунше захотелось развлечься.       — Развлечься? — осторожно переспросил Се Лянь, боясь, что своими вопросами может как-либо задеть друга. Хуа Чэн кивнул, ничего кроме этого не отвечая.       Он просидел три часа на улице под дверью своего подъезда после того, как его выгнали со словами: «Сходи погуляй, ко мне сейчас приедут». Женщина обещала позвать, когда можно будет вернуться, но Хуа Чэн, с которым это происходило уже не первый раз, знал — не позовет. Даже не вспомнит. И быстро это наверняка не закончится.       Тогда он почувствовал себя так ужасно, так одиноко, что, сгорая от отвратительного чувства ненужности ни одному человеку в этой вселенной, решил наведаться к Се Ляню — делать все равно нечего. Хуа Чэн бы с радостью просто позвонил ему вместо того, чтобы ехать, потому что знал: в доме Се Ляня ему не рады. Заставлять Се Ляня мерзнуть на улице не хотелось. Но его телефон все еще не вернули с ремонта, а одолжить другой не у кого.       Поэтому сейчас он здесь — нелепо стоит у стены рядом с комнатой Се Ляня, ожидая, пока тот поднимется наверх. По приходе домой его из кухни окликнула мать. «Иди ко мне в комнату, я помогу ей и тоже поднимусь»       Но дверь оказалась заперта, поэтому Хуа Чэн находился в неловком положении: спускаться и просить открыть он не хотел, боялся, что потревожит хозяев, поэтому решил просто подождать, пока Се Лянь закончит со своими делами.       Хуа Чэн не знал, сколько так простоял, прежде чем услышал, как на первом этаже громко хлопает дверь, после этого — тяжелые шаги и громкий женский голос, судя по всему, матери:       — Ты хочешь, чтобы я перевела тебя, да?       …       Он не слышал ответы Се Ляня: либо тот все еще говорил тихо, либо не говорил вообще.       — Может быть, объяснишь, что происходит? Меня за все твои года обучения учителя не вызывали так часто, как за последние полгода…       …       — Это все из-за него, да? Ты вляпался в дурную компанию? Не может быть, чтобы ты стал таким без чужого влияния!       — Хватит!— Хуа Чэн вздрогнул: он очень, очень, очень редко слышал, как Се Лянь кричит. — Дело не в этом. Ты совсем меня не слушаешь.       — Тогда в чем?       …       Хуа Чэн напрягся. Ему абсолютно не нравилось происходящее. Интересно, у них в доме всегда так или только во время его появления? Хуа Чэн не первый раз наблюдает скандалы Се Ляня с его матерью. И постоянно в его присутствии. Наверное, это было первой причиной, по которой находиться в доме Се Ляня ужасно некомфортно.       — Поговорим об этом в другой раз. Ты обещала мне.       — Мне завтра идти к учителю, что мне ему говорить?       — Я не виноват! — она гнула свою линию, не давая Се Лянь сказать и слова: тот мог лишь иногда вставлять свое слово, на которое не обращали никакого внимания.       — …У меня нет сил это терпеть, я расскажу твоему отцу! Так больше не может продолжаться.       — Да сколько угодно, — эти слова были произнесены с такой яростью, что Хуа Чэн напрягся еще больше — хотя, казалось, куда больше, — и нервно облизал губы, слушая, как Се Лянь быстро поднимается по лестнице на второй этаж.       Он едва не влетел в Хуа Чэна, стремительно направляясь к своей комнате, в порыве ярости не сразу заметив его присутствие:       — Ты чего здесь?.. — сейчас он говорил намного тише, чем во время конфликта, и совершенно беззлобно.       — У тебя комната закрыта, — немного хмурясь, пояснил Хуа Чэн.       Когда Се Лянь, достав из тумбочки, стоявшей неподалеку, ключи, открыл дверь, и они зашли в комнату, Хуа Чэн хотел было расспросить, но потом вспомнил об обещании, данном еще на улице.       Так вот, что он имел в виду. Се Лянь знал, что сегодняшний конфликт неизбежен.       — Прости за это, — только и сказал он.       — Гэгэ, — максимально серьезно произнес Хуа Чэн, мягко потянув того за руку, усаживая на кровать рядом с собой, — мне стоит уйти?       — Нет, — Се Лянь отрицательно покачал головой. — Это уже ни на что не влияет. Она не из-за тебя так. Я надеялся, что обойдется, но… — он невесело усмехнулся. — Не обошлось.       — Могу я как-то помочь?       Хуа Чэн очень хотел помочь. Любым способом.       — Не думаю.       — Я… Понимаю, что я обещал, поэтому можешь не отвечать, но я хотя бы попробую, — он шумно вдохнул. — Что произошло в школе?       Се Лянь молчал. И выглядел при этом так обреченно и грустно, что Хуа Чэн в итоге не выдержал — сначала аккуратно приобнял того одной рукой, безмолвно спрашивая разрешения, а, почувствовав, как Се Лянь кладет свою голову ему на плечо, понял, что своеобразное разрешение все же получено, и, обнимая уже двумя руками, прижал к себе.       — Почему он меня так ненавидит? — спустя какое-то время подал голос Се Лянь. Хуа Чэн лишь смутно догадывался, о ком идет речь. — Я понимаю, Ци Жун, у нас с ним давние терки, но… почему он так ко мне относится? Что… что я ему сделал? — Се Лянь, правда, искренне не понимал поведения своего неизвестно каким образом нажитого врага. — Не может же он ненавидеть меня просто за существование?       Хуа Чэн задавался этим вопросом все свое детство. Смотря людям в глаза, успокаивая беснующуюся мать, с трудом вставая с кровати после побоев от пьяного отца, ощущая на себе злобные взгляды сверстников — он каждый раз думал о том, за что его так не любят? Неужели он правда заслужил такое отношение?       Спустя какое-то время, уже будучи подростком, Хуа Чэн, конечно, понял многое.       — Все очень просто: ты слишком хорош для этого мира, — грустно пояснил он. — Люди не любят таких.       — Я не совсем понимаю.       — Ну… Иногда, когда встречаешь очень доброго человека, есть ощущение, что… Он… Лицемерит? — теперь уже объяснять стало тяжело. Хуа Чэн очень сильно старался как можно правильнее выстроить свои мысли. — Есть чувство, будто эта доброта ненастоящая. Или… еще причина, — причина, которую Хуа Чэн прощупал, познал, изучил со всех сторон. — Когда ты злой, а перед тобой кружит милый и добрый человек, хочется выбить из него все это, — почти буквально.       Он чувствовал это длительное время. Чувствовал, как его кулаки сами собой сжимаются при виде счастливых людей — таких, которые излучают добро, которые и есть добро. Хоть этот мир в основном и заполнен черствыми людьми, такие «солнышки» на жизненном пути Хуа Чэна встречались. И Се Лянь — один из них.       Ведь Се Ляня по началу он тоже почти что ненавидел. Завидовал его открытости и его любви к жизни.       Но есть ли эта любовь сейчас? Он не знал.       — Это звучит странно, — кратко прокомментировал Се Лянь. — Наверное, я никогда не смогу понять этого.       Хуа Чэн вспомнил, что уже когда-то, еще в первые дни знакомства, пытался объяснить это Се Ляню, но тогда это также не произвело никакого эффекта… Да и высказано было в более агрессивной форме. В тот момент Хуа Чэн хотел внушить ему, что не нужно любить абсолютно каждого. Теперь же необходимо рассказать, почему не каждый любит его. И причина одна и та же.       Хуа Чэн вновь объяснял Се Ляню, что быть хорошим — плохо.       — Я буду рад, если ты не сможешь. Это хорошо, что ты совсем ничего не знаешь о ненависти, гэгэ. «Потому что я о ней знаю всё»       — А если дать выместить на себе человеку всю его ненависть, — спустя долгое молчание внезапно спросил Се Лянь, до этого погруженный в раздумья, — что-нибудь изменится?       — Гэгэ? — Хуа Чэн нахмурился, внимательно всматриваясь в лицо Се Ляня, стараясь понять, о чем тот думает, но его выражение оставалось непроницаемым. — Не нужно этого делать.       — Тогда что еще? Что мне еще делать, чтобы меня перестали ненавидеть? — в отчаянии выпалил он. — Это портит мне жизнь. Я просто хочу, чтобы это все закончилось. Я хочу жить… Как… Как…       Как раньше?       Нет, совсем нет. Се Лянь не хотел возвращаться к прежней жизни. Несмотря на то, что она была в миллион раз спокойнее, чем сейчас, все равно в ней есть что-то отталкивающее.       — Мы что-нибудь обязательно придумаем, — ободряюще произнес Хуа Чэн. — Только не бросайся в крайность. Всё наладится, — скажи кто-нибудь Хуа Чэну полгода назад, что он когда-нибудь будет говорить эти слова другим людям — он бы рассмеялся им в лицо.       Се Лянь тяжело вздохнул.       — Надеюсь, — и совсем тихо, почти шепотом добавил: — Спасибо тебе. Не знаю, что бы делал без тебя.