Hey Violet — Unholy
Следы от нашей ночи с Биллом проходили несколько дней. Почти трое суток я пытался осознать, что вообще произошло, рассматривая свое тело в зеркале, запершись в ванной, поворачиваясь то так, то эдак. Тело еще ныло от его грубых прикосновений, которые выбивали из меня весь дух. Я переспал с Биллом во второй раз, и теперь я помнил все. Я снова и снова прокручивал воспоминания этой ночи. Горло само по себе начинало сжиматься, словно Билл все туже затягивал поводок. Это так приятно… Всегда подобным процессом руководил я, а Беверли подчинялась. Я как-то однажды попросил ее поменяться ролями, но Бев слишком смущалась, и все равно ее пощечины, слабые, будто в фильме про девятнадцатый век (только злополучного «ах, нахал!» не хватало) не могли меня завести в полной мере. Я склонился над раковиной, смотря в отражение, как маленькие лампочки, высвечивающие всю ванную красноватым светом, кидали отсвет и на мое тело. Я стоял только в одном нижнем белье, рассматривая вновь следы от Билла. Синяки на бедрах от пальцев. Засосы на шее. След от укуса на заднице. Это все было по-настоящему. И мне понравилось. У меня будто бы мозг отключился. Я попробовал наяву свою самую смелую фантазию, в которой не мог признаться даже себе. Властный, самоуверенный, ответственный на работе, в постели я хотел подчиняться. Потому что на работе у меня и так было слишком много полномочий, я был строгим, порой слишком ревностно относящимся к своим обязанностям. Мне приходилось решать миллион и один вопрос, поэтому один раз я позволил себе расслабиться, и отдался Биллу. От этих мыслей тело снова содрогнулось, и я оперся руками о бортик раковины. Задница в этот раз даже не болела — на удивление, в этом плане Билл был н е ж н ы м. Только потом он ускорил темп, я чувствовал, как напрягался его член во мне. Это так странно… Я открыл кран, и когда поднес ладони под струю холодной воды, заметил, что пальцы дрожали. Я быстро умылся, прополоскал рот и даже еще раз почистил зубы. Билл просил меня стонать, но для меня это было невозможно. Я никогда не стонал в сексе, а уж с Биллом не собирался тем более. В следующий раз скорее сдохну, чем… Черт. Я подумал о следующем разе?!.. Я выпрямился, снова смотря на свое отражение. Из-за этих красных лампочек кожа тоже казалась красной, как у какого-то дьявола, и красные следы от губ Билла не так сильно бросались в глаза. Я осторожно приложил руки к шее и надавил. Даже не знал, что у меня был фетиш на удушение, но черт, это так приятно… Когда кислород почти полностью перестает попадать в легкие, и ты чувствуешь сильные руки на себе, везде, словно у Билла их было множество, или он с огромной скоростью перебегал пальцами по всей моей коже… Слишком хорошо. Я думал об этом уже третьи сутки, и не знал, что мне делать. Сплетник отошел куда-то на второй план, хотя и сплетня про шейный платок резанула меня прямо в живот, как острая боль. Кто-то нас видел. Каспбрак прав, за нами следят. Но всегда можно сказать, что это неправда, что это просто сплетни и не больше… По крайней мере, мне хотелось так думать. В данный момент мне было плевать на сплетника. У меня рушилась моя ориентация. Я не был заядлым гомофобом, точнее, мне хотелось бы так думать. Просто до работы здесь я ни разу не встречался с геями, а сериалы и фильмы стали переполнены ими сравнительно недавно. Все мои любимые книги и фильмы были про любовь мужчины и женщины. Помню, как лет в пятнадцать я вместе с Беверли (она заставила) посмотрел с ней «Унесенные ветром» и «Поющие в терновнике». Второй фильм мне понравился куда больше — запретная любовь прекрасной девушки и священника… Я даже проронил несколько скупых слез. Но я не помню такого, чтобы мне нравился священник! И все те сопливые мелодрамы, которые Беверли заставляла меня с собой смотреть — взять те же «Три метра над уровнем неба». Я никогда не чувствовал возбуждения, смотря на Марио Касаса или какого-нибудь Зака Эфрона! Я мог отметить про себя, что эти парни красивы, и я бы не отказался иметь себе такое тело, но черт, в этом не было и намека на возбуждение! То есть геем можно стать?! А не родиться? Я гуглил эту информацию, но ничего толкового про ген гомосексуальности не нашел. Я был уверен, что мне не нравились парни. Я несколько раз видел обнаженных парней на сцене клуба, того же Майка или Арчи, и, прости Господи, Тозиера, в таких крошечных трусах, которые не могли скрыть от меня буквально ничего! И что? Член даже не дергался! Для меня это было не больше, чем просто мужское тело. Красивое, не спорю, как статуя или картина, но и все. Я не чувствовал возбуждения и тяги к мужчинам. Я спал с Беверли семь лет, и она всегда меня возбуждала. «А не потому ли ты выбрал для этого дела сестру, потому что у нее всегда была довольно плоская фигура? Маленькая грудь, маленькая задница. Подумай об этом». Да черт возьми, это тоже бред! Я любил Беверли уже не просто как девушку; мы ведь не встречались, я любил ее как сестру, как самого близкого человека. Вообще, наша с ней связь оказалась просто случайным стечением обстоятельств. Мы были оторваны от реального мира, живя в мире роскоши и богатства, мы почти ни с кем не общались близко, и держались только друг за друга. И я сам виноват в том, что полез к ней, но я чувствовал себя таким одиноким, таким брошенным, что мне нужна была поддержка, а Бев… Как всегда оказалась рядом. Я выключил воду в ванной, вышел в комнату, на ходу надевая халат, и не сразу правильно завязывая пояс. Мне было семнадцать, когда мы переспали впервые. Мать тогда настоятельно кричала о том, что я должен поступить на экономиста, потому что это очень престижно, выгодно и хорошо, Стэнли, а я хотел отдаться искусству. Я неплохо рисовал, разбирался в живописи, но мне пришлось в итоге послушать мать, потому что она, как всегда, прибегла к очень убедительным средствам — пощечины и отбор всех кредитных карточек. Я бы мог оказаться тем самым гордым, смелым художником, который ушел бы из дома, хлопнув дверью, достигать своей мечты, голодая на улицах, только чтобы доказать своей матери хоть что-то. По факту, я слишком испугался снова стать бедным, да и картины, которые я иногда рисовал в блокнотах, когда нечем было заняться, не казались мне уж такими хорошими, поэтому я сдался, даже без особого боя. Я только попытался что-то высказать, и в итоге пощечина оказалась слишком болезненной. Они были и раньше, но в тот раз мать не рассчитала силу, и ее массивный браслет из розового золота рассек мне бровь. Мне было семнадцать; я был девственником с плохой кожей, которого мать заставила поступить не туда, куда я хотел, а отец отмолчался, уйдя в комнату, скрываясь за газетой. Я не придумал ничего лучше, как быстро подняться наверх, где из своей комнаты выглядывала Беверли. Она постоянно меня защищала, хотя и была младше. Помню, как мать ударила меня на ее глазах, а она бросилась меня обнимать и утешать, и в итоге мать ударила ее так сильно, что разбила ей губу. — Стэнли, иди сюда, все хорошо, — Беверли тихо поманила меня к себе пальцем, — я здесь, иди в мою комнату. Она тогда носила брекеты, грудь у нее даже не начинала расти, а длинные волосы она заплетала в две тоненькие косички. Ей было четырнадцать, она обожала читать фантастику, и хотя была моей младшей сестрой, в душе я всегда знал, что она намного умнее и мудрее меня. Я прошел в ее комнату, прикрывая дверь, и лег на постель сестры. Бев села ко мне, как обычно положила мою голову себе на колени и склонилась над лицом. — У тебя бровь… — она осторожно прикоснулась пальцем к рассеченному месту. Ногти она красила ярко, в неоновые цвета, и хотя у нас было много, просто невообразимо много денег, стиль и вкус в одежде пришли к ней намного позже. Но мне все равно нравились ее яркие браслеты, которые она плела сама, огромные футболки с логотипами любимых групп и стоптанные конверсы. — Пройдет, — но я все равно шикнул, когда Бев постаралась осторожно вытереть кровь, которая лишь чудом не потекла мне в глаз. Я лежал на ее коленях, и боролся со слезами, а потом не выдержал, и заплакал. — Ненавижу сам себя! Я такой трус! Просто не могу матери слово поперек сказать! — я закрыл лицо руками, сильно давя ладонями на веки. Я повернулся на бок, чувствуя щекой грубую ткань вельветовых брюк, которые Беверли любила носить дома, — вот сбегу из дома, и будет знать! — Я тогда сбегу с тобой, — Беверли погладила меня по спине, — Стэн, все хорошо. Я с тобой, — она немного шепелявила из-за недавно поставленных брекетов, — я тоже ее ненавижу. У меня кстати… Есть украшения, которые мне дарил папа. Мы можем их продать и сбежать. Мне уже четырнадцать и я смогу работать! — Глупая, — я перехватил ее руку, — конечно, я никуда не сбегу. И ты тоже. Они потом нас найдут. — Но, Стэнли… — Все хорошо. Правда. Я справлюсь. Спасибо тебе. Так я пролежал какое-то время на коленях сестры, понемногу успокаиваясь. Беверли гладила меня по лицу, по волосам, и тоже ничего не говорила. Я вдруг совершенно случайно перехватил ее руку, поднес к своим губам и просто поцеловал. Беверли обвела концом пальца мои губы. Я повернулся на спину, посмотрел на нее. Она наклонилась, и держа мое лицо в своих руках, поцеловала. Я ответил. Потом мы начали целоваться, пока у меня на щеках все еще были не до конца высохшие слезы. А потом мы переспали. Мы были первые друг у друга, у меня даже презервативов не было, но каким-то чудом нам удалось избежать проблем. Я плакал потом, просил прощения, клялся, что это был первый и последний раз, но мы оба соврали. Наша тайная связь с Беверли стала только прогрессировать. Мы были вдвоем друг у друга, ненужные нашим родителям, сверстникам, которые держались от нас подальше, учителей, которые ставили оценки «богатым выскочкам» далеко не за знания. Мы были слишком близки с детства, и потом эта близость перешла и на физический уровень. Я лег на постель, прикрывая глаза и снова думая об этом. Я был виноват, хотя Беверли всегда уверяла меня, кладя руку на грудь, что она была не против. Но я был старше, я должен был думать. И я нес ответственность за нее, все эти годы, поэтому больше ни с кем не спал. Да и не только поэтому… Мне не хотелось кого-то подпускать к себе, делать кого-то настолько близким, как Бев. Которая видела все мои слезы, истерики, панические атаки. Которая вместе со мной училась любви, потому что первые разы были отвратительные. Мы не знали, что делать, я раза с десятого только мог вставить член, а она смеялась и говорила, что щекотно, но потом крепко-крепко обнимала меня за шею и тяжело вздыхала. Прошли годы. У меня исчезли прыщи, я поступил в универ, хотя свою специальность так и не полюбил. Я нравился многим девушкам, я не был слепым, чтобы это понять, но я всем отвечал, что мне не нужны никакие отношения. Я видел свои изменения во внешности — возраст пошел мне на пользу. Да и Бев с годами отказалась от ярких футболок, коротко отстригла волосы, стала увлекаться модой, стилем, макияжем. Но нас никто не мог разлучить. Мы были слишком тесно спаяны. Я никогда не спрашивал у Беверли прямо, но был уверен, что она не спит с другими парнями. Просто потому что это была Бев. Она говорила мне обо всем, и даже несмотря на то, какой красавицей она выросла, в душе она осталась тем же закомплексованным ребенком, которая просила меня отдирать ей с носа полоски с черными точками. А теперь я чувствовал, будто бы предаю ее. Она читала все эти сплетни про меня с Биллом, и мне казалось, что я не имею права так ее обманывать. Я правда не хотел врать самому близкому человеку, ближе которого у меня никого не было. Хоть порой мы и подкалывали друг друга, и называли нелестными словами, все равно я знал — если будет нужно, я отдам за нее не только руку, но и жизнь, и был уверен, что и Бев поступит так же. Поэтому когда я немного пришел в себя, я написал ей, чтобы она зашла ко мне, потому что мне надо было кое в чем ей признаться. И она пришла тут же, впрочем, как и всегда. — Кажется, дело действительно важное. Беверли прикрыла дверь, опираясь на нее, и заводя руки за спину. На ней было короткое бежевое платье. Даже дома она одевалась просто и со вкусом, компенсируя годы ярких платьицев и футболок с группой Paramore, чьей огромной фанаткой она тогда была. Я улыбнулся, приподнимаясь на постели. — Бев, я в полной заднице. Эти трое суток я избегал Билла. Я работал, но боялся даже сунуться на территорию Венеры. У меня перед глазами все еще стоял Билл, который расстегивает джинсы, расположившись между моих ног, надо мной, и я не могу пошевелиться, потому что просто не хочу. — Кажется, я уже поняла. Ты избегаешь меня третий день, — Бев осторожно прошла по ковру к моей постели. По пути она щелкнула выключателем, оставляя лишь мягкую зеленоватую подсветку. Я сглотнул, — это все из-за Сплетника? Признаюсь, я даже перестала это читать. Я хоть и прочитала всего Стивена Кинга, — она хмыкнула, — но такая чернуха не для меня. — Это не из-за сплетен. Не знаю, что по поводу остальных… — я вздохнул, и почувствовал, что у меня даже уши покраснели, — но по поводу меня это правда. — Того, что ты сука? — Бев все еще стояла напротив меня. Я понимал ее сарказм — она волновалась за меня, я видел это по ее лицу, и только своими шутками могла скрывать переживания. В этом мы были очень похожи. Если я не скажу об этом хотя бы ей — я сойду с ума. — Не только, — я поднял взгляд на сестру, молясь про себя, что она не будет меня осуждать, нет, только не она, — про нас с Биллом. Мы… Переспали, — я облизал голые губы, на которых даже не было бальзама, — дважды. И мне… Мне понравилось. Беверли помолчала какую-то минуту, и я уже успел приготовиться к ее шуткам или высказываниям по типу «а я же говорила, что ты пидор!». У меня бы даже не было сил отбиваться и что-то говорить в свою защиту. Но вместо этого она тихо опустилась на пол возле моей кровати, кладя руки мне на колени. — Я горжусь тобой. — Что? — я хмыкнул, дергая ногой, — ты сейчас шутишь? — Я серьезно! Не могу сказать, что для меня это не шок, потому что… — Бев взмахнула тонким запястьем, — ну, потому что это Билл, но… То, что ты смог сказать это… Это заслуживает восхищения. Я почувствовал, как грудь стало давить. — Эй, эй, тише, все хорошо, — слишком хорошо зная о моих панических атаках, Беверли взяла меня за руки, сжимая их и слегка поглаживая. — Ты… Ты… Не злишься на меня? — воздух выходил какими-то сгустками из меня. — Ты что? Конечно, нет! Стэн, мы брат и сестра, мы не можем ревновать друг друга, — она улыбнулась, слегка щелкая меня по ладони, — ты лучше скажи… Как ты сейчас? — Хреново. Очень хреново. То есть… Я теперь гей? Мне казалось это чем-то страшным. Будто бы… Такое может произойти с кем угодно, только не с тобой. Как раковая опухоль или что-то еще… Не то чтобы я так был категорически настроен, но понять это в двадцать четыре года — это невозможно сложно. — Ну, ты спал со мной семь лет, так что не думаю, что ты гей. Скорее… — Бев осторожно привстала на колени, пытаясь заглянуть мне в глаза, — бисексуал. — Бев, — зашептал я, — я не знаю, что со мной. Я посмотрел порно. С геями, — я почти неслышно произнес это, — несколько разных видео. И ничего, — я указал себе на пах, — меня это не возбуждает, понимаешь? Нисколько. Меня не заводят другие парни, я даже не думал о таком, клянусь, никогда! — Тише, тише, я верю. Тише, — Беверли снова начала гладить меня по рукам, — все нормально. — Только с Биллом так… Это… Как? Как вообще такое может быть возможно?! — Стэн, мы разберемся. Только успокойся. Прошу тебя, — Беверли протянула ко мне руки, и я сполз на пол к ней в объятия. Только перед ней я мог показать свою слабость, и сейчас настала пора. Эти три дня тянулись для меня, как смерть — я не мог больше держать это в себе. Это не та новость, которую лучше переживать в одиночку. — Бев, я… Мне понравилось… Посмотри на это, — я приспустил халат, показывая ей следы от укусов и засосов, — и я сам просил его быть грубее, потому что мне хотелось… — Тише, милый, тише, — Бев снова принялась меня обнимать, — это нормально… Просто твои фантазии… Наконец-то вышли наружу. — Но почему так поздно? Почему Билл? — я был почти готов плакать. Перед глазами пронеслись кадры из порно — я посмотрел и жесткое, и нежное, и на троих, и групповое, и не почувствовал ничего. Трогал член — он лишь вяло реагировал, и то на мою руку, а не на действие на экране. Наверное, мне нужно к врачу, это ведь не нормально?.. — Я не знаю, Стэн, — Бев гладила меня по волосам, — но это нормально, слышишь? Это абсолютно нормально. Мы разберемся. Мы можем сходить к врачу… — Нет, нет, — я уткнулся носом ей в плечо, — не надо… Я не знаю, Бев, это так странно… Я ненавижу его, а там… Тогда… Я выполнил все, что он просил… — Он не сделал тебе больно? — Беверли вдруг отстранилась от меня, беря мое лицо в свои руки, и заставляя посмотреть ей в глаза, — Стэн? Скажи мне честно. — Он… Нет, — я покачал головой, — в первый раз лишь немного… Но потом… Бев, это кошмар, почему Билл? Почему он?! — Я не знаю… Я обнимал Бев, чувствуя руками ее тонкое тело, ощущая слабый запах духов. Как такое может быть вообще?! Семь лет… Семь лет, ни одной такой мысли… Снились ли мне когда-то сны про парней? Я не помнил… И ладно бы это был кто угодно… Но Билл?! Как я ему после этого буду смотреть в глаза?! — Стэн, тише, — я сам не заметил, как начал плакать, и слегка оторвавшись от сестры, посмотрел ей в глаза. Она выглядела встревоженной. Наверное, я не заслужил ее… — Бев, пожалуйста, не оставляй меня. Не оставляй меня, прошу, ты мне так нужна, я просто… Не договорив, я притянул ее к себе за талию и поцеловал. Мы оба были на полу, я сидел, привалившись спиной к кровати, а Беверли рядом, на коленях. Как и тогда, от страха и нужде в ласке и поддержке, я нашел это у Бев. Мы начали целоваться, хотя она попыталась меня отстранить. — Стэн… Что… Зачем ты… — она мягко упиралась мне руками в грудь, но я уже искал застежку на ее платье. — Я не хочу быть геем, — я почти всхлипнул на этом слове, утыкаясь носом ей куда-то в щеку, — пожалуйста, Бев, помоги мне… Я уже расстегивал ее платье, трогая через ткань грудь в белье. Я знал ее наизусть — чуть меньше моей ладони, но с идеальной линией, мягкая и с гладкой кожей. Другую руку я запустил Бев под платье, концом большого пальца касаясь резинки белья, и заводя руку под нее. Член встал. Господи, боже мой, спасибо, спасибо, спасибо! Я так испугался, что у меня уже больше не встанет на девушку, я бы просто с ума сошел!.. Мы продолжали целоваться с Беверли; я пихал ей язык в рот, доказывая себе, что еще не все потеряно. Я повалил сестру на полу, нависая над ней, уже полностью задирая платье, чтобы коснуться разгоряченного, влажного места, что было так привычно, так нормально… Мне не нравятся члены, мне не нравятся члены… Маленькие руки Беверли на моих плечах стаскивают с меня халат. Грубые руки Билла на моей шее, держат сильно, заставляя меня задыхаться. Тихие стоны Бев; тяжелое дыхание Билла. Член стоит, я чувствую, как к нему приливает кровь в порыве возбуждения. Я располагаюсь между ног Беверли, она кладет мне их на поясницу, прижимая к себе ближе и ближе. Билл, который скользит ладонью по моему бедру к талии, а потом снова ниже, чтобы впиться короткими ногтями в кожу. Я касаюсь Беверли пальцами под платьем, отодвигая узкую ткань белья, забираясь в нее двумя пальцами, вырывая у нее тихий вздох. Билл, который вводит в меня палец, давит куда-то так, что воздух растворяется еще в груди, не успевая даже родиться на губах. Еще секунда… — Блять! — Стэн!.. Я слышу, что открывается дверь, и на полоску ковра на полу падает свет из коридора. Беверли вскрикивает, но даже не отталкивает меня. У меня сердце падает вниз, куда-то к коленям, которые подгибаются, и я почти валюсь на сестру, не удержав свой вес на руках. Если это мать — она нас убьет, и лучше нам действительно умереть в объятиях друг друга… Но я поворачиваюсь и выдыхаю, всего лишь на мгновение. На пороге стоит не женская фигура, значит, это не мать, мы спасены, на время, но живы… Но я приглядываюсь, и умираю от страха во второй раз. На пороге стоит Билл.***
<i>Ariana Grande — Dangerous Woman</i>
Не знаю, можно ли было сказать, что нам повезло, что это был Билл, но видеть Денбро я не хотел так же сильно, как и мать, и как любого другого человека. Я увидел, как он начал пятиться к двери, приговаривая про себя, блять, блять, твою мать, простите, я не хотел. Член упал тут же. Будто и не стоял никогда. Беверли осторожно приподнялась на локтях. — Думаю, тебе стоит пойти за ним, — она коснулась моего локтя, — и как можно скорее. Я ничего не сказал, лишь поднялся с пола, запахивая халат посильнее. В идеале было бы одеться, но времени на это не было. Я чувствовал себя отвратительно. Только не Билл! Как я ему теперь это объясню?! Я выскочил за ним в коридор буквально пару секунд спустя. Все вообще замерло, время двигалось как в матрице. Билл еще стоял в коридоре, прикрыв рукой глаза так, будто бы щурился от солнца. — Билл, — тихо сказал я, подходя к нему, но останавливаясь в паре шагов, — я сейчас все объясню… — Не надо, я… — он повернулся ко мне, бегло окинул меня взглядом, — меня это не касается, я не… Не осуждаю. Между нами повисло такое молчание, что оно просто резало меня на куски. Я мялся, понимая, что нам не стоит разговаривать об этом, да еще и в таком виде в коридоре, но и в комнату я позвать его не мог — там была Беверли… Бев… Я осторожно сделал еще один шаг к Биллу, не рискуя к нему прикоснуться. В голове все смешалось в какую-то кашу, и я кивнул ему на дверь, ведущую в небольшую ванную для гостей. Ту самую, до которой в ту роковую ночь Билл так и не дошел. — Давай… Не здесь, — я потянул дверь на себя, входя первым и надеясь, что Билл последует за мной. Конечно, оказаться с ним вдвоем в маленьком тесном помещении было тоже ошибкой, но и другого варианта не было. Я не хотел идти через весь дом с Биллом, когда на мне был только один халат. Я не мог смотреть на Билла, он на меня тоже. Губы горели, тело тряслось под тканью. Когда-нибудь Билл научится не врываться ко мне в комнату без стука, но… Не сейчас. И как мы могли не закрыть дверь?! — Не переживай, я никому не скажу о том, что видел, — Билл, как можно дальше, отошел от меня к раковине и уперся в нее руками. Я видел по его лицу, что он в глубоком шоке, — я должен был постучать, просто не думал, что ты… Не один. — Блять, Билл… — я приложил руку к уху, потеребил мочку. Она вся горела огнем от смущения, — мне надо тебе объяснить. — Меня ведь это не касается, — Билл повернулся ко мне, заводя руки за спину и касаясь ими края раковины. На нем была обычная черная футболка, вены на руках вздулись. Черные джинсы, кеды. Мы слишком разные, черт возьми, о чем я вообще думаю… Но я вдруг решаю сказать ему правду. Просто… Просто чтобы объясниться. Представить не могу, что он думает сейчас обо мне… И если… Если Сплетник об этом напишет, я буду точно знать, что это Билл, хотя… Хотя я верил ему. Удивительно. — Мы… Билл, мы не родственники. Мое признание вызывает у Билла какой-то вздох. Он поднимает брови. — В каком смысле? — Мы не родственники с Беверли, — я убираю руки в карманы, — ну, не родные. Даже не сводные. — Но… Как?.. — Моя мать вышла замуж за ее отца много лет назад. Мне тогда было шесть, Беверли — три. И… Моя мать просто не хотела, чтобы все знали, что это ее второй брак, и она вышла замуж за мешок с деньгами, — я пожимаю плечами, — поэтому для всех мы одна большая и дружная семья. Но я бы… Я бы никогда… — я трясу головой, представляя, что Билл мог обо мне подумать. У него ведь два младших брата! Мерзость какая! Да, я называю Беверли своей сестрой, потому что она мне действительно самый близкий человек, но я просто не знаю, как называть ее еще — не подругой же! Но если бы мы были родными родственниками… Да упаси Боже, я бы скорее умер, чем прикоснулся к ней! — Ага. Понятно, — Билл еще тупо смотрел на меня, переваривая информацию, — это немного странно, но… — Я знаю, что это странно, — я дергаю плечом, понимая, что для всех в городе — мы одна большая дружная семья, хотя у меня и у Беверли разные фамилии, но почему-то никого и никогда это не смущало, — просто это прихоть моей матери, и все. Но мы с Беверли не родственники. Клянусь! — Окей, я тебе верю, — Билл делает вид, что ему все равно, но я вижу, что он облегченно выдыхает, — а ее отец?.. — Ну, он хороший мужик, — я сажусь на край ванны, стараясь, чтобы полы халата не задрались, — я называю его отцом, потому что своего отца у меня никогда не было. Он в возрасте. Его жена умерла рано, Бев ее почти не помнит… Он очень богатый, всегда таким был, и видимо, после смерти жены решил, что ему нужен кто-то еще, еще одна женщина… Ну, и он женился на моей матери. Она считает, что ей повезло. На самом деле, я думаю так же. Он… — я прикрываю глаза, вовремя останавливаясь, потому что подробности о моем бедном детстве Биллу знать вовсе необязательно, — в общем, для всех мы одна семья, большая и дружная. Хотя только по документам. Матери было так выгодно сделать, чтобы… Ну, наследство, — я начинаю крутить пальцы. — Понятно, что ж… Я никому не скажу. Ни о чем, — Билл складывает руки на груди, — ни про твои отношения с Бев, ни о том, что вы не родственники… Но я офигел, честно скажу. Вы бы двери лучше запирали… — Извини, — я произношу это очень тихо, потому что не помню, когда на самом деле искренне перед кем-то извинялся, — это случайность. Такого не повторится, обещаю. Билл кивает, и немного отворачивается от меня. Я смотрю на его руки — в меру сильные, красивые, с прекрасной кожей. Возле правого локтя — родинка. Когда Билл снова поворачивается ко мне, в розоватом свете ламп я замечаю маленький шрам над его правой брови. Странно, я только сейчас это заметил. — А вы… Вы вообще часто… Ну… — Когда как, — я пожимаю плечами, отводя взгляд. Обсуждать с Биллом такое — максимально неловко, но я безумно рад, что он не осуждает, и не осудил… Даже когда я не сразу сказал ему правду, — по-разному, в общем. — И давно?.. Я мнусь, не зная, сказать ему или нет. Но с другой стороны, что мне уже терять?.. Он видел нас, и если захочет… Рассказать об этом, то… При одной только мысли меня начинает трясти. — Эй, ладно, можешь не отвечать. Я все понимаю, это не мое дело. И не было бы моим, даже если бы вы были кровными родственниками. Я вообще фанат «Игры престолов», так что… — Билл усмехается, и я нервно смеюсь в ответ, чувствуя, как напряжение все еще сковывает тело. — Только не смей давать мне кодовое имя Ланистер, договорились? — Это как пойдет, — он хмыкает и ударяет ладонями друг о друга, будто бы собирается уходить, но потом снова обращается ко мне, — твоя сестра… То есть Бев, она классная. Тебе повезло, ну… Что вы есть друг у друга. — Да, спасибо. Я знаю. Мы… Действительно очень близки. — Сейчас чуть было не ляпнул, что хотел бы быть в таких же близких отношениях с Джастином и Джорджи, но потом подумал, что это бы странно прозвучало, — он улыбается, а слегка пинаю его в голень. — Шутки про инцест не смешные. — Как говорится, инцест — дело семейное, — парирует Билл, и мне одновременно хочется его задушить и поблагодарить за то, что ему действительно нет дела до всяких таких… Интимных подробностей. Меня начинает немного отпускать. Мне надо вернуться к Беверли, но я не могу встать с бортика ванны и уйти, пока Билл стоит рядом. — Ты… Ты вообще как? После… Той ночи, — Билл сглатывает, проводит пальцами по шее, слегка почесывая. Я неуверенно пожимаю плечами. — Если честно, я не знаю. — Ну, по крайне мере, мы оба поняли, что ты точно не гей, а бисексуал, — Билл заводит руки за спину, потягиваясь, — уже не так все страшно. Разнообразие. — Билл, я… — я вдруг смотрю на свои руки, не зная, как попросить его. Вроде бы я просто мог отдать приказание, как раньше, но сейчас как-то неловко после того, что видел Билл, — все дело в том, что… Меня не возбуждают парни. — Опять песня про то, что ты натурал? — Билл приподнимает брови, а потом приваливается спиной к двери ванной и сползает по ней, садясь на корточки, — Стэн, если тебя это так волнует… — Ты не понял, — я жестом останавливаю я, показывая, что мне надо закончить мысль, хотя это так сложно, что у меня горло сдавливает, — я… Я не чувствую возбуждения, когда смотрю на других парней. Я даже порно посмотрел, — тихо говорю я, и Билл присвистывает. Вот сейчас мне точно хочется его ударить, — понимаешь? — Не совсем. — Кажется… Это работает только с тобой. Мы молчим. Билл вдруг дергается, что даже ударяется головой об дверь, а потом кладет руки на согнутые колени, и смотрит на меня, не скрывая своего удивления. — Это что, комплимент? — Еще чего! — фыркаю я, возвращая себе законный статус суки, — просто… Просто сказал, как есть. Чтобы ты не смел думать, будто бы после того, что у нас было я буду… Буду делать это с другими. — А тебе так важно мое мнение? — Билл откидывает челку с лица. Розовые лампочки красиво смотрятся на его лице… — Нет. — Тогда на кой черт мне эта информация? Ну, круто, у тебя очень верный член, видимо, если это касается парней, — Билл снова смотрит на свои руки, слегка дергая коленом. — О чем ты? — я непонимающе смотрю за ним и вдруг зеркалю его. Нога сама по себе начинает дергаться. — Блять, все знают, что ты спишь со всеми женщинами, еще и платишь за это, — Билл закатывает глаза, будто бы сказал что-то банальное. У меня воздух в груди заканчивается. — Это сплетник такое написал?! — Это все говорили и до Сплетника, — Билл поднимает на меня глаза, — скажешь, что это не так? — Конечно, не так! — я даже не знаю, обижает меня такое или нет. С одной стороны приятно, что меня считают таким мачо, но… Чтобы платить за секс? Настолько плохо обо мне думают?! А до Беверли тоже доходили эти слухи?! Я прикладываю пальцы к губам. — Погоди, это… Не правда что ли? — Билл замирает, перестает даже дергать ногой, — Стэн? — Неважно. Я… — я сглатываю, решая, что с такими слухами я разберусь немного позже, — в общем, я могу… Могу тебе заплатить за молчание, чтобы ты не сказал никому, что видел. — Кажется, все-таки правда. Не секс, так молчание, — Билл резко поднимается на ноги, — за кого ты меня принимаешь? Я умею держать язык за зубами, как бы ты обо мне ни думал, Стэн. — Я ничего такого не думаю! — я вскакиваю следом, и быстро хватаю Билла за руку, пока он не успел выйти из ванной. Он замирает, смотрит на мои пальцы. — Мне не нужны твои деньги. — Тогда… Тогда ты можешь сделать для меня кое-что? По работе, — мысли крутятся в голове быстрее, чем слова рождаются на языке. Билл смотрит на меня, слегка сощурив глаза. А я смотрю на его губы… — По работе? — Билл произносит это слово по слогам, и я киваю. — Мне… Мне надо понять… Что… Может, это порно не работает… Но… Ты мог… Мог бы станцевать с Ричи… Для меня? На секунду мне кажется, что Билл просто сейчас ударит меня, и скажет, что я сошел с ума. Да я и сам уже так думаю про себя — эта мысль появилась в моей голове быстрее, чем я успел сообразить. — Мы с Ричи сделаем — что? — Ваш номер, — я все еще держу Билла за локоть, — я… Я видел краем глаза, как-то… На репетиции, — я нервно сглатываю, — у вас есть еще такой приват, и… Ты можешь сделать это для меня? — Но зачем? — Билл не смеется, не вырывает руку, это уже хорошо. Он просто ничего не понимает, но я объясню. — Ну… Вы же там вдвоем. А Ричи… Он же якобы… Бог танца, — я хмыкаю, удивляюсь тому, что я вообще мог такое сказать, — он считает, что может завести даже мертвого. — Попроси его одного станцевать, — Билл пожимает плечами, все еще позволяя моей руке покоиться на его, — я тебе зачем?.. Ты и так уже понял, что на меня у тебя стоит, проверь на других. — Я хочу посмотреть на вас, — в мой голос снова возвращается прежняя уверенность, и я чуть сильнее сжимаю пальцы, — считай, что это твоя работа теперь. — Танцевать для тебя? — Билл вскидывает брови, — а не много ли ты хочешь? — Я заплачу. Я знаю, что тебе нужны деньги. Учесть, что твой брат продолжает косячить на кухне и за эту смену в лучшем случае не получит ничего, если не уйдет в минус. — Стэн, блять… — Билл начинает злиться. Он вырывает свою руку, — решил купить меня, как шоу? Посмотреть спектакль? — Ты делаешь это почти каждый вечер для десятков женщин! Почему не станцевать лично для меня? — То, что мы переспали, не означает, что я теперь в твоем пользовании, — Билл понижает голос до шепота, от которого у меня живот завязывается узлом. — Ни в коем случае. Я просто предлагаю выполнить тебе твою работу, которая у тебя прекрасно получается — лизаться на сцене с Ричи. — Если ты думал, что меня это обидит, то отсоси, — Билл показывает мне средний палец, — я сделаю это бесплатно, если ты перестанешь цепляться к Джастину и заплатишь ему нормально. Мне твои деньги не нужны. Можешь отдать их все Ричи, ему нужнее. — Что ж, по рукам, — я протягиваю ему руку, но Билл не спешит ее пожать. Он медлит, слегка улыбается концом губ. — Ты такой странный, — он склоняет голову на бок, — я вообще тебя понять не могу. Но хорошо, что ты хотя бы понял про свою ориентацию, и уже захотел посмотреть на Ричи. Как знать, может, после этого танца ты его приват закажешь? — Закрой свой рот, — я хватаю Билла за руку и притягиваю к себе, — то, что я подчиняюсь в постели, ничего не значит. В обычной жизни я все еще твой начальник. — Конечно, мистер Урис, конечно, — Билл улыбается слишком дерзко, а мне хочется сомкнуть руки на его шее, как он делал это ночью, — и я с удовольствием поработаю на Вас. К кому потом обратитесь за помощью?.. — он показывает рукой жест, будто бы дрочит, — ведь этот гейский водоворот так затягивает… — он притворно ахает, прижимает пальцы ко рту, — сначала я, теперь Ричи… — Пошел вон, — шиплю я, — пошел вон, Денбро. И смотри, чтобы хорошо отработал, а то потом придется отрабатывать еще раз, уже без Тозиера, и только своим вшивым языком. Он заводит меня. Заводит настолько, что становится страшно. Я сжимаю руки в кулаки, чтобы не сорваться, и не притянуть его к себе. — Как скажете, — Билл проводит языком по губам, — тогда пойду искать свой концертный костюм. — Можешь не утруждаться, на тебе любой костюм сидит как на шлюхе, — я улыбаюсь и показываю Биллу средний палец. — Спасибо, очень приятно, — Билл шутливо кланяется, а потом разворачивается и идет к дверям, — но работать языком будешь ты. Тебе ведь нравится, когда тебе затыкают рот. И не давая мне что-то ответить, Билл выходит из ванной, победно слегка хлопнув дверью. Я тут же бросаюсь к крану, включаю холодную воду и лью себе на лицо, чтобы успокоиться. Сукин сын. Он станцует для меня, потому что я… Я должен командовать хоть в чем-то.***
Ted Taylor — Sexbomb
Вечером я пришел в клуб. Сегодня парни не работали, мне повезло. После разговора с Биллом я вернулся в комнату к Бев. Она молча ждала меня, стоя у окна, уже успев поправить и волосы, и платье. У меня сердце будто прищемило дверью. — Ты меня осуждаешь? — я остановился на пороге, не решаясь к ней подойти. Мне казалось, что моя жизнь резко покатилась куда-то вниз с горы, и виной тому был даже не Сплетник, а я сам. И это было намного страшнее. — Нет, — она повернулась ко мне, и слегка улыбнулась, поправляя короткую прядь волос за ухо, — но, Стэн… Тебе надо разобраться в себе. — Я знаю. Бев, — я сделал к сестре шаг, — я сказал Биллу про нас. Что мы не родственники… Лучше пусть знает правду, чем думает обо мне… — Тише. Не продолжай. Я все понимаю, все хорошо, — Беверли подошла ко мне и обняла, утыкаясь носом мне в грудь, пользуясь нашей разницей в росте, — я тебя ни в чем не осуждаю, слышишь? Я наоборот горжусь тобой. Только не ври себе. И Биллу, если уж на то пошло. — Спасибо, — это все, что я ответил ей. Сестра еще раз обняла меня, а потом решила оставить одного. Мне действительно надо было побыть одному. Я быстро оделся — скинул халат, надел костюм темно-бордового цвета с белой рубашкой, повязывая платок на еще не до конца сошедшие засосы. Я сел за стол перед зеркалом, уставляясь на свое отражение. Что я делаю со своей жизнью?.. — Здрасьте, мистер Урис, — Ричи поприветствовал меня, как только я вошел в клуб. В зале была тишина, стулья задвинуты за столики, в воздухе висит запах женских духов, который никогда здесь не выветривался до конца. Стойка с микрофоном в углу сцены пустовала. Ричи сидел на полу, уже одетый для выступления. Я неловко отвел глаза. Хоть мы и заключили пакт о перемирии и всеобщей работе над делом Сплетника, я не мог воспринимать Ричи серьезно. Тупой, как пробка, но на него даже злиться не получалось. А уж то, как он выражался, мне вообще насиловало уши. — Я уж было подумал, ты решил стать моим другом и обращаться ко мне на ты, — хмыкнул я, проходя на центр зала, и осматриваясь. Билла не было. Блять, если он решил не прийти и оставить меня только на Тозиера, я оторву ему яйца. — Не, ну, типа, мы же щас на работе, — Ричи пожал плечами, поднимаясь с пола. Я помолился всем богам, чтобы Каспбрак научил его читать или хотя бы показал, что можно говорить без «типа» и «че». Если эти два слова убрать из лексикона Тозиера, то он будет общаться только жестами и мычанием. Я сложил руки на груди крестом, — где Денбро? — Переодевается, — Ричи потянулся, поднимая руки вверх. Он был полностью занят собой, и я бегло осмотрел его фигуру. Не то чтобы я никогда не смотрел на Ричи — он считался у нас здесь звездой первого разряда, большинство женщин действительно приезжали посмотреть только на него. Я не мог понять, что я думаю о его внешности. Я отошел от Ричи, сел за столик, начиная нервно постукивать пальцами. Кольцо на среднем пальце сверкнуло бордовым отбликом. Что я вообще, блин, делаю? Хочу в третий раз проверить свою ориентацию? А если у меня встанет член на Тозиера?! Я что, блять, Каспбрак, который пускает на него слюни, и это видят все, кроме Ричи?! Я еще раз посмотрел на него. Он отошел к сцене, стал крутить какие-то кнопки на больших колонках. Он высокий, выше меня сантиметров на десять, хотя у меня абсолютно стандартный для мужчины рост. Длинные черные волосы, не мешало бы постричь. Острые скулы, и вообще вся фигура худая, острая, больше похожа на женскую — талия, узкие бедра. Большой нос, единственное, что довольно выделяется на его лице, но в целом выглядит еще куда ни шло. Очень длинные ноги. Черные глаза, которые он иногда щурит, потому что у него, как и у меня, плохое зрение. В целом, Тозиера действительно можно назвать интересным — больше на любителя, чем типичным красавчиком. Он был весь какой-то слишком — слишком высокий, слишком худой, слишком длинные волосы. Думаю, он бы мог работать моделью, или сниматься в порно — потому что даже в одежде Ричи выглядел так, будто был совсем голым. Кстати, об одежде — сейчас на нем были черные кожаные брюки в обтяжку, которые сидели так низко на бедрах, что было видно выступающие лобковые кости, черную жилетку и высокие ботинки. Я еще раз внимательно посмотрел на Ричи, который склонялся над колонкой, оттопырив задницу. С ним встречался Арчи, может, он действительно неплох в постели? Я попытался это представить, но в голове был блок. Я посмотрел под стол — член как был в спокойном состоянии, так и продолжал в нем оставаться. Ричи на меня не действовал, никак. — Кстати, а нафига мы все это делаем? — голос Ричи вывел меня из раздумий, — типа, на хрена? — Чтобы узнать, следит ли за нами сплетник, — сказал я первое, что пришло на ум, — если появятся какие-то сплетни про сегодняшнее мероприятие, я сразу буду знать, что сплетник следит за нами, ну, — я сделал паузу, — или это вы с Биллом. — Не, ты че, — Ричи махнул рукой, — это точно не мы. А так план хороший, умно прям. — Вот уж спасибо. — Мистер Урис? — голос Билла раздался так неожиданно, что я чуть не прикусил кончик языка. Денбро вышел из гримерки, в таких же, как у Ричи штанах, только красных, и такой же жилетке, открывающей его руки. Они были у него более накаченные, чем у Ричи. Что вообще женщины находили в таких дрищах? Я перевел взгляд на Билла, и сердце у меня екнуло. Если Ричи всегда выглядел как вполне себе дорогая потаскушка, то Билл уж точно умел маневрировать из образа соседского парня в джинсах и клетчатой рубашке до парня, который готов творить трюки на сцене, танцуя в кожаных брюках. Я придвинул стул ближе к столу, почти полностью скрываясь за ним. Я сложил руки, как образцовый ученик, — как приятно Вас видеть. Специальный заказ для самого дорогого гостя? — Билл, можно поменьше пафоса? Твой друг ни слова не разберет, — отчеканил я, потому что не хотел, чтобы Билл при Тозиере так откровенно мне хамил. Мне казалось, что Ричи был здесь лишним, но мне надо было убедиться. Убедиться. Это слово стало слишком частым в моем лексиконе. — Как скажете, — Билл улыбнулся, и кивнул Ричи, который отошел к выключателю, и погасил верхний свет. В зале сразу стемнело, подсветка была только по краю сцены и сверху, на потолке, она светила ледяным голубоватым светом. Ричи тут же забрался на сцену; ему действительно было все равно перед кем выступать — перед толпой женщин или только передо мной. Я порадовался, что Тозиер действительно был слишком тупым, чтобы потом не задавать лишних вопросов. Интересно, а Каспбрак знает, чем он сейчас занимается?.. — Одну минуточку, осталось только включить музыкальное сопровождение, — Билл не говорил, а почти мурлыкал, как кот. Я посмотрел на пилон в дальнем конце зала, на котором выступал Билл. Я еще ни разу не видел его номера — пару раз только заглянул в клуб во время его танцев, не видел почти ничего. Может, стоит потом попросить его еще и об этом?.. Но как только включилась музыка, все мои мысли исчезли. Это был трек «Sex bomb» господи боже мой! Я заерзал на стуле. Еще более порнушный трек нельзя было выбрать?! Но в какой-то странной обработке… Похоже на бальные танцы, черт возьми, ноги сами задергались под столом, вспоминая танцевальное прошлое на паркете. — Номер посвящается мужчине вон за тем столиком, — Билл запрыгнул на сцену, опираясь на нее руками, и подошел к Ричи. Я пожалел, что надел галстук. Дышать стало нечем. Шоу началось. Билл медленно прошел к середине сцены, где уже стоял Ричи. Я понятия не имел, что они будут делать, но на всякий случай слегка ослабил узел на галстуке. На секунду в голове родилась мысль, что к концу этого представления мой галстук, как и пиджак, и рубашка будут валяться где-то на полу… Билл двигался так красиво, что я забывал, как дышать. Лампочки над сценой подсвечивали его кожу, его плавные, неспешные движения. Брюки натягивались как вторая кожа, не скрывая от меня ничего. Я лишь мельком глянул на Ричи, но потом заставил себя на него смотреть. Ричи двигался красиво, в такт с Биллом, стоя прямо перед ним, но он был выше, и Билл задирал голову. Я смотрю, как Ричи медленно проводит пальцами по линии скулы Билла, слегка двигаясь под музыку. Он спускает руки на грудь Денбро, гладит его, откидывает волосы с лица. Я должен смотреть на Ричи, я должен что-то чувствовать?.. Но Ричи, несмотря на то, как хорошо держится на сцене, не вызывает во мне никаких эмоций. Он здесь не больше, чем просто манекен, как пилон Билла. Денбро — главная звезда, звезда для меня. Я затаиваю дыхание, растворяясь в темноте зала. Билл двигает бедрами, кладя руки на ладони Ричи, и ведя их по себе. Он резко поворачивается к нему спиной, делает круговые движения тазом, и Ричи повторяет их в такт. Я чувствую, как у меня горят уши, щеки, руки, а пах начинает реагировать. Я должен смотреть на них двоих! Но я не смотрю. Ричи превращается для меня в одно какое-то пятно, которое просто двигается рядом с Биллом, но он ничего не для меня не значит… Я задыхаюсь, смотря на то, как Билл двигается рядом с Ричи. Они идеально подходят друг другу — почти одного роста, телосложения. Они смотрят в глаза друг другу, приближаясь лицами почти вплотную, но потом отодвигаясь, и продолжая танцевать, хотя это было больше похоже на прелюдию к сексу, потому что их движения были такими… Откровенными? Голыми? Я достал из кармана пиджака платок и начал обмахиваться им. Если я и гей, то только из-за Билла. Я смотрю на Ричи. Он кладет руки себе на живот, ведет вниз, в то время как Билл опускается перед ним на колени. Я хочу уйти, но не могу пошевелиться. Музыка насилует уши, доводя почти до оргазма. Я кладу ногу на ногу, но это не помогает, делает только хуже. Билл и Ричи, кажется, вообще не обращают на меня внимания, они улыбаются друг другу. Билл на коленях перед Ричи. Он откидывается перед ним, отбрасывая челку с глаз, ведет ладонями по кожаным брюкам Ричи, пока тот ласкает себя. Я закусываю губы, чувствуя, как они увлажняются от собственной слюны. Я не ревную к Ричи, но я завидую. Я на минуту вспоминаю о своем танцевальном прошлом, но такого я не танцевал. Я смотрю, как Билл изгибается перед Ричи в танце, начиная медленно расстегивать пуговицы на жилетке. Так задумано?! Они должны раздеться?! Я ловлю их тень на полу, и они сплелись в одно целое. Ричи рывком поднимает Билла за руку, а потом резко прижимает к себе, пока Денбро закидывает ему ногу на талию. Слишком близко. Трек не заканчивается, они пустили его по кругу… Господи, помоги. Я кладу одну ладонь на другую, чтобы унять нервный тик, но ничего не помогает. Кольца впиваются в кожу. Билл трется об Ричи, снова вставая к нему спиной, и нагибаясь так, что ладонями достает до пола. Пальцами ведет по себе, до паха и талии, пока Ричи трогает его спину, пальцами отбивая ритм под музыку. Мне нужно выйти. Я не гей, я не гей, я не гей, я не хочу на это смотреть. Но я смотрю. Член стоит колом, оттягивая ткань бордовых брюк. Кровь прилила к нему так быстро, что он явно стал такого же цвета, как и мой костюм. Но это не от Ричи. Только Билл. Билл действует на меня так. Уберите Ричи со сцены — и реакция будет та же. И это меня… Пугает. Они прижимаются друг к другу, касаясь поверхностями горячей кожи. Потом Билл делает пару шагов назад, и откуда-то из-за кулис достает банку со сливками. Спину обдает жаром, я пытаюсь стянуть с себя пиджак, хотя руки трясутся и путаются в рукавах. Надо было, наверное, начинать с этого порно… На коленях теперь уже Ричи. Билл двигается над ним, музыка здесь будто бы третий человек, который руководит ими. И они делают это для меня. Билл льет сливки Ричи на грудь, пока он длинными пальцами размазывает их по себе. Ненавижу сливки, но смотрю на то, как это делает Билл, и чувствую у себя на языке их вкус. Билл берет Ричи за шею и, опустившись, слизывает с него сливки. Мне всего двадцать четыре, но я боюсь умереть от сердечного приступа. Я вижу, как натягиваются брюки на Ричи, но он не смотрит на Билла. Он мыслями где-то не здесь, и я уверен, что он в первую очередь возбуждается от себя, а не от Билла. Мне нечем дышать. Я не могу смотреть на пальцы Билла на шее Ричи. Музыка все еще продолжается рефреном, перекрывая даже шум крови в ушах. Я смотрю на то, как Билл, стоя над Ричи, крутит тазом перед ним, кладя руку себе на молнию брюк. Он начинает вести ее вниз… Я быстрее слышу, как отодвигается по полу стул, чем понимаю, что сам встаю на ноги. В два быстрых шага я оказываюсь на сцене и, схватив Билла за руку, притягиваю к себе. Билл удивлен, но не говорит ничего, прижимаясь ко мне, увлекая меня в танец. Ричи поднимается, оказывается рядом, кладя мою руку себе на грудь, пачкая ее в сливках. Я не против Ричи, но я встаю между ними с Биллом. Тело само начинает двигаться. Я разрушаю их номер, начиная танцевать с ними на сцене. Свободно. Легко. Просто. Огоньки сцены двоятся перед глазами, заставляя голову кружиться. Я чувствую, как Ричи почти прижимается ко мне, и ведет рукой по спине. Это не противно, но я все равно отвожу его руку, прижимаясь только к Биллу. Я тяну его за жилетку на себя в танце, двигаясь с ним в одном ритме так, будто бы я сам поставил им этот номер. Краем глаза я вижу, как Ричи спрыгивает со сцены и отходит к столику, за которым я сидел. Мы продолжаем танцевать с Биллом вдвоем, мне хочется, чтобы музыка не заканчивалась… Билл поворачивается ко мне спиной, продолжая извиваться в танце, слегка наклоняясь, и касаясь своей задницей моего стояка. Я вдруг кладу руки ему на талию, прижимая к себе. Господи, Денбро, что ты делаешь… Рубашка уже срослась с кожей, мне так жарко, будто я в аду. Билл отводит руку назад; его пальцы в чертовых сливках, и я, перехватив его руку, подношу ее к своим губам, и закусываю его пальцы. А музыка все еще звучит… Билл резко поворачивается ко мне. Глаза в глаза. Синие огни на коже, челка на бровях. Он притягивает меня к себе за рубашку, я чувствую его дыхание на своих губах, а поверх них — мерзкие сливки… — Неплохо двигаешься, — шепчет мне Билл. Я хочу, чтобы он опустился на колени, чтобы я посмотрел на него сверху вниз. И будто прочитав мои мысли, Билл кладет руки мне на живот, слегка оттягивая пуговицы в сторону, обнажая кожу. Он медленно ведет руками вниз, останавливаясь на ремне брюк. Я горю. Я смотрю на него, вызывающе и одновременно с мольбой. Губы чешутся, но мы все еще не целуемся. Еще пара мгновений… Меня не остановит даже Тозиер… Билл прикасается к моему животу указательным пальцем, ведет ниже, я замираю. Хотя я понимаю, что мы все еще движемся в танце, а потом Билл резко хватает меня за шею, заставляя повернуться к нему спиной. Я слушаюсь. На мне нет ошейника, но я чувствую его, потому что рядом со мной Билл. Он заставляет подчиняться. Билл давит мне рукой на поясницу, заставляя прогнуться и наклониться над полом, а потом резко ударяет по заднице. Звук остается приглушенным из-за плотной ткани брюк, но он разносится у меня где-то в голове. Я схожу с ума. Ладно, если я гей, плевать. Если это так приятно и так действует на меня… Билл тянет меня на себя, заставляя распрямиться, а потом прижимается, стоя у меня за спиной, дыша мне прямо в ухо, и снова сжимая пальцы на моей шее. Мы двигаемся в одном ритме, я, подталкиваемый Биллом, повторяю его движения бедрами. Он поднимает мои руки над головой, проводит своими ладонями по моему телу. Рубашка выбилась из брюк, пара пуговиц расстегнулась. Губы превратились в месиво. Я хочу, чтобы это длилось вечно… Как только Билл снова разворачивает меня к себе, продолжая задавать темп бесконечному танцу, я готов отдаться ему здесь. Прямо сейчас. Прямо на сцене. И, кажется, он читает это по моим глазам, потому что Денбро приближается к моим губам… Секунда — и сердечный приступ. Но тут резко вспыхивает свет. Я не сразу понимаю, что произошло, думая, что это солнце взорвалось у меня перед глазами. Музыка обрывается так же резко, где-то на середине слова. Я открываю глаза. Язык присыхает к нёбу. В центре зала стоит моя мать. — Так, так, так, — тихо произносит она. На ней как всегда — строгое черное платье, как завещала великая Коко Шанель, идеальная укладка. Огромные шпильки впиваются в пол; я почти чувствую эту боль. Мы все еще стоим рядом с Биллом. Его руки на моих плечах… Я нервно сглатываю. — О, здрасьте, миссис Урис, — Ричи встает со стула резко, роняя его на пол. Громкий звук разносится по пустому залу. Я прикрываю глаза. Я знаю, что сейчас будет. Разгоряченное сердце еще стучит в грудной клетке. Мать молча смотрит на меня, на Билла. Она даже не обращает внимания на Ричи, который пытается поднять стул, и бормочет какие-то невнятные извинения. Дар речи пропал даже у Билла, но мне кажется, что он будто бы делает маленький шажок вперед, словно прикрывая меня… Конечно, нет, мне показалось. — Я надеялась, что эти сплетни — это все неправда, Стэнли, — говорит мать безэмоциональным голосом. Я знал, что следует за таким обращением, ох, я очень хорошо это знал… — Мам, я… — я еще ощущаю на губах вкус пальцев Билла, и понимаю, как это выглядит со стороны. — Миссис Урис, мы просто… Репетировали, — говорит Билл, который все еще опасно близко. Но он убирает руки с моих плеч, и делает шаг назад. — Да-да, это только чтобы узнать, кто Сплетник, — поддакивает Ричи, опираясь широкими ладонями на спинку стула, стоя позади моей матери. Мать тихо вздыхает, подходит к сцене. Даже высокие каблуки и довольно короткое платье не мешают ей подняться на сцену, прямо ко мне. Игнорируя Ричи и Билла, мать смотрит мне прямо в глаза. — Если решил лечь под всех, то делай это за закрытой дверью, а не позорь меня тем, что мой сын — безотказная шлюха. — Мам, я… Но ее слова бьют не так сильно, как пощечина при Ричи и Билле. Тяжелая рука опускается мне на щеку, холод от металлического кольца приходится прямо на скулу. Я вздрагиваю, но молчу. Я научился молчать в таких случаях. Сердце пронзает тысяча материнских шпилек. — Уберите здесь все за собой. И немедленно, — она оборачивается на Билла и тычет в него длинным ногтем, — а ты… Ты вылетишь на улицу, вместе со своими братьями, если еще хоть раз тронешь моего сына. Ты меня понял? — Миссис Урис… — начинает Билл, но она резко взмахивает рукой. — И лучше не перечить мне. Убрали здесь все, живо. Мать разворачивается, спускается со сцены. Щека горит огнем, я не могу смотреть на Билла, который не знает, что сказать, наверное, впервые в жизни. Ричи подбегает к сцене, желая помочь моей матери спуститься, но она отталкивает его и молча выходит из зала, простучав каблуками будто бы прямо по мне. Я прикладываю руку к щеке. Она горячая. Я закрываю глаза, чувствуя, как спина напрягается. Только бы не заплакать. Только бы не заплакать. Мам, в этот-то раз за что?..