Lara Fabian — You're not from here
— Ну что, я взял билеты до Сиэтла. Мама будет очень рада. Я звонил ей вчера, хотел даже позвать тебя к трубке, но ты уже спал, и я не решился будить. Мама у меня очень интересная, ты точно ей понравишься. Насчет отца — говорю сразу, он очень любит шутить глупые шутки по типу таких, какие были в ситкомах двухтысячных, но если мы купим пару бутылок пива, то он… — Арчи, пожалуйста… — И мой кузен, Джо, сказал, что тоже приедет. У него как раз за неделю до Рождества будет отпуск, он возьмет жену и двоих детей и приедет. Мы последний раз виделись лет десять, назад, — Арчи улыбается, — в общем, Стэн… Мои родители очень хотят с тобой познакомиться. Я вымученно улыбаюсь, но Арчи привык. Киваю, хлопаю по постели рядом с собой, Арчи благодарно садится. Он сам только недавно из душа, рыжие волосы еще мокрые, от воды потемнели. Он берет меня за руку. — Это так здорово, — говорит он, смотря на мою руку, — ну, то есть, я еще никого из своих… Пассий, — он как-то нервно улыбается, — не знакомил с родителями, — мы планировали с Ричи, точнее, он планировал, а я в последний момент передумал. Я уже тогда знал, что это не будет длиться долго, а лететь до Сиэтла ради того, чтобы представить родителям парня, с которым я спустя пару месяцев даже разговаривать не буду — или он со мной — мне показалось глупым. Но не сейчас. — Да, — кивнул я, и это короткое слово на такую длинную речь Арчи показалось мне странным, — я тоже очень хочу познакомиться с твоими родителями. Это была ложь. Очередная ложь за эти последние месяцы. Но кто в этом виноват? Только я сам.***
Прошло почти три месяца с того момента, когда мы расстались с Биллом. Что произошло в моей жизни с того времени? Я начал встречаться с Арчи, избегать мать и Бев. Мать — потому что не знал, как смотреть ей в глаза после того, что я узнал. Да и она не особо хотела идти на контакт. Один лишь раз подошла к дверям моей комнаты, когда я выходил, но я сделал вид, что очень тороплюсь по делам, и поэтому она ничего мне не сказала. Я до сих пор не знаю, что думать по поводу всей этой ситуации. Но она все равно моя мать. И как бы я ни хотел, я не мог желать ей зла. А Бев я избегал по трем причинам. Первая: я никогда не мог ей врать. Каждый раз, когда она встречала нас с Арчи в коридорах, ее брови ползли вверх в немом удивлении, но она молчала. Знала, что если я сам ничего не скажу, значит, не надо лезть с вопросами. Но каждый раз от такого ее взгляда мне становилось не по себе, поэтому я стал от нее скрываться. Конечно, мы не игнорировали друг друга в прямом смысле слова — мы все равно оставались самыми близкими людьми, но и говорить с ней о том, что я сделал, я был не в состоянии. При этом я знал, что Беверли не стала бы меня упрекать. Она бы все поняла. И именно поэтому мне так сложно было заговорить с ней об этом. А вторая причина крылась именно в том, почему я вообще это и сделал. Билл. Билл стал бывать у Бев почти каждый вечер, напиваясь в хлам, и мне физически больно было это видеть. Я понимал, что сделал ему больно, просто невыносимо больно, но в тот момент мне казалось, что я поступаю правильно. Я не мог признаться Биллу, что все, что произошло в его жизни — смерть родителей, проблемы с головой Джастина, у Джорджи с речью, его работа в конце концов на женщин здесь — это все вина моей матери. Я боялся, что он может что-то сделать. Я ненавидел свою мать, но все равно в глубине души любил ее. Той самой страшной, дикой, детской любовью, которой любят дети своих родителей, даже если они их бьют, насилуют или сдают в детский дом. Я читал о таких детях, смотрел программы. Я долго пытался завоевать любовь своей матери, не зная о ней ничего, а когда узнал — перестал стремиться к ее чувствам, но и предать ее я не мог. А Билла, получается, смог. Я считал, что так будет лучше. В жизни бывают вещи, после которых жить становится почти невозможно. Та самая правда, которой лучше бы всегда было покоиться где-то в недрах памяти другого человека, никогда не всплывать наружу. Понятное дело, Билл никогда не оправится до конца от того потрясения, связанного со смертью родителей. Как-никак, пока Джорджи и Джастин на полном его попечении, они никогда не дадут ему об этом забыть. Но время идет, его раны понемногу затягивались, и он даже получил шанс на то, чтобы начать жить спокойно, и может быть, хотя бы немного счастливо. Узнать, что тебя предал твой любимый человек — это половина беды. Это можно пережить. Узнать, что именно мать этого твоего любимого человека виновата в смерти твоих самых близких людей — куда как сложнее. Поэтому я решил, чтобы Билл просто ненавидел меня. Не мою семью, не мою мать. Не Беверли, потому что человек в своей ненависти очень страшен — он начинает ненавидеть всех близких того, кто его обидел. Мне легче было принять этот удар на себя и просто разбить сердце Биллу. Хотя это было на самом деле ни хрена не так просто. Потому что вместе с его я разбил и свое. Ну и третья причина, почему я не мог показываться у Бев, так это Арчи. Я стал проводить почти все свое свободное время с ним. После того, как я сам набросился на него с поцелуями в коридоре, делая это лишь для того, чтобы Билл увидел, Арчи выпалил мне прямо в горячие губы. — Я люблю Вас. Стало ли это для меня новостью? И да, и нет. Помню, что просто получил удар куда-то в живот, как с ноги, и еле выдохнул что-то наподобие «Спасибо». Спасибо, блять?! Спасибо в ответ на признание в любви?! Но я был на эмоциях, не понимал, как мне выдержать взгляд Билла и сказать ему в лицо все те мерзости, которые я уже заготовил в своей голове. Я бил его словами, потому что хотел, чтобы он ненавидел меня. Хотел сделать ему больно сейчас, чтобы в будущем он жил спокойно. Он бы забыл меня спустя пару месяцев. Он не мог по-настоящему меня любить. Страсть, похоть… Это бы прошло. Но историю с родителями ему лучше было бы похоронить в прямом смысле слова, не вспоминать об этом и не прокручивать в голове раз за разом. Если бы он знал имя убийцы — не думаю, что ему стало бы легче. Зная к тому же агрессивность Билла — он бы только усугубил ситуацию. Единственное, о чем я жалею — так это о том, что Билл никогда так и не узнает, что он не был виноват в аварии. Она бы все равно произошла, потому что она была неизбежна.***
Я сидел у себя в кабинете, разбираясь с бумагами. Хотя мать и поставила вопрос ребром об увольнении, она не сказала, когда именно это должно произойти и в любом случае мне надо было подготовить все бумаги и документы. Я бездумно водил ручкой по бумаге, считая деньги. Блокнот со штрафами был уже давно убран в шкаф — я таким больше не занимался. Арчи сидел в кресле напротив, постил какие-то фотографии в инстаграмм, и каждый раз, встречаясь со мной глазами, улыбался мне. Что я делаю? Разве я могу обманывать еще и его?! Но смотря на Арчи, я думал о том, что я смогу его полюбить. Он красивый. Умный. Смелый. Он любит меня. Он дает мне шанс начать все заново. Далеко отсюда, в другом городе. Вдали от матери, которая совершила ошибку, а ее должен исправлять я. Я по идее тоже был материнской ошибкой по молодости. Она, конечно, так не сказала, но я все понял и по ее взгляду. Меня это больше не ранило. А Арчи… Он… Я подпер подбородок кулаком и еще раз посмотрел на него. Я не сказал ему правду. Не признался, что он был мне нужен лишь для того, чтобы разыграть спектакль для одного зрителя. Низко, я знаю. Я пробормотал тогда только что-то типа того, что с Биллом меня больше ничего не связывает, и не связывало никогда. Я просто вдруг резко понял, что я гей, и вот, попробовав с Биллом, решил обратить свое внимание на действительного стоящего и достойного человека. Арчи обнял меня со всей силы, будто я только что вернулся с войны, и сказал, что очень, очень этому рад. А у меня сердце с того дня не находилось на месте ни одну чертову минуту. Я хотел переключиться. С Билла на Арчи. Но вместо кнопки переключения меня будто бы ударило током. Такое ощущение, что моя гомосексуальность дала сбой, и я ничего не чувствовал к Арчи. Вообще. Абсолютно. Ноль физического влечения. Мы целовались, а я просто ощущал его губы, как часть его лица, тела, и не чувствовал никакого возбуждения. Даже малейшего. Ждал, когда Арчи уйдет от меня, включал гейское порно — ничего. Ровным счетом ничего. Член лежал вяло. Думал попробовать с какой-то девушкой — то же самое. А к Беверли я уже прикоснуться не мог. Кажется, я сломался. Или это работало только с Биллом? Черт возьми, так не бывает! Я гуглил симптомы. Нашел ответ в том, что мое пониженное либидо связано с нервами и стрессом. Меня это не обрадовало, но успокоило. И я решил уйти в работу, в отношения с Арчи, которым был рад только один человек в нашей паре, унося с собой страшный семейный секрет и надеясь выкинуть любовь к Биллу из сердца. Да, любовь. Потому что я его полюбил.***
Мне потребовалось несколько месяцев и наше расставание, чтобы понять, что я люблю его. И это так сильно потрясло меня, что я сначала не сообразил, что к чему. Я просто увидел его в коридоре, спустя пару дней после нашей ссоры, и сердце у меня заныло. В прямом смысле, заскрипело, заныло, как несмазанная дверь на ветру. И тут я вспомнил о нашей ночи. О том, как мы занимались любовью. О том, как любили друг друга, и для меня не существовало никого, кроме Билла. Его тела, рук, губ. О том, как именно Я любил его, а он растворялся в моих руках, стонал подо мной, от моих действий, от моих слов и движений. Как я проникал в его, а он — в мое сердце. И тут я понял, что то, отчего я так сильно бежал, накрыло меня с головой. Вот только было уже поздно. Я часто думал о том, что было бы, приди я к Биллу и все расскажи? Скажи я ему правду про мать, аварию. Чертов Арчи, который не сделал мне ничего плохого, а только наоборот, был рядом, и постоянно показывал свои детские фотки, фотки своей семьи, пытаясь и меня сделать частью этого? Что было бы? И у меня не было ответа на этот вопрос. Я не тешил себя мыслью, что он бы меня простил. Скорее бы, избил меня, а потом вызвал полицию и написал заявление на мою мать, меня, и вообще всех. Я не боялся за себя. Не боялся, что Билл меня не простит. Я боялся за свою мать, потому что какой бы она ни была — она была моей матерью. И я сделал это ради Билла. Я надеялся, что в скором времени он уедет из Венеры, и забудет об этом всем, как о страшном сне. Найдет нормальную работу, встретит хорошего парня, Джастин поступит в универ, Джорджи заговорит и все будет хорошо… Хорошо. Наверное. Нет, не наверное, у него должно быть все хорошо. А я… Ну. Раз я не смог сделать счастливым Билла, сделаю счастливым Арчи. Стерпится-слюбится, так говорится?.. — Стэн, — Арчи вывел меня из моих мыслей. Он не сразу даже привык называть меня по имени, а не мистер Урис, и я сам еще дергался от его обращения. Мы встречались два месяца. Даже почти три — я столько же провел с Биллом, но при этом это были такие разные три месяца, что я не понимал — как? Как это возможно?! Еще полгода назад все было совсем по-другому. Все было нормально. Я отложил ручку, которую так сильно сжимал пальцами, что на ее корпусе прошла небольшая трещина и посмотрел на Арчи. — Да? — Я уже придумал тебе подарок на Рождество, — Арчи потянулся в кресле, привставая так, чтобы карман на джинсах разгладился, и в него можно было убрать телефон. Я посмотрел на кусок его оголенного живота с порослью темных волос — так-то Арчи не был рыжим, он красил волосы. И опять ничего. Дернул уголком губ. — Да? И что же это? — Сюрприз, — Арчи поправил футболку, — но надеюсь, тебе понравится. Я поблагодарил и снова попытался вернуться к бумагам, но почувствовал на себе взгляд Арчи. Он как-то странно стал щелкать пальцами. — Что-то не так? — Я просто… Не подумай, что я имею в виду что-то плохое… — Не подумаю, — резко оборвал я. Даже слишком резко. И конечно, я подумал о плохом. Арчи пропустил мой тон мимо ушей. — Просто я подумал о том, что, когда мы приедем в Сиэтл… Ну, в дом моих родителей. Ты понимаешь, там же моя детская комната… А гостевой комнаты у нас никогда не было. Спина напряглась под шелковой рубашкой. Я слегка кашлянул в кулак. — И что? — Нам придется спать в одной постели. Нет, я, конечно, могу лечь на пол… — Арчи закатил глаза, — но боюсь, что моя мама этого не поймет. Я в том смысле, что она у меня хозяйка от бога и гости в доме — для нее самое важное и дорогое, и все самое лучшее отдается им, но и я как бы тоже гость… Ты понимаешь, о чем я? Я понимал. Я слишком хорошо понимал. Арчи почесал локоть, я задумчиво посмотрел на бумаги. Увидев в списках работников фамилию Денбро — хотя там было написано имя Джастина, я невольно охнул, чувствуя, как дыхание опаляет губы. Дело в том, что мы еще не спали с Арчи. Он и не особо настаивал, хотя когда мы целовались, норовил положить руку мне на член, но я всячески отводил ее, потому что трогать не вставший член — такое себе удовольствие. Арчи если что и замечал, то молчал. Не говорил ничего. Один раз лишь предложил мне с этим помочь и как-то странно облизал губы, но я сослался на головную боль и то, что плохо себя чувствую, и вообще мне сейчас не до этого. Я старался, чтобы мой член встал на Арчи. Не получалось. Я представлял обнаженного Арчи. Арчи в ванной. Еще где-нибудь. Ничего. В голове был просто образ красивого мужского тела, но я никак не реагировал. Если только начинал трогать себя — еще куда ни шло, но член вставал только из-за движений руки, а не потому что я думал про Арчи. Но стоило мне подумать про Билла или увидеть его в коридоре — возбуждение накрывало так яростно, что становилось больно. Я не мог объяснить себе эту метаморфозу в себе. Заметив Билла где-то в конце коридора, я тут же либо заходил в лифт, либо стучался в первую попавшуюся комнату, якобы с какой-то претензией отчитывая работников, либо разворачивался и шел обратно, полностью меняя маршрут своих передвижений. Я не мог встретиться глазами с Биллом. Я знал, что он просто пройдет мимо — потому что за все это время еще ни разу не видел его трезвым. Но я боялся, что не сдержусь сам. Думая о том, что я отдал бы все, чтобы хотя бы еще раз прикоснуться к нему, поцеловать его, попросить прощения за все сказанное, я начинал так возбуждаться, что не мог дальше работать. Пытался перевести возбуждение на Арчи — один раз даже написал ему сообщение с подтекстом, мол, приходи в мой кабинет, я тут один. И отправил смайлик баклажана. Арчи пришел. Закрыл дверь на ключ, но мы просто процеловались два часа так, что у меня онемел рот, а до секса дело не дошло. Я не хотел, Арчи не настаивал. — Стэн? — Арчи снова позвал меня. Я снял очки, потер уставшие глаза. — Да? — Так что ты на это скажешь? Наверное, это звучит, как намек, но я не тороплю тебя, честно, — Арчи пожал плечами, — просто… — А ты бы хотел, чтобы мы занялись этим прямо в доме твоих родителей, когда они будут в соседней комнате? — я приподнял брови, а потом взял в рот кончик ручки. Подумал, что Арчи это возбудит. И меня заодно. Но я оставался холоден. Мысли были только о Билле, в то время как я собирался ехать знакомиться с родителями своего парня. Или не парня? Черт его уже разберет. Арчи смутился, поднялся с кресла. — Нет, я не говорил про это… Именно про секс, — он завел руки за спину, — но мы еще даже не ночевали вместе. Ну, просто хотя бы спать. Стэн, я все понимаю, правда, — я удержался от того, чтобы не закатить глаза, — я не тороплю. Арчи явно хотел сказать что-то еще. Мне прямо так и казалось, что он сейчас произнесет имя Билла и что-то типа того: ой, да брось ломаться, я читал Сплетника. Он ведь написал, что вы потрахались с Денбро просто так, даже не встречаясь, пьяные, на твой день рождения. Почему ты ломаешься со мной? Но Арчи промолчал, и я был ему благодарен. К слову о Сплетнике. Он замолчал. Он почти не писал никаких гадостей, а если и писал, то так редко, что эти сообщения были просто похожи на случайный спам. Что-то про Арчи, что-то про пьяного Билла. Мне было плевать на сплетни о себе — все и так говорили о том, что я теперь встречаюсь с Арчи, а некоторые официанты с кухни шутили о том, что так Коллинз получил себе повышение, хотя ни о чем подобном не могло идти и речи. Какое повышение, если я и сам теперь почти уволен? Я уже давно не думал о том, кем мог быть Сплетник. Я знал, что это был не Арчи. И я был рад этому, потому что мне хотелось верить хотя бы ему. Я потерял любовь, но мне нужен был хотя бы друг. И да, один раз, когда Арчи ушел в ванную, а я остался в комнате, я заглянул в его телефон. Низко, мерзко. Но канала Сплетника там не было. И я был рад хотя бы этому. — Стэн? Я понял, что так и не ответил Арчи. Вытащил ручку изо рта, при этом слегка стукнул колпачком себе по верхним зубам. Арчи внимательно следил за этим. — Я пока не могу ничего тебе обещать. Арчи, я в довольно сложной ситуации… Ты сам знаешь, как нелегко мне пришлось принять свою ориентацию, — Арчи кивнул, делая два шага к моему столу. Он подошел, положил обе руки на гладь стола, слегка наклонился. Сильные руки были сплошь испещрены венами. Я смотрел на пару его наколок, но не мог даже все равно запомнить, что у него там набито, — и после того, что было с Биллом… — У вас ведь ничего не было. Я имею в виду, серьезного, — Арчи слегка прищурился, но в этом не было какой-то сумасшедшей ревности. Он просто так успокаивал себя, — вы ведь просто спали. Да? — Да, — я кивнул, и в голове снова возник образ стонущего Билла. Член встал, врезаясь в ткань брюк, и даже дернулся в кресле от резкого ощущения, — но я пока не готов. Прости. — Если у тебя есть какие-то проблемы….- Арчи сделал неопределенный жест рукой, — я могу тебе помочь. Правда. И ждать. Мне не важно, Стэн, я блин, и так столько ждал… У меня от его слова все внутри под кожей покрылось мурашки. Я кое-как встал из-за стола, схватил первую попавшуюся папку и попытался прикрыть ей стояк так, чтобы Арчи не заметил. Получилось не очень убедительно, но я ценил Арчи именно за то, что он редко задавал неудобные вопросы. Только вот сейчас. Но на его месте я бы тоже хотел знать ответ на такой вопрос. — Я… Я ценю твою поддержку. Клянусь, дело не в тебе. Ты… Ты классный, — я пробежался взглядом по его телу в белой футболке, — правда. Просто дай мне немного времени. И давай сначала я познакомлюсь с твоими родителями, а потом мы. Чтобы не было такого, что я бы набросился на тебя прямо на кухне твоей матери. Не давая Арчи что-то ответить, я бочком пробрался мимо него к выходу из кабинета, прикрывая пах папкой, и быстро ринулся в туалет, где за две минуты подрочил, думая про Билла. Пока в это время меня в кабинете ждал мой парень.***
Арчи меня не торопил и ничего не знал про мои чувства к Биллу. Я чувствовал себя из-за этого так отвратительно, будто предавал минимум, свою страну. Мне так хотелось взять его за руку, усадить на кровать и сказать все так, как есть. Но я просто не мог. После истории с Биллом во мне не осталось смелости (а уж говорить гадости в лицо тому, кого вы любите — на это нужно иметь смелость). И поэтому я молчал. — Я до сих пор не могу поверить, это так странно, — сказал как-то Арчи, лежа на моей кровати, положив голову мне на плечо, — я мог подумать о таком только в день рождения Ричи и… — имя Ричи повисло в воздухе, я приподнялся на локте. — Извини, если дал тогда какую-то ложную надежду. Но ведь… Ничего не было, да? — Ты меня поцеловал, — сказал Арчи, приподнимаясь тоже. Я специально попросил его снять рубашку, чтобы смотреть на его тело и заставлять свое собственное выдавать реакцию. Хоть какую-нибудь. Пусть член хотя бы слабо дернется! Я уже думал о том, что даже у гетеросексуального парня что-нибудь да шевельнулось, увидь он такое тело рядом. Но я оставался спокоен, будто со мной лежала статуя. Может быть, дело было в голове? Может быть, у меня какая-то невероятная проблема с головой? И я могу хотеть только одного человека? Такое вообще возможно? — Извини. Я был пьян, — машинально ответил я, не помня о той ночи ничего. — Да ладно, я все понимаю. Я бы не стал делать ничего больше, ну… ты понял, — Арчи почесал уголок губ большим пальцем, — ты вообще… до того момента целовался с парнями? — Нет, — честно ответил я, и это была первая правда за последнее время, — ты был первым. — И потом Билл. — Да, — повторил я, кивая, — а потом был Билл. — Стэн, я… Я могу задать тебе один вопрос? — Арчи лег на бок, подпирая голову ладонью. Я попытался сесть на кровати, теребя пуговицу на рубашке. — Да? — Ты с Биллом… Вы… — Арчи опустил глаза. Он был старше меня на два года, но порой казалось, что все было наоборот, — вы с ним… Кто из вас?.. — Он, — сказал я, естественно, не говоря о том единственном и последнем разе. Эту информацию я хотел сохранить только для себя, не раскрывая ее даже Беверли, но она, кажется, догадалась обо всем сама, — только он. Поэтому я пока не готов снова. — Он делал тебе больно? — тут же встрепенулся Арчи. «Нет, что ты. Всего лишь душил меня, бил по лицу, кусал, избивал плеткой, трахал как последнюю суку. Это я сделал ему больно». — Нет. И почему ты хочешь говорить про Билла? — спросил я, смотря на Арчи. Тот провел ладонью по своей щеке. — Да не о нем я хочу говорить. А о тебе. О нас. Хотел бы узнать, что тебе нравится, — Арчи нашел мою руку и сжал пальцы. Я еле удержался от того, чтобы вырваться. Арчи нравился мне как человек, как друг; я был ему очень благодарен. Но я не хотел его. И я не знал, что с этим делать. — Если хочешь, мы могли бы… — Ладно, — тупо кивнул я, понимая где-то задворками сознания, что я почти насилую сам себя, — но у меня сейчас голова забита совсем другим. — Ничего, я все понимаю. Ну вот, опять он все понимает. Такое ощущение, что только я один, блин, ни хрена не понимал. Арчи переместился на меня, осторожно ложась сверху. Мне было так странно. Все это казалось таким неестественным, наигранным, топорным. Как положить двух кукол, Кенов, друг на друга, и ждать, что что-то произойдет. Арчи ощущался неправильно. Мне не было совсем уж противно — мне было никак. И, пожалуй, это даже еще хуже. Арчи начал меня целовать, осторожно, будто бы я мог развалиться в его руках. Я чувствовал, как его сильные руки трогают меня по телу, через рубашку. Касаются оголенной шеи — я не мог уже больше носить все эти платки и жемчужные бусы на шее, потому что они ассоциировались только с Биллом. Я вяло отвечал на поцелуй, позволяя Арчи делать все самому. Он ведь наверняка актив с парнями, да? Я попытался представить его с собой. Как было с Биллом. Не получилось. Я старался расслабиться, утопая в подушках, но я почти чуть ли не засыпал, разрешая Арчи целовать меня. Но мне пришлось немного прийти в себя, когда я почувствовал руку Арчи на своем члене. — Что ты… — Я не сделаю ничего такого. Стэн клянусь. Ты можешь остановить меня в любой момент. Я кивнул. Прикрывая глаза. Попытался абстрагироваться. Провел рукой по волосам Арчи. Представил, что они не рыжие, а светлые. Провел по плечам, представляя, что они не такие широкие и массивные. Попытался представить другого человека… Билл. Я почувствовал, как в совокупности с движениями руки Арчи член начал реагировать. Вяло, но все же. Арчи задвигал рукой сильнее. Нет, не так. Мне так не нравится. Билл делал не так. Я накрыл руку Арчи своей, пытаясь подсказать, как нужно сделать лучше. Кровать под нами слегка двигалась, но меня это не возбуждало. Все, что делал Арчи — все не так. Неправильно. Я не мог расслабиться рядом с ним. Я чувствовал себя виноватым и обязанным. — Ладно, хватит, — я мягко отвел руку Арчи, — на сегодня хватит. — Но ведь… — Арчи сел на кровати, откидывая волосы с лица и указывая взглядом на натянувшуюся ткань брюк в паху. Я прикрыл глаза. — Арчи, прошу. Я скажу, когда буду готов. Дальше я пока не могу. Я спустил ноги с кровати, чувствуя, что голова начинает кружиться. — Ты думаешь о другом. Ты не здесь, — вдруг сказал Арчи, беря меня за локоть, но я вздрогнул, — прости. Я больше не подниму эту тему. — Мне нужно в туалет, — просто и коротко сказал я, вставая с постели и заправляя выбившуюся рубашку, — и сегодня тебе лучше вернуться в комнату Майка. — Стэн… — Не сегодня, Арчи. Не сейчас. И я вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Но в туалет я идти не собирался. Просто прошелся по коридору до конца и остановился в нерешительности возле двери в комнату Бев. Я еще несколько раз оглянулся, смотря, не вышел ли Арчи за мной, но нет, в коридоре было пусто и тихо. Я приложился ухом к двери в комнату сестры и прислушался. В ушах стучала собственная кровь, меня слегка мутило. Я еще успел подумать про Майка, который в последние несколько дней даже не шутил, ходил, будто пристыженный по «Венере», и здоровался со мной не иначе, как с мистером Урисом. Кажется, кто-то тоже потерпел крах на любовном фронте. Как вообще кто-то может быть с моей матерью?! Я прижался ухом к двери, пытаясь разобрать шум за ней. Я знал, что Билл там. Он всегда по вечерам был там. Я иногда встречал Джастина на кухне, они вместе с Каспбраком после работы иногда выпивали там вместе по чашке кофе. Ни с ним, ни с Ричи я больше не общался. Сплетник исчез, растворился, и больше нас вообще ничего не связывало. С Эдди я и так не был никак связан, а с Ричи меня связывал только Билл, которого тоже больше не было в моей жизни. И если мне и было больно от этой мысли, то я это заслужил. Ричи как-то попытался со мной поговорить. И Джастин. Но я прошел мимо, делая вид, что так занят работой, что даже не обратил на них внимания. Летнее детское приключение со Сплетником осталось позади. Поразвлеклись, и хватит. Кто бы он ни был, он, кажется, устал играть в свои глупые игры, а нам теперь было не до этого. Ричи и Эдди были вместе, а у меня было разбито сердце. — Ты теперь, типа, с Арчи? — ко мне подошел Ричи, пару дней назад, пока Эдди о чем-то разговаривал с Джастином. — Да, а тебя это волнует? — я уставился на Ричи, который смотрел на меня глупым, равнодушным взглядом. — Да нет. Я же больше не с ним, — он пожал плечами, — прост, типа, Билл, он… — Ричи, не надо. Не рушь то общение, которого у нас и так нет. Ричи свел тонкие брови к переносице, пытаясь понять смысл фразы. Я уже хотел было уйти, но Ричи сказал тихо, но так, что бы я все равно расслышал. — Ты зря это. Ты им двоим хреново делаешь. Вместо ответа я записал фамилию Ричи в блокнот со штрафами и вышел из кухни, даже не обернувшись. А теперь я стоял под дверью в комнату сестры, прислушиваясь. Сердце стучало в два раза громче, но мне удалось уловить тихий голос сестры. — … Билл, отдай. На сегодня хватит. — Не хватит, — услышав голос Билла, я выдохнул так. Что даже легкие заболели. А потом не выдержал, и опустился на пол по двери, приваливаясь к ней спиной и запуская пальцы в волосы. Меня трясло. — Этим ты делу не поможешь. — А чем помогу? — голос Билла был слабый, заглушаемый дверью и алкоголем. Он постоянно пил. Мне тоже было больно, но я старался делать вид, что ничего не произошло. И я боялся начать пить тоже, потому что знал, на какие необдуманные поступки могу решиться, когда я не трезв. Но сейчас я не знал, что мне делать. Мне было так плохо, что я просто опустил голову на руки, подтягивая к себе колени. — Скоро это пройдет. — Не пройдет. Ваша мамаша не разрешает мне уехать… — скрипнула кровать, — Бев, это не проходит. Три месяца. Три гребанных месяца я смотрю на них с Коллинзом и ни хера ему, блять, не верю. — Я ничего не знаю, Билл. Клянусь, я не знаю, что в голове у Стэна, и ничего не могу тут подсказать. Мне жаль, милый. Я тоже не знаю, что в голове у Стэна, хотелось закричать мне. Я надавил пальцами себе на голову. Мне хотелось ворваться в комнату, броситься к Биллу, просить у него прощения. Но прошло уже слишком много времени. Я причинил ему столько боли. Я не могу. Просто не могу. Слишком поздно. — Я люблю его, Бев, — тихо сказал Билл, и может быть, мне даже это показалось. Я еще сильнее сжал кулаки, закусил губы, но не мог перестать чувствовать эту боль. — Я тебя тоже, Билл. Я тебя тоже, — прошептал я. Я почти заснул в коридоре на полу, когда вдруг услышал, как позади меня открывается дверь. Я бы упал на спину, потеряв равновесие, если бы Беверли не удержала меня за плечи. — Я так и знала, что ты здесь, — тихо сказала она, сложив руки на груди. На ней была обычная футболка и тренировочные штаны, она выглядела уставшей и помятой. Я поднялся ноги. — Он тоже?.. — Нет, он ничего не заметил. Он напился и заснул. Без памяти. Я оставлю его у себя, — Бев посмотрела на меня как-то слишком равнодушно, — Стэн, я тебя не осуждаю… — Бев, пожалуйста, не надо. — Но он так убьет себя. Ты знаешь, что он натворил? — Бев вывела меня в коридор, прикрывая дверь, но все равно говорила едва слышимым шепотом. У меня сердце похолодело. — Что? — Он попытался переспать с какой-то постоялицей, ничего не получилось, она устроила скандал, и мать лишила его зарплаты. И он теперь еще больше пьет. Я не видела его ни разу трезвым. Он выходит пьяным на работу. Его уже несколько раз отстраняли, и Ричи приходилось выходить за него. Но Ричи не может постоянно быть вместо Билла, — Бев положила мне руку на локоть, — а если он блин пьяный упадет?! И сломает себе шею? — Как Чарли, — на выходе произнес я. Бев кивнула. — Поговори с ним. Понятия не имею, что у вас произошло. И даже не уверена, что уже хочу это знать. Мне плевать на Арчи — окей, если ты выбрал его, ладно, я приму его, но, Стэн… — Бев покачала головой, — он так долго не протянет. Ему очень плохо. — Мне тоже, — тихо ответил я, — но я ничего не могу сделать. Мне нечего ему сказать. Так будет лучше. — Это из-за матери? Я пожевал губами, молча. Я боялся сказать Бев правду. Она могла проговориться Биллу, чтобы облегчить его страдания, а от этого стало бы только хуже. Я неуверенно кивнул. — И что? Неужели не было другого выхода?! — Бев повысила голос, обернулась на дверь, а потом снова заговорила шепотом, — он сам на себя не похож, Стэн. И ладно бы он был один, но Джастин!.. — она вскинула руки, — а Джорджи? О нем ты подумал? Я вспомнил об этом прелестном ребенке. Вспомнил о том, что на какую-то долю секунды представил себе, что мы с Биллом вместе, и с Джорджи… — Кто с ним остается по ночам? — По-разному, — Бев пожала плечами, — Джастин, когда у него нет ночных смен. Если есть, то Ричи и Эдди. Иногда я, но я не могу оставлять Билла одного. Боюсь, что он может что-то собой сделать. Бев произнесла это так спокойно, что я понял — она не давила мне жалость. Она просто говорила так, как есть. У меня все внутри сжалось, я почувствовал легкую слабость и дурноту. — Он спит? — Да. — Можно я?.. Вместо ответа Беверли открыла дверь в комнату и пропустила меня. Девчачья комната Беверли перестала быть такой. Занавески были плотно занавешены, на полу на ковре валялись кеды Билла. В воздухе витал топорный, тяжелый запах алкоголя. Билл так и заснул на кровати Беверли с пустой бутылкой из-под виски в руках. Я осторожно присел возле него на корточки. Беверли остановилась у меня за спиной. Я вгляделся в лицо Билла. Волосы отросли, длинная челка теперь спускалась почти до губ. Корни были не прокрашенные, отрос его родной, русый цвет волос. Как у Джастина. Сейчас он выглядел так беззащитно, что казался ровесником своего младшего брата. Я осторожно прикоснулся к его лицу рукой. Провел по щеке. Отвел волосы в сторону, почувствовал его дыхание на своей руке. — Стэн, — тихо сказала Беверли. Я боялся, что Билл мог проснуться в любой момент. Но он был так пьян, что вряд ли бы даже понимал, что это ему не снится. Я еще раз большим пальцем провел ему по щеке, поглаживая. Билл тяжело дышал, синяя футболка была заляпана алкоголем у воротника. Я осторожно вытащил у него из-под головы руку, чтобы он ее не отлежал, и подложил подушку. Накрыл одеялом. Я понимал, что Беверли могла сделать это все сама. Могла, но не сделала специально. Она дала это сделать мне, и я был ей безмерно благодарен за это. Сердце стучало так громко, что я боялся, что именно его стук, а не мои действия разбудят Билла. Но он лишь слегка приоткрыл губы, что-то пробормотал, и вдруг вцепился в мою руку. Я даже не заметил, что у меня вся жизнь пронеслась перед глазами. Даже пьяный вдрызг, сонный, Билл схватился за мою руку. Краем глаза я заметил, что Бев отвернулась. Я осторожно присел на край кровати, отодвинул пустую бутылку. Подумал о том, чтобы забрать ее с собой — но не допить остатки на дне, а прикоснуться к горлышку бутылки губами, где не так давно были губы Билла. Я посмотрел на руку Билла на своем запястьем — костяшки снова были сбиты в кровь. Билл заворочался под одеялом, а потом ткнулся лбом мне куда-то в бок. Больше я не мог этого выносить. — Тебе лучше уйти, иначе он проснется, — тихо сказала Бев. И я понимал это сам, но просто не мог уйти… Но мне пришлось. Я привстал постели, осторожно убирая руку Билла со своей собственной. Взял в руки бутылки, и уже уходя, не выдержал, и чувствуя, как сердце готово пронзить глотку, наклонился и поцеловал Билла в лоб. — Я люблю тебя. Выходя из его комнаты, не смотря Беверли в глаза (ну, а как тут посмотришь?), я боролся со слезами. Привалился спиной к стене в коридоре, невидящими глазами уставился в экран телефона. Недолго думая прижался губами к почти пустой бутылке, допивая последний глоток, и написал большим пальцем сообщение Арчи: «Я передумал, сегодня ты можешь остаться у меня на ночь».***
И самое ужасное, пока я страдал, переживал за Билла, Арчи, мою несостоявшеюся гомосексуальность, моя мать рассказала мне все. Точнее, зная, что я не буду ее слушать и даже не зайду к ней в кабинет, она прислала мне огромное письмо на рабочую почту, и я не выдержал и открыл его. В теме письма было написано: «Здесь все», и я подумал, что это могло касаться работы… Наивный придурок. Но уже начав читать, я не смог остановиться. Мама рассказала все. О своей жизни до меня. Странно, мы никогда не задумываемся о том, что у наших родителей была еще какая-то жизнь, пока мы не появились у них. Что они, как и все подростки, ходили на концерты, смотрели старые ужастики на кассетах, влюблялись, разбивали друг друга сердца. Моя мама была из самой обычной, бедной семьи. Ее мать была типичной жертвой тирана-мужа. Отец ее пил, как не в себя, и моя мама всегда боялась, что я вырасту таким же. Ее родители были весьма религиозны, часто ходили в церковь и устрашали ее дьяволом. Но мама была с характером и всегда находила возможность обойти строгие заветы родителей. Поэтому когда она рано (слишком рано, по меркам ее родителей, забеременела мной), вопрос стоял ребром: — Патриссия, либо ты делаешь аборт, либо ты нам больше не дочь. Мама сбежала из дома к своему парню в тот же вечер, который обещал ее любить до гроба, но в итоге сбежал, когда мне не исполнилось и года. Его я тоже не помню. Гордость не позволила вернуться в родной дом, где родители уже успели сделать из ее комнаты приход в церкви, где каждый день все окропляли святой водой за грех дочери, и моей матери пришлось выкручиваться самой. Она работала в разных кафешках, на заправках, в магазинах. Образования она так и не успела получить — поэтому с детства вдалбливала в голову мне, что учеба это самое важное, потому что сама смогла закончить университет (точнее, специальные курсы) только когда я пошел в школу и у нее появилось хотя бы немного свободного времени. Все, что я помню из своего детства — мамы постоянно нет дома, она на работе, а нам отчаянно не хватает денег. На мой четвертый день рождения у меня даже не было подарков, вот так. Последняя мамина работа — заправка. Она работала там в закусочной до позднего вечера, и как-то раз, к ней пристала толпа пьяных мужиков. Свистели и кричали гадости про ее короткую юбку. Моя мама была красивая, поэтому часто привлекала внимание не тех парней. В том числе, и моего отца, конечно же. Но сейчас речь не об этом. Она уже успела испугаться, как в помещение вошел молодой полицейский — было поздно, он делал обход квартала, выискивал злостных нарушителей, и увидев его, толпа пьяных парней расступилась, и к маме больше никто не приставал, потому что после того случая ее прозвали подружкой копа. Моя мама и полицейский познакомились. Его звали Джек, он был на пару лет ее старше, был женат и у него был сын, мой ровесник. Долгое время они просто общались, как друзья. Мама чувствовала себя в безопасности, когда каждый раз, возвращаясь домой со смены, Джек Денбро заезжал к ней на работу и салютовал от полицейской фуражки. Джек Денбро. А потом у мамы в жизни, наконец, случилась счастливая полоса. Каким-то чудом на эту богом забытую заправку заехал Николас Урис, бизнесмен, чей счет исчислялся огромными суммами. Кажется, он навещал каких-то родственников в соседнем городке, и остановился заправить машину и выпить дешевого кофе из автомата, который ему принесла моя мать. Он недавно потерял жену, у него осталась маленькая дочь. Николас влюбился в мою мать, и с тех пор он считается моим отцом. Он хороший мужик. Может быть, слишком сдержанный и эмоционально холодный, но как же я радовался, что теперь у меня есть отец, игрушки, одежда и младшая сестра. Про дядю Джека, которого я и видел в своей жизни один-единственный раз, я и не вспоминал, а когда мы переехали в нормальный дом с отоплением и горячей водой, мама тоже перестала с ним общаться. Мама всегда тепло отзывалась о Николасе, хотя я даже лет в десять понимал, что она его не любит. Между ними не было того, что было между многими родителями наших одноклассников — тайных взглядов, держаний за руку даже в таком возрасте, когда у вашего старшего сына появляются первые прыщи, а вы за них краснеете. За родителей, не за прыщи, конечно, хотя и это тоже. Мы ходили, конечно, вместе в театр или по музеям, ездили отдыхать, но это был просто классический, официальный выход в свет. Мы не были семьей в полном смысле этого слова, но мне не было с чем сравнить, и я не жаловался. Николаса я очень быстро стал называть отцом. Он даже дал мне свою фамилию и полностью усыновил меня. Моя мама вышла за него замуж, и я был на ее свадьбе. Это было так странно — быть на свадьбе собственной матери, но я видел, что это отличный шанс для нее начать жизнь с нуля. Она начала учиться, много работала. Сначала помогала отцу в его бизнесе — была что-то типа секретарши. Он ее всему учил, направлял. А потом она сказала, что хочет открыть свой отель для Женщин. В письме так и было написано — с большой буквы. — Я так часто забывала, что я женщина, пока горбатилась на этой заправке с утра до ночи, чтобы прокормить сына и оплатить квитанции. Я забывала о том, что могу носить красивые платья, делать маникюр, отдыхать, и чтобы мужчины ухаживали за мной, а не я за ними. Я хочу открыть такое заведение для них, потому что любая женщина этого заслуживает. Отцу показалась эта идея сомнительной, но он помог матери с открытием и всеми документами. И когда первые месяцы работы уже стали приносить свои плоды, о «Венере» начали писать в газетах и в Интернете, отец поверил в идею матери и всегда ей помогал. — Я горжусь тобой, Пат. Это была самая высшая похвала от него. А потом кто-то написал огромную жалобу на это заведение, мол, это не санаторий для женщин, а настоящий вертеп, публичный дом, и мальчиков здесь отдают в проституцию. Приехали полицейские. Среди них был старый мамин знакомый. — А, Джек! Рада тебя видеть, — она вышла к нему, невероятно красивая, владелица самого элитного развлекательного заведения в стране — успешная, уверенная, счастливая жена и мать двоих детей, — какая встреча. Сколько лет мы не виделись! — Здравствуй, Пат. Мы получили жалобу, приехали все проверить. — Здесь нечего проверять. Все документы в порядке. — Боюсь, что в этом сезоне «Венера» не пройдет проверку и не получит очередной патент и лицензию. Слишком много стало недовольных… И вообще, — Джек пожал плечами, — мне не нравится твоя затея. — Почему? — она вскинула тонкие брови. Я в то время был дома; я еще тогда не понимал, кто этот мужчина — просто полицейский, что такого? Они часто приезжали в «Венеру» с проверками, с суровыми лицами, а уезжали, смеясь с маминых шуток и застегивая кошельки. — У меня сын… Примерно такого возраста, как парни, которые здесь работают, — Джек поправил воротник полицейской куртки, — я бы очень не хотел… — Мой сын такого же возраста и работает здесь. Он мой совладелец, и он прекрасный молодой человек. И это нормальная работа, Джек. Лучше было бы до сих пор работать на заправке и считать каждый доллар? — Такое ощущение, что ты мстишь всем мужчинам просто за то, что один мудак разбил тебе сердце. — Может быть, не один? А, Джек? Может быть, не один? — мать сложила руки на груди, — проваливай, я не хочу с тобой больше разговаривать. Тебя дома ждет жена и трое детей, — это было слишком выделено голосом, и я уже даже заволновался. Я решил, что этот разговор меня не волнует и быстро поднялся по лестнице к себе. Кровь стучала в ушах. — Пат, прошу тебя. Я ценю нашу дружбу, вспоминаю о ней только с самыми теплыми чувствами. Наши разговоры с тобой после работы, дешевый кофе, и… — А я не вспоминаю, — отрезала моя мать. — Я по-хорошему прошу, в любом случае тебе придется прикрыть это заведение. Еще будут проверки. — Ты мне угрожаешь? — Предупреждаю, — был ответ, который я уже прочитал в письме. Я тогда, вернувшись в свою комнату, увидел там Бев которая сидела на моей постели в одном нижнем белье, и как-то все мысли про старого маминого приятеля из полиции вылетели из головы. А потом он и вовсе перестал к нам приходить. И никаких проверок больше не было. «Венеру» не закрыли. А спустя пару месяцев у нас появился новый сотрудник, Уильям Денбро, который оказался сиротой в двадцать один год, с двумя младшими братьями на руках. «Я не могла позволить ему что-то сделать с «Венерой». Это было делом всей моей жизни. Это место показало мне, что я чего-то стою и что могу добиться чего-то сама, без помощи родителей, которые уже давно меня прокляли или твоего отца, Стэн. Но работа — не единственная радость в моей жизни. Я все делала это не для себя. Если бы я была одна — я бы, наверное, продолжала работать на заправке и дальше, но мне нужно было воспитывать тебя. Я не хотела, чтобы ты в чем-то нуждался, как в свое время нуждалась я, когда мои родители проводили все выходные в церкви и постоянно заставляли меня соблюдать пост, а я даже не понимала, что это такое. Я была вынуждена разрушить чужую семью, чтобы спасти свою». Дочитывал я все это с бешено бьющимся сердцем. Руки были мокрые, я водил курсором по напечатанным страницам, но последние слова не видел, потому что голову сдавило железным обручем, а воздуха перестало хватать. Самое страшное было не в том, что мать рассказала мне свою историю, или в том, о чем она была. А в том, что я понял эту историю. Борясь со слезами, я вышел из-за стола, и прошел до конца коридора, до кабинета матери в каком-то бреду, чувствуя только, как во рту пульсирует собственная кровь. Я, кажется, искусал себе всю щеку изнутри, пока читал. Мать сидела за столом, сложив перед собой все документы, бездумно куря длинную сигару. Мне сразу бросился в глаза нарисованный каким-то художником мой портрет на стене в ее кабинете. Сердце противно сжалось. — Мам. — Стэнни. Я подошел к матери. Она всегда мне казалось властной, сильной женщиной, которую я боялся за болезненные пощечины и ледяной тон. Но сейчас я увидел маленькую женщину, которая едва доходила мне ростом до плеча, и я обнял ее впервые за много-много лет. — Прости, мам. — Я просто защищала свою семью и тебя, — был мне ответ. Можно было бы скинуть это все на дым от сигар, но в носу защипало, и я расплакался. И я понял, как это — защищать свою семью. Потому что я тоже сделал это, причинив боль человеку, которого люблю.***
Провести половину Рождества в канун Рождества — настоящее приключение. Я до сих пор с замиранием сердца следил за всеми этими огоньками, толпами счастливых людей, спешащих навестить своих родственников, несущих огромные чемоданы с подарками. Я смотрел на табло, где высвечивалось неоновыми буквами, которые мигали в такт моему сердцу, мой рейс. Сегодня я улетаю. На весь холл играли рождественские песни, какой-то мужик в костюме Санта Клауса пытался пересчитать всех своих детей, чтобы не получилось как со старым добрым Кевином. Я все перепроверял паспорт и билеты, каждую минуту расстегивая сумку на плече и доставая оттуда документы, вглядываясь в напечатанные буквы, сверяя время и дату. — Я все, — ко мне подошел Арчи с небольшим рюкзаком на плече. На нем была синяя спортивная футболка и джинсовая куртка с мехом, — отзвонился маме, как примерный сын. Они нас уже ждут с самого утра, хотя я сказал, что мы прилетим не раньше полуночи. — Здорово, — я улыбнулся, и Арчи улыбнулся в ответ, демонстрируя острые клыки. — Ты какой-то нервный, Стэн. Боишься летать? — Нет, — соврал я. — Я скачал много разных фильмов, — Арчи мне подмигнул, — и если хочешь, буду держать тебя за руку во время полета. — Спасибо, — я почувствовал, что меня уже начало укачивать, как будто самолет попал в зону турбулентности, но мы еще даже не прошли таможенный контроль. До него оставалось еще полчаса. — Бев не придет? — Арчи оглянулся. Толпа людей плотным кольцом обступала нас. Дети кричали, компания подростков-сноубордистов смеялись чуть поодаль от нас над какой-то шуткой про члены, молодая супружеская пара отправлялась в свой медовый месяц прямо в канун рождества. Я выглянул в окно — падал снег, к аэропорту подъезжали машины с нагруженными людьми, которые бегом бежали в здание аэропорта, стараясь успеть на свой рейс. А я стоял в самом центре зала, с парнем, которого не люблю, чтобы лететь знакомиться с его родителями, оставляя в этом городе часть своей жизни, маму и сестру. Я покачал головой. Бев здесь точно не хватало. Я все еще так ей ничего и не объяснил, но после той своей слабости перестал приходить к ней и смотреть на пьяного Билла. — Позвони, как прилетишь, — Бев обняла меня, утыкаясь носом в щеку, — я буду скучать. — Я ведь не на всю жизнь улетаю, — сказал я, хотя на самом деле, мне казалось, что так оно и будет. У Арчи были огромные планы на конец декабря и январь. И честно, он не хотел возвращаться в «Венеру». — Могу найти работу получше, не в обиду тебе, Стэн. Но у меня все-таки медицинское образование, — говорил он, завязывая шнурки на тяжелых ботинках песочного цвета. Мой ему подарок на рождество. Мой подарок Арчи мне еще не вручил. — Да, конечно. — Я думаю, после того, как мы погостим недельку у моих родителей, отправимся к моему старому школьному другу. Он живет в соседнем городке и у него своя оленья ферма, представляешь? Я правда не хочу сюда возвращаться. Здесь все напоминает о… — Арчи понизил голос, — ну, не о самом приятном. — Понимаю, — кивнул я, но я был уверен, что мы говорим об абсолютно разных вещах. Арчи выпрямился, поправил футболку. — Я безумно рад, что мы проведем это Рождество вместе. Ведь как говорят, как его встретишь, так и проведешь? Мне не совсем улыбалась перспектива провести все рождество с его родителями, но я выдавил из себя улыбку, и даже первым поцеловал Арчи. Он сильно меня обнял. — Ладно, пойду дособираю вещи, а то кажется, что я что-то забыл, — Арчи на мгновение задержал руку на моем плече, — я люблю тебя, Стэн. — Да, — тупо кивнул я, — я тоже. Тоже пойду проверю чемодан, — и я отвернулся от Арчи. Надеюсь, новый год принесет мне чуть больше счастья, чем этот. Выходя из комнаты Арчи, я вдруг столкнулся с Биллом. Он шел в свой номер, неся в руках еще две бутылки. Я замер, увидев его, сердце захлестнуло волной боли. Я хотел позвать его по имени, но он даже не поднял на меня глаза. Но бросил лишь, пройдя: — Счастливого Рождества. А на календаре в тот день было только двадцать третье декабря. *** Дети все больше начинали шуметь на руках родителей, пока время нашего рейса все приближалось. Арчи лениво тыкал в телефон, играясь в какую-то игрушку и отвечая на сообщения от друзей, знакомых, записывая им огромные голосовые сообщения. — Стэн, охренеть, смотри! — он повернул мне экран, — мне написала моя одноклассница! С ума сойти, она сейчас в России! Я пойду, запишу ей сообщение, ладно? У нас есть еще пару минут. — Да, конечно, — я кивнул, следя за своей очередью. Сумка Арчи стояла рядом со мной на пластиковом стуле. Наша очередь на таможенный контроль двигалась неспешно, потому что перед нами была семья из десяти человек — родители, дети, бабушка, дед, дяди, тети. Я вдруг засмотрелся на старшего сына семейства, который постоянно с кем-то переписывался. Сам достал телефон — там было только сообщение от Бев. «Ты уверен?» С сестрой мы не устраивали долгих прощаний, хотя она и успела вручить мне подарок. Это был платиновый диск Арианы Гранде. — Прости. Но песни ведь правда хорошие. — Правда, — сказал я, обнимая сестру, и вспоминая то наше не свидание Билла на ее концерте. Когда это было? В прошлой жизни. Когда еще не было снега, а эти гирлянды в зале аэропорта не вызывали у меня острое желание промокнуть глаза концом пальто. Чертовы гирлянды. Я не ответил Бев, бездумно открывая канал сплетника, где последняя сплетня датировалась еще двумя месяцами назад. Я спокойно удалил этот канал. Я улетал из этого города, еще не зная, когда вернусь обратно. Оставляя позади себя самое лучшее и ужасное лето одновременно, и самую странную осень. Я обернулся на Арчи, который держал телефон возле рта и записывал голосовое сообщение однокласснице, которая сейчас в России и у них еще не наступает праздник. Он запускает пальцы в волосы и до меня доносятся обрывки его фраз. — Да, да… Лечу домой… Да, с ним. Ты не представляешь, какой он, я… Мы… Я перевел дыхание и снова обратился взглядом на огромную семью. Старший сын, парень лет пятнадцати, поднес телефон ко рту, как Арчи и быстро проговорил: — Позвоню, как мы приедем. Люблю тебя, Шон. Я прикрыл глаза, откидываясь на спинку жесткого пластикового стула, позволяя себе полностью раствориться в звуках аэропорта. Разговоры, смех, крики «ГДЕ БИЛЕТЫ, ГДЕ БИЛЕТЫ, МАТЬ ТВОЮ?» и «МЫ ОПАЗДАЫВАЕМ, МЫ ОПАЗДЫВАЕМ». Я даже уже думал, что сейчас услышу крик какой-нибудь женщины, которая будет спрашивать, где же Кевин. Я вдруг почувствовал, что в носу противно щиплет, и решил все-таки достать чертовы салфетки. Но потом вспомнил, что всю аптечку (у него все-таки медицинское образование!) Арчи засунул к себе в рюкзак. Я решил, что не будет ничего страшного, если я залезу к нему в рюкзак и достану пачку салфеток. Арчи все еще восторженно рассказывал обо мне, а я чувствовал себя предателем. В этот момент пришло сообщение от мамы. Мы с ней больше не разговаривали как мать с сыном после той сцены в кабинете, но мое сердце было не на месте. Мама рассталась с Майком, и в последние дни перед моим отлетом, они уже пили вместе с Биллом. Я улыбнулся, отвечая маме типичной фразой про счастливое Рождество, и вдруг замер, краем глаза заглянув в рюкзак Арчи. Там был мой подарок. Я нервно сглотнул, понимая, что это за подарок, и у меня будто поддых ударили. Нет. Нет, он же это несерьезно?.. Там была коробка. Твою мать. Маленькая коробка. В такой я сделал подарок Бев — серьги. Но там были не… Телефон снова пискнул, и экран осветился еще одним сообщением. Я поправил очки на носу, еще раз оглядываясь на Арчи, который улыбался, рассказывая обо мне. Все еще обо мне. На экране высветилось имя Билла. Меня будто бы подожгли на медленном огне. Я нажал открыть, хотя руки не слушались. «Стэн пажалуйста вазвращайся» Сердце забилось под рубашкой и пиджаком. Я еще раз оглянулся на Арчи. Он уже переключился на поздравления неизвестной Глории и всей ее семье. «Ричи?» — одним пальцем напечатал я, потому что знал только одного человека, кто мог писать настолько неграмотно, — «это ты?» Я оттянул воротник пальто от горла. Большая семья в очереди перед нами прошла контроль, загорелся зеленый огонек, их пропустили дальше. Наша очередь. Арчи заблокировал телефон и двинулся ко мне. За окном продолжал падать снег, но все звуки аэропорта стихли. «Нет ито я Билл Стэн приезжай я люблю тибя». Горло сдавило. Объявили посадку на наш рейс. Нам осталось только быстро пройти таможенный контроль, и все. Арчи подошел ко мне и улыбнулся. — Ты волнуешься? — Нет, — соврал я, поднимаясь, и беря в мокрую руку свою сумку. Я убрал телефон в карман, — больше нет. Снежинки продолжали падать за окном. Арчи накинул на плечо рюкзак, даже не обратив внимания, что молния на большом отделении была закрыта не до конца. Он взялся за лямки, как школьник. — Ну, готов? Я посмотрел на карман пальто, где светился телефон. Пришли еще какие-то сообщения. Я тяжело выдохнул, уже зная, к чему я готов. А Арчи продолжал улыбаться и смотреть на меня, как будто я не знал, какой подарок он собирался делать мне на Рождество, связав наши жизни. Я посмотрел на него и сказал: — Вот теперь готов.