Zoom

Щелк. Я закатываю глаза, слыша звук сработавшего затвора. Том иногда брал с собой мыльницы, которые срабатывали почти бесшумно. Но предпочтение все равно отдавал старым механическим зеркалкам, которые разрезали даже шум коридоров университета. Я как-то у него спросил, не удобнее ли пользоваться мыльницами, когда ты хочешь запечатлеть естественное выражение лица человека, не подозревающего о съемке. Том, как максимально погруженный в свое дело профессионал, прочитал мне длинную нотацию о целях фотографического искусства и блаблабла. В конце, конечно, добавил, что мыльница никогда не выдаст необходимой глубины кадра.  — И тебе привет, Реддл, — натянуто улыбнувшись, повернулся я к нему. Кто бы мог подумать, что брошенная без всяких задних мыслей фраза «делай, что хочешь» сделает меня предметом фотоохоты. На меня смотрел синий в серую прожилку глаз Реддла и отливающий сиреневым глаз объектива. Мне кажется, большую часть времени я видел его именно таким — наполовину человеком, наполовину фотоаппаратом. Щелк. Наконец, фотоаппарат опускается, и я вижу все лицо первого красавчика универа. Да, за это время я успел подсобрать информацию. Узнал, что Реддл не только довольно выдающийся фотограф, но и голубая мечта всех девушек кампуса. Правда, ходили слухи, что не только девушек, но и парней. Якобы Реддл не гнушался заниматься сексом со своими моделями любого пола, хотя никто не мог сказать, что знал хоть одну его официальную пассию. И мне было до чертиков любопытно выяснить, являлись ли слухи правдой. Хотя бы отчасти. Том Реддл никогда не представал предо мной в образе сердцееда. Откровенно говоря, он выглядел как человек, которого в этом мире не интересует ничего, кроме фотографии. Он был не сильно разговорчив. Не проявлял какого-либо интереса к девушкам, был ровен в общении с парнями. От него я ни разу не слышал сальную шутку, что часто проскальзывало в общении Рона и Симуса, не видел говорящего за себя взгляда, коим обычно провожал проходящую мимо красотку Малфой, не наблюдал явного флирта, которым любила разбавить любое общение Панси. Том Реддл на людях бы абсолютно индифферентным человеком. Проблема еще состояла в том, что мы с ним не особо-то и общались. Наедине мы никогда не оказывались. Обычно пересекались компаниями где-то в кампусе. Пока рядом с нами Панси с пеной у рта что-то доказывала ухмыляющемуся Нотту, а Гермиона отчитывала Рона с Драко, мы успевали переброситься с Томом парой ничего не значащих фраз. Инициатором всегда был я, что-то спрашивал про его проекты, бывшие у всех на слуху, про фотоаппараты, которые он использует, про процессы проявки. Он всегда отвечал неохотно, как будто через силу, при этом не делая попыток уйти. Я не понимал его поведения.  — Привет, Гарри, — чуть сипло ответил Том. Рука с фотоаппаратом так до конца и не была опущена, как будто он был готов в любой момент поднести его к лицу.  — Сегодня Яшика? А как же твой любимый Олимпус? — я кивнул на фотоаппарат в его руках.  — Яшика однажды, Яшика навсегда, — ухмыльнулся Том, поглаживая указательным пальцем выбитый лого фирмы. Я обратил внимание на его пальцы. Необычайно длинные, слегка узловатые, с крупными пластинами ногтей, аккуратно подстриженными в овал. Кожа бледная, чистая, без химических пятен или ожогов. Пальцы музыканта, не фотографа. — Ты идешь сегодня вечером к Панси?  — Если я не приду, она сожрет меня с потрохами. Эта женщина опасна в гневе. Уголки тонких губ Тома чуть дрогнули, являя на свет прелестную ямку справа. Он редко улыбался. Чаще хмурился, покусывал нижнюю губу, отгрызая шелушащиеся кусочки кожи, отчего его губы в месте их смыкания становились кроваво-красными. На фоне его бледной кожи контраст был сильный.  — Хорошо, тогда там встретимся, — подытожил наш пятиминутный диалог Реддл, идя следом за Ноттом и Забини.  — Ладно, — пробормотал я, сбитый с толку обещанием скорой встречи. Обычно наше общение с Томом не имело начала и конца, возникая стихийно в результате моей попытки развеять наше молчание пустым разговором. Однако я был рад этому обещанию и ждал вечера с нетерпением. Поэтому весь предстоящий день был дерганным и слишком задумчивым, чтобы реагировать на тупые подколы Рона и ехидные замечания Драко. Даже вечером, уже в доме Панси, проглотив пару рюмок текилы и заев их кусочками подсоленного лайма, я все еще чувствовал напряжение. Покалывание в самых кончиках пальцев, нервное подергивание в такт гремевшему электро-хаусу ноги. Пока над ухом не раздалось тихое и отчетливое:  — Привет. Не было необходимости поворачиваться назад, чтобы понять, кто это. Голос Реддла всегда был чуть сиплый, как будто он простыл.  — Салют, — вырвалось у меня прежде, чем я подумал, что говорю. Серьезно? Салют? Том даже не обратил внимание. На его шее болтался шнурок с цифровым Никоном. В руке он держал потрепанный компактный Олимпус.  — Ты и цифра? Реддл поморщился, но все же ответил:  — На вечеринках часто просят поснимать на память. А я не хочу тратить кадры пленки на тупые пьяные лица. Выпьем? Мне бы стоило отказаться, ведь я уже опрокинул в себя два шота, и хоть голова была ясна, движения уже стали слегка притуплены. Но я чувствовал тепло тела Реддла, который фактически прижимался к моему боку, так как места на диване было явно маловато для пятерых. Я видел его глаза как никогда близко, не закрытые фотоаппаратом. Видел красную покусанную губу с глубокой трещинкой посредине. Чувствовал его руку на спинке дивана, как раз рядом с моими лопатками.  — Да, почему бы и нет. Реддл быстро поднялся и пошел в сторону кухни в поисках выпивки. Я на ватных ногах последовал за ним, видя перед собой только широкую спину, как всегда утопающую в огромном не по размеру свитере с высоким горлом. Для меня до сих пор оставалось загадкой, почему Том с его-то фигурой игнорировал вещи своего размера, предпочитая что-то мягкое и объемное. Ему безусловно шли все эти безразмерные кардиганы, свитеры, пуловеры, но было бы интересно взглянуть на него в чем-то более деловом и официальном. Когда я вошел на кухню, Том уже раздобыл текилу и доску с нарезанным лаймом. Смотрел, как я плетусь в его сторону, словно лунатик, и одним взглядом указывал на мою порцию выпивки и цитруса. Мы молча опрокинули в себя текилу. Я тут же вцепился зубами в сочную мякоть лайма, спеша погасить огонь в гортани. В этот момент меня ослепила вспышка фотоаппарата. Я от неожиданности поднял глаза на Реддла, и снова вспышка.  — Прости, но кадр был очень хорош, — в голосе Реддла не было ни капли сожаления.  — Зачем ты это делаешь? — возможно, текила в моей крови была тому виной, но я почувствовал, что давно сдерживаемое недовольство от постоянного сталкерского преследования поднимается во мне. Я отбросил кожуру в раковину и скрестил руки на груди. Немой защитный жест. Мне было неуютно под препарирующим взглядом Реддла и его фотоаппарата.  — Я же сказал, кадр отличный. Особенно, когда ты поднял на меня глаза.  — И что же в нем отличного? Здесь все вокруг едят лайм, можешь попрактиковаться на ком-нибудь другом, — я плохо контролировал свой гнев, он отчетливо слышался в моей пьяной речи. Реддл показательно обвел взглядом всех людей, собравшихся на кухне. Всех симпатичных девушек и не менее симпатичных парней. С цветными волосами, пикантными проколами на губах и бровях, яркими глазами, накачанными телами, в безупречно сидящих нарядах. И вернулся ко мне.  — Но мне нравится твое лицо. Я на секунду опешил. Таращился в спокойное лицо Реддла, не понимая, как воспринимать его слова. Шутка? Подкат? На первое походило слабо. При всех своих плюсах Том не обладал особым чувством юмора. Но и во второе верилось слабо. Я не считал себя уродом, но и привлекательным назвать не мог. Обычный парень, который не может привлечь внимание кого-то выдающегося. Типа Реддла. Поэтому вопрос сорвался с губ раньше, чем ко мне пришло понимание, что я не готов к ответу.  — И что тебе в нем нравится? Том ответил не сразу. Пару секунд задумчиво покручивал кольцо фокусировки на Никоне, потом переключил свой взгляд на что-то за моей спиной, потом, наконец, вернул все внимание мне.  — Приходи в мою студию, я покажу тебе.