Zoom

Я никогда не чувствовал себя более неловко. Стоял посреди крохотной комнаты, смотря на согнутую спину Реддла, копающегося на рабочем столе в поисках нужного фотоаппарата со вспышкой. Я абсолютно не знал, что надо делать, поэтому терпеливо ждал указаний. Нервозность вернулась: пальцы отбивали на бедрах какую-то бешеную чечетку, а в горле пересохло.  — Садись на диван, — Том мотнул головой в сторону крошечного диванчика, даже не смотря на меня, заправляя новую катушку пленки в фотоаппарат и делая пару тестовых снимков.  — Ммм… Следует ли мне раздеться? Том, наконец, поднял глаза, как будто оценивая мизансцену, после чего отрицательно покачал головой, объясняя:  — В этом нет смысла, меня интересует твое лицо. Я лишь кивнул и осторожно опустился на диван, чувствуя, какими влажными стали ладони, когда все внимание Тома снова сосредоточилось на мне. Я все еще не понимал, что ждет от меня Реддл. Но, кажется, он заметил мое смятение по лицу. Пересек разделявшее нас расстояние и встал вплотную к дивану, широко расставив длинные ноги по обе стороны от моих колен. Наклонился и одной рукой слегка подтолкнул меня, заставив откинуться назад.  — Просто расслабься. Я хочу увидеть, как ты ласкаешь себя. Как ты трогаешь себя. Можешь рассказать, о чем ты думаешь в этот момент, о чем мечтаешь. Я чувствовал горячую ладонь на своем плече, она как будто прожигала тонкую ткань футболки. И этот взгляд, жадно блуждающий по моему лицу. Меня пробирало от одной мысли о том, как Том смотрит на меня, пока я трогаю себя там. Я никогда не замечал за собой этой болезненной тяги к эксбиционизму, но очевидно Реддл обладал потрясающей способностью вытаскивать наружу самые тёмные желания. Поэтому я глубоко вдохнул и сказал на выдохе чуть дрожащим голосом, будто в пропасть прыгнул:  — Я редко дрочу, так что боюсь тебя разочаровать. Мимолетно тонкие губы Реддла растянулись в понимающей улыбке, но он не стал меня прерывать. Он уже отпустил мое плечо, но вместо этого уперся в мягкую спинку дивана по обе стороны от моей головы. Его лицо было очень близко к моему, я чувствовал каждый его выдох, горячим потоком проходящий по моей слегка влажной коже. Он нависал надо мной, как скала, смотрел сверху, однозначно доминируя в этот момент.  — Прямо сейчас я думаю о том, какой ты в постели. Любишь ли ты управлять своим партнёром, чувствовать, как он покоряется тебе, твоей воле. Нравится ли тебе контроль, Реддл? — сболтнул я первое пришедшее в голову, просто чтобы не молчать, и машинально облизнул пересохшие губы, отмечая, как его глаза следят за движением языка.  — Я люблю быть сверху, если ты об этом, — уклончиво ответил Том.  — О, не притворяйся, что не понял моего вопроса. Ставлю десять фунтов на то, что ты обожаешь доминировать в постели во всех смыслах. Обожаешь, когда тебя умоляют, когда подчиняются тебе. Я говорил все эти интимные вещи, а в голове сама собой выстраивалась картина меня и Реддла, где я задушенным голосом прошу разрешить мне кончить, а он с маниакальным блеском в глазах, как сейчас, не обращая внимания на мои мольбы, продолжает методично втрахивать меня в этот самый диван. Возбуждение, поутихшее было, обжигающей лавой снова растекалось по моему телу, медленно заполняя каждую клеточку организма огнём. Реддлу не надо было меня даже касаться, чтобы я снова почувствовал это головокружение и эту тяжесть, оседавшую в теле, делавшую каждый вздох вязким, словно сладкая патока. Он просто смотрел, а я чувствовал, что еще немного, и я взорвусь, настолько это томное неопределенное чувство разрасталось под кожей.  — Возможно, ты прав. Не попробуешь, не узнаешь, верно? — я видел по глазам Реддла, что он возбужден так же, как и я, что он понимает, как его присутствие действует на меня. Но он, в отличии от меня, мог держать себя под контролем, и мне дико хотелось спровоцировать его, заставить темное, необузданное желание, горящее в глазах, выплеснуться в движениях, действиях, словах.  — Как жаль, что вы, мистер фотограф, так заняты и не можете мне помочь это выяснить, — я сам не знал, откуда все это бралось во мне. У меня был не особо богатый сексуальный опыт, всего четыре партнера, и самым извращенным сексом до сих пор считался секс в ванной общежития. Но прямо здесь и сейчас я плавился под взглядом Тома, слыша, как он нервно сжимает обивку дивана, как часто и поверхностно дышит, видя, как его зрачки практически затопили глаза, становясь какими-то аномально огромными. Руки сами собой потянулись к ремню джинс, медленно его расстегивая, переходя затем к пуговице и молнии. Пальцы осторожно скользнули под резинку боксеров, на секунду щекоткой задевая низ живота, отчего мышцы пресса судорожно поджались, выдавая высшую степень напряжения. Наконец, коснулись влажной головки члена, и я не смог сдержать жалкого всхлипа, сорвавшегося с губ.  — Прости, Гарри, я не могу о тебе сейчас позаботиться, — завороженно прошептал Том, скользя затуманенными глазами по моему лицу, вниз, вдоль напряженной шеи, футболки, до скрытой тканью боксеров руке. Его голос опустился на октаву, став при этом еще более хриплым. От одного его звучания по моей спине пробежали мурашки, а рука на члене сжалась чуть сильнее, заставляя меня шумно вдохнуть.  — Иногда я думаю о том, каково это, подчиниться воле другого человека. Чувствовать, что тебя вертят и крутят в постели, как куклу. Всё, что надо делать, это получать удовольствие, — я уже не контролировал свой голос, задыхался, периодически срывался на несдержанное хныканье, когда нервные окончания посылали по всему телу особо сильную волну удовольствия. Я бы давно закрыл глаза, если бы меня не держало пристальное внимание Реддла. Футболка мешала, поэтому пришлось ее задрать повыше и придерживать рукой. Реддл опалил своим полыхающим взором обнажившуюся кожу живота. После чего осторожно оседлал самый край моих коленей и кончиками пальцев коснулся моего пупка. Меня будто током прошило от ощущения чужой прохладной кожи на своей. А Том в ответ резко провел ногтями вниз, вдоль уходящий в боксеры дорожки темных волос, царапая сверхчувствительную кожу и посылая по всему телу мурашки.  — Том, Том…  — Знаешь, Гарри, у тебя очень одухотворенное лицо сейчас. Как будто ты не мастурбируешь, а молишься.  — Блять, Том, я сейчас кончу. Рука, придерживающая футболку, предательски дрожала, а изо рта почти беспрерывно вырывались абсолютно пошлые звуки, коих я от себя никогда раньше не слышал, поэтому я решил закусить край мешающейся ткани, решая две проблемы разом. Глаза Тома буквально просияли на мои действия, он снова наклонился к моему уху, горячо шепча:  — Ты не кончишь, пока я тебе не позволю. Мне не помог импровизированный кляп. Я снова простонал глухо, бесконечно длинно, зажмуривая глаза до ярких цветных кругов под веками и слезах на ресницах, боясь встретить пожирающий все мои эмоции взгляд Тома и кончить от одного осознания, что он направлен на меня.  — Можно, — внезапно громко и четко произнес Том. Я распахнул глаза от неожиданности, и комната на миг озарилась ослепляющим светом. Лицо Реддла снова было наполовину прикрыто фотоаппаратом, а глаз объектива был направлен прямо на мое лицо. Возможно, я конченный извращенец, но это стало спусковым крючком для моего весь вечер копившегося напряжения. Я громко простонал, совершенно бесстыдно, глядя прямо в лицо Реддла, силясь увидеть его за мельканием вспышек, прорезавших темное пространство комнаты каждую секунду. Как только волна облегчающего, ни с чем несравнимого удовольствия от крышесносного оргазма отступила, я опустил глаза на вздыбленную ширинку Тома. Совершенно очевидно, он был заведен до предела открывшейся перед ним картиной. Я потянулся к его джинсам, намереваясь сделать то, что сам Том не позволял себе со мной, боясь упустить момент, эмоцию, кадр. Но Реддл очень проворно вскочил с моих колен. Он стащил через голову свой свитер, отбросил куда-то и, схватив фотоаппарат, направился в сторону даркрума, на ходу говоря:  — Я иду в лабораторию проявлять пленку, так что не заходи, пожалуйста. Нельзя, чтобы свет проникал туда.  — Подожди, Том… Но я не успел договорить. Тяжелая дверь проявочной стукнулась о косяк, непрозрачно намекая об отсутствии у Реддла желания со мной разговаривать. Я не знал, что думать обо всей этой ситуации. Я только что дрочил на глазах у самого популярного парня в университете, и он меня снимал, пока я изливался себе на живот. После чего он, как ни в чем не бывало, скрылся за дверьми своей лаборатории. И не понятно, когда он собирался оттуда выйти. И стоит ли мне его ждать. В любом случае в ближайшие минут пять я не был способен на передвижение. Грудная клетка до сих пор часто вздымалась, будто я бежал марафон. Ноги были ватными, а в голове царила звенящая пустота. Мне надо было отдышаться, прийти в себя и найти какие-нибудь салфетки, вытереть свой заляпанный живот. Лениво исследуя глазами рабочий стол на предмет пачки салфеток, я увидел небольшую папку. Не то чтобы меня учили копаться в чужих документах, но Реддл был довольно замкнутой и загадочной личностью, чтобы я мог упустить хоть один шанс копнуть под него глубже. Тело было похоже на желе, но я нашел в себе силы встать на ноги и подойти к столу. Секунду поколебавшись, я все же взял папку и решительно открыл ее. И едва не выронил, увидев первый снимок. На нем было лицо девушки, которое искажала на первый взгляд гримаса боли. Брови нахмурены, между ними пролегли две глубокие вертикальные морщинки, глаза крепко сжаты, а губы как будто из последних сил сдерживают любой звук. На следующей фотографии был парень, примерно моего возраста, с пшеничными длинными волосами, красиво ниспадающими на голые плечи. Один завиток покоился в ключичной ямке. Лицо было расслабленным, слегка мечтательным и усталым. За ним шла женщина лет 30, темные короткие волосы были аккуратно уложены на ее крошечной головке. Она довольно улыбалась в камеру, кончиком языка поглаживая верхнюю губу, а в глазах была истома. Я пролистал остальные снимки. Все они были портретами оргазмирующих людей, разных возрастов, разного цвета кожи, разных рас и наций. Атлас удовольствия, анатомия человеческой страсти, альманах эмоций. И мне предстояло стать одним из экспонатов Реддла. Еще секунду позалипав на снимки, я все же заставил себя захлопнуть папку и откинуть ее на стол. Схватив с пола реддловской свитер, я мстительно обтер начинающую подсыхать сперму, после чего отдернул футболку и поспешил покинуть студию, не имея ни сил, ни желания встречаться ним.